Oh, you see, it's kind of a funny story

Пройдясь зубами по едва подсохшей корочке лопнувшей верхней губы, Билл ее содрал, протяжно зашипел и прижал ко рту ладонь. Впрочем, от текста это не отвлекало. Он кропотливо перечитал абзац, выбирая наиболее подходящую конструкцию для предложения. Билл выглядел болезненно. Был бледен, под глазами залегли темные тени, тело пробирало мелкой дрожью, хотя Билл кутался в махровый халат, завернувшись в него с ногами. Это не помогало, трясло только сильнее. Переложив голову с одного острого колена на другое, Билл теснее прижал худые ноги к груди и в какой-то момент прикрыл глаза, слушая, как дождь настойчиво колотится в окно. Он замер и затаил дыхание. Только так можно было поймать мелодию, доносящуюся с первого этажа. Сара топила личную трагедию в бутылке красного полусладкого и каждый вечер садилась за фортепиано. С некоторых пор музыкальный инструмент стал причиной скандалов в доме семьи Денбро. Когда оконная рама скрипнула впервые, Билл не обратил на это внимание. Скрип повторился, и он приоткрыл глаз, сонно глянув в окно. Белая перчатка вовсю скользила по влажному стеклу в попытке поднять тяжелую раму вверх. От зрелища как по ту сторону окна мертвецки-бледные ладони плотно уперлись в поверхность стекла, продавливая его внутрь, Билл заледенел. Окно едва подалось напору и он бросился вперед, чтобы заглянуть вниз, убедиться. Ведь он узнал в этом бестактном и совершенно идиотском поступке почерк одного чудаковатого знакомого. — Пенни! — обеими руками ухватив раму, Билл дернул ее вверх. Старая конструкция поддавалась тяжело. — У тебя такой болезненный вид, Билли-бой, — на стол шлепнулась одна, а затем и вторая рука Пеннивайза. «Эти чертовски длинные руки… » — подумал Билл, едва удерживая оконную раму открытой. Высокая фигура угловато заползла к нему в комнату. Заползла… Такое определение подходило под эти телодвижения как нельзя лучше, потому что стоило плечевому поясу протиснуться в узкое пространство, как дальше Пеннивайз смешно забарахтался и, будто совершенно лишенный костей в теле, соскользнул на стол. От гостя тащило сыростью и чем-то тошнотворно-сладким. Опять накрашенный. Опять в костюме клоуна. Но Билла этим было не удивить. Он подпер бедром край стола, облокотившись на него и подал распластавшемуся по полу другу руку. — Я так рад т-тебя вид-деть, Пенни. Его ладонь крепко обхватили, полностью пряча в своей, теплой, широкой, однако, не используя предложенную руку по назначению. Клоун стал медленно подниматься, упираясь в стол по правую сторону от бедра Билла, поймав взгляд светлых глаз и больше не отпуская. Билл с замиранием, смотрел уже снизу-вверх на заметно подросшего приятеля. Пеннивайз был неузнаваем. Только во взгляде теплился крохотный кусочек чего-то наивного и детского. — Испугался? Аж колени затряслись… аха-ах! — пухлые губы расцвели в то ли ласковой, то ли плотоядной улыбке. — Тебе все еще интересно где я пропадал, Билли? Клоун низко склонился вперед, к самому лицу Билла, замирая. — Не очень-то. Удлиненные резцы оказались ровно напротив глаз Билла, заставляя его чуть-чуть отвести голову в сторону, чем клоун и воспользовался. — Т-ты меня с-сейчас п-понюхал что ли? — неуверенно уточнил Билл, почему-то желая вырвать собственную ладонь из крепкой хватки. — Поп-потный, соленый, горячий и не-м-м-м-много горький, — шепеляво, от того мало разборчиво, затараторил Пеннивайз. Билл неосознанно засосал прокушенную губу. — П- Пеннивайз… — Билл изобразил на лице непонимание и сделал так, как диктовал ему внутренний голос — отступил назад, — Нееет. — Что «нет», Билли? Только сейчас Билл заметил, как сильно просел в коленях, почти опускаясь обратно на стул. Пеннивайз смотрел на него не отрываясь, будто изучая. Ладонь Билла влажно выскользнула из хватки, уходя из-под давящего сверху-вниз взгляда, огибая Пенни… вайза. Билл уже не мог назвать ласковым именем «Пенни», определяющим человека перед ним, как малыша. Он обернулся