***
Из сброшенных на пол деталей клоунского серебряного костюма, Билл понял две вещи: его многослойность, несмотря на общий цельный вид и то, что Пеннивайз был исключительным неряхой. Подняв последний элемент одежды, то было перчаткой, сброшенной уже у самого порога ванной комнаты, Билл недолго постоял перед дверью, прислушиваясь к звукам, доносившихся за ней, и осторожно толкнул ее внутрь. Он застал ребенка перед раковиной, исподлобья изучающим свое треснутое по диагонали лицо. — П-Пенни, я п-принес тебе полотенце и… — будто пойманный на чем-то неприличном, Пеннивайз резко обернулся и отдернул руки, представляя из себя зрелище весьма необычное, с алыми пятнами вокруг глаз и губах. Видимо, тер их ладонями. Красная краска алым потоком стекала по подбородку, а под таким наклоном головы, заливалась еще и на щеку. Приглаженные сальные волосы разметались во все стороны, добавляя образу безумия. «Страшноватое зрелище!» — подумал Билли, но все же вошел в ванную, прикрывая за собой дверь. Вода тонкой струйкой шлепала Пенни по затылку, стекая мутным потом в слив и Билл наконец-то понял, чем он занят. Точнее, предположил со своей точки зрения ситуации. Наспех скрутив его костюм в руках, Билл сложил его на полку и стараясь не таращиться, предложил: — Я… Д-давай я наберу т-тебе ванну? — худые плечи, с рассекающими их длинными, продольными шрамами, неуверенно передернулись. Вскоре, намыленная ладонь Билли интенсивно оттирала грим с лица, от чего маленький клоун морщился, пытаясь что-то пролепетать. Но пару раз словив горькие мыльные пальцы Билла в рот, прекратил эти попытки. И вы не подумайте, ему нравились руки Билла. Пеннивайз находил их очень мягкими и даже приятными. Билл осторожно массировал кожу лица пальцами, натирая ее до мутной пенки и делал он это с такой осторожностью, как если бы умывал Джорджи, подумал Пеннивайз. Эта мысль заставила его улыбнуться… и вновь поймать палец между губ. Отплевываясь, он радостно думал «Обо мне заботятся!». Денбро не единожды попросил Пенни не открывать глаза, а когда тот неожиданно закрутился и захныкал — что было просто вопросом времени — то Билл тут же смочил ладонь, набирая в нее воды и стал умывать капризного мальчишку. Взгляд у Пенни поплыл. До лица дотронулись полотенцем, быстро собирая влагу и по привычке утирая заодно и вздернутый нос. Пеннивайз посмотрел на себя в отражении и просто не узнавал. Он оказался удивительно обаятельным малым, с пухлыми вишневыми от природы губами, чуть вздернутым носиком и огромными синими глазами, жаждущими изучить мир вдоль и поперек. «Н-да, неплохо» — думал он, разглядывая себя в зеркало чуть-ли не впервые в жизни без грима. Ему можно было простить такое сильное изумление, потому что Пеннивайз почти что не впервые в жизни рассматривал себя в настоящем зеркале, а не в куске битого стекла или отражении мутной воды сточного канала, а в настоящем и чистом зеркале. За изучением себя, он как-то неловко поджал губы, сглатывая, и его взгляд обеспокоенно метнулся по отражению вверх, на Билла. Потому что сам он не знал, как на все это реагировать и искал помощи у старшего Денбро. И чем дольше на него смотрел, тем более естественными, человеческими казались его черты лица, будто перенимаемые у Билла. Последний демонстрировал улыбку. И пригладил влажные волосы. Подхватил голенького мальчишку подмышки, попробовав поднять, а затем, одним движением перенес его через бортик. Все-таки Пенни был достаточно тяжелым для таких финтов. Хватило пары мгновений оценки ситуации, чтобы Пеннивайз медленно опустился в этот теплый плен. И блаженно растянулся на животе. Под чужим взглядом чувство скованности у этого ребенка отсутствовало от слова совсем. Но хлопковые белые трусики мальчик снять все-таки отказался из собственных соображений, которые Биллу объяснять отказался. Впрочем, Биллу было и не до этого. Он рассматривал несколько иную заинтересовавшую его вещь. От самых кончиков пальцев и до трети плеча у Пеннивайза была абсолютно черная кожа. «Витилиго» — это первое и единственное разумное объяснение, за которое Билл