«У каждого из нас внутри буря. У каждого своя трагедия. У каждого свой путь. У каждого есть «Я». И я — не исключение.»
Что? Что это? Что-то знакомое… это писал Волдеморт? Или может быть, это писал я в прошлой жизни? — Это последние слова некроманта, что был до тебя, — слышу я голос женщины. Я верчу головой и телом, пытаясь увидеть говорящего. Хотя тот, кто запихал меня сюда, вряд ли стал бы показываться — я разорвал бы его к черту. — Что с ним стало? — мой милый голос охрип как во время болезни. — Он отказался от моей помощи. Он пошел по дороге Матери Магии. Он прожил двадцать лет в этом мире. Он погиб в битве за Хогвартс. Что за битва? Впервые слышу. — Кто ты? Почему я здесь? — Я Вестник Тьмы, — продолжал все также нудно говорить кто-то. — Тьма приказала поместить тебя сюда, дабы позже разобраться с тобой, как полагается. — Долго мне ее ждать? Серьезно, я уже весь измучался. — Отнимай от тысячи семь. Как дойдешь до минуса быстрее чем вернется Тьма, то ты свободен. Если же собьешься, то у тебя будет минутный приступ боли. Начинай считать. Вслух. Я, честно говоря, вообще ничего не понял. Даже того, что делать нужно. Ну зачем такие сложности? — Росс? Ты должен считать! Я молчал. — Если ты не будешь считать, то у тебя будет много времени, чтобы испытать боль. Я молчал. — Ты должен считать! Я молчал. И тут… меня скрутила боль во всех группах мышц. Несильная, даже слабая, боль, меня убивала подобно капающему горячему воску на лицо. — Тысяча минус семь… — я напрягся, это будет трудно. Не хотелось бы испытать это вновь. — Девятьсот девяносто три… Едва я дошел до меньше половины, до четыреста сорока, как меня снова скрутила боль, уже сильная и направлена она была только на голову. Мигрень? — Ты считаешь слишком медленно! Ну простите уж, я не суперматематик, чтобы так легко считать. — Триста минус семь… Такими темпами я точно проиграю. Черт! Я хочу быть свободным! Я хочу жить без всяких Матерей Магии и Тьмы с ее вестниками! Я хочу самостоятельно поставить всех на колени. — Ты до ужаса медленно считал, — услышал я нежный, идеальный, будто дикторский голос девушки прямо за за своей спиной. — Я успела сделать всё, что хотела. Резко похолодели и онемели руки. Я перестал чувствовать ноги, и мне даже показалось, что я упал на колени. — Вестник? — каким-то несвоим голосом спросил я. На меня накатывал страх. — Нет, не Вестник, — я кожей чувствовал улыбку существа позади меня. — Кое-что очень занимательное и интересное. Что? Неужели пришла она? — Тьма? — Верно, дружок, Тьма. Но для тебя я пока что госпожа. — Пока что? — Я возлагаю на тебя большие надежды, мой милый Росс, — ее худая холодная рука коснулась моих волос. — Я хотела бы, чтобы мы с тобой вскоре начали называть друг друга по именам. — Госпожа?.. — меня одолевал дикий, почти животный страх. Я боялся. Я хотел уйти, но не мог. И я все также не мог открыть глаза из-за слепящего света. — Открой глаза. Открывай глаза. Открывай. Открывай. Открывай! Почему-то мне казалось, что если я открою глаза, то тут же помру. Ну, знаете как бывает, я открою глаза и моего сердца коснется холод. Я уже испытал это страшное чувство, хотя в тот момент я держал глаза открытыми. Тогда я мог победить, а сейчас нет. Решив больше не заставлять Тьму уговаривать меня, я поднял свои веки. И первое, что я увидел, так это необычайно красивые и завораживающие черные склеры, в которых я даже не различал, где зрачок и радужка. — Госпожа…5. Мрак
15 июля 2018 г. в 00:00
«Дорогой мой Дневник, я скоро сойду с ума. Минул месяц, как я в последний раз ходил ночью по школе. Помнишь субботу? Ну когда я еще раскудахтался о недалеком Потти и его подпевале Визгли. Стрела в восемь у совятни — ну не идиоты ли? Конечно, я должен был прийти и устроить самосуд дуэту за «вроде бы ложные» обвинения. Ага, а на следующий день снова быть наказаным Филчем.
Вообще, я освобожден от ответственности — я невменяем. Но залететь еще и в Центр мне не горит. Посему в тот день я просто не пришел. Восемь вечера — не одиннадцать, придраться не к чему. Да и навряд ли они притащили с собой биты с вбитыми в них гвоздями.
За этот месяц я изучил Хог, насколько смог. Пытался начертить карту, но все получилось настолько плохо, что я разорвал ее и бросил куски твердого пергамента Малфою в лицо.