за Биллом не сразу, ненадолго подвис, смотря на место, где только что был его авторитетный друг (настолько ли он оказался нерушимым этот авторитет?), но, когда обернулся, в его взгляде замерла какая-то незнакомая Биллу эмоция. — У меня зубы чешутся, когда на меня кто-то ТАК смотрит, — предупредил клоун. — Будто вам ничего другого не остается, как только смотреть. Ни одного брошенного камня, ни попытки подойти… вседозволенность. Но ты, Билли, не такой, нет-нет. Ты ласковый. Ты приятный. Ты любишь меня, а не позволяешь делать что-то, просто потому, что… Клоун подступил и Билл опасливо попятился назад, вновь засосав прокушенную губу, затем другую. Запнулся о постель и резко сел. — Та степень с-страха, когда тебе п-позволяют делать все. — Как ты сейчас? Разговор приобрёл странный оттенок. В прочем какая нахрен разница? Этот малый вымахал на добрые двадцать сантиметров за месяц — вот что странно. Билл сейчас разговаривал с кем-то, кто не являлся его малышом Пенни, другом Джорджи и любителем поспать в обнимку. Билл бегло осмотрел неизменно опрятный клоунский костюм, да и самого Пенни, стоящего ровно перед ним, с кипой бумаг в руках. Пеннивайз как-то особенно галантно склонился вперед, держа одну руку согнутой за спиной и протягивал ему черновики. — С-спасибо. Может, он носит клоунский костюм, потому что прятал следы побоев? Но вроде бы и нет. Билл сразу отмел эти мысли, вспоминая внеплановую ночевку. У Роберта молочная белая кожа, без шрамов и даже без родинок. Распробовав чужую мысль, клоун покивал. — Мой отец говорил мне, что я достаточно милый, чтобы по-настоящему вселять ужас в людей. А ты как считаешь? Что-то в маниакальном отблеске желтых глаз Билла сильно забеспокоило. Пеннивайз с какой-то особенной опасной ноткой в голосе сейчас упомянул мистера Тима Карри. — Ты б-боишься с-своего отца? — прямо спросил Билл, — он п-п-причиняет тебе б-боль? Билл отстранил ладонь, когда почувствовал прикосновение пальцев на плече, а потом неуверенно замялся, когда его потянули и за бедро, подтаскивая к самому краю кровати. Голос предательски задрожал, понизился, уходя в шепот: — Зачем ты здесь? Облаченная в гладкую белую перчатку, ладонь многозначительно легла ему на грудь. Билл вскинул руку, вцепился в плечо, не позволяя себя уложить. — Хочешь, п-п-поговорим о том, что т-тебя беспокоит? — предпринял он последнюю попытку отсрочить неминуемый страшный конец, впустую переспрашивая у Пеннивайза, будто уговаривая его на беседу и тем самым давая себе немного времени на обдумывание происходящего, — п-п-пожалуйста. Билл глянул куда-то за плечо клоуна, в сторону двери, не обращая внимание на потупившийся взгляд. Из приоткрытого рта вниз тянулась слюна, делая ему образ не очень-то адекватным, напоминая Биллу, что перед ним «тот странный тип» от взгляда на которого начинают плакать дети. Билла обуял страх. — Я знаю, малыш. Прости, но нужно пропускать немного реальности в жизнь ребенка, если хочешь защитить его, — он ощутил теплое дыхание на своем лице и по спине поползли мурашки, прямо как чужая слюна сейчас по его груди и ниже, под футболку — настолько клоун был близко. И когда отстраниться не оказалось возможным, Пеннивайз по-птичьи склонил голову на бок, заглядывая Биллу в глаза, спрашивая его. Под чужим напором, Билл медленно опускался назад: на ладонь, локти… лопатки. Полностью ложиться не хотелось. Было страшно от мысли, что придется лечь под клоуна, но Пеннивайз не оставил ему времени на то, чтобы подумать. Он одним резким движением вжал его в матрас. — Что… что это ты… д-делаешь? — только разорвав зрительный контакт, он смог заговорить, выставив один локоть вперед, не подпуская Пеннивайза ближе. Хотя, куда ближе. К сожалению, Билл догадывался о направленности интереса к его персоне, но почему-то ничего не мог с собой поделать. Тело сковало по рукам и ногам, взгляд замылился, у него пересохло во рту. Это не страх — желание расслабиться, прикрыть глаза, но Билл отчаянно боролся