Весело-весело встречу новый день… Нет. Никогда.
Письмена на моей шее вызвали недовольство у преподов и учеников. Мало ли, может я сатанист — думали они.
Сперва Драко полез ко мне с целью проверить надпись — может она написана, и он ее «слижет, смакуя вкус каждой клеточки моего сексуального тела». Бе, геюга.
У факультета, как оказалось, была общая ванная, где они, так сказать, резвились. Что-то вроде сауны с небольшой лоханью посередине.
А так большинство учеников ходили в туалеты и душевые, расположенные по всему Хогу. По всему! Унитазы с раковинами — на каждом этаже по пять раз, но чертовых душевых всего восемь, да и то все на одном этаже — у больницы. Типа две душевые каждому факультету, для девочек и мальчиков. Никакой конспирации.
Я, конечно, привык не мыться неделями (заклинания воздушного очищения стоило учить), но если есть возможности… Почему бы и нет.
Семь дней недели были расписаны на семь курсов. Понедельник — первокурсники, вторник — второкурсники, и так далее до воскресенья. С утра до трех часов дня моются мальчики, а потом до двенадцати девочки.
К чему это я. А к тому, что квиддичная команда в любое время могла пользоваться душем, хоть каждый час. У старост ванная отдельная, но им можно — они заслужили.
Но эти потные спортсмены-то что сделали, что могут просиживать штаны в душе хоть целые сутки?! А?
Меня это раздражало много лет. С начальной школы я сталкивался с такими отродьями как они — напыщенными, горячими не там, где надо, и тупыми до степени минус три.
Спорт — это не развитие мозга. Шашки, шахматы, нарды, что там еще — это тоже полная чушь. Мозг функционирует только в одном месте всегда, не затрагивая другие отделы. Поэтому-то их всех (спортивных фитоняшек) и считают глупыми и тупыми.
Мой показатель ума и интеллекта — память и хорошая дикция, речь. Обладая хорошей памятью, можно запомнить все заклинания и ритуалы, что потребуются при воскрешении. Речь же нужна для народа, для скота, любящего лидера ушами и глазами (внешность плюс).
В общем, я стал… Любимцем. Не в смысле собакой какой, а принцем первого курса. Ха, а я-то рассчитывал на Поттера.
Утром, когда я кое-как натянул на себя рубашку (впервые), брюки, повязал галстук (не без помощи Драко) и накинул мантию, что с обратной стороны стала зеленой, я вышел в свет, то бишь в гостиную, наполненную другими слизеринцами.
Вышел я, естественно, с Драко, и это произвело фурор среди скота (народа).
Представьте, Вы, больной душой педофил с садисткими наклонностями, видите двух сладких близнецов-блондинов, и тут… Вам сносит крышу. Больным тяжело держать себя в руках, но здесь в помощь подплывает фамильное кольцо Драко и моя перекошенная от отвращения рожа.
Да! Я все еще не привык к этому нелепому телу! Не привык за месяц тесных объятий к Малфоям и магическому миру. Я не знаю как ко всему этому относиться. Единственное, что мне остается — это улыбаться (а как именно это уже вопрос).
А фурор был в том, что только я вышел, как под руку попался канделябр и совершенно случайно я понаставил синяков какому-то бедолаге.
Ну ок, что. Поживем-увидим, к чему моя улыбка приведет.
То, что я магглорожденный, никто так и не узнал, но то, что Малфой-мелкий водил меня всюду под ручку, убеждало в моей чистокровности получше теста ДНК (они поди не знают о такой вещи).
Ко мне сначала подошел какой-то громила с блеском в карих глазах, как у Малфоя-старшего, но завидев мою агрессию по отношению ко всему, отступил.
Кто бы тут не заорал? То есть, не психанул? Половина гостиной сразу ломанулась к моему названному брату — расспрашивать о моей смерти ложной. Марин же был неизлечимо болен и умер этим летом, оставив свой род погибать. Богатый отец был стар и уже не мог иметь детей, но тут в дело вступает Люциус и всем рассказывает обо мне, точной копии его племянника.
Бред. Бред. Бред.
