* * *
Свет на вершине лестницы уже знаком. Теперь Гарри целенаправленно приближается в поиске ответов. Зная, что он там. Тяжёлая резная дверь и волна пропахшего зельями воздуха. Шуршащие простыни и учащённое дыхание. Он знает, хоть Гарри и невидим. — Малфой? — шепчет Гарри, приближаясь. — Драко? — Кто здесь? — Серые глаза светятся в темноте. — Поттер, это ты? Убирайся отсюда! Ещё несколько шагов, короткий рваный вдох, и: — Я просто хочу поговорить. — А я не хочу разговаривать. — Бледный в свете луны, пальцы сжаты на простыне, тело напряжено и затянуто в слишком широкую полосатую пижаму. Маленький, но старается казаться большим. — Это я понял. — Ещё ближе, и мантия соскальзывает с плеч. — Когда ты стал разбрасываться непростительными. — И с удовольствием повторю, если ты не уйдёшь, — почти шипение. Губы кривятся в злой ухмылке. — Нет, не повторишь. — Палочка с прикроватной тумбочки оказывается в крепко сжатой ладони. Холодное твёрдое дерево, дрожащие пальцы. Храбрость, растворившаяся во мраке. — Прости за то, что я сделал. Но теперь ты меня выслушаешь. — Пошёл нахер, Поттер. Горящие глаза. Отчаяние. Ещё один шаг. — Послушай.* * *
— Мне пора, — мурлычет низкий голос под самым ухом. Гарри резко распахивает глаза. — Эм… Малфой? — Что, опять Малфой? — Драко склоняется ниже, и серые глаза оказываются в каких-то дюймах от Гарри, ладони упираются в подушку по краям от головы. — Я бы очень хотел остаться и узнать, что происходит в твоём маленьком извращённом мозгу… уж поверь мне. — Он вздыхает и проводит рукой по обнажённой груди Гарри, оглаживая пальцами торс и уверенно прижимая ладонь к слабо эрегированному члену, который без разрешения и со всем утренним энтузиазмом отзывается на ласку, наполняя живот непрошеными бабочками. — Ох, — в оцепенении выдыхает Гарри, а Малфой надавливает сильнее, не спуская с него глаз. — А вот это уже просто жестоко… Поттер, — добавляет он, изгибая бровь. — Недавно я узнал, что мистер Фицвильям любит безбожно ранние пробежки по парку, поэтому… — Он сокрушённо вздыхает и в последний раз проводит пальцами по теперь уже весьма впечатляющей эрекции, заставив Гарри до боли сжать зубы. — Я понимаю, что поиск истины требует жертв, но это уже слишком. Гарри сдерживает стон, разрываясь между желанием выскочить из постели и сказать Малфою, чтобы не распускал руки, и гораздо более примитивной частью себя, которая просто хочет, требует внимания и которой плевать на доводы рассудка. — Ага, — с трудом выговаривает он. — Опять станешь рыжим бизнесменом? Малфой фыркает. — Ты не думаешь, что в парке он будет выглядеть немного подозрительно? — Я сейчас вообще мало о чём думаю, — отвечает Гарри, ощутив внезапный прилив смелости, и немедленно ужасается собственным словам, ухмылке Малфоя и жару, разлившемуся по груди и шее. — Приятно знать, что я ещё в форме, — выдыхает Малфой, убирая руку. — Но теперь мне действительно пора. Растерянный и разочарованный, Гарри смущённо поёживается. Кивает. Склонившись, Малфой запускает пальцы ему в волосы и целует. Язык со вкусом зубной пасты и чая проскальзывает в рот, заставляя разомкнуть губы от изумления. Где-то посреди безумия и полной неразберихи, царящей в голове, до Гарри доходит, что он покорно лежит на спине, позволяя себя целовать. Так не пойдёт. Собрав остатки храбрости, он отвечает на поцелуй, схватив Малфоя за свитер. Гарри никогда в жизни не целовался с мужчиной, и новый опыт кажется одновременно пугающим и пугающе естественным. Сердце в груди стучит набатом и почти отвлекает от хлёсткого удара совести, когда неизвестно откуда в голове возникает Джинни. Целых две Джинни: его жена — о, Мерлин, его жена, — и гораздо более яркая и счастливая версия, которую он встретил вчера. Придя в себя, он отстраняется, избегая смотреть Малфою в глаза. Тяжело дыша, тот одаривает Гарри любопытной полуулыбкой и неохотно поднимается. — Мне правда пора идти. Не забудь заглянуть сегодня на работу. Когда дверь за ним закрывается, Гарри плюхается на кровать в позе морской звезды и упирается взглядом в потолок. — Я поцеловал Малфоя, — шепчет он, облизнув нижнюю губу, которая сохранила отчётливый привкус мяты. — Определённо, — весело соглашается зеркало. Закрыв глаза, Гарри тихонько стонет. — Знаешь, я ведь могу тебя разбить. Мне ужасно не везёт в последнее время… так что и терять нечего. Он прислушивается, но в ответ не раздаётся ничего, кроме скептичного «Пф-ф-ф», и Гарри в очередной раз остаётся один, распластавшись на смятой простыне с болезненной эрекцией, к которой боится даже прикасаться. Взгляд бесцельно шарит по комнате, пока не натыкается на колдографию в рамке на комоде Малфоя. «На комоде Драко», — решительно поправляет себя Гарри. Придётся привыкнуть, пока случайно не влип в странную эротическую игру. Мысль во всех подробностях медленно оформляется в сознании, и Гарри вздрагивает, когда оставленный без внимания член воодушевлённо дёргается. В ужасе прижав его ладонью, Гарри тянется к комоду. Он же ненавидит Малфоя. Возможно, происходящее — лишь галлюцинация… сигнал организма о том, что у него очень давно не было секса… Так. Растянувшись на боку, он смотрит на колдографию в серебряной рамке, и во рту пересыхает. Там изображён он, только моложе. Тёмный силуэт чётко очерчен на фоне гор и яркого разноцветного заката. Одет Гарри в нечто вроде кардигана красивого зелёного оттенка и идеально подогнанные джинсы. А ещё он улыбается — широко и немного застенчиво. Похоже, в тот день было ветрено, потому что на колдографии он то и дело откидывает волосы с лица. Гарри выглядит счастливым, здоровым, беззаботным. Но этой поездки он не помнит. Взгляд опускается на аккуратную подпись в углу: «Эдинбург, август 2002». Гарри прикусывает губу. Он не знает, что делал в августе две тысячи второго, но точно знает, что в Эдинбурге никогда не был. По крайней мере, не в той жизни, которую помнит. «Пробелы уже заполнены, стоит лишь присмотреться». Кажется, так сказал Борис. Преисполненный энтузиазмом, Гарри роняет колдографию на кровать и вскакивает на ноги. Где-то в доме обязательно есть подсказки, которые помогут найти ответы. Он по очереди открывает каждый ящик и перебирает содержимое. После долгих поисков Гарри разочарованно переводит дыхание. Комната выглядит так, будто её перетряхнул завзятый воришка или неуправляемая стая пикси. Вот только ничего полезного найти не удалось. Накинув на себя первое, что попалось под руку, он уже собирается выйти из спальни. Медлит. Внутри возникает странное тянущее чувство, которое не позволяет беззаботно оставить такой бардак в комнате. Нахмурившись, Гарри задерживается на пороге, постукивая пальцами по деревянной раме. До начала поисков спальня была идеально прибрана… Он глубоко вздыхает, качает головой и взмахом палочки возвращает вещи на места. Затем натягивает рукава пониже, чтобы пальцы не мёрзли, и бегом спускается по лестнице. Паутина заметно разрослась: Гарри едва успевает пригнуться по пути в коридор. Он заглядывает в каждую комнату, азарт наполняет кровь адреналином. В гостиной он находит ещё больше колдографий — несколько с ним и Малфоем… Драко… на разных торжественных мероприятиях, и Гарри с облегчением отмечает, что в этой реальности парадная мантия доставляет ему не больше радости, чем в его мире. Зато