Справочник: Что делать, если ты некромант-попаданец в Поттериану

«Этот мир ошибочен» 

Вот досада-то. Черт. Дьявол. Боже. Почему мои некромантские силы канули в лету? Я, подобрав с пола канцелярский нож, резал запястье. Откуда он здесь? Хотя вот, вижу на деревянной стене какие-то замысловатые рисунки. Итак, дело в том, что, чтобы «поднять» мертвое тело, нужна моя кровь. От дряхлости трупа зависит многое, например, сколько капель мне нужно пролить на него. Глупо растрачивать свою жизненную силу на только что умершего человека, когда только одним взглядом его можно воскресить. Там, конечно, тоже немало энергии затрачивается, но все-таки так проще. — Да что же это такое?! — я смотрел на некогда девственно чистую от ран и шрамов левую руку и, сжимая разные участки конечности, пытался колдовать. — Если это Поттериана, то где магия? Я не прошу же квазиразумную Матерь Магию, но, черт побери, освободите меня от цепи! Со вздохом печали я снял наволочку с подушки и обернул ее вокруг руки, чтобы остановить кровь. Раны не глубокие, но позаботиться о них стоит, если я в теле чужого ребенка. Прошло около двух часов. Выяснить, день или ночь сейчас не представлялось возможным, ибо в комнате не было окон. Освещение одной лишь настольной лампой, которая стояла на полке у двери, а дотянуться до нее, чтобы осколками изрезать себя, я не мог. Также я забыл спросить у этих людей, какой год. По Дневнику понять было сложно, ведь записи появлялись рандомно, хотя Кэти и записывала все через день. Последняя запись была оставлена 21 сентября 1989 года. Если я правильно думаю, то через два года мне должно прилететь письмо из Хогвартса. Или нет? Ну, Боже, объясни мне, зачем тогда ты послал меня в этот дурацкий мир, если не собираешься давать возможность помахать волшебной палочкой? Сидел бы я сейчас где-нибудь в склепе на краю мира и жевал зажаренные внутренности какого-нибудь человека. В блокноте была вся информация, но понять неразборчивые детские почерки в полутемном помещении… «12.03.87. Родион. Ходил в школу. Скучно. Ни тебе поболтать с корешами, ни девчонку на вписку пригласить. Эти европейцы с ума посходили! В русских школах не то что учить не заставляют, так еще и с уроков отпустить могут, если ученику этого не надо. А тут целые системы наказаний за лишние движения на «лекциях». Серьезно, этому телу всего семь лет!» Читать итальянскую письменность было выше моих сил. Хорошо, что я мало-мальски подучил русский во время выборов президента США (Трампа), а то пыхтел бы со словарями и переводчиками. Да и Родиону, видимо, был знаком английский. Кэти писала о всякой ерунде. Она восхищалась Лондоном, людьми и прочей туристской чепухой. Девушка смешивала китайские иероглифы с английским разговорным, поэтому через пару записей я перешел к Реддлу. «Эти людишки посадили меня на цепь. Дали только карандаш и этот блокнот. Писать на коленках жутко неудобно. Мне больше полувека, а пользуюсь такими вульгарными словечками. И вообще, я Темный Лорд! Я почти завоевал Великобританию, но этот мальчишка Поттер… Клянусь, я убью его самой мучительной смертью! Он ползать у меня в ногах будет, вымаливая смерть». Дальше идут непонятные мне рассуждения о власти, пытках и магии. Что-то о рангах и его молодости. «Сегодня избил двух девчонок. Неприятно, знаешь ли, учиться среди психически нездоровых детей. Они ведь людей убивали, как мне сказала воспитательница. Я — единственный в Центре, кто не навредил человеку больше нужного. Забавно. На моем счету тысячи жизней, а я боюсь каких-то ненормальных детишек магглов. Знаешь, Дневник, порой мне тяжело сделать