Короче, красота — страшная сила. Жаль, что в прошлом у меня было привычное для некромантов уродство в виде извечных шрамов (да они и сейчас), черных сальных волос (у Снейпа такие же), злых узких глаз (с огнем внутри, ха), перекошенных плеч и бледности да худобе. А сейчас-то я какая красотка!
Белокурые волосы до плеч, чистые невинные глаза-сапфиры, дорогая одежда, ангельский вид просто. Хорошо, что люди даже не догадываются о моих пристрастиях к кровавым убийствам.
Многие жалеют кошечек, собачек, паучков, змеек и других. А я нет. Мне они противны. Волосатые и мордастые, фу. Я в последний раз при контакте с живностью собрал десять кошек и сшил из их шкур себе плед, мягкий такой, теплый.
К чему это я снова уехал не туда? А к тому, что пока мы шли по коридорам, то встретили не меньше пяти кошек! Белых в основном, но черт!.. Я сорвусь и первым делом пойду искать этих блохастых, а не рвать плоть Малфоя, как бы там ни было.
Первый день учебы. Угу, и овсянка голая с непонятной водой (как в Нью-Йорке из-под крана), заинтересованные взгляды всех кому не лень (учителя-педофилы, ученики-забияки и так далее по списку до желтоглазых сов). Понимаю, что я первокурсник Слизерина, но елки-палки! Я что, скульптура какая?
— Ты хочешь крови? — над нами с Малфоем нагнулся парень нездорового вида. — Какие… Сладенькие.
— Маркус Флинт, — напротив сидящий староста скептически поднял волшебную палочку. — Не приставай к первокурсникам.
— Но я должен… — хриплый голос наводил мысль о психопатах из триллеров. — Опробовать кожу каждого чистокровного, — он что, нормально говорить не умеет? Постоянно задыхается и заикается. — Малфой, — его мерзкие губешки дотронулись до волос Драко. — Коллинз, — не глядя на бирку на мантии, прошептал псих, касаясь и меня своими кожными покровами. — Не знаю, кого выбрать…
— Отвали от них, — снова пробубнил староста. — Этот Коллинз вообще-то болен душой.
— Я в этой школе самый психованный, — его мерзкие губы изогнулись в еще более мерзкую улыбку. — Первая степень — дальше только высшая. Их держат в изоляции, — его взгляд прыгал то на меня, то на Малфоя. — И я чуть не попал туда…
Хищный, маниакальный взгляд остановился на мне и замер. Я пошевелил рукой — нет реакции. И, чтобы избежать дальнейшего общения со старшими слизеринцами, быстро допил воду (аукнется мне это) и сгреб в охапку Драко, млеющего под натиском моей силы.
И все же мои руки и ноги слабы. Раньше, когда физическая сила мне нужна была постоянно (добыча диких растений и охота на животных, разрывать могилы, да тех же кошек поймать — это надо суметь), я тренировался необдуманно, неосознанно. С шестнадцати лет елозить в земле с лопатой наперевес — это та еще физкультура. А сейчас придется записаться в какую-нибудь спортивную секцию, дабы увеличить свою выносливость, а то вон — максимум до дверей зала смог Малфоя дотащить.
Окей, что там у нас по расписанию…
Первым уроком стояла история. Кстати, довольно странно дается нам расписание. В американских на каждом этаже (корпусе) вывешивается лист, где есть и двенадцатый, и пятый класс. Я так хотя бы узнавал о том, когда и какие у старшеклассников-вымогателей занятия. А здесь просто непонятный свиток длиной с ладонь.
Я честно пытался узнать у преподов, декана, старосты, что делать, если у нас будет перестановка или окно. Но, естественно, меня затискали и послали куда подальше.
Я не знаю, как проводились уроки в книге/фильме, но сегодня я был вынужден терпеть все четыре факультета, а нас было столько, сколько нужно, чтобы сидеть по двое и в духоте.
На истории Магии (а есть отдельный предмет — история Хогвартса) я слушал, не пытаясь писать. С такими пофигистами-учителями можно даже тетрадь не заводить и вообще не приходить, если что.