достоинства и элегантности Драко хватает на них двоих. Поблизости обнаруживаются колдографии Гарри в компании Драко, Джинни и… этот симпатичный темнокожий мужчина, должно быть, Блейз. Желудок делает сальто. Тут есть их колдографии на пляже, на вечеринке и даже на кухне этого самого дома. Блейз Забини, мысленно повторяет Гарри, пытаясь воскресить в памяти хоть какую-то информацию о муже Джинни. Чёрт, как же странно это звучит. Он тяжело сглатывает, опускаясь в кресло и потирая лицо. Так, навязчивые мысли никак не помогут в сложившейся ситуации. Гораздо полезнее заглянуть в прошлое. Блейз… слизеринец. Возможно, дружил с Драко в школе. Во время войны они с семьёй переехали — кажется, во Францию? Гарри не знает наверняка, да и какая разница. Всё равно здесь его старые воспоминания не имеют значения. Гарри встаёт с кресла, пытаясь нащупать энтузиазм, двигавший им прежде. Азарт ускользает, но Гарри через силу заставляет себя зайти в кабинет, и вот тут-то он срывает куш. На нижней полке у камина ровными рядами расположились альбомы в кожаных переплётах, промаркированные золотыми датами. Гарри с трепетом зажигает огонь в камине и достаёт первый том, отмеченный годами 1998-1999. Удобно устроившись на коврике, он вдыхает аромат отполированного дерева и старой бумаги. Запах успокаивает, и через несколько секунд Гарри раскрывает альбом на коленях. Вместо колдографий внутри оказываются вырезки из газет. С удивлённой улыбкой Гарри проводит пальцами по статье, приклеенной на первой странице — наконец-то событие, которое он помнит. И та ужасная колдография с ним, Роном и Гермионой, которую сделали сразу после битвы за Хогвартс и тиражировали из одного издания в другое ещё несколько недель. Грязные, уставшие, заляпанные кровью, они опираются друг на друга и смотрят вдаль под незамысловатым заголовком: «Трио героев: заслуженный отдых Поттера, Грейнджер и Уизли». Гарри негромко вздыхает, видя облегчение и страдание на лицах друзей. К глазам неожиданно подступают обжигающие слёзы, и он моргает, хотя поблизости нет свидетелей этой минутной слабости. Однако, отвлёкшись, Гарри замечает подпись внизу страницы, сделанную заострённым почерком: «Первый день свободы, Гарри Поттер. Как ощущения?» И затем, рядом с весьма посредственной статьёй: «Первый и точно не последний раз, когда я понял, что могу писать лучше даже с закрытыми глазами и рукой, привязанной к соплохвосту». Гарри вскидывает бровь. Значит, Драко журналист. Не совсем та профессия, в которой он представлял Малфоя, но, наверно, это даже логично. Искусство маскировки, дар убеждения и выманивание информации вполне сочетались со слизеринскими наклонностями Драко… и, вполне вероятно, что этих наклонностей в нём было гораздо больше, чем в среднем студенте. Перевернув страницу, Гарри находит статью о Драко, а потом ещё и ещё одну. Переместившись на ковре, он подставляет спину тёплым языкам пламени и жадно впитывает каждое слово. «…с огромным риском для собственной жизни молодой Пожиратель смерти покинул ряды Того-Кого-Нельзя-Называть, найдя прощение в смерти Альбуса Дамблдора и искупление в неожиданно завязавшейся дружбе с самим Гарри Поттером…» «…в обмен на защиту своей семьи Малфой предоставил бесценную информацию о действиях своего бывшего лидера группе опытных бойцов, известных как Орден Феникса…» «…поразительная смелость и раскаяние в столь юном возрасте ещё раз доказывают, что нет ничего непоправимого…» «…сегодня Люциус Малфой был приговорён к пяти годам в Азкабане за участие в возрождении Сами-Знаете-Кого. Источники, близкие к Визенгамоту, отмечают, что свидетельские показания Гарри Поттера стали