Часть 3
23 декабря 2017 г. в 06:44
Дерри погрузился в глубокий сон. На одиноких перекрестках размеренно мигали светофоры, но дороги были пусты и некому посмотреть на предупреждающее тройное мерцание красного сигнала.
Вдоль одной из таких дорог, которые ведут за город, на корточках присел мальчишка, копошась руками в земле. Дождевик его был грязного желтого цвета, а сбитые башмаки и вовсе черными.
Замерший посреди полосы полицейский дополнял странную картину своей неуместностью. Фигуру ребёнка осветили фонарем.
— Простите, сэр, я тут ищу свою мордашку, — голосом исключительно заботливым произнес коп, подступая к мальчику со спины и мягко толкая дубинкой его в плечо.
Ребенок быстро-быстро задвигал челюстями, подбирая в руки что-то, что тормошил на земле и когда его удалось развернуть к себе в пол оборота, то можно было заметить, с каким остервенением мальчишка смял пальцами кошку, въедаясь той в брюхо.
Животное уже не протестовало, просто не могло. Голова ее висела исключительно на коже, а сбитые в кучу передние лапы оказались крепко перехвачены детской ладонью.
Офицер поправил съехавшую фуражку на глаза и присел на корточки. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что клоунские башмаки вовсе не черные, просто заляпаны кровью. И за исключением подрагивающих пальцев, вид у ребенка не был агрессивный. Спокойный... пока у него не отнимали пищу. На постороннего человека ребенку было ровным счетом наплевать.
Фонарик моргнул и его выключили, дабы не раздражать и без того шуганного мальца. Тот даже без проблем дал себя подхватить подмышки и поднять на руки.
Однако, каждый раз, когда размолотые в кашу внутренности и фасции мышц соскальзывали и исчезали где-то под ногами офицера, от истошного рычания сквозь сжатые зубы у мальчика пузырилась слюна. Он сильнее сжимал колени на чужих боках, торопливо пробираясь ручками под жилет офицера, наверное, пряча от этого копа свою еду. Но полицейского это нисколько не беспокоило. Он очень уверенно прижимал к своей груди мальчишку.
***
Телом Пеннивайз сейчас находился в хорошо освещенном теплом помещении, даже на постели, представляющую собой сваленную гору чего-то мягкого. Но своими беспорядочно мечущимися мыслями мальчик был очень далеко. Запутался в паутине из мыслей (самое обидное, что даже не в собственных) и если заглянуть в его глаза… в эти белые омуты запавших за веки влажных радужек глаз, то вы не увидите в них абсолютно ничего. Малыш-Клоун напоминал компьютер с полетевшим кодом программы. Надлом произошел где-то в одном месте, но потащило за собой абсолютно все.
Откуда-то снаружи доносились приглушённые ломкие звуки музыкально-эстрадного цирка Шапито. Он, звук, проигрывался, должно быть, через хрипящий от старости мегафон, от чего мелодия казалась мрачной и надрывной.
Пальцы Пеннивайза то и дело сжимали и разжимали труп выпотрошенного животного, размазывая его по белой мягкой материи. Ею было выстлано все в этой узкой комнате. Мягкие игрушки, несоизмеримо большие по сравнению с размерами Пеннивайза, подушки, пледы, воздушные куски синтепона — все покрыто и напрочь склеено в одну массу, напоминающей своей структурой гнездо.
Где-то эта масса в углу собираясь в особенно приметный ком-кокон, с продольным разрезом на нем, видимо, мальчик забирался туда через этот разрез или прятал там свои сомнительной ценности богатства.
Если в голове у этого маленького ублюдка есть такое понятие, как «дом», то это место и было им, пропахшее сыростью - его мрачное и тёплое убежище.
Из забвения его вырвали чьи-то крепкие руки, буквально тряхнув за плечи. Пеннивайз еще не успел полностью прийти в себя, когда истошно многоголосо завизжал не под стать грохотанию чужой глотки в ответ, нисходящей на змеиное шипение. Его дернули за плечи вверх. Перед глазами пестрили слепящие огни, и он утопал в них, не в силах сомкнуть глаз. Глаз, которые от этого мертвого свечения стекленели.
— Если тебе так срывает башку на фоне неудачного контроля, — еще не вернувшееся в полной мере сознание проглатывает куски фраз, — … мордашка. Не берись за это.
Его медленно усадили на место и тельце откинулось на спину, на манер веревочной куколки.
Пальцы Пенни были сжаты в кулаки. Мысли собраны по кускам. И это были его собственные мысли, а не тот вихрь эмоций, чувств, каких-то обрывков предложений и фобий. Одно только воспоминание об этом заставило мальчика исказить лицо в плаксивой гримасе.
До серьезных трансформаций он еще не дорос, как и до возможности потрошить что-то крупнее собаки, как по габаритам, так и по уровню сознания. Но его облик все равно бесконтрольно накладывал отпечатки.
Наметанный на это дело глаз Старшего мог сразу вычленить нужное из быстрой смены форм, не глобальных, а мелких, детальных. Тело стремилось к балансу с разумом, но не своим, а неудачно захваченным, вызывающим такую болезненную реакцию неподготовленного тела, но это временный эффект.
Хищная часть Пеннивайза трансформировала боль в превосходство. В будущем он научится это контролировать и обращать себе в пользу.
Если этот процесс, через который проходил сейчас Пеннивайз, можно с чем-то сравнить, то только с естественно приобретенным иммунитетом на особый патоген.