Драко утащил меня в уголок кабинета, к окну, за первую парту, поэтому мне было крайне некомфортно изучать других учеников. Максимум — две девчушки с Гриффиндора за соседней партой, да Малфой, любовно смотрящий на меня. Фу.
Первым делом я пробежался взглядом по львятам, ища Поттера. Но его, увы, не было.
Перемена длилась от силы десять минут. За это время нам нужно было пробежаться по этажам, с четвертого в основном корпусе (ну, там, где зал Большой, лестницы передвижные, вход в подземелья) к Мощеному двору, откуда на второй этаж какой-то башни, где можно было сократить дорогу, перейдя через какой-то подозрительный коридор с алыми гобеленами.
В общем, я пытался еще заигрывать с деканшей Гриффиндора. Глазки строил, улыбался. Ничего, конечно же, не вышло, но зато она меня запомнила.
Поттер с Уизли опоздали. По ним, в принципе, и не скажешь, что они школу посещали. Насколько я знаю, в Англии занятия начинаются в 8:40, у меня в Штатах в старшей школе было в 7:30. Но если завтрак длился с восьми до полдевятого, а урок Бинса с 8:40 до десяти ровно, то, подключив к этому, получаем 10:10, время, когда ПО-ЛЮБОМУ идет занятие.
Едва досидев до конца, я сгреб все свои бумажки в портфель (они у всех одинаковые), взял Драко за галстук и пошел за толпой, которую вел староста Слизерина. Не хотелось бы потеряться в этом… Корпусе.
Затем мои любимые предметы — травология и астрономия. Ботаника, черт ее дери, слишком скучна для такого как я. Анатомия — пожалуйста, но не растения, тем более магически опасные. А астрономию, я думал, уже давно запретили.
Итог: звонок протренькал ровно в тринадцать часов, после чего староста, уже Пуффендуя, выстроив нас в отряд по два человека, повел окольными путями до столовой. Я увидел несколько других учителей, выходящих из своих аудиторий, пару старшекурсников, десять кошек и милейшую картину на стене с изображением Ноева ковчега, где кое-кто осквернял плоть кое-кого. Ааа, каламбур удел мелких.
С двух до трех обед, после — делайте что хотите, но уроки должны быть выучены!
Из вестибюля вели две двери: во двор и во что-то, где были лестницы летающие и много портретов. Отсюда можно было спуститься вниз, до подземелий, откуда через темницу был проделан проход в коридор Слизеринцев. Снова короткие пути, хах.
Разумеется, этот мир несправедлив, и меня просто обязан был кто-то достать! До такого состояния, что я даже отключился на время.
Маркус Флинт — один из игроков в квиддич, самый безумный в школе ученик (до меня), а также педофил-гомосексуалист, падкий на блондинов.
Малфой — известный аристократ, его трогать было нельзя ни в коем случае! А я… Игрушка, замена Марина, грязнокровка. Социальный нищеброд, короче.
В гостиной — людно, но он не перестает приставать. В спальне первокурсников ему вообще никто слова поперек не скажет, кроме Драко, но Флинт ему там что-то наплел про очищение моей души посредством траха с ним, святейшим и благороднейшим.
Уходить за пределы цоколя — нельзя, у вас первый день. Обращаться за помощью к старостам — бесполезно, людям спокойнее, когда Маркус занят. А запираться — опасно, Бомбарда и все.
Дошло до того, что на полднике этот мерзкий извращенец специально пролил на меня тыквенный сок, опрокинул тарелку на колени и забрал мое яблоко!
Окей, я переоделся. У меня все еще есть запасная одежда, терпение и Драко. Но если этот мангуст переделанный снова заявится ко мне с предложением переспать, я пробужу в себе силы некроманта… И да, я все-таки побил Марка. И да, я снова в больнице разговариваю с психиатром.
— Как ты смог его победить в чистом рукопашном бою? — девушка, практикантка, поди в первый раз видит психа высшего уровня.