очередной шаг и признаться в том, что я стал обычным маггловским отродьем. Совсем как в мои 1930-е годы…» Из рекламы в Интернете я знал, что Волдеморт рос в приюте, и его гнобили не хуже меня в юности. Схожие истории? Может, нас всех, обладателей этого тела, объединяет что-то вроде несчастливых жизней или садизм? Как же много вопросов. Ответов, конечно, столько же, но читать весь блокнот в таком освещении — пытка для глаз. В спальне помимо кровати был маленький стол, стул, комод и полки с книгами. Вся мебель подлежала ремонту, но, на взгляд, была вполне сносная, раз Володька не раскудахтался об этом на первых же страницах. Дотянуться я смог только до комода, ибо цепь была длиной всего в тридцать сантиметров и крепилась под кроватью, но она позволяла мне свободно лежать на узком ложе. Узнать, как я выгляжу, мне не терпелось. Как и все встречавшиеся мне некроманты, в прошлой жизни я сам был высокого роста; имел длинные черные волосы, которые подстригать запрещалось; завораживал дам своими черными глазами. Но за некромантию приходится платить своим здоровьем. Постоянная анемия, испорченная осанка, незаживающие раны на руках и уродливые шрамы по всему телу. Пока я переодевался, то мой внимательный глаз заметил, что все тело было в синяках и ранах, как будто и Реддл пытался освободить свою магию, но не знал как. Любопытно, а где Темный Лорд сейчас? В лесах Албании? Но изоляцию вроде сняли, если не ошибаюсь. И как вообще все с ним? Он попал в это тело до ВМВ или после? Я не смог понять, а ну да ладно, старый подождет. Я так сильно утомился читать, вспоминать русский и китайский, размышлять о тщетности бытия, что не заметил, как уснул. *** — Ну, Оскар, как дела? — спросила меня женщина, сидящая напротив. Я пошевельнулся. Черт, я же спал в той каморке, а теперь где? Ох, что на мне надето? Нелепая одежда, но вроде самая чистая, что я видел в комоде. — Кто вы? — сил говорить не хватало, но я таки решился спросить. — Где я? — Все, как и говорили Джордж с Маргарет, — печаль так и сквозила в ее голосе. — Как тебя зовут? — Росс Найтмер, — во мне все еще тлеет надежда на то, что кто-нибудь узнает меня. — Тридцать лет. Некромант. — Тяжелый случай, — она встала и подошла ко мне, связанному на стуле со спинкой по рукам и ногам. — Как и все остальные до тебя. — Ладно, я Оскар Коллинз, — вера и надежда покинули меня, оставляя наедине с психологом. — Мне девять. — Более умная личность? — она наклонилась ко мне, всматриваясь в лицо. — А где Волдеморт? — Он ушел, — решил играть в великого актера я. — Его место временно занял я. Она пододвинула свой стул ко мне, присаживаясь напротив, перед столом, но лицом ко мне. — Ты говорил, что ты некромант… — в ее руках возникла волшебная палочка. — Тебе знакома эта вещь? — я кивнул. — Что она умеет делать? — Три слова: Авада, Круцио, Империо. — Наконец-то! — на ее губах появилась безумная улыбка. — Росс Найтмер? Экспеллиармус — это… — Заклятье разоружения? — Все верно. У меня все еще есть сомнения. Может, ты все еще Воландеморт? — Темный Лорд? Я? Я — некромант! Из Сан-Франциско! Женщина, прошу, поверьте мне! Я могу пересказать всю Библию, все книги про Мертвую Магию, но поверьте мне! — отчаяние душило меня. Я, хоть и реинкарнировал в уже развитое тело со своими знаниями из прошлой жизни, но голова болит так, будто ее сдавили железными обручами. — Я из 2017, могу сказать политическую и экономическую ситуацию того времени! — Любопытно, — она закрыла шторы, взмахнув деревяшкой. — И какая же? — США и Россия выбились в первую тройку стран, оттеснив остальные. Грядет Третья Мировая, в