с этой слабостью, даже когда собственная ладонь безвольно соскользнула с плеча и шлепнулась на матрас, куда-то в сторону. С покорностью куклы, Билл обмяк у клоуна на руках, позволяя подхватить себя под лопатки и затылок. Пеннивайз прижимал его тело к себе так отчаянно, так крепко. Гофрированный ворот с шуршанием смялся между их телами, гладкая ткань костюма оказалась на ощупь приятной, холодной, пахнущей чем-то неуловимо… смешным? Билл не мог дать определение этому запаху, но от него хотелось улыбаться, словно от щекотки. И Билл смеялся, откинув голову назад так сильно, что касался постели, с которой соприкасался обмякшими руками, плетями свисающих вниз, да темечком. Осознание ситуации пришло не сразу. Его колени стали распихивать в стороны, влажно хрипя в шею, которую почему-то сильно саднило и жгло. Билл коснулся ладонью уха своего маленького друга и слабо ухватив за хрящи, потянул от себя. Страх пришел потом, когда от него с причмокиванием оторвались. — У моего отца контроль выходил в разы лучше, — признался клоун, громко расхохотавшись. — Что…? Зрение вернулось не сразу, но с болью. Билл осознал, что не моргал все это время, пока его в сласть насасывали, словно леденец. Осторожно подняв лохматую голову, Билл скользнул по белому блику клоунского грима и несколько раз крепко зажмурил глаза, в бестолковой попытке проморгаться. Двигать губами желания не было, потому что Пеннивайз их настолько очевидно облюбовал, что вот-вот бы готов был вгрызться. — Причина, Билли-бой, по которой дети уходят из дома и больше не возвращаются. Но можешь не беспокоиться, совсем скоро я буду контролировать это. Единолично. — Ч-Что… Взгляд клоуна как-то изменился. Уголок губ дернулся в отвращении. Пеннивайз выглядел убито: растрёпанный, уставший, со впавшими щеками. Только сейчас Билл положил образ клоуна на то, с какой не характерной для него неосторожностью тот ввалился к нему в окно, сметая со стола все, будто это было последним рывком, вытягивающим из него все силы. С его носа только-что будто сорвали розовые очки, оставляя перед голой реальностью и она страшила. — Что-Что-Что! — рычал клоун, — раздвигай ноги, Денбро. И улыбайся мне так, как никому прежде, если хочешь пережить это лето! Билла жестко пихнули коленом, протаскивая за плечи по матрасу, распахивая халат, оставляя Билла сконфуженно лежать под собой в одном нижнем белье, в бестолковой попытке закрыться быстро перехваченными руками. Билл ощутил, как сильно промялся матрас под коленями нависающей над ним угрозы. Пеннивайз оказался чертовски тяжелым. — Не надо! Пенни! Не по лицу, б-боже, я н-не хотел! — растерянно затараторил Билл. Его бедра сильно сдавили коленями, почти так же сильно, как ладонь легла на его рот, сжав пальцами щеки. — ШШШШШ! ТИХО! Он понимал все это так отчетливо, но не мог пойти против, будто внутри что-то заклинило и не давало пошевелиться. Билл оцепенел. А поймавший его испуганный и не понимающий взгляд, Пеннивайз расплылся в острозубой улыбке. При всем желании, у Билла получалось только слабое копошение. Он вытягивал шею, откинув голову назад, но мог только мычать сквозь плотно прижавшуюся к его рту ладонь. Спроси его сейчас, убрать ли ладонь? Он бы яростно замотал головой, иначе, уйти от поцелуя не выйдет. Пеннивайз не видел ничего зазорного в том, чтобы исследовать предоставленную ему оголенную шею. Билла пробила крупная дрожь, когда пухлые губы накрыли беззащитный участок кожи, жарко припадая к нему горячим ртом. Он сделал это! Пеннивайз впился в местечко под кадыком губами, оставляя на бледной коже подростка алый след помады и медленно размазал его языком. Билла трясло. Не отрывая губ от кожи, тут же покрывшейся мурашками, клоун прижался ими уже в местечко за ухом, недовольно хмыкнув, когда под ним завозились, в попытке уйти от прикосновений. Билл уперся ладонями ему куда-то под челюсти, отчаянно отпихиваясь в тесном горячем промежутке между их телами. Ему ничего не стоило подмять мальчишку