Моя доля

Пауль был особенно неприветлив сегодня. Не лез ко мне с поцелуями, ни разу не не улыбнулся, даже не захотел сказать хоть что-то приветливое. Стоял, низко опустив аккуратно подстриженную тёмную голову и хмуро молчал, совсем как маленький сердитый бычок. Но сейчас мне было не до сравнений. Я старался заглянуть в его непроницаемые карие глаза, чтобы понять, почему он так внезапно охладел ко мне. Но он упорно отворачивался и даже сжимал кулаки. Я осторожно коснулся его напряженных пальцев, надеясь хоть на какое-то слово. И вправду, Пауль не выдержал, и, собравшись с духом, неохотно произнёс давно заготовленную фразу: - Ладно, Рихард. Мне просто быстро надоедают люди. А у тебя есть друзья, которые о тебе позаботятся, - он кинул ревнивый, почти злобный взгляд в сторону моих одноклассников, - Прости. Он замолчал с таким видом, как будто хотел от меня отделаться, и я чувствовал, что это "прости" было произнесено так холодно потому, что Пауль безумно ревновал меня и старался в самую ответственную минуту сохранить облик сильного человека. Да уж, такой маленький, смешной боевой хомячок... Но он любил меня. Любил первым чувством, когда интересны не столько чувства того, кого любишь, а сам процесс влюбленности. Хочется узнать, что значит глупо улыбаться при взгляде на любимого, какой вкус у первого поцелуя и так ли это здорово, как кажется по фильмам... Всё интересно, всё здорово. А потом становится больно. Потому что для меня это была не любовь, а так, влюбленность, первый опыт на пути к серьёзным отношениям. Я привык быть в центре внимания и никого ещё не любил. Мне казалось, у моего сердца нет способности отвечать на чувства взаимностью. А Пауль любил меня, и ему было плевать, что я одного с ним пола. Это была та любовь, для которой нужен объект поклонения, и совершенно не важно, какой он - хоть плакат с твоей любимой группой. Главное, чтобы был кто-то, кого можно любить, не надеясь на взаимность. Нет, я не могу сказать, что чувство Пауля было безответно. Не испытывать хотя бы симпатии к этому милому мальчику было невозможно. Но полюбить его я не смог. Когда он произнёс это "прости", которое в одну секунду возвело между нами толстую стену отчуждения, я понял, что отныне между нами все кончено. В начале этого тяжелого разговора я ещё надеялся на лучшее, а теперь уже не осталось возможности вернуться к тем отношениям. Мы не могли остаться друзьями только потому, что каждый из нас все равно бы не смог забыть первые поцелуи и первые неловкие тисканья. Мой первый поцелуй был с парнем, и я понимал, что шансов на "нормальные" отношения у меня больше нет. Но слово "гей" не легло на мою совесть тяжёлым клеймом, только на мою репутацию. Мои одноклассники узнали, что нас с Паулем связывает не только тесная дружба, и травили нас тайно и мерзко. Но нам обоим всегда было плевать на общественное мнение. А завтра Паулю исполняется шестнадцать лет. А я испортил ему праздник. В другой раз он бы принялся утешать меня, говоря, что я ни в чем не виноват, но сейчас он не хотел меня оправдывать. Он положил конец нашим отношениям так же резко, как и начал их. И я понимал, что будет бесполезно мириться, поэтому мне не оставалось ничего, как понимающе кивнуть и уйти к своим "друзьям", если так можно назвать людей, с которыми я почти не общался. А Пауль ушёл из нашего класса на следующий же день, зная, что если он останется, я не дам ему спокойно жить. Воспоминания накатили на Рихарда, как всегда, неожиданно. Прошёл уже месяц с того злосчастного расставания, когда они навсегда пропали из жизни друг друга, а Рихард до сих пор страдал в одиночестве. В глубине души теплилась надежда, что Пауль простит, сам поймёт, что был неправ - и вернётся. Но это была та надежда, которой тешить себя - все равно что растравлять душу. Рихарду шестнадцать лет, и он уже понял, что с девушками у него ничего не получится. Не потому что он не нравился противоположному полу, а потому, что эти длинноволосые существа с нарисованными бровями одним своим видом вызывали в нём отвращение. Потеряв Пауля, он не терял надежды ещё и на то, чтобы