которой… — Тшш, — волшебница приложила к моим губам указательный палец. — Скажи будущее магического мира. Я потряс головой, стараясь выкинуть назойливые мысли о своем прошлом теле, которое могло только одним взглядом убить человека (и пусть на это я растратил бы кучу сил). — Гарри Поттер, — она выпучила глаза. — Победит Волдеморта в мае 1998, закончив Вторую Магическую войну. — Оскар, ты знаешь хоть, как ты выглядишь? — я покачал головой. — К сожалению, все зеркала разбил Волдеморт, когда увидел себя, но, надеюсь, ты будешь удовлетворен хотя бы словесным описанием? — В прошлой жизни я… — хотел было поделиться я своей болью, но меня грубо перебили. — Да, знаю, черным, как сама госпожа Тьма и ее дьяволы, — она устало потерла переносицу. — Меня, кстати, зовут Алекса. Так-с, у тебя, как бы сказать, золотые волосы… Средней длины, потому что Том, как он сказал сам, хотел управлять людьми хотя бы с помощью своей внешности, — брр, мне уже не нравится образ. — Голубые глаза. С каждой новой личностью их оттенок менялся. Больше всего мне, конечно, нравился добрый блеск Марио и темно-серый, уже не голубой, Волдеморта, — так, давай дальше, может я урод какой. — Губы тонкие, бледные. Тебе не хватает солнца. Да и сам ты весь белый, как первый снег… — Это я знаю, я же могу видеть свое тело, — проворчал я, после того как почувствовал, что мои руки и ноги перестали что-либо ощущать. — Может, освободите меня? Алекса оценивающе меня осмотрела и, сузив глаза, сказала «Фините», после чего оковы спали на пол. Я потянулся, попытался встать, но мышцы настолько затекли, что судороги охватили все мое тело. «А не Круцио ли это случаем?» — Твой нос тоже очень красив, — уже шептала женщина, жалея о том, что дала мне возможность атаковать ее. Я ухмыльнулся и, встав в боевую стойку, схватил со стола ручку и со всей силы кинул ее в психотерапевта (или психиатра?). Она даже не пыталась защититься, а только лишь раскрыла себя. Мои «тонкие, бледные губы» тронула сумасшедшая улыбка. Раз за разом я кидал в Алексу предметы с ее стола, начиная с мелкой канцелярии и заканчивая настольными лампами. Она либо уворачивалась, либо ловко ловила вещи. Но лампы и мусорное ведро были вполне тяжелыми, и ей пришлось применить магию без слов (бессловесная?). Это, несомненно, меня порадовало. Значит, если что, она сможет применить на мне убивающее и, возможно, я вернусь в свое время, мир, тело. Но вскоре предметы со стола кончились, и я, замахнувшись на нее стулом, был сильно отброшен к стене «Ступефаем» (Окаменей? Остолбеней? Ошеломлять? Как это перевести?). Алекса связала меня «Инкарцерро» и, вызвав санитаров, отошла к окну, чтобы издалека полюбоваться на мое детское тельце. — Ты явно не Реддл, — покачала головой психиаторша, раскрывая занавески. — Он был вежлив и аккуратен со взрослыми. Особенно он обходился со мной, после того как я раскрыла ему свой секрет, — она присела за свой пустой стол, не спеша наводить порядок. — Ты же пошел против меня, зная, что я сильнее. Оскар, или Росс, пойми меня, я встречала в Англии некромантов, и они вели себя точно также как и ты. Ваша «мертвая магия»… Она губит вас, — в кабинет зашли пара мужчин в белых халатах, застегнутых наглухо. — Жду тебя через два дня. Веди себя хорошо, и тогда ты сможешь пойти в школу, — подмигнула Алекса мне, когда я начал вырываться из лап медработников. — Я убью вас… — прошипел я своим детским голоском. — Воскрешу и буду трахать ваш мозг, сердце и печень, пока все тело не отсохнет… Или воскрешу так, чтобы вы все понимали и не были обычным поднятым… Клянусь! Санитары уже успели меня скрутить, попутно