под себя силой и откровенно издеваться: отстраняясь по желанию, а затем вновь опускаясь на худое взмокшее тело напряженного и напуганного донельзя Билла. А тот натуральным образом рычал и в этом была особенная прелесть. Под Пеннивайзом скопился пряный сгусток страха и агрессии. Отец рассказывал об этом много раз, но на собственном опыте Пеннивайз смог различить сладкий аромат самостоятельно только сейчас. Впервые. С Биллом. И самое печальное, что подросток просто не разделит с ним это наслаждение. — От тебя приятно пахнет. Билл поджал губы, отчаянно заглядывая в глаза. Пеннивайз улыбнулся, а в следующий момент Билл вместо облегчения, почувствовал только усиленное давление на плечи. Попытался было толкнуться коленями, но тут же ощутил всю тяжесть клоуна на своих бедрах. Стоило ему оседлать Билла, он тут же рванул к нему с большим напором, кусая в узкие бледные плечи, тонкие запястья, пальцы, каждый раз, когда Билл пытался закрыться. Все это перестало быть долбанной шуткой. Билл потерял надежду, что вот сейчас Пеннивайз хлопнет его по плечу и рассмеется. Но его действительно хлопнули. По щеке. Не сильно, мазнув буквально, дабы вернуть внимание Денбро. — Ты меня не понял, Билли? — С-стой! — переживая болезненное в равной степени с наслаждением чувство, пока ему ставили один засос за другим, повторно проходясь по еще горячим ярким пятнам языком, Билл взмолил, — Пенни, п-пожалуйста! Я нем-могу, н-не-- не надо! Брыкаться было бессмысленно, но он все равно не оставлял попыток. Он морщился, жмурился и часто-часто дышал, будто это могло вернуть ему рассудок и окончательно не утонуть в ощущениях. Чужие ладони уже приласкали его бока под тонкой белой майкой, задирая ту до подбородка. Над ним протяжно охнули, по первости робко проходясь кончиками пальцами по груди и впалому животу. — Это все мне? Билл отчаянно мотал головой. Было страшно и как только телу стали возвращаться силы… как раз в тот момент, когда от особенно болезненного укуса он зажмурился, Билл обеими руками уперся в грудь клоуна, стараясь не сводить с него взгляда и с короткого замаха, вмазал ему в скулу, вцепившись второй ладонью в гортань. Удар оставил на коже полукольца следов от короткостриженых ногтей — царапины. Но тот даже не поморщился. Напротив, всей своей богатой мимикой он показал крайнюю степень очарования от ситуации. — Уже ставишь на мне метки? — к нему низко склонились. — Я меньшее, чего тебе стоит бояться. Напротив, ты должен прислушиваться ко мне… Только потому, что мы дружим, отец все еще не выпотрошил Джорджи…! — Я убью тебя. Голос его не дрогнул. Руки подогнулись под напором, стоило только Пеннивайзу действительно этого захотеть. Чужие ладони скользнули ниже, оглаживая выступающие бедренные косточки, вжимаясь и ощутимо проводя большими пальцами от пупка вниз. Билл оказался голеньким. Блядской дорожкой тут даже и не пахло. У его мальчика губы были недостаточно окрашены, да и шея все еще вульгарно чиста. Глаза только на мокром месте. Непорядок. Он сглотнул, немного не сдержав узкой ниточки слюны, стекающей теперь по щеке Билла. Тот даже стереть ее не мог, занятый удерживанием уже обеими руками Пеннивайза за горло и плечо. Страх подсказывал ему, что он не в коем случае не должен отпускать Пеннивайза, иначе… иначе произойдет что-то ужасное. — Пенни, П-Пенни, — по щекам текли слезы от осознания ситуации, — не т-трогай меня… Клоун склонился совсем низко. Потягивая терпкий и приятный запах. По щеке, от скулы и вверх, прошелся шероховатый длинный язык, толстый, неправильной формы, словно у саламандры или еще какой ящерицы. Удлиненный, широкий у основания и утончающийся к концу. Он оказался неимоверно горячий. Язык скользнул от уголка глаза к его внутренней части и к ужасу Билла, с нажимом медленно прошелся обратно, заставляя приоткрыть веки. Впрочем, это не помогло. Клоун аккуратно оттянул веко парой пальцев, низко склонился и провел языком по раскрытому глазу. Руки перестали ласкать мягкий