— Я взбесился, — черт, а я уже забыл эти ремни на кушетке. — Он домогался меня с утра, я терпел, но, как очень красивая девушка, Вы должны меня понять в такой ситуации! — лесть никогда не помешает. — Я справлял нужду в туалете, только собрался выходить, как этот Флинт напал на меня…
— Ясно, — девушка скептически смотрела на меня, без чувств и эмоций. — Вы знаете, что Вам грозит, если мистер Флинт не проснется?
Я тут что, ребенок? Прямо говори, худощавая сучка, что если эта мразина сдохнет, я залечу в Центр на год!
В общем, переночевал я в палате больничного крыла, на жесткой кушетке, той, что с ремнями. Без матраца, без подушки, без ничего. Зато эта Эля, девушка-психиаторша, сумела переодеть меня (волшебство) в белую одежду, ставшую уже ненавистной.
«Как там бедняга Малфой без меня?» — ни разу не подумал я за весь вечер и ночь.
Утром Флинт, конечно, очнулся, но с закрытым переломом руки и гематомами на спине и животе. Его богатые и знатные родители не поскупились на бабло для подкупки следователей и колдомедиков (вообще-то я освобожден от уголовки!), когда прознали про второе сентября.
Меня ждала повестка в суд.
Про суд я, естественно, загнул. Нет, к моему личному делу добавилось пара листов, но наказание, ежедневное и трехдневное, появилось. Нелегкое, но даже в какой-то степени приятное.
Так Драко, узнав о том, что я могу исчезнуть на год (или пару месяцев), начал истерить и плакать, побуждая остальных однофакультетников (как их называть) убедить деканов в том, что я не виноват. Я красив, вот моя вина. Хе, и это сработало, что удивительно.
Однако помогать мистеру Филчу в ловле нарушетелей и наблюдать за их наказанием оказалось ох как непросто. Только четвертого сентября я один поймал за руку двух ребят, они пытались стащить золотые кубки из зала наград (ну не дурни ли, тащить нужно в последний день). Так как их, прожженных воров, поймал я, наивный первоклашка, они начали угрожать мне ни чем иным как… Ножом. Серьезно? Вы же на четвертом курсе, какое холодное оружие? Да и толку от него маловато (меня же им убили…).
В общем, убежали они. А что я мог сделать? Я только недавно приехал сюда, еще даже семидесяти двух часов не прошло.
Не смотря на мою ошибку, этот дядька-зоофил доверил мне пост наблюдателя за тремя второкурсниками, которые без умолку болтали на лекции. Они драили стены в коридоре Одноглазой ведьмы, в то время как я читал учебник по… какой-то чуши.
«Возьмите в руки кусок твердого дегтя, разомните его до мягкого состояния и, положив деготь в котел, нагрейте до ста градусов…»
Так, это зельеварение? Нет. А что же это может быть? Я перелистнул пару страниц и наткнулся на картинку с женщиной, распятой (эм, это же Англия, религия другая?) на кресте. И на нее лился деготь из огромного котла. Хм? Хм. Хм!
Наказание для детишек длилось недолго: через стену просочился Безголовый Ник, объявивший амнистию этим волшебникам от лица Филча.
Хах, а мне нужно бежать куда-то не туда, где я ни разу не был, где вообще редко кто бывает. На седьмой этаж, параллельный тому, где обитали гриффиндорцы. Но для этого нужно идти через другие лестницы, спускаясь на два этажа ниже.
— Где ты возишься, — прошипел дед, сжимая в руке фонарь грязными, красными руками. — Смотри! Твои дружки расписали всю стену запрещенными пентаграммами…
Я сегодня не посплю. Окей, я отмыл до блеска пару камней с края и бросил это дело, увидев знакомые черточки, которые я не видел уже более трех лет.
«Считается, что именно на основе шестиконечной соломоновой звезды средневековые европейские маги чертили свои пятиконечные пентаграммы, немного их видоизменив.»
А. Вот что я читал. Не зря, да!
Жалко телефона рядом нет. Нажал на кнопочку несуществующую и все. Изучай сколько влезет, плюс стена отмыта.
До трех часов утра я оттирал от маггловской побелки пять метров каменной стены. Ну отчего никто не может просто придумать заклятье для очищения вертикальных поверхностей? М?