запихав в рот какую-то большую таблетку. От нее мне сразу стало дурно и нестерпимо захотелось спать. «Дорогой Дневник, я не знаю, сколько я часов в этом странном мире, но мне уже хочется порвать всех людишек и запечь их внутренности в большой печи, съедая их день за днем, пока они в сознании. Клянусь, я сожгу эту реальность к чертям и стану править в том королевстве огня и праха!» *** Очнулся я уже ближе к рассвету, когда показались первые лучи солнца. Мое тело было сковано в путах, именуемыми смирительной рубашкой. В зале, где я находился, на всю стену было окно, которое выходило на невзрачные кварталы Лондона. Приблизительно пятый-шестой этаж. И что-то мне подсказывает, что окна здесь защищены магическим блоком. Я встал с пола, покрытого линолеумом (что удивительно) и подошел к окну на ватных ногах. На ватных, детских спичках. После очередной проверки своих способностей к магии (калечить самого себя так приятно) я начал пинать стены, надеясь найти выход. Через что-то же меня сюда засунули? Десять шагов в длину и ширину. Идеальный куб? Прямоугольник? Квадрат? Через пару часов, когда мое чувство времени по солнцу начало нервно вздрагивать от любого шума, стена, что была напротив окна, поднялась, как гаражные ворота, и я смог увидеть несколько человек в желтых халатах, и одним из них был отец Оскара. — Не приближайтесь к нему, — посоветовала Алекса, после того как трое мужчин двинулись ко мне. — Я хочу пронаблюдать его реакцию. Вот же тварь. Хочет показать Джорджу, что я, новая личность его сына, наиболее опасная из всех предыдущих? Или спровоцировать на агрессию таким образом, чтобы убедить родителя в том, что я — «движимый немотивированной агрессией»? Одно другому не мешает. Нужно выкинуть что-нибудь этакое, чтобы ввести их в заблуждение. Вежливость? Нет, лицевая часть черепа изнывает от боли, так что голос получится не самым приятным, а я не самым обходительным. — Оскар… — прошептал мистер Коллинз, делая шаг ко мне. — Это уже давно не тот мальчик, которого вы воспитали, — покачала головой другая женщина, на которую внимания я не обратил. — Это малолетний садист и маньяк. Вспомните, как Воландеморт избивал детей. — Но как мне теперь к нему обращаться? — отчаяние было написано на лице несчастного отца. — Я… Меня зовут Оскар, — я встал с колен, сделав невероятное усилие. — Ты не узнаешь меня, папа? — на моих губах зазмеилась льстивая улыбка, наверняка противная до дрожи. — Мистер Коллинз! — вскрикнули пять голосов, чье эхо разнеслось по всей комнате. Не успел я опомниться, как оказался в тесных объятиях мужчины. Он сжимал меня так сильно, что я мог расслышать запах его шеи, оказавшейся прямо под моими губами. Великий, однако, соблазн укусить чуть было не победил меня, но сила воли, взращиваемая мной с самого раннего детства, одержала победу. — Когда я смогу забрать его? — Не раньше пяти дней, — Алекса что-то черкала у себя в тетради, пока санитары пытались отлепить от меня Джорджа. — Если будет хорошо себя вести и не нападать на окружающих, — многозначительный взгляд психиатра был наполнен презрением и недовольством. — Если же он даст хотя бы малейший повод… — Но это уже не ваша проблема, — вмешалась другая докторша, которая вела меня за плечи по коридору. — Я не знаю, что там у вас произошло, но мальчик уже не кажется таким опасным как раньше. Волшебница не ответила. Я кожей чувствовал, как она направляет свою энергетику в черную зону и шлет мне, желая, чтобы я поскорее умер. А когда я проходил мимо нее, то она шепнула мне чуть ли не на ухо: «В следующий раз я испробую другое заклятье правды». Отец