полюбить кого-то. Он с нетерпением всматривался в лицо каждого более - менее симпатичного парня, думая, что это и есть тот единственный. Но бабочки лежали в коконах на дне желудка и не желали взлетать. Рихард не любил одиночество, но получилось так, что он, обладая более чем симпатичной внешностью, и, казалось бы, весьма неплохим характером, так и не нашёл друзей в новой школе. А старожил Пауль сразу его приметил. Долго не решался познакомиться, пока не черканул смску в сети. С неё все и началось. Вспоминая это, Рихард нервно крутил в руке карандаш, только ему известным способом прокручивая его через все пальцы и ждал звонка, чтобы хоть на уроке отвлечься от своих мыслей. Все остальные сидели у него за спиной и громко обсуждали что-то, но до Рихарда доходил только звук слов, а не смысл. Он бы мог присоединиться к ним, но не хотел, а они с первого дня не приняли его в тесно сплоченное общество. Для них Рихард не имел имени - короткое и емкое "пидор" заменяло им всё. Да и как эти люди, живущие на окраине Берлина, могли ещё назвать эффектного парня в чёрной одежде и небольшим количеством косметики на внимательных голубых глазах? Рихард любил себя ровно настолько, чтобы никому не позволять обижать себя, поэтому с уходом Пауля он замкнулся в себе, решив никого не впускать в эту скорлупу. Вот и сейчас он низко опустил голову с поставленными дыбом волосами, за которые его как только не дразнили - и петухом он был, и модником и черт знает кем ещё. А на самом деле он был просто собой, и его ежик не имел никакого отношения к моде. Он взял гелевую ручку, и, чтобы отвлечься, стал обводить контуры сердца, которые кто-то давно вырезал на парте. По форме это сердце напоминало ему заставку последнего альбома одной группы - оставалось несколько штрихов, чтобы сделать парту объектом поклонения для фанатов. Процарапывая, заполняя густым гелем полные мелких заноз контуры, Рихард рисовал увлечённо и чуть было не пропустил появление нового человека. Вместе со звонком в класс, угрюмо опустив голову, вошёл крупный темноволосый парень в чёрной одежде. Ни с кем не поздоровавшись, он сразу направился к задней парте, и только сейчас Рихард увидел рядом с ним миниатюрную фигурку Амелии. "Гетеро", - подумал он с разочарованием и вернулся к своему занятию. Скептическое настроение вновь завладело им с такой силой, что видеть никого не хотелось, и появление новенького совсем его не обрадовало. Но долго кукситься Рихард не смог, и, попросив свое второе "я" помолчать, посмотрел в сторону той парты где сел новенький. Смотрел незаметно, искоса, словно рассматривая нечто другое. А на самом деле он смотрел на этого парня и понимал, что глаз от него оторвать не может. Другие ребята подходили к нему, знакомились, а Рихард так и сидел, понимая, что упускает свой шанс. Нет, так нельзя. Надо подойти. Надо попытать ещё один шанс, хотя бы попробовать - вдруг с ним все получится?! Он внезапно вскочил и стараясь делать вид, что у задней парты ему ничего не надо, подошёл к так заинтересовавшему его парню. Рядом с ним сидела Амелия, и ее зеленоватые глаза, обычно пустые, с лёгким оттенком меланхолии, теперь смотрели ревниво и даже зло. Несомненно, она прилепилась к этому новенькому и не собиралась его с кем-то делить. Рихард плохо знал эту кудрявую девочку, не похожую на остальных представительниц ее пола, и хотя была миловидной, Рихард тотчас возненавидел ее за то, что она так сразу взяла новичка под свое крыло. В это время Кунц Бихач допрашивал парня о его увлечениях, а тот, натянуто, почти с трудом улыбаясь, отвечал неохотно и односложно. Потому что у Бихача была такая мерзкая манера разговаривать, что все рядом с ним чувствовали себя как в следственном изоляторе. Наконец, Бихач отлип от парня и возвратился к своей столь же гадкой компании, дав Рихарду тот самый шанс. - Привет, - неуверенно, словно в первый раз, выдавил Рихард, с неприязнью отметив, что новенький возвратился к разговору с Амелией. Парень поднял на него глаза - круглые, светло-зеленые и такие же пустые, как у Амелии. Но в пустоте этих глаз не было той непроглядной тупости, которую