После своего наказания, уже настоящего, я побрел в подземелье, но не тут-то было! Надпись на своей шее я скрывал, ее никто после первого обнажения не видел. И вот буквально пять минут назад она засветилась странным красным светом. Перевернутая подкова стала словно настоящей и сильно давила на грудь. Больно.
Знак судьбы? Матерь Магия зовет меня? Что мне делать?
Я прошел до конца лестницы, но тут же упал, охваченный удушьем какой-то лески. Надпись? Это надпись?
Сквозь боль я пополз на локтях обратно на верх лестницы, на третий этаж. Хнык, мне больно!
С каждым метром боль либо увеличивалась, либо уменьшалась. Таким образом, ориентируясь на свои чувства, я дошел до последней двери на третьем этаже. Том самом, где директор просил не бегать. Хах, какой я нерадивый ученик (ну, допустим, Мамка магов выше стоит чем директор и его слова).
Дверь заперта. Хорошо, я пытался, идем обратно.
— Ааа! — судороги прошлись по моим рукам, от самых плеч до фаланг пальцев. И не волной, а одновременно. — Хнык, ладно! Отопру я ее, отопру…
Я с каким-то отвращением вытащил свою волшебную палочку, белую, и направил ее на замок двери.
— Алохомора!
Естественно, ничего у меня не вышло. Помахал и сказал — ничего, вывел все буквы алфавита и сказал — пусто, вывел в воздухе это непростое слово — я неудачник.
Черт! Даже я при первых раскопках… то у меня лучше получалось. А у меня была только одна лопата да ножик кухонный.
— Ты совсем не понимаешь? — рядом со мной появилась (просто, из неоткуда) женщина бальзаковского возраста и, как я, она носила белую одежду. — Берешь свою невидимку, — она протянула руку к моим волосам, я отшатнулся, но она схватила меня за плечо другой граблей и все-таки оторвала от моих прекрасных (в кои-то веки… Хотя, я же работал, они, должно быть, грязные) волос тонкую заколку, призванную убирать челку набок.
— Кто Вы такая? — я рыкаю? Я рычу? Я рысь?
— Я Мирелла, сотрудница отдела помощи некромантам, попавшим в другой мир, — тем временем она вовсю орудовала моим украшением в замочке. — Я занимаюсь тремя такими же некромантами как ты. Моя территория — ваш островок.
— И много вас?
— Где? — она издевается?!
— Ну, на небесах.
Легкая улыбка тронула ее пухлые губы, окрашенные в непонятный темно-матовый оттенок.
— А с чего ты решил, что я с небес? Почему не из-под земли?
Так, режим лизания зада включен.
— Ну как же, — я тоже улыбнулся. Так приятно, что у нее должен случиться приступ сахарного диабета. — Я же вижу, какая Вы прекрасная, красивая, уверенная в себе девушка… Еще и умная! — эта бабка недолеченная сумела открыть дверь. Почему бы не использовать магию. — Позвольте сделать Вам комплимент, Мирелла.
Она выпрямилась, становясь на две головы выше меня, и, схватив меня за волосы (больно же), бросила в комнату за этой дверью.
— Как только начнутся наши боли, приходи сюда. Я буду давать тебе задания, а ты их исполнять. Тебе ясно?
Я кивнул. Ненавижу. Я таких сук еще в двадцать лет переловил, специально убивал и воскрешал — весь город перевоспитал.
— Можно я сейчас пойду?
Вместо ответа женщина закрыла дверь. Я кинулся в коридор, но никого уже не было.
Чтобы закрыть дверь, я сильно ее захлопнул и вставил в скважину кусочек пергамента, чтобы, если что, я мог вспомнить как открыть дверь снова, не мучаясь.
Ха, испытания ждут.
***
До чего же этот невзрачный мирок скучен и отвратителен. Он тесный, он переполнен алогизмом, здесь нет ни одного душевного человека. К чему это я? А к тому, что прошло уже более трех дней, а я до сих пор не обзавелся свитой или шайкой! Даже не так. За эти три дня Малфой успел сколотить себе небольшую банду, призвание которой — досаждать Гарри Поттеру всевозможными методами. И да, я вхожу в эту банду, и мое слово значится вторым.