в глубокой печали шел в другую сторону, сопровождаемый санитаром. Он, видимо, любил Оскара больше жизни, раз так печется об этом бренном теле, которое уже как три года стало сосудом для неприкаянных душ. Знает ведь, что его сына уже давно нет в этом мире, а есть только очередные новые личности, покидающее тело так быстро, что он не успевает привязаться к ним. Том просуществовал здесь около года: дневниковые записи ведутся столько. Между тем мы с психиаторшей, чье имя было Мирта Ф. НирИн (ударение стояло), дошли до лифта, в котором я мог бы перегрызть ей глотку и сбежать, но я же теперь должен быть «хорошим мальчиком» (как щенок, честное слово). — Так ты Оскар или Росс? — она улыбалась мягко, так, что я на секунду даже представил, как плавится ее лицо, подобно воску. — Как пожелаете, — лесть, вежливость и обходительность теперь мои друзья. — Мэм. — Значит, Оскар. *** Лечение в Центре проходило кошмарно. Меня поместили в одноместную палату, в которой стояла железная кровать и низкий столик, как у японцев. Окна, как такового, не существовало на всем этаже, потому что особо опасных детей держали в подвалах. В туалет я мог бы вообще не ходить, так как жидкостей много не давали. В душ я сходил только один раз, да и то тот поход увенчался полуизбиением меня подростком. Пацан успел только несильно пнуть меня в живот и поцеловать взасос. Неприятная штука, знаете ли. Все ли психи — озабоченные маньяки? Или это у тинейджеров так стреляет? Внешность свою я так и не увидел. Довольствовался восхищенными вздохами медсестер и словесным описанием Алексы и Мирты. Хотя то, что я приглянулся психбольному (а они ведь истинные гурманы в красоте) уже радует. Я — красив, а значит, могу пользоваться этим в своих целях. Сутки напролет я спал или размышлял о тщетности бытия. О Поттериане и Хогвартсе. Какой сейчас год? Наверно, 1989. Вау, а я буду однокурсником Гарри Поттера. До меня дошло, что в тот день, когда я разговаривал с Алексой, на мне была какая-то энергия. Она нависала надо мной и именно она заставила меня действовать слишком агрессивно и противоестественно. Будь я с магглом, то не стал бы нападать и вообще разговаривать. На пятый день меня освободили. Пришел мистер Коллинз и, подписав какие-то бумаги, отвез меня домой. Ну как домой… Моим домом в прошлом было кладбище, склеп, разрытая могила или гроб. Почти каждую неделю я менял свое местоположение, а сейчас? Жизнь без риска скучна, а посему я попробовал сбежать, когда мы проезжали мимо Трафальгарской площади. Узнал я эту местность по статуе Нельсона, возвышающейся над всеми нами, обычными смертными. Итог моего неудачного побега: толпа испуганных людей, подвернутая лодыжка и смирительная рубашка. Дом был так себе. Обычный коттедж. Обычная улица и квартал. Только вот мелочи обстановки выдавали бедную жизнь. Дешевые сигаретные упаковки, разбросанные всюду; не обстриженные деревья, старые черепицы и машины. Ну хоть не наркопритон, в котором я вырос. Внутреннее убранство оставляло желать лучшего. Грязный пол, посуда, окна. На диване лежат окурки сигарет, в углу составлены пирамидой банки из-под пива. — Почему здесь так грязно? — поморщился я, вдохнув «домашнего воздуха». — А кто же убираться будет? — грустно усмехнулся Джордж. — Я и Матильда на работе с семи до девяти, Марина маленькая и ходит в школу. — Я убирать буду, — буркнул я и зашевелил руками. — Не могу жить в грязи, когда можно пошиковать в чистоте. — Ты же некромант? — напомнил сам себе отец. — Кладбища, антисанитария и трупы. — Да, но у меня не было постоянного места жительства. Я спал в склепах и гробах. — Если