решающими в вынесении такого мягкого приговора бывшему Пожирателю смерти. Драко Малфой, когда-то соперник, а теперь близкий друг Поттера, также присутствовал на заседании, но отказался давать комментарии…» Затаив дыхание, Гарри быстрее и быстрее листает страницы. Обнаруживаются как серьёзные статьи, так и глупые, бессмысленные снимки и домыслы, в которых нет ничего, кроме спекуляций: что они с Малфоем делают и где находятся. Каждая вырезка неизменно сопровождается комментарием Драко. Посреди альбома красуется колдография, на которой изображены он сам, Рон, Гермиона и Драко — получают послевоенные награды, — крупный план Гарри с Орденом Мерлина первой степени, и Драко — второй. Подпись гласит: «Ты вновь меня превзошёл, Поттер. Повезло, что ты хорош в постели, иначе пришлось бы от тебя избавиться». Гарри заливается краской и нервно грызёт ногти. Быстро переворачивает страницу, но следующая оказывается только хуже: «Официально подтверждено: Поттер и Малфой — пара! Эксклюзивные снимки!» Желудок делает сальто, словно Гарри впервые узнал о своих отношениях с Драко. Возможно, в национальной газете эта информация шокирует чуть сильнее. А может быть, Гарри просто стало обидно, что чёртов «Пророк» уже два десятка лет назад узнал о том, что сам он понял только вчера. Всё ещё негодуя, Гарри фыркает и с напускным спокойствием открывает «эксклюзивные снимки», успев прокрутить в голове всевозможные ужасы. Оказывается, не все. Гарри ожидал непристойных изображений в стиле папарацци, готовился даже к лёгкой обнажёнке, но вместо этого взору предстаёт собрание милых, почти невинных колдографий молодой пары, наслаждающейся солнечным днём в крошечном саду на заднем дворе дома на Гриммо. Камеру явно просунули через кусты, запечатлев игривый спор, томные поцелуи и один особенно хороший кадр, на котором Гарри лежит на спине с задранной рубашкой, подставив расслабленное тело солнечным лучам, а Драко читает вслух старую потрёпанную книгу, положив голову ему на живот. На колдографии они выглядят счастливыми, с этим не поспоришь. Чёрная метка резко выделяется на бледной руке, как и несколько маленьких фигурок различной формы, которые Гарри не может разобрать — рядом с внутренней стороной локтя. Драко не пытается скрыть шрамы длинными рукавами, и против воли чувство уважения к нему поднимается на пару отметок. Шрамы есть у всех, и они часто служат хорошим напоминанием. Напоминанием ошибок, которые не стоит повторять. Непонятный шум в коридоре заставляет Гарри обернуться в тщетной попытке разглядеть, что происходит за углом, но уже через десять секунд трещит огонь в камине, являя голову Джинни. От неожиданности Гарри роняет тяжёлый альбом на ногу и шипит от боли. — Привет… Джин, — выдаёт он, оправившись от удивления и потирая ушибленную стопу. Она вздыхает. — Ты совсем забыл про Мору? — Эм… наверно? — честно отзывается Гарри, надеясь, что удастся выяснить личность загадочной Моры до того, как Джинни решит сдать его в Мунго. — Ну Гарри, ты же обещал забрать её утром. Команда собирается через десять минут — нужно обсудить ужасную игру против Пушек на прошлой неделе, ещё и главный тренер в отъезде, так что вся ответственность на мне, я нервничаю. — Она умоляюще смотрит из камина, невольно вызывая в Гарри чувство стыда за невыполненные обещания двойника. — А где Блейз? — отваживается спросить он, почти уверившись в том, что Мора ребёнок или домашнее животное. Временами разница между ними весьма незначительная. — На работе, — вскидывает бровь Джинни. — Да, разумеется, — негромко соглашается Гарри. — Мне тоже надо на работу. Драко ругается. Джинни фыркает. — После