«Панси Паркинсон: дальняя родственница Малфоя, имеет свою, женскую группку из первокурсниц Слизерина. Потенциала к темной магии нет.»
«Теодор Нотт: уродливый, высокий, худощавый. Особых отличительных способностей не обнаружено. Потенциала к высшей магии нет.»
«Блейз Забини: самоуверенный, спортивный, не обделен умом. Хитер, проворен и богат. Потенциал — шесть из десяти.»
«Кребб и Гойл: ходят постоянно с Драко, мало говорят, много едят, слушаются меня безприкословно. Ума нет.»
Странно, что я, будучи тридцатилетним (плюс три года) мужчиной, темным магом, так серьезно оцениваю своих соседей. Но это сейчас они такие невинные хулиганы, а кем они будут через несколько лет? Какой властью будут обладать? Чем заниматься? Жаль, но я не знаю ответов на эти некорректные вопросы.
В пятницу кончалось мое наказание в лице помощника Филча, а значит, легально бродить по ночам мне будет воспрещено. Эх, а выходные?
Для большей адаптации я начал заполнять свою маггловскую тетрадь в девяносто листов на пружинке именами и характеристиками, как было показано выше.
Так я запоминал своих будущих врагов быстрее, и, как прекрасный человек, некогда копавшийся во внутренностях животных 24/7, я пытался рисовать портреты к характеристикам. Я настолько расщедрился, что на одного человека выделял целый лист. Не страницу, а лист! То есть, если кто-то выдернет у меня парочку листов, то пару человек я потеряю из виду. Не хотелось бы.
«Энтони Голдстейн: когтевранец, еврей, светловолос, неприметен, невысок, грубая кожа, молчалив.»
Почему-то именно тихие ученики вызывали во мне сомнения. Я приглядывался к таким, наблюдал по нескольку уроков подряд.
Пятница. Зельеварение первой парой, да и второй тоже. Брр, Снейп ведет.
Учителей я не записывал. Я знал, что первое впечатление либо в корне не верно, либо правильно до неприличия. Так я с первых секунд невзлюбил Макгонагалл, зауважал Флитвика, чуть не влюбился в женщину-астрономичку.
Сложно.
Нашего декана я привык воспринимать как воспитателя, духовного наставника, почти что отца.
Каждый день, за полчаса до отбоя, он заходил в нашу гостиную, где должны были быть все ученики Слизерина. Мы стояли, сидели на полу, дышали друг другу в спины, но внимали Снейпу.
Вот взять хотя бы среду.
— Та-ак, — глубокие темные глаза медленно осмотрели переполненное детьми помещение. — Сегодня трое учеников отличились, — он там что-то говорил тем провинившимся, я не слушал. — И, конечно же, я не упущу такой замечательной возможности сказать пару слов об Оскоре Коллинзе, нашей… Восходящей звезде.
Я слышал, я, блядь, чувствовал презрение, истекающее из уст и глаз моих ближайших соседей в тот момент. Оно обволокло меня, как пищевая пленка, и не давало вдохнуть воздуха.
— Я бы не хотел, чтобы Вы распространяли информацию обо мне, профессор Снейп, — мне все-таки тридцать лет, я одного возраста с этим зельеваром!
— Ишь, — губы дернулись в улыбке. — Но я должен. Извините уж. В общем, мистер Коллинз болен душой, — где шепотки? Где?! — На девяносто баллов.
Что за баллы? Впервые слышу. Может, этот чувак еще и психиатрией занимается?
— Но это невозможно, сэр, — ну вот надо же кому-нибудь встать и начать глаголы разводить. — По (имя), человек, чей балл болезни выше восьмидесяти, умирает в раннем детстве. Разве не так?
— В этом-то все и дело, — вздыхает Северус, притворно плача. — Мистер Коллинз — это беспрецедентный случай. Путем обретения нескольких личностей сразу, он поглотил их и сейчас поддерживает свое самосознание на уровне семидесяти баллов.