уцепился стальной хваткой. «Только этого не хватало. Бедный малыш.» Он слышал об этом косметическом дефекте кожи весьма поверхностно и никогда прежде не сталкивался с этим вживую. Все его знания ограничивались парой фактов: витилиго возникает в любом возрасте, заболевание это хроническое и лечение его затруднительно и требует огромного терпения. Если оно вообще имелось. Слухи на то и слухи, чтобы брать крупицу правды и додумывать остальное. Он не знал лишь одной особенности. Что витилиго возникает на тех участках кожи, где погибли клетки, вырабатывающие меланин. Не наоборот. Витилиго не обусловлено потемнением участков кожи. — Это будет со мной всю жизнь, — сказал Пеннивайз на интерес Билла. И было больно слышать от ребёнка такие вещи. Он просто смирился. И, судя по голосу, ничего дурного в этом не видел. — Именно п-по этому т-ты и носишь п-перчатки… Весь этот костюм, кхм… — он обернулся назад, закашлявшись, и взглянул на сложенные у входа вещи. Стоило отнести его в подвал и постирать, потому что премерзкий запах чувствовался даже от сюда. Эта мысль Билла не ушла от Пеннивайза. Он еще не достаточно хорошо разобрался со своим умением, но идею Билла уйти он вычленил из общего эмоционального фона. Он тут же поднял голову, схватил его за руку и буквально пригвоздил взглядом к месту. Глаза заволокло чем-то мутным, там, в глубине, отчего Биллу стало не по себе. Наверное, Пеннивайз подумал, что его собираются тут оставить совершенно одного и испытал присущий всем детям страх? Он медленно погрузился в воду по самые щеки и сосредоточенно смотрел на Билла неморгающим взглядом, почти настаивая на том, чтобы тот остался. Просьба имела добровольно-принудительный характер, и Билл не мог объяснить себе, как понял это. Ведь ребенок даже не произнес ни слова. Только смотрел. Напряженно так. Стало как-то жутко. Левый глаз закосил особенно заметно, медленно уплывая в сторону, когда Билл неуверенно прочистил горло, отчего закашлялся. — Хорошо… давай поступим так, — без запинки выдал Денбро и даже не заметил этого, — поплавай еще н-немного, а…, а я пока отнесу грязные вещи в стирку, окей? К взрывному разочарованию, Билл встал и отошел к двери. Взгляд у Пеннивайза в этот момент стал каким-то растерянным, он правда не понимал, почему Билл не слушался. — Когда закончишь, я буду ждать тебя в комнате — как выйдешь, вторая дверь направо, вдоль по коридору. Хорошо? Все вокруг смолкло. Атмосфера веселья растворилась в горячем воздухе, поднимающимся паром от воды. Только когда дверь за Биллом закрылась, Пеннивайз издал булькающий невнятный звук и притоп, закатывая глаза, пока те полностью не затянулись белым. А затем с головой скрылся под водой. Тело пробрала сильная дрожь, как это и случалось всякий раз при столкновении с чем-то, что сильнее Пеннивайза. Но все обошлось одним чувством дискомфорта, схватившего его грудь в стальные тиски. Самое страшное в ситуации оказалось то, что Пенни даже не хотел брать контроль над сознанием, не хотел влезать в мысли Билла. Все произошло само собой, на фоне сильного волнения, что Билл уйдет, и его требовалось остановить. В таком нежном возрасте он был чертовски уязвим, как детеныш броненосца в своей тонкой при рождении кожице. Только малыш броненосец вырастал и пластинки на его теле затвердевали, после чего он становился не такой легкой добычей. Но на этом все — цикл прерывался. Из слабого, тонкокожего, он становился крепче и когда его защита полностью сформировывалась, останавливался на этом. Хищники же вынуждены были двигаться всю свою жизнь: крепкое раздробить, на ядовитое выработать иммунитет, стать умнее наблюдательной жертвы, а сильное перехитрить и тоже съесть. Это природная гонка за выживаемость. Умение приспособиться. Билл Денбро не поддавался его воздействию, возможно, по той причине, что не сам Пеннивайз слаб, сколько его оболочка. По ряду физиологических ограничений. Некоторые решения проблем лежал прямо на поверхности — ему элементарно нужно вырасти. Перерасти Билла. Пеннивайз не осознавал этого. Зато безошибочно чувствовал, как по телу растекается приятное тепло запущенной в движение программы по выживанию. Он должен стать сильнее того, с чем столкнулся — сильнее сверххищника по всем аспектам. Как физически, так и психоэмоционально. По тонкой поверхности спокойной воды поползла рябь. Янтарные глаза с разрезающим их узким кошачьи зрачком сфокусировались в одной точке на потолке и Пеннивайз поднялся из воды. Грудь тяжело ходила от каждого прерывистого вдоха.***