О Малфое… эта муха царская задумала меня перевоспитать. Из бунтовщика в милую собачку. Меня?! Меня!
Раздражают уроки. Раздражают люди. Раздражает этот мир.
За этот месяц меня ни разу не вызвала Мирелла, или как ее там. И слава боженьке, потому что мне не очень хочется бегать по их божественным делам. Мне, вон, уроков с лихвой хватает.» © запись от 07.10.91.
Та-а-ак, сегодня понедельник, а значит придется терпеть историю и выворачиваться на трансфигурации, а дальше как пойдет. Может уроки отменят.
Шесть утра. Я со скукой пишу в блокноте, сидя в сырой и довольно неприятной гостиной Слизерина. Прямо как в склепе.
К слову о склепах. В пяти километрах от Хогвартса оказывается есть деревня, в которой можно найти что-нибудь хорошего, вроде ножа. А если есть деревня, то есть и кладбище, так?
Но я не мог выйти за пределы Хога. Там стоял какой-то щит или поле, которое сообщало декану и директору о том, что кто-то из младшекурсников решил покинуть территорию. И тут же меня вязала веревка.
Да какого черта?! Что за заклинание такое? Кто так вообще делает?
И, насколько я знаю, не только первошам не разрешали выходить. Третьекурсники и четверокурсники -только в определенные дни и с разрешения родителей, а последние три курса могли хоть каждый день тусоваться в Хогсмите. Но это не должно влиять на их успеваемость.
А теперь насчет моей успеваемости… Помните, я говорил, что буду отличником? Что должен учить заклинания, чтобы стать сильнее? Так вот, брехня все это.
Все интересные заклинания и трансфигурационные примочки изучают лишь на пятом и выше курсе.
Возьмем страницу из дневника (из части, где Реддл писал).
«Инсендио — заклятье небольшого огня — изучают на пятом курсе — подходит для сильного третьекурсника.
Дезилюминационные чары — заклятье слияния со внешнем миром (невидимость) — изучают на седьмом курсе (только сильные ученики) — подходит для пятикурсника, но много затрат на сотворение.
Инкарцерро — заклятье связывания — изучают на шестом курсе — подходит для сильного четверокурсника.»
Там, конечно, было подробнее, но переписал я только самое важное. Да-да, я переписываю все, что дает мне дневник. Там же то появляются, то исчезают записи.
Так вот. Все, что я изучил, то это «Петрификус Тоталус», «Вингардиум Левиоса», «Алохомора», «Диффиндо» и «Остолбеней-мини».
Не знаю как другие (хотя нет, знаю, я наблюдаю), но мне кажется, я успешно справляюсь с заданиями учителей по всем предметам.
Зельеварение вроде бы нетрудный предмет, но упор на него я сделал основательно. Я же прошлый химик и анатомист (или как там), мне все эти формулы как два пальца об асфальт.
По трансфигурации сложнее: требуется знание создаваемой материи и физики с биологией, если идет созидание живого. Проблем нет — большую часть времени отдается изучению физики. Формулы, Ньютоны там всякие…
ЗОТИ и Чары я кое-как нагонял своими силами. В отличие от Грейнджер, девчонки с Гриффиндора, я не мог сосредоточиться. Мысли скакали как табун мустангов в брачный период. Левиоса и Алохомора дались мне ну очень тяжело. Я долго тренировался, но продолжать все так же невыносимо скучно проводить свое время я не мог, да и не хотел.
Я должен стать сильнее… могущественнее и лучше. Я хочу вернуться к мертвой магии, хочу вновь поднимать тела мертвых, хочу покопаться в ядовитой земле, хочу резать раз за разом руки и капать кровь на глаза и органы мертвых.
Я пытался тренироваться. Пытался отжиматься, пытался приседать, пытался делать хоть что-то, чтобы стать сильнее. Но ничего не получалось — мне мешали.
Чтобы тренировки приносили пользу, а не вред, требовалась квалифицированная помощь. Тренер по полетам на метлам была жутко тупая и бесчувственная — я не смог ее очаровать.
И вот, я тихо подошел к теме своего нытья — я начал терять свой шарм. Возможно, из-за того, что я постоянно огрызался на всех подряд, или периодически бил Малфоя прилюдно, но итог у моей агрессии таков — меня начали бояться.
«— Слышал, Коллинз опять вышел из себя? Третьекурсника канделябром завалил.
— Ага, совсем рехнулся. Дурачок, что с него взять.
— Ну не знаю… Он же вроде от ответственности освобожден? Он может делать что хочет и когда захочет — слова поперек ему никто не скажет, даже этот, как его, Малфой.
— Ну да, держаться от него надо подальше.
И заинтересованные взгляды в мою сторону.»