Я не понимаю. Вакарищимасэн, нанын ихэга андуэ, нон интеллегитис.
— И… Мы должны бояться его? — несколько людей заинтересованно на меня уставились.
— Для чего я все это вам сказал, — через десять минут отбой. — Я хотел лишь попросить всех вас понаблюдать за Оскаром, так как он официально освобожден от уголовной ответственности. Не давайте ему повода ударить вас или покалечить.
— И все?
Снейп кивнул. Старосты кивнули в ответ. Слизеринцы стали расходиться.
Так, ладно, что-то я отвлекся.
На данный момент я стою в холодном коридоре подземелий, ожидая звонка, в объятиях Драко, которому вечно холодно, и он лезет ко мне с целью согреться.
Я носил свою форму так: на дневные пары я надевал черные брюки, рубашку, полосатый галстук, тонкую мантию. На астрономию, на зелья и, на будущее, на метлы, я решил надевать вместо мантии свитер. Большой такой, вязаный. Темно-зеленый, если что.
Ах, я прямо таю, когда себя вижу.
Смех, гогот, (стук копыт), тяжелые быстрые шаги — это гриффиндорцы, не иначе. Ну, так и есть.
О, Поттер. Переглядываюсь с Малфоем, киваю на рыжего и очкарика, Драко в ответ ухмыляется.
Ха-ха-ха.
По канону все должно было пройти как по маслу (наверное). Снейп орнул на Поттера, заставил записать триста тысяч правил безопасности, формул (ну, все, накрылось мое вдохновение к изучению зелий) и основные даты по истории. Типо 1556 года какой-то маг изобрел какое-то зелье, вдохновившись Аугсбургским религиозным миром.
И вот, уже половина второй пары прошло, мне скучно, и, вспомнив свое пренебрежение к главным героям, я пишу записку.
«Поттер, ты полное неудавшееся зелье, тебя на цепь Левиосой сажать надо, ты — маггл, по лесополосе бродящий. Если ты не согласен — приходи в полночь в Зал Наград, поговорим, блядь.
П.С. доброжелатель.»
Дождавшись, когда Малфой сцепится с Паркинсон за чернила, я Вингардиум Левиосой закинул пергамент в сумку рыжего, чтобы он прочитал, сказал своему дружку, и они вместе явились ко мне. Хех.
Остатки суток прошли безупречно: по истории я сдал свиток (каких трудов стоило выпросить тему для эссе…) и за Чары (они через день идут) получил два Пресвоходных за два выученных и отработанных заклятья. Ха, я обогнал Грейнджер (та еще девка невыносимая).
В семь легко поужинал, не обошлось без стычки с Флинтом, а после — к Филчу на каторгу.
Посмотрел до девяти за работающим над побелкой третьекурсником, вычесал сопротивляющуюся миссис Норрис, закинулся бутербродом и пошел «патрулировать» Зал Наград и прилегающие к нему территории.
Я ждал около двадцати минут. Успел прочитать все кубки, грамоты и свитки. Особо мне понравилась награда за «Лучший ученик с 1227 по 1666». Это как надо умудриться, чтобы за четыреста лет стать лучшим? Да и какие критерии оценивания вообще? Оценки, спорт, международные олимпиады? Там же была Столетняя война, может, он учился и воевал? Божечки, что я несу. Максимум обучения здесь — семь лет. А награда за четыреста. Я не понимаю.
Ближе к полуночи я услышал далекие шаги и какое-то шушуканье. Идиоты что ли? Они реально пришли?
Спрятавшись за шкафом, стоящим перпендикулярно двери, я попытался слиться с темнотой. За двадцать минут можно привыкнуть ко тьме, но видеть — невозможно. Ни одного лучика, ни свечи, ни углей. Голый мрак.
— Эй, Рон, — шепчет в трех метрах от меня горе-герой. — Я вижу чей-то силуэт.
Что? Кого он видит?
— Я тоже.
Ааа! Я уже и сам бояться начал! Хнык, нужно начинать.
Взяв в руки увесистый канделябр, я тихо, в одних только махровых носках, подошел сбоку к грифам и, замахнувшись, ударил рыжего по голове.