Амелия скрывала томной меланхолией - в них была огромная, неземная тоска, такая жгучая и ядовитая, что Рихард невольно потупился. Не спроста этот парень смотрел так грустно и так натянуто улыбался. Таких отчаянно печальных глаз Рихард ещё ни у кого не видел, и потому подумал, что у новенького была огромная душевная травма. Люди его возраста не смотрят так. - Я Рихард, - Парень крепко пожал робко протянутую руку новенького. Рука была не по-мужски мягкая, пухленькая, и пожатие такое же мягкое - его ровесники отличались стальной хваткой, а тут такая нежная ладонь, как у пятилетнего ребёнка. - Тилль, - новенький впервые за все утро улыбнулся действительно искренне, но скромно, не показывая зубов. Кончики узких малиновых губ лишь чуть-чуть приподнялись, отчего на пухлых, испещренных рябинами щеках появились удивительно милые ямочки, а в глазах заиграли серебряные искорки. Тилля было сложно назвать красивым, но его лицо было из тех, которые врезаются в память с первого взгляда. И Рихарду это лицо безумно понравилось. Ещё не отпустив руку Тилля, он мигом развил сценарий их отношений, которые могли бы и не осуществиться. Множество ласкающих сердце образов промелькнуло в его памяти в те несколько секунд, пока он держал мягкую руку, но резкий звук захлопывающейся двери заставил выпустить её и ретироваться поспешно, со стыдом опустив глаза. Вернувшись за родную парту, Рихард все ещё чувствовал на своей спине внимательный взгляд Тилля, который уже не казался таким печальным. Уставившись в криво нацарапанное сердце, Рихард не слышал и не видел ничего. Новый учитель истории и по совместительству их классный руководитель говорил что-то, но Рихард ничего не слышал. Нервно щелкая ручкой, он поймал себя на мысли, что никак не может перестать думать о Тилле, так внезапно появившимся в его жизни. Теперь Рихард понимал, что ни в коем случае не должен терять шанса познакомиться. Едва заглянув в эти пленительные, завораживающие глаза, Рихард подумал о том, что с Тиллем все бы могло получиться. Могло бы - потому что сначала нужно отбить его у Амелии. А ведь потом может оказаться, что парень совершенно не принимает однополые отношения... Что же тогда делать?! Рихард понимал, что у него практически нет шансов, но он, почти примирившийся со своим печальным положением, никак не мог перестать смотреть на того парня. Тилль увлечённо болтал с Амелией, и Рихард чувствовал, что ненавидит девочку все больше и больше. - Ну а теперь вы, молодой человек, - внезапно донесся голос нового учителя. Рихард посмотрел на него почти злобно, не понимая, что он требует. Господин Лоренц с высоты почти двухметрового роста смотрел на Рихарда, но как именно - тот понять не мог: очки, насаженные на длинный нос, были зеркальные. Голос у Лоренца был мягкий и совсем не противный, но Рихард отчётливо слышал в нем хриплые прокуренные ноты. И вообще в этом человеке было что-то такое, что вызывало отвращение. - Повторите вопрос, пожалуйста, - произнёс Рихард в своей обычной грубоватой манере, спиной чувствуя взгляды одноклассников. - Я просил учеников назвать людские качества, которые кажутся им приятными или нет. - А, - Рихард поднялся и нагло уставился прямо на очки Лоренца, - мне не нравятся размазни и рохли. А ещё мне быстро надоедают люди, - словно выплюнув эти слова, произнёс он резко, вспомнив Пауля. Ему хотелось настроить Лоренца против себя. - Простите, но я имел ввиду такие качества, как дружелюбность или лицемерие, - робко, как показалось Рихарду, возразил Лоренц. - Ну это само собой разумеется, - процедил Рихард сквозь зубы, - и вообще, я людей ненавижу. Лоренц понимающе вздохнул. "Ещё один человек удостоверился в том, что я трудный подросток", - Рихард уже хотел сесть, но Лоренц вновь обратился к нему, ни на шаг не отступая от своей обескураживающей деликатности: - Позвольте узнать ваше имя? - Рихард Круспе, - процедил парень сквозь зубы и уставился в парту, давая понять, что больше не намерен разговаривать с учителем. Он не хотел слышать ничего, и, дорисовав сердце, решил, что никакая любовь ему не нужна. Дома Рихарда ждали