я освобожу тебя, ты обещаешь не бунтовать? — он проверял меня. Я видел, как он нервно сжимал телефон и был готов в любую секунду защищаться. — Не буду, — я улыбнулся самой очаровательной улыбкой, на которую только был способен. — Странно все это, — прошептал Коллинз, снимая с меня белую одежду. — Из всех личностей только ты и Кэти изъявили желание убирать дом. Он достал из-под раковины кухонного шкафа ведро и несколько тряпок. Чистящее средство у семейства было только одно, да и то самое дешевое и купленное за полцены год назад. Следующие часы я провел довольно-таки увлекательно. Чистка стекол заняла наименьшее время, а мытье посуды подольше. Кстати, я узнал, как я выгляжу. Все, что говорили психиатры, оказалось чистой правдой: белокурые волосы, голубые глаза (очень насыщенный оттенок), курносый нос и тонкие губы. А также правильный овал лица, густые брови и идеальная осанка. Я мог бы запросто работать моделью или профессиональной шлюхой, если письмо из волшебной школы не прилетит. Девять вечера. Накрытый стол на кухне, чистота на всех поверхностях по всему дому (исключая спальни), и порядок. Мать падает в обморок, а позже плачет и целует меня. Даже жалко ее стало, но что поделать — я не Оскар. Марина целый день готовилась к школе: настала весна, и скоро школьники выходили на Пасхальные каникулы. А у нее, как я понял, было задание — нарисовать плакат на тему воскрешения Христа. Спать я укладывался удовлетворенным. Меня перестали считать за психа и признали во мне сына. Моя детская мечта — жить в нормальной семье, сбылась. Но я все еще помнил, что я в мире Гарри Поттера и должен быть готовым к войне магов. Накопить побольше денег, обучиться магической дуэли и темной магии, заиметь в друзья влиятельных магических авторитетов и их детей, убить Волдеморта, пока он слаб и заменить… Возможно, я смогу стать сильнее Темного Лорда! Но я забыл об одном. Это тело рождено от союза двух магглов. Значит, я магглорожденный. Следовательно, сила моя невелика. Но ведь можно ее увеличить какими-нибудь темномагическими ритуалами или вызовом демона? Ха, то есть я, один из сильнейших некромантов двадцать первого века, являюсь обычным ГРЯЗНОКРОВКОЙ. *** Около недели я продержался в нормальном состоянии. Конечно, без ежедневных «попыток суицида» (на деле проверка на магию) не обошлось, но на этом все и заканчивалось. Моя спальня действительно находилась в подвале. Несколько десятков ступеней и небольшой лестничный пролет, далее железная дверь, за которой скрывается обитель Оскара. Скорее всего, эта семья обеднела из-за того, что пришлось строить настолько глубокий подвал, обустраивать комнату (4×4) и платить за лечение Оскара. Если я, магглорожденный бедняк, появлюсь в Хогвартсе, то меня засмеют. Хуже чем в моем реальном мире, конечно, быть не может, но я бы хотел прожить эту жизнь с максимальным комфортом. Заполнить, так сказать, дыру в душе. В первую ночь меня привязали к кровати: руки над головой, нога на цепи. Если я буду хорошо себя вести, сказал отец, то я смогу спать без оков, но все равно на замке. Дневник Оскара (а также Родиона, Марио, Кэти и Тома) давал мне пищу для раздумий. Волдеморт писал обо всем, что мог написать. Он расписал около сорока заклинаний, начиная от Вингардиум Левиосы до Бонс Картео. Видно, Лорд изнывал от скуки. Родион просуществовал примерно полгода. Его записи были минимальны, но по ним я понял, что парень привык быть лапидарным и сражаться за правое дело. Совсем уже эти русские с ума посходили. «В пятнадцать лет умереть от руки собственной мачехи — слабость для будущего солдата СССР». Как я