Неприятный звук падающего тела привычен мне, хоть я и не слышал его уже довольно давно. Поттера я ударил кулаком под дых, чтобы он не смог закричать, затем удар ногой по колену, и, завершающее, по носу.
Ха, это оказалось намного проще, чем я думал.
Звуки, если они и были, не могли достичь ушей Филча или Норрис. Я видел, как они вдвоем шли в сторону совятни десять минут назад.
Вингардиум Левиосой отношу гражданинов низшего класса в чулан на втором этаже. Здесь редко кто ходит, разве что портреты висят. Но и им, к счастью, ничто человеческое не чуждо. Они спят.
Детишки глупы
Отрезаю клок волос сзади у Поттера и Уизли, для того, чтобы в будущем достать Оборотное зелье и стать одним из этих дебилов. А что? У волоса же нет срока годности, а ДНК не меняется. Может, лет через пять пригодится.
Из хулиганских побуждений пишу на лице львят маты (странно, но очень полезно носить с собой ножницы, чернила, перо и лист пергамента).
Вот и прекрасно. У меня есть ДНК Уизли и Поттера.
***
Суббота. Выходной. Вроде как НЕучебный день. Но…
— КЛАСС, БЫСТРО ПОСТРОИЛИСЬ В ДВЕ ЛИНИИ ДРУГ НАПРОТИВ ДРУГА! МЕТЛА СПРАВА ОТ ВАС!
Учительница, после долгих споров с учениками, дикими первокурсниками, в конце концов отошла подальше и, поднеся конец палочки к горлу, сказала: «Сонорус».
Хоть мои дорогие слизеринцы и упрямились, не выполнить требования они не рискнули. Как, впрочем, и я.
До этого момента с криками седой женщины я спокойно выяснял отношения с Уизли и Поттером, неповторимым дуэтом, блядь. Эти раздолбаи (именно так я мог их называть, посмотрев на то, как они относились к учебе) каким-то образом вычислили, что доброжелатель из письма — это я. Не Малфой, не Паркинсон, не кто-то из старших (а ведь логичнее было предположить, что второкурсники, прознав про богатого Гарричку, начнут трясти с него капусты), а именно я.
Их главным аргументом был почерк. Почерк! Я избил их всего двенадцать часов назад, мы даже ни разу не сталкивались! Да и они не видели моих рукописей, к счастью.
Второй аргумент — «я видел бледную кожу и волосы». Что? Ладно, бледность, я с этим ничего поделать не могу (вообще-то еще темно было), а волосы? С какой целью они мне это сказали? «Я видел волосы»? Или «я видел бледные волосы»? Тупые гриффиндорцы. Неумение высказывать свои мысли — большое несчастье и существенный недостаток.
И, третье, это — «только ты мог шляться по замку безнаказанно». Вот это, я понимаю, аргумент. Но, допустим, не только я патрулирую коридоры. Каждую ночь на дежурство выходят четыре человека: Филч, один из учителей, двое старост. Ну и я в последнее время. С чего Поттер решил, будто это я испортил ему стрижку? Почему не старосты?
Меня даже уже схватили за ворот мантии, но рядом стояла свита Малфоя, да и он сам тоже, на всякий случай. Недавно, часа три назад, я убедил его в том, что я не нуждаюсь в том, чтобы он постоянно ходил со мной. А с ним его охранники. Нас же четверо получается. А это больше, чем один я.
В итоге дуэт львят «забил мне стрелу» в восемь часов вечера, у совятни, только Поттер с секундантом в лице Уизли, и я со своим секундантом. Мне стоило хорошенько подумать, кого брать. Может Снейпа? Хе.
Метла мне не далась. Я упал с нее трижды, прежде чем подняться хоть на метр. В отличие от Долгопупса.
Когда училка и Невилл скрылись за горизонтом, Малфой начал словесно драться с Потти за напоминалку. Итог: Драко опозорен, я тоже (я единственный, кто не смог подняться в воздух), а Гарри кадрит Макгонагалл.
Ва, почему так?