Этот разговор я подслушал на уроке Астрономии. Как раз шла контрольная, мы в девять вечера стояли на соответствующей башне и по очереди, по алфавиту, сдавали термины училке. Я, кажется, тогда с Андромедой что-то напутал.
Не смотря на повторяющиеся приступы, учителя меня никак не останавливали. Тот же Снейп в переполохе с сотрясением мозга третьекурсника всего лишь меня отчитал и отправил баиньки.
Молодцы, что сказать! По школе разгуливает опасный ребёнок, они чем думают? Я бы на их месте обратился в Центр, в Министерство, к тем же родителям, хотя…
Тут недавно парень в дружеском матче между Пуффендуем и Слизерином тридцать костей в разных частях тела сломал. Обе ноги, руки (около пятнадцати вышло), ключицы, лопатку, три ребра и еще что-то. И знаете что? Ничего! Парня того выписали из больнички уже через три дня. Его родители наверно даже в курсе не были.
Что за страшная школа?
Хорошо. С этим я как-нибудь свыкнусь, мне просто нужно время и терпение.
***
Нестерпимо болит шея, чешутся кулаки кому-нибудь навалять. Ай! Больно!
Я со стонами встаю с кровати и иду в гостиную, там вроде где-то стояла аптечка с обезболивающим.
Едва я пересек общий коридор, как мне существенно стало легче. Неужели? Наконец-то меня вызывает Магия?
Не Ура, конечно, но пора бы уже этой Мирелле дать мне какое-нибудь задание. Может это как-нибудь повысит мои силы?
Едва переставляя ноги от боли и усталости, я дошел до третьего этажа, до последней двери. Мой пергамент как был там, так и остался. Никто здесь не ходит, или что?
— Ты пришел, — пропел кто-то елейным голоском. — Сладкая конфеточка, милая лапулька!
Блять, меня сейчас стошнит. Так мило, что аж приторно.
Боль мгновенно ушла. Я поднялся на ноги (упал, когда зашел) и повернулся лицом к двери.
Теперь передо мной стояла не та женщина в белом, а самое настоящее исчадие ада. Прекрасное существо, уродливое и идеальное до обморочного состояния.
— Вы кто? — решил сыграть в вежливого мальчика я.
— Странно, — существо подплыло ко мне и ухватило за подбородок тремя длинными пальцами. — Мне госпожа рассказывала о тебе куда больше. Говорила, что ты сообразительнее.
Глаза привыкли к темноте и я наклонился к полу, чтобы поднять волшебную палочку, слабо светящуюся в этом мраке.
— Люмос, — попробовал я осуществить новое выученное заклинание. Конец палочки лишь чуть-чуть зажегся, но тут же потух. Ха, мне хватило и этого. — Ваша Госпожа, должно быть, прекрасно разбирается в людях, — нащупываю «руку» существа, и целую жесткие волосы на ладони. — Как и я.
— Ты совсем не изменился, Росс, — вроде бы улыбается женоподобное существо. — Все такой же обольститель, негодный некромантик.
Я ухмыляюсь. Если мне не изменяет память, то это существо, именуемое Вестником Тьмы, любит быть монстром с лицом девушки. А значит, и чувства оно хочет испытывать девчачьи.
— Поэтому-то красавицы и укладывались штабелями в мои могилы, лишь бы пообжиматься со мной.
Черт. Я хоть и привык к этому ужасному телу, но все же предпочел бы свое большое тело взамен этого мизерного.
— Маленький дьявол, — и оно притягивает меня к себе. Я утыкаюсь носом в мягкую голую грудь. По ощущениям, этой груди лет двадцать (упругая, ух). — Когда же до тебя дойдет? Ты не более чем, — внезапно я испытал жжение в глазах и закрыл глаза, а когда открыл, то увидел вокруг себя сплошной свет, как будто я висел в вакууме. — игрушка.
Что? Где это я? И где Вестник?
Делаю пару шагов. Хм, странно, я не упал. Машу руками, прыгаю, бегу — все такая же гравитация, как и на земле.
Я не знал, сколько времени провел здесь. Может две, десять, сто минут? Я пробовал считать, но сбился, когда дошел до трехсот.
Я кричал, звал, колдовал — бесполезно.
Неужели я умер?
Не хочу… нет!
Неожиданно меня что-то касается. Я понимаю, что что-то сжимаю, что у меня в руке есть лист.
Белый свет резал глаза, поэтому я их закрыл. Поднимаю веки медленно, словно после векового сна. Неприятно и противно видеть ничего перед собой.
Раскрываю ладонь. В маленькой хрупкой ладони таится ответ на мои вопросы. И вот, я разворачиваю обычный лист из обычной тетради (прямо как в моем времени) и начинаю читать.