вчерашнего даже не сомневаюсь. Возьми её с собой, ты же знаешь, как она любит ходить на работу с дядей Гарри. Дядя Гарри. Слова повисают в сознании. У Джинни и Блейза Забини есть дочь, и она зовёт его «дядя Гарри». Он прокашливается, пытаясь избавиться от тугого узла, сдавившего грудь. — Хорошо, присылай её сюда, — говорит он с претензией на улыбку, и Джинни не может скрыть облегчение. — Отлично, увидимся позже. Мора, поцелуй маму. Гарри взволнованно наблюдает, как исчезает лицо Джинни, пламя со свистом меняет цвет на зелёный и маленькая девочка выпрыгивает из камина на коврик. Он поспешно возвращает альбом на полку, подальше от сизого облака пепла, который девочка принесла с собой. — Дядя Гарри, что ты тут делаешь? — спрашивает она, но Гарри лишь изумлённо её рассматривает. На вид Море Уизли — или Забини, — лет шесть или семь, и она невероятно похожа на обоих родителей. Кофейный цвет кожи и тугие тёмные кудряшки очевидно унаследованы от отца, но искрящиеся карие глаза и россыпь веснушек на лице — подарок Джинни. Гарри моргает, пытаясь сконцентрироваться. Нужно ответить на вопрос. — А где ты ожидала меня найти? — вслух спрашивает он. Конечно, это не ответ на вопрос, но так он хотя бы что-то говорит, а не пародирует рыбку. — Ты же всегда на кухне, — говорит она, склонив голову набок, словно показывая, насколько это глупый вопрос. — Ну конечно. Просто решил почитать и немного согреться, — оправдывается Гарри, задумчиво рассматривая красное платье-сарафан, футболку с длинными рукавами и колготки в горошек. Его переполняет странная смесь отцовского инстинкта и глухой боли от того, что эта девочка вообще существует. Проходит добрый десяток секунд, прежде чем инстинкт берёт своё и Гарри продолжает: — Мы скоро выходим, у тебя есть пальто? Девочка кивает, и кудрявые хвостики прыгают вверх-вниз. — Сейчас возьму. Гарри озадаченно наблюдает, как Мора торопливо семенит из комнаты, топая по отполированному дереву. Где-то открывается и закрывается дверь — кажется, в шкафу в коридоре, — и она возвращается, сжимая красное пальто и пытаясь надеть его прямо на ходу. Интересно, какие ещё вещи Моры находятся в доме на постоянной основе. — У тебя что, вся одежда красная? — с улыбкой интересуется Гарри. Она морщит веснушчатый носик, застёгивая верхние пуговицы. — Это мой любимый цвет. — Мой тоже. А что думает твой папа? — Папа не любит цвета, — отвечает она с какой-то недетской скукой в глазах. Гарри вскидывает бровь, но решает не комментировать. — Так мы идём на работу? — взволнованно спрашивает Мора, и Гарри отмечает, что улыбку она тоже унаследовала от Джинни. Он прикусывает губу, прикидывая возможные варианты. Или, скорее, один вариант. Нужно любым способом добраться до этого мифического места, и у Гарри нет лучшей идеи, чем: — Мора, а где дядя Гарри работает?* * *
Через десять минут на удивление сильные ручки Моры ведут — или, скорее, тащат Гарри по оживлённой Косой аллее. Он уже и не помнит, когда в последний раз ребёнок просил держать его за руку, и хотя ощущение нужности весьма приятно, Гарри всё же предпочёл бы знать дорогу к пункту назначения. — Добрый день, мистер Поттер, — здоровается женщина средних лет, благожелательно улыбаясь Море и пытаясь справиться с собакой на поводке, совой в клетке и пухлой авоськой с продуктами. Гарри понятия не имеет, кто она такая, но здоровается в ответ. Тёплая ладошка Моры крепче сжимается на руке и приходится продолжить путь, поборов желание остановить женщину и предложить помощь. — Пойдём, дядя Гарри! Мы никогда не доберёмся до работы, если будем болтать с каждым встречным, — сетует Мора, и её голосок едва слышен