живот, прижимая беспокойно крутящуюся голову к постели. Он плотно прижался губами чуть выше скулы мальчика, открыл рот. Протиснулся между век языком, заставляя приоткрыть судорожно зажмуренные веки. Затем, жадно присосался к этому местечку, накрывая его широко раскрытым ртом и продолжил экзекуцию - вылизывал, чуть посасывая, забирался языком под веко куда-то совсем болезненно далеко и его не останавливали ни болезненные стоны, ни дрожь. Билл крепко зажмурился, сжал зубы так же сильно, как и глотку клоуна, ощущая под пальцами крепкое движение кадыка. Фиксированной за подбородок и лоб головой, Билл был не в состоянии дернуть. Билл взвыл в ладонь, пока язык скользко вылизывал веки и глазницу. Пеннивайз часто посасывал его, так что, как бы Билл не рыдал, клоун не дал пророниться ни одной его слезинке - все забирал себе. Билл отчаянно пинался в пустоту, поджимал пальцы на ногах, стонал от боли и уже царапал ногтями запястья клоуна, морщась от дикого дискомфорта. Когда Пеннивайз оторвался от своего дела — только потому, что сам захотел этого — Билл закрутился на месте, прижимая обе ладони к жутко саднящему глазу, не в силах проморгать. — Впрочем. Это даже пикантно, — он неожиданно оскалился, являя взгляду Билла акулью пасть, нашпигованную неровным рядом плотно подогнанных друг к другу клыков. Билл задыхался, с каждым неровным хрипящим вздохом, набираясь сил для крика. — Я, б-блять! Я вс-сегда з-знал, что-то с т-тобой т-точно не так, — к уголкам глаз подступили слезы, — уб-блюдок! С-с тобой и т-твоей паршивой историей! Измазанные в слюне пальцы скользко проехались по щеке, не сумев остановить разукрашенную морду ни на мгновение. Ладони вновь заскользили по разгоряченному телу мальчишки: она по груди, вторая за резинку штанов и заскользил пальцами, так что Биллу оставалось только выть, ерзать, поджимая разом все пальцы, даже на ногах. — Может, еще куда лизнуть? На эти метания между страхом и наслаждением можно было бы смотреть очень долго. И было очень сложно сдерживаться, когда перед тобой во всю выгибаются и хватают пальцам за ткань на груди, открывая доступ к тонкой шее. Тишину наконец-то разрезал громкий вскрик, переходящий в задыхающийся томный стон. Отличительной особенностью Билла было то, что даже в самой катастрофической ситуации, он пытался найти выход из нее. И когда его дернули на живот, то первым делом, он отчаянно заскользил ладонями по постели, подгребая под себя одеяло одной дрожащей от наслаждения рукой, а второй ладонью зажимая травмированный глаз. — Теперь ТЫ обязан слушаться меня, понятно? — Х-хватит… — Ты больше не ставишь мне условия, Билли. Я перерос тебя. Я сильнее. Разве ты не понял? Билл уже не кричит, а тихо и надрывно постанывает от неприятных и болезненных ощущений, подгребая под себя уже и подушки. То, что он крепко сжимал бедра, нисколько блуждающей между его ног ладони не мешало, пальцы продолжали играть с его пахом, лаская все разом, перебирая пальцами, сминая и откровенно держа его за яйца, чтобы Билл не думал уползать на своих подкашивающихся коленках. Билл вытянулся на постели, сунул ладонь под подушку. Пальцы зацепились и соскользнули с чего-то твёрдого, металлического. Он нашел свой фонарик! Схватил его и с разворота вбил в висок нависшего над ним огромного клоуна. Включил и направил свет прямо в лицо, считая, что это наверняка спасет его. «ПОЖАЛУЙСТА! ПУСТЬ СПАСЕТ!» Свет действительно ослепил. Тяжелый корпус Юпарда* встретился с лицом напротив, разбивая нос в кровь. Уверенный в своих силах, Билл заколотил ногами, сбрасывая с себя ослепшего противника и упершись стопами ему в плечо, сбросил в кровати. Тот с грохотом обрушился на пол, все еще держась за шипящее, плавящееся лицо, капая сквозь пальцы на простынь черными масляными пятнами. [Фирма, выпускающая мощные ручные полноразмерные фонари] Когда Билл бросился к краю кровати, чтобы допинать клоуна, тот исчез. Он заметил только медленно, безжизненно исчезающую под кроватью ладонь.