Дверь в комнату Билла медленно открылась и на пороге показалась миссис Денбро. — Знаешь, что такое расти без матери? — Сара торопливо прикрыла за собой дверь, убеждаясь, что в комнате они вдвоем. Билл с сомнением посмотрел на мать: — У него какое-то от-отклонение в развитии. — А ты заикаешься, Билл! Но дело не в этом, — он аж осел. Его только-что зафайтила собственная мама? — у Пеннивайза острая нужда, я бы даже сказала, потребность в любви. И никакой взрослый мужчина, называющий себя отцом, не в состоянии восполнить это ребенку и тем более дать материнскую любовь. Женщина вновь присела на уши сына со своей больной темой. Билл вернулся к выбору футболки, но даже не всматривался ни в одну из них. Его не покидало какое-то беспокойное чувство. Пеннивайз мог в один момент вести себя как абсолютный шестилетка, но что-то в нем было не так. В его взгляде или мотивации. — Ты хотя бы представляешь, какие из таких недолюбленных детей вырастают взрослые? Поджигатели и убийцы, Билл. Насильники, они становятся… как психопат, чей холодильник вскрыли, а там… куча трупов замученных животных. — А п-почему бы П-П-Пеннивайзу этим типом и н-не быть? О-он д-достаточно загнанный для этого м-малый. А? Мать расстроенно посмотрела на сына: — Билл, он ведь ребенок. И ему, как и всем, как Джорджи, нужен друг. Билл, он ведь смотрит на тебя и видит пример для подражания. — П-Пеннивайз не Дж-Джорджи. Мать смотрела на сына с огорчением, не понимая его черствости. Билл поднял к лицу одну из футболок и резко потянул ее носом. Чистая. Хотелось поскорее прервать этот разговор и он моментально поднялся, сгребая в руки пижамные штаны и белую футболку. Но было в этой спешке что-то ещё. Миссис Денбро, как мать, как человек, посеяла в груди своего ребёнка зерно сочувствия и человеческой жалости. Оно ещё не развилось во что-то сильное и оформленное, так что Билл просто чувствовал только обиду за Пеннивайза. Как всякий раз, когда его солнечного брата Джорджи кто-то из детей незаслуженно толкал или прогонял от компании. Обида. Сильное чувство и только сам Билл способен задать ей направление. Он скользнул мимо матери, открывая дверь, но не успел сделать и пару шагов, как столкнулся с абсолютно голеньким мальчуганом, замершим на пороге комнаты Джорджи, медленно вдавливая пальцами левой руки дверь внутрь, тем самым с противным скрипом открывая. Билл тут же растерял всю свою уверенность замер. Оба замерли. Его было не узнать без излюбленной боевой окраски на все лицо и смешного объемного клоунского костюма. Он даже казался вполне обычным малым, взгляд косил, правда, да и эти выпирающие резцы, но в целом… худенький, высокий, с проступающими ребрами на груди и сутуло опущенными вперед узкими плечами… На эту мысль ушли секунды. И насколько же тупо было испугаться ребенка. Билл просто сжал зубы и улыбнувшись — эту улыбку моментально украли, пристроив на чужих губах — потянул мальчишку к себе, предварительно пихнув в руки сменные вещи. Он, видимо, перепутал комнаты. Да. Пеннивайз аж вздрогнул, когда тёплые руки обняли его за плечи и Билл прижал его к себе в мимолётном объятии. — Идём, п-приятель. Где-то через минут двадцать после того, как они улеглись, Билл задал волнующий его вопрос, чувствуя себя сыщиком: — У тебя должна быть тут семья. Пенни насторожился осторожным взглядом зарыскав по комнате: — Конечно, отец. Точно. У меня есть отец — он моя семья. Билл приподнялся на локтях, желая взглянуть на собеседника, но тот был совсем рядом, устроив руки на краю кровати и уложив на них голову. Подкрался он совсем тихо. Видимо, на полу ему было не комфортно, несмотря на то, что мама положила ему поверх