поверх гомона и шума толпы. В некоторой растерянности Гарри ускоряет шаг, но стоит ему пройти жалкие три фута по брусчатке, как маленький мальчик в шапке с помпоном указывает на него и, обращаясь к отцу в такой же шапке, выкрикивает: «Смотри!». — Не показывай пальцем, Айзек, — говорит мужчина, но не может сдержать широкой приветственной улыбки. — Рад вас видеть, мистер Поттер. И малышку Мору. Малышка Мора приостанавливается и оборачивается, не выпуская руку Гарри. — Здравствуйте, — радостно отзывается она. — Жена была в восторге, — сообщает мужчина, сияя и потирая руки от холода. — Получилось именно так, как она хотела… Понятия не имею, как вам это удаётся! В полнейшем недоумении Гарри втягивает носом свежий морозный воздух и максимально любезно отвечает: — Замечательно, очень рад слышать. Мужчина с сожалением вздыхает. — Жаль, что не получится заказать у вас и рождественский подарок тоже. Может, в следующем году! — Может, в следующем году, — эхом повторяет Гарри, одаривая мужчину сочувственной — хочется надеяться, — улыбкой. Когда они с сыном, попрощавшись, отправляются своей дорогой, Гарри и Мора продолжают путь, лавируя между покупателями и пытаясь не поскользнуться на обледеневшей мостовой. К тому времени, как девчушка замедляет ход и сворачивает в небольшой дворик, как минимум десяток прохожих окликнули Гарри, просто чтобы улыбнуться, помахать или перекинуться парой слов, и такой приём поразил его до глубины души. В последние годы к нему редко подходили на улице. Гарри вообще не помнит, когда последний раз заглядывал в Косую аллею. В глубине души он знает, в чём настоящая причина осторожности прохожих — кислая мина и выражение лица, которое как будто говорит «свалите подальше от меня и моей семьи». Так было не всегда, но после назойливых статей и беспардонного вмешательства в личную жизнь защитный механизм включается автоматически. По крайней мере, раньше включался. Сейчас всего пять минут на публике в очередной раз доказали, что в новой реальности правила сильно отличаются. Разумеется, все его узнают и хотят поздороваться, но вопросы и приветствия неизменно вежливы: «Доброе утро, мистер Поттер», «Рад вас видеть, мистер Поттер», «Идёте в мастерскую, мистер Поттер? Я загляну позднее потолковать о заказе». Более того, Гарри с удивлением осознаёт, что такое повышенное внимание его совсем не напрягает. Да, он понятия не имеет, о чём они все говорят, но это не смущает. Грусть опускается мрачной завесой, и Гарри выдыхает облачко пара в морозный воздух, плетясь вслед за Морой, но не обращая особого внимания на маршрут, пока она не останавливается перед деревянной дверью в симпатичное приземистое строение из камня. Вот они и пришли. — Быстрее открывай дверь, дядя Гарри, — умоляет Мора, преувеличенно сильно дрожа. — Я сейчас окоченею! Гарри фыркает от смеха. Удивившись собственной реакции, он смотрит в серое небо и приглаживает растрёпанные ветром волосы, отбрасывая бесполезные сожаления. — Так, — бормочет он, изучая железные заклёпки и кольцо на двери. Когда Гарри проводит пальцами по грубому дереву, из него вырывается вспышка защитных чар, плотно обвивая ладонь, закручиваясь мерцающими зеленоватыми щупальцами вокруг пальцев. Руку неприятно пощипывает, но в следующее мгновение магия отступает — видимо, удовлетворившись проверкой. Дверь щёлкает и открывается, поскрипывая несмазанными петлями. Мора влетает внутрь. Гарри проходит следом и крутит головой по сторонам, вдыхая запах древесных опилок и рассматривая огромное открытое пространство, где он, по всей видимости, работает. Гарри на пробу касается белёной стены. Она оказывается грубой