понял, это были лихие девяностые России. Марио не продержался и трех месяцев. Сорокадвухлетний итальянец покончил с собой, но, по словам Джорджа, само тело выжило, но на смену ему пришла Ферстли, которая постоянно совращала его. Но и ее душа погибла через девять месяцев. И тогда начался реальный ад с Волдемортом. Игнорировать его выходки было невыносимо, и тогда Коллинзы обратились в Центр. Магический ли это центр или нет, я еще не понял, потому что Реддл говорил только о том, как бы придушить Алексу голыми руками. Он, как и я (ну, мы же один и тот же пациент), был под наблюдением Мирты, которую он хотел «возвысить до достойного ее уровня жизни и поставить среди своих целителей». На шестой день, как вы помните, я сорвался. Не то чтобы я разорвал Матильду (она меня жутко раздражала) или поджег занавески на кухне, которые я постирал на третий день. В общем, я избил Джорджа и скинул Марину с лестницы, ведущей в мою обитель. У них обоих сломаны парочка костей, а я снова оказался в Центре. Нет, ну, а что я должен был делать? Эта Марина постоянно лезла ко мне обниматься, в то время как я представлял, как она, расчлененная по рукам и ногам, но вполне себе живая, подвешена на проволоке за шею. А Джордж пытался меня вразумить за пять минут до этого в том, что стоит начать учиться. И никакие, черт его дери, слова не действовали! Я полчаса до избиения объяснял ему высшую математику и химию (у меня образование химика), но он упорно считал меня за вруна. Надоел. Месяц в одиночной палате, где есть только матрац и унитаз с раковиной. Еда три раза в сутки через окошко в двери. Повышение тревожности, появление психзаболеваний, которых отродясь у моей души не наблюдалось. Затем еще месяц в общей палате. Общая палата — неприятная штука. Шесть железных кроватей. К несчастью, мне досталась та, что была в середине. Социализация, говорите? А небольшую драку за кроватку в углу не хотите? Кажется, лечение в этой психбольнице неблагоприятно сказывается на мне. И вот, спустя два долгих месяца в полной безопасности (что значит невозможность провериться на магию), меня под расписку увезли домой, где еще две недели я прожил в подвале, не выходя за пределы комнаты. Джордж сердился на меня так сильно, что первые дни, на ночь, я был привязан к кровати всеми конечностями. Марина, по словам Матильды, до сих пор лежала в больнице. Кома или что-то вроде того. Единственным моим развлечением стало чтиво или писанина дневника, единственной вещи, которую у меня не забрали. И, как я выяснил позже, записи других личностей в нем не видел никто, кроме меня. Я вспоминал известные мне ритуалы, заклятья и призывы из раздела Мертвой магии; детство, юность и молодость; мою карьеру некроманта и самые удачные походы на живых в целях получения свежих тел. Расписывал на несколько страниц свое мировоззрение и отношение к людям. И, разумеется, даже я смог понять, насколько я был безумен: для меня жизнь была предметом вроде карандаша, который легко можно сломать, а позже починить, но он уже не будет прежним и не сможет исполнять некоторые движения. Я вспомнил все свои убийства, ставшие для меня нормой уже в семнадцать лет. Я припомнил себе изнасилование малолетних девочек и мальчиков, школьниц и студентов, женщин и мужчин. По сути, я был маньяком. Как же такой маньяк стал попаданцем в столь богатый мир фэнтези? Неужели мироздание желает уничтожить этот мир? Или все это просто ошибка природы, и меня здесь быть вообще не должно? Как же скучно. Если бы я знал, что мне придется сражаться за трон (не важно какой) мира ГП, то постоянно бы обновлял свои знания об этой