матраса дополнительное одеяло. Футболка Билла оказалась ему как раз и не спадала с плеч, как если бы ее надел Джорджи. — Если бы м-моя мать узнала, что я шатаюсь н-ночью по городу, то убила бы меня, — продолжал приводить свои аргументы Билл, сдвигаясь в сторону, когда Пеннивайз полез к нему под одеяло. От мальчишки чертовски хорошо пахло, тепло и пряно, как от его младшего брата. Это заставило Билла сдать позиции и пригласить мальчика под одеяло, — дети же п-пропадают. — Отец научил меня ничего не бояться в этом мире… кроме него, — уверенно заявил Пенни. По взгляду Билла, наверное, было видно, что этой информации недостаточно. Настолько подозрительным он стал. — Эм, звучит в равной степени п-паршиво. — Ну, он человек старой закалки. Он заботится обо мне, кормит, — по заминке, можно было услышать недосказанность чего-то, — Он всегда говорил, что я особенный. И когда-нибудь мне придется выйти в мир, ко всему этому. Говорил, что люди будут бояться меня. Но я должен быть готовым к жестокости, ко всему. И он сделал одну вещь, очень классную вещь — он издевался надо мной первым. Билли задумался: «Как такое может быть? Чтобы родитель издевался над собственным сыном, к тому же, бросил его на детской площадке совсем одного?» Пеннивайз рассмеялся, возвращая себе толику детской невинности. Он даже как-то изменился. То есть, да, он смыл грим, но дело было не в нем. В прошлую их встречу Пенни установил планку уровня общения и она плавала на уровне шести или восьми лет. Но теперь Билл чувствовал в нем интересного собеседника. И это пугало. — Все еще звучит п-паршиво. — Поймешь, что это не так, когда я буду заботиться о тебе. Билли аж подскочил от неожиданности: — Что?! — Что? — собственно, на этом мальчишка исчерпал себя, возвращаясь к острой теме опекунства. Он как-то по-взрослому серьезно взглянул на Билла и тут же сел на постели. — Но нет-нет… не нужно, вот этого, — он провел пальцами по своему лицу, видя во взгляде Билла некую жалость, — Потому что, Билл, люди слишком сильно хотят защитить своих детей от жизни. Так говорил мне мой отец. Он придвинулся поближе. — Защищать своих детей это правильно, так заложено природой — когда родитель видит, что его ребенок в опасности, то это наделяет его нечеловеческой силой. Черт! Да мой отец однажды сбил грузовик! — Да нуу. — С недоверием протянул Билл. — Сделав это в стремлении защитить меня — его дитя. Так и нужно делать. Но и стоит пропускать немного Жизни тоже. Поэтому он оставил меня там, на детской площадке совсем одного. Потому что, — он облизал пересохшие губы, задержав взгляд на пульсирующей на шее артерии Билла, — столкнувшись с какой-то проблемой однажды, а ты по-любому столкнешься рано или поздно, Билли, просто не будешь знать, как на нее реагировать. Билл медленно сполз по подушке вниз, зарываясь в одеяло по самое горло. Он даже не замечал, как в темноте глаза мальчишки наливаются жёлтым и без какого-либо отсвета в их сторону, они светились. Билл обдумывал сказанное и уже был совсем не против, когда мальчик закрутился и подлез под его руку, крепко прижимаясь к боку. От него очень приятно пахло, но Билл поборол острое желание повернуться к мальчику на бок и сгрести в объятия. Хоть и думал об этом, будто вот-вот сделает, как только наберется смелости. Как будет подходящий для этого момент или намёк со стороны Пеннивайза. Кажется, последнему под его рукой было очень комфортно. Его чёрные пальцы скользнул рукой под одеяло, накрывая Билла своей рукой поперек груди. И только тогда полностью расслабился, засопев ему куда-то в подмышку. Уже проваливаясь в сон, Билл почувствовал чужое прикосновение к ноге. Пеннивайз продолжал… червиться. Подобрал правильное определение к этому копошению под его боком Билл. Пеннивайз не успокоился, пока не вскарабкался на Билла сверху, обняв того, будто подушку и уткнулся носом в теплое местечко, где шея переходила в плечо. Но к тому моменту Билл настолько уже хотел провалиться в сон, что жадному до объятий мальчишке он был готов простить все, лишь бы тот прекратил ерзать и устроился уже наконец-то.