и прохладной, а пол завален деревянной стружкой и любопытными инструментами. Посреди комнаты возвышаются два огромных верстака, а сразу над ними расположилась застеклённая часть крыши. Наверняка в хорошую погоду это место залито солнечным светом. Однако сегодня через окно в потолке, подёрнутое глянцевой изморозью, виднеются лишь тяжёлые облака. Стены заставлены многочисленными шкафами, столиками, комодами и буфетами. Несколько необычных стульев бессистемно расставлены в углу, а наполовину законченный книжный шкаф со стеклянными дверками расположился прямо у двери. Внимательно изучая каждый предмет в комнате, Гарри постепенно приходит к невероятному заключению. Он сам всё это сделал? Невозможно, ведь эти вещи… они так прекрасны. Странные, искусно выполненные и самобытные. Гарри опускает взгляд на свои заурядные, худощавые, неумелые руки. Какой абсурд. Он просто не в состоянии связать такого неуклюжего и нескладного себя с талантливым художником, которому принадлежит мастерская. Это какой-то розыгрыш Бориса. — Я знаю, что ты не мой дядя Гарри, — внезапно говорит Мора. Гарри резко разворачивается, сердце бешено бьётся в груди. Девочка сидит на ближайшем верстаке, качая ножками и рассматривая его со странной полуулыбкой. — В смысле? — Ты не мой дядя Гарри, — терпеливо повторяет она. — Ты похож на него, но ты не он. Ничего страшного. Я никому не расскажу. Гарри прирастает к месту, тщетно подбирая подходящий ответ. Как же так? Джинни не заметила, Гермиона не заметила… даже Драко, который, кажется… хм, очень хорошо его знает, не заметил. А этот ребёнок, эта смышлёная темнокожая копия Джинни видит его насквозь. — Ну конечно, я твой дядя Гарри, — негромко выдыхает он. Мора подтягивает ноги и скрещивает их на столе, чтобы было удобнее теребить колготки в горошек. — Всё в порядке. Я не знаю, откуда ты, но знаю, что ты пришёл ненадолго погостить. — Погостить, — повторяет Гарри. — Что-то вроде того. Мора мудро кивает, и он делает осторожный шаг к ней навстречу, потом ещё один, а потом без видимой причины крепко прикладывается о холодный камень, содрав кожу на ладонях и чувствуя, как по телу стремительно разливается адреналин. — Такое иногда бывает, — сообщает Мора, звучно спрыгивая на пол и приседая на корточки рядом с Гарри. — У тебя больная нога. Спорим, ты об этом не знал. Гарри горько усмехается, принимая сидячее положение и изучая царапины на руках. Странно, но нога в полном порядке, словно это не она предательски подкосилась минуту назад, заставив хозяина близко познакомиться с твёрдым полом. — Уже слышал, но сейчас впервые… прочувствовал, — признаёт он, решив больше не лгать Море. — Через минуту всё будет в норме. — Смахнув кучку опилок, Мора опускается на пол рядом с ним и морщит носик. — Просто ты иногда падаешь. И обычно ругаешься сильнее. Гарри выдавливает из себя улыбку. — Надо запомнить, — кивает он и проглатывает следующий вопрос. Даже если она знает, что произошло с ногой, не очень-то хочется допрашивать семилетнего ребёнка о войне, которой она даже не помнит. Да и какая в конце концов разница. Знание тут всё равно не поможет. — Я что, сам всё это сделал? — задаёт Гарри другой актуальный вопрос, ещё раз окинув взглядом комнату. — Да, — кивает Мора. — Ты вообще делаешь много миленьких вещей. — Но я понятия не имею как, — с лёгкой паникой в голосе отзывается Гарри. — Последний раз я имел дело с мебелью, когда мне было восемь. И с тем Икеевским столиком вышла конкретная жо… кхм… проблема. — Ты постоянно говоришь «жопа», — хихикнув, сообщает Мора. — Не знаю, что значит «икеевский», но с деревом тебе нравится работать, потому что оно