Stockholm syndrome

Данный факт довольно сильно противоречив: мне жаль моего соулмейта, хотя частенько ловлю себя на мысли о том, как причинить ему боль, чтобы парень понял, как мне неприятно. Если судить по количеству ран на моем теле, можно предположить о его нелегкой жизни. Сложно представить, что юноше довелось испытать морально. И этим вопросом я задавалась нечасто, ведь вкупе с надеждой на счастливое будущее во мне кипела ненависть, а ведь просто хотелось верить в сказку. Как и остальные, жить, мечтая обрести человека, который чувствует все то, что ощущаешь ты, а оттого понимает лучше многих. Но ничерта подобного: мне давно стало ясно, что моему соулмейту нет дела до нашей сказки. Да и я давно перестала верить в чудо. И вот тот самый юноша стоит передо мной, такой загадочный и пугающий одновременно. Говорят, когда встречаешься со своей родственной душой, тобой движут только яркие крышесносящие эмоции. Однако никаких теплых чувств. Нет той связующей нити, она будто давно оборвалась. Меня не тянет к нему: он отвратителен. — И что дальше? — с трудом выдавив из себя несколько слов, делаю шаг вперед и закусываю губу. — Я и поверить не могла, что смогу встретить своего соулмейта. Это так… Стягивая с лица маску, поднимает взгляд на меня, отчего непроизвольно замолкаю, вновь прижимаясь к стене. Пронзающий взгляд черных глаз лишает дара речи. Это не милые глаза-бусинки, нет, это абсолютно черные глаза, без белка, взгляд которых будто испепеляет на месте. Сердце на мгновенье замирает, словно пропуская удар, и из приоткрытых губ вырывается негромкий выход. Да что с ним не так? — То, что мы встретились, ничего не значит, — сжимая маску в руке, произносит лишь одну фразу, а у меня внутри будто полмира рушится. Голос такой приятный, от которого не режет слух, однако грубый тон заставляет неприятно поежиться. Он говорит негромко, и по спине пробегают мурашки. Делаю глубокий вдох, прикрывая глаза и собираясь с мыслями. «Все будет нормально, Нелли, это твой соулмейт». Просто ко всем нужно найти подход. Ничего не происходит случайно, мы неспроста родственные души. Сложно убедить себя в том, во что верится с трудом. В том, от чего давно отказался. В том, о чем напоминанием является физическая боль. Открываю глаза и медленно выдыхаю, словно боясь спугнуть. Попробуй-ка спугнуть такого, хах. В голове разносится эхом нервный смешок, и уголок губ слегка приподнимается, искажая лицо в ухмылке. Зря это я. Надеюсь, парень этого не заметил. Резко выдыхаю и, аккуратно касаясь кончиками пальцев его щеки, наблюдаю за реакцией: юноша замер. Осмелев, сокращаю расстояние и кладу другую руку ему на плечо. Сердце качает кровь с удвоенной силой, а на лице застывает улыбка. Неискренняя улыбка: мне мерзко от запаха гнили, что исходит от парня, мне противен он сам. Мимика странного парня по-прежнему остается неизменной. — Все в порядке, ведь так? — стараюсь вложить в эти слова все тепло, что томилось эти годы глубоко в душе, когда я представляла, как может быть иначе. С силой сжав мое запястье, отводит руку в сторону. От страха жмурю глаза, понимаю, как тупо все это выглядит. Колени подкашиваются, однако теперь страх не сковывает, и я извиваюсь, тщетно стараясь вырваться. — Все, парень, я погорячилась, хватит! — перехожу на крик, и дыхание сбивается. Все происходит, будто в замедленной съемке. Выражение лица юноши искажается в злобной гримасе, и появляется оскал, который составляет ряд желтоватых зубов, местами испачканных в чем-то красном. Черт-черт-черт! Замах, и щеку неприятно жжет. От неожиданности изо рта вырывается короткий вскрик, и я падаю на колени, ладонями упираясь в холодный пол. Взору предстают черные поношенные ботинки, источающие еще более отвратный аромат. Сдерживая рвотные позывы, зажимаю рот рукой, и вновь раздается режущий слух вскрик. С силой притянув мое лицо за волосы к своему, резко выдыхает. — Постарайся не сдохнуть, — раздраженно рыкнув, отпускает и почти бесшумно удаляется в сторону открытого окна. И эти слова даются ему легко, а я чувствую себя словно опустошенной. Без сил рухнув на пол, жадно хватаю ртом воздух и зачем-то прикрываю голову руками. Чувствую, как холодные щеки обжигают неконтролируемые слезы. Стекая по лицу, медленно сливаются с температурой тела и, падая на пол с характерным звуком или теряясь в спутанных светлых волосах, оставляют за собой влажные тонкие дорожки. Всхлипывая, уже не смею кричать: только рот по-прежнему приоткрыт, и чувствуется горечь. И жить совершенно не хочется, ведь вуаль, за которой скрывалась реальность, была мгновенье назад отброшена в сторону.

***

Если бы не раздражающая слух мелодия будильника, черт знает, сколько бы я так пролежала. Ночью. На полу. С открытым окном, еще и зимой. Организм, будто защищаясь от воздействия извне, перешел в спящий режим. О последствиях предположить несложно: однозначно я заболею. Ног я почти не чувствую, и каждое движение дается с трудом. Опираясь на стену, поднимаюсь, и из легких вырывается раздирающий горло кашель. Такое ощущение, будто наждачной бумагой по нему проводят, а затем вырывают гланды железными щипцами. Закрыв окно, падаю на пол и прижимаюсь к батарее, тепло которой кажется обжигающим. Обнимаю себя за плечи, стараясь хоть как-то согреться. Зубы стучат, а губы наверняка приобрели иссиня-фиолетовый оттенок. Тело начинает покалывать, и тепло медленно и весьма болезненно растекается по обледеневшим конечностям. Можно считать, что мне повезло: эта зима относительно теплая, и на улице (да и в комнате) сейчас вероятнее всего минус десять-пятнадцать градусов. И, тем не менее, холод весьма ощутимый. Делаю глубокий вдох и прикрываю рот рукой. Болезненный ком в горле вновь дает о себе знать. Теперь поход в аптеку кажется жизненно необходимым.