Hey, Nina

Мы встретили утро в машине. Обнявшись, мы наслаждались присутствием друг друга. Говорить о чем-либо не хотелось. Я смотрела, как равномерно поднимается и опускается грудь Йена, слушала его тихое дыхание, настолько спокойное и размеренное, что казалось, будто он спит. Я бы так и решила, если бы не его нежные поглаживания моей руки. Мельком в голове пронеслась мысль о том, какое сумасшедшее количество пропущенных звонков высветится на экранах наших телефонов, когда мы будем готовы оторваться друг от друга. Но это будет потом. Сейчас же никто и ничего не имело значения кроме нас двоих. Я сделала глубокий вдох. Как я люблю его запах! Это не аромат духов, нет, это ЕГО запах. Что ж, наверное, мы подходим друг другу на физиологическом уровне, как мужчина и женщина, если у меня возникает к нему влечение без его обольстительных улыбок, глубоких глаз и прочих его соблазняющих уловок. Почему-то при этой мысли возник образ первобытного Йена в шкуре животного, держащего наперевес дубинку, подобную бейсбольной бите, а рядом - такая же первобытная я, вьющаяся вокруг него, непрестанно вдыхающая его шею, грудь, волосы... От такой явственной картины я невольно фыркнула, сдерживая улыбку, что не укрылось от Йена. - Чего это ты там смеешься, а? - Йен приподнял мой подбородок и осторожно чмокнул мой нос. - Так, ничего, - буркнула я. Мне казалось, что в момент, когда он задал мне этот невинный вопрос, разрушилось наше идеальное утро. Нет, было по-прежнему хорошо, Йен был таким же нежным, моим, но теперь отмалчиваться у нас не получится. Предстояло обсудить то, что произошло между нами. - Что случилось? Йен отстранил меня от себя, чтобы заглянуть мне в глаза. Он взял мою голову в свои теплые руки, и я, избегая его взгляда, невольно обратила внимание на его татуировку: "hic et nunс". Это было что-то такое, присущее только ему, Йену. Если бы я увидела эту надпись в другом месте, в другое время, она бы немедленно отозвалась уколом в сердце, напомнив о нем. "hic et nunc" - "здесь и сейчас". Только здесь и только сейчас. Зачем себя накручивать прежде времени? Я понимала, что пытаюсь обмануть себя, снова откладывая важный для нас разговор, но ведь так приятно отдаваться в плен этого сладкого обмана! - Нина? - снова позвал Йен. Я потянулась к нему и поцеловала. Йен замотал головой: - Ты не обманешь меня поцелуем, Добрев! Я люблю этот соблазнительный взгляд, но... Нет, прекрати, я серьезно! - засмеялся он, уворачиваясь от моего укуса в шею. Мы еще минуту повозились, прежде чем он сдался и, одним движением притянув меня к себе, продолжил наш поцелуй. Я чувствовала - Йен наслаждался каждой секундой, это был тот, мой Йен, нисколько не изменившийся. Как он был не похож на того Йена, который, приводя на съемную площадку свою новую подружку, демонстративно целовал ее у меня на глазах, а потом - уже во время снятия сцены - целовал меня. Целовал грубо, требовательно, сминая губы. Была ли это злость, прикрытая страстью, или всё вместе - не знаю. Я поняла, что не буду у него ничего спрашивать. Ничего, что связано с его нынешней личной жизнью. Здесь и сейчас. Я и он. Йен, не подозревая о моих беспокойных, суетливых мыслях, был абсолютной им противоположностью: спокойный, умиротворенный, довольный, как кот. Да, как кот. Мне определенно нравится это сравнение. Он гладил мои волосы, заботливо убирая спадавшие на лицо пряди. - И почему только в разлуке понимаешь, насколько тебе кто-либо дорог? Я не успела ответить, оба наших взгляда обратились к загоревшемуся экрану его телефона. Всё это время звук на нем был отключен, но он сумел все-таки нарушить наш хрупкий мир, в который мы не хотели никого пускать. До этого момента. Йен вгляделся в высветившееся имя, и виновато посмотрев на меня, сказал: - Прости. Надо ответить. Он говорил односложно, так что я не смогла понять, кто ему позвонил. - Это ... - я замялась, не решаясь произносить ее имя. Просто Волан-де-Морт какой-то! - Нет, - поспешил заверить меня Йен, мгновенно поняв, кого я имею ввиду, - это не она. Но мне все равно пора. Он поцеловал меня в лоб и, взяв мои руки в свои, притянул их к губам. Я чувствовала его беспокойство, хотя Йен никак этого не показывал. Наконец, он нашел нужные слова и прошептал: - Скажи, что это не последний раз. У нас еще будет время, верно? Просто скажи мне "да". - Йен... - Только "да", Нина. Я колебалась. Мы многого не обсудили, не решили. По своему легкомыслию я позволила себе расслабиться, ни о чем не думать, забыть слово "нельзя". Сейчас же пора о нем вспомнить и заставить себя остановиться. Но как это сделать, когда Йен так смотрит на меня, почти не дыша, так, словно я - самое важное, самое дорогое из всего, что у него есть? - Да. Он опустил голову, тщетно пытаясь скрыть свое облегчение. Его лицо озарилось улыбкой, и я невольно залюбовалась им. Разве не эта улыбка заставила меня забыть о своих принципах не иметь связей на работе, и влюбиться в своего коллегу, в знаменитого сердцееда Йена Сомерхолдера? Одевшись, он снова наклонился ко мне: - Ты делаешь меня сумасшедшим, Нина. Но я так счастлив, впервые за долгое время.