не огрызается. Гарри вскидывает бровь. — Это я так сказал? Мора кивает, и хвостики вновь оживают. Гарри осторожно выпрямляет колено — кажется, всё в порядке, — и подтягивает ноги к груди. — А я делаю эти вещи с помощью магии? — с надеждой спрашивает он. Мора задумчиво морщит веснушчатый носик, а Гарри наблюдает, как слабый луч солнца проникает сквозь густые облака, высвечивая тёмно-рыжие пряди в её волосах. — В основном ты стучишь по дереву этими штуками, — отвечает она, указывая на полку с инструментами, — вот с таким лицом. — Мора на мгновение замолкает, напрягает лицо и плотно сжимает губы. — И собираешь всё вместе, а потом используешь магию для украшений. Гарри не может сдержать улыбку. — Ты об этих украшениях? — спрашивает он, указывая на дубовый столик с врезанной в него рыбой, которая неспешно шевелит плавниками. — Угу. Как рыбка, — кивает Мора, внезапно болезненно напомнив ему Лили. — Иногда приходят люди и заказывают у тебя разные вещи, а иногда ты просто делаешь, что хочешь. — Она указывает куда-то за плечо Гарри. — А это для дяди Драко на Рождество. Кажется, он почти закончен. Гарри оборачивается, пытаясь не обращать внимания на внезапный приступ колючей тревоги, но она лишь усиливается, когда взгляд падает на впечатляющий напольный торшер, выполненный из красного дерева и витражного стекла. Гладкая ножка как будто вырезана из монолитного куска дерева в изогнутую форму, которая кажется одновременно и странной, и естественной, словно экземпляр из Запретного леса. Невозможно не прикоснуться. Гарри поднимается на ноги, и Мора следует его примеру, занимая противоположную от лампы сторону, и с интересом наблюдает за ним. Опасливо, будто делает нечто запретное, Гарри тихонько проводит рукой по мягким, словно шёлк, изгибам, которые сами ложатся в ладонь. Затем, осмелев, прижимает руку сильнее, теперь ощущая волокна древесины, пока не добирается до стеклянного абажура. — Можно? — вслух спрашивает он, а пальцы уже сжимаются на волшебной палочке. Мора пожимает плечиками. — Это же твоя лампа. — И тут же добавляет: — Думаю, что нужно. Она одаривает его широкой улыбкой, и Гарри замечает нетерпеливый огонёк в глазах. Неизвестно, стоит ли идти на поводу у маленькой девочки, которая к тому же ещё и наполовину слизеринка, но… чёрт подери, он же всё равно это сделает. Гарри отвечает улыбкой и бормочет заклинание, чтобы зажечь огонь в лампе. — Ух ты, — шепчет Мора, и с ней невозможно не согласиться. Действительно, ух ты. Мастерская мгновенно наполняется мягко колышущимися огнями всех оттенков зелёного, пока танцующее внутри пламя освещает тонкие стеклянные вставки. На первый взгляд они показались обычными полосками, но теперь Гарри видит, что мириады кусочков цветного стекла словно перемещаются, то тускнея, то сливаясь в причудливые формы снова и снова. Зеленоватая Мора радостно улыбается, рассматривая, как странные призрачные формы преследуют друг друга по потолку. — Видишь, какой ты умный? Ну, то есть дядя Гарри умный, но ты понимаешь, что я имею в виду. — Она отрывает взгляд от потолка. — Хочешь ещё что-нибудь узнать? Гарри вздыхает. Узнать он хочет очень много. — Чем занимается Джин… твои родители? — У папы компания, которая продаёт растения, — охотно отвечает Мора. — А мама тренер. По квилдичу. — Квиддичу? Она морщится и кивает. — Да, по квиддичу. Всегда путаю. А дядя Драко пишет истории о плохих людях, чтобы все знали, какие они плохие. — Ясно, — бормочет Гарри, окидывая взглядом лампу, сделанную его двойником, и рассеянно почёсывает затылок. — А я плотник-гомосексуал. Спасибо, Борис. — Кто такой Борис? — интересуется Мора. — Неважно.