вселенной. А то мои нынешние познания сводятся лишь к мемам да рассказам знакомых. Вот так, мучаясь от разочарования этой жизнью, я провел почти полгода, то попадая в Центр, где-либо я, либо меня избивали, а потом «лечили» (без таблеток и магии), то живя в подвале дома Коллинзов. Пасха, лето, осень… Я все пропустил. На Рождество я решил менять свой образ жизни. Моя магия не возвращалась, а значит, пора начать жить как обычный ребенок десяти лет (День Рождения прошел в конце лета). Начать ходить в обычную школу, завести друзей, стать криминальным авторитетом среди малышни… Мысль найти себя мелкого была отметена сразу. При моем изучении некромантии я не встречал никаких других видов волшебства. И другие некроманты также не подозревали обо всей этой… Жути. — Оскар! — я даже уже привык к своему имени. — Обед! Начало января. Отлично. Пошел 1990. Через год я должен поступить в Хогвартс. Если я не перестану лечиться в Центре, то меня туда никто не отпустит. Гррр. — С 1991, братик! — в гостиной, куда меня привели в смирительной рубашке, сидела в инвалидной коляске малышка (жизнь я ей испортил — это точно). Ух ты, а в Англии празднуют Новый Год? Сюрприз! Стоп. Какой 91? Разве не…? — О, письмо пришло, — Джордж, усадив меня в кресло с ремнями, вышел на улицу, чтобы забрать почту. — Оскару Джорджу Коллинзу из школы Хогвартс… Росс? Иногда, когда ситуация становилась серьезной, родители обращались ко мне на «вы», да еще и моим именем. — Это волшебная школа. Спросите у Алексы из Центра, она знает. Мужчина сразу же поспешил позвонить психиатру, обрадовавшись тому, что, возможно, есть школа, которая будет в состоянии меня обучить. *** В Центре меня протестировали на психическое здоровье. Естественно, результат был плохим для нормального ребенка, но, как выразилась Мирта, я побил рекорд и стал самым «понимающим» ребенком в учреждении, что делало меня выпускником. Алекса расспросила меня (под заклятьями правды), что я знаю о школе ЧиВ. Так как мои познания в Поттериане были поверхностны, то сомнений в том, что я новая личность, отпали. То есть они думали, что на смену Россу Найтмеру пришел волшебник? Оригинальный ход мыслей, однако. Я выпустился из Центра и слава богу! До сентября время еще было, но оно стало столь ценно, что в моей комнате установили камеры видео- и аудионаблюдения. За семь месяцев я смог сдать экзамены в начальной школе, в которой числилось мое имя. Я был «гениальным ребенком», как сказали учителя. Конечно, они знали о том, кто я (психбольной) и почему не посещал школу, но вопросы на эту тему все же были. На улицу меня все также не отпускали. За год, что я провел практически без солнца, мое тело стало бледным еще больше. Витамины, которые я принимал с марта, действовали слабо, поэтому мне разрешили немного позагорать на заднем дворе, но в смирительной рубашке. Ну хотя бы так. Хах, я смог обдурить этих магглов (и мага). Я стану волшебником! Получу магическое образование! Стану Пожирателем Смерти и убью Гарри Поттера, а за ним и весь остальной мир! Хахахаха! — Росс, — сказал я сам себе в полной тишине в конце июля. — Не забудь, что ты всего лишь грязнокровка, и ты слаб, — я перевернулся на другой бок. — Да помню я, помню. Лучше бы подсказал, как захватить мир, — лежу на спине. — Никак. Смирись со своей слабостью и проживи тихую, но долгую жизнь, — первоначальное положение тела. — А? Но это же скучно. Кто не носит в себе хаоса, тот никогда не породит звезды, да? Ницше, между прочим. Но мой разговор никто не слышал. Разве что, камеры, но вряд ли их кто-нибудь прослушивает. По крайней мере, я надеюсь на это.