понимающие родители, благодаря которым подростковый возраст проходил так безболезненно, словно его вообще не было. Правда, родители не знали только одного - ориентации Рихарда. Зная, что это в любом случае не будет приветствоваться, он лгал им и водил Пауля в гости, когда никого не было дома. Но в том-то и дело, что лгать не хотелось. А чтобы перестать лгать, надо поменять ориентацию, и к этому Рихард совсем не был готов. Иногда ему хотелось вообще отбросить все эти сердечные дела, и быть для родителей только их Белочкой, как они ласково называли его, хорошо учиться, а не изводить себя на то, от чего радости всё равно нет. Но поменять всю ситуацию один он не мог. Когда он поступал в десятый класс, его целью было получить хорошее образование, чтобы исполнить то, что задумали родители на его счёт. Но учиться оказалось трудно, а совмещать личную жизнь с учёбой - ещё труднее. Как глыба льда обрушивается с крыши весной, упала на него первая любовь. Первые поцелуи, так обжигающие потому, что кожи касались губы парня, первые откровения и секреты - всего этого было слишком много. И хотя на дворе стоял всего лишь декабрь, Рихард понял, что решение пойти в десятый класс было самой большой его ошибкой и в то же время - находкой. С Паулем было легко и весело, и, казалось бы, ничего не могло помешать их счастью. Но несколько слов, которые могут разрушить целую жизнь. В шестнадцать лет он уже испытал разочарование, заставившее на всю жизнь смотреть скептично и неприветливо. И теперь Рихард сожалел об этой так некстати пришедшейся любви Пауля. Он хотел вернуть себя прежнего, жизнерадостного и беззаботного ребёнка. Но что-то ему подсказывало, что с возрастом характер будет только хуже и хуже. Но вместе с этим он во что бы то ни стало хотел добиться любви Тилля и, поставив перед собой эту цель, уже не отступался до конца. Рихард понял, что с первого взгляда влюбился. С этим надо было решать быстро и коротко, поэтому после урока он опять подошёл к Тиллю, надеясь завязать с ним хотя бы дружбу. К новичку уже выстроилась очередь, да и ещё Амелия упорно тащила Тилля прочь, отбирая у Рихарда последнюю надежду. Но Тилль не выглядел подкаблучником. Несмотря на то, что его отстраненное лицо с полными тоски глазами не могло располагать к себе, Рихард понимал, что этот парень нравится ему всё больше и больше. Но Тилль, увидев так упорно пристающего одноклассника, не растерялся и попытался придать своему малоизменчивому лицу приветливое выражение. Попытка, хоть и неудачная - парень то ли не умел улыбаться, то ли его печаль была настолько сильной, что исключала возможность радости, во всяком случае выглядела приветливее, чем те гримасы, которые Тилль строил перед остальными, и Рихард обрадовался - такая приветливость наверняка означала, что он не противен Тиллю. Рихард тут же попытался заговорить с ним о чём - нибудь приятном и простом, но новенький отвечал по-прежнему односложно, показывая, что вообще не склонен к разговору. Он криво и хмуро улыбался, словно не веря, что кто-то уделяет ему внимание. Но тем не менее к концу разговора они расстались почти друзьями. Потому что Амелия, уже считавшая Тилля своей собственностью, всё тащила парня куда-то, не давая спокойно вести разговор. В течение последующих уроков, да и ближайших двух недель, общение парней ограничивалось только дружелюбными кивками и пожатием рук утром, перед уроками. Тилль все ещё не решался расставаться с Амелией и всё время был с ней рядом. Но Рихард не оставлял надежды на взаимность. Во время коротких дежурных разговоров он не имел возможности намекнуть о своих чувствах, поэтому надеялся на социальные сети. Несколько раз он порывался написать Тиллю сообщение, подобное тому, что написал когда-то Пауль, и вот, однажды вечером, он в очередной раз зашёл на страницу Тилля, полюбовался его фотографиями, и, решительно открыв окно диалогов, написал: "Давно хотел познакомиться, но Амелия совсем захомутала тебя, а мне не хочется быть третьим лишним. Тебе наверное трудно дружить сразу с несколькими людьми, может, мы как-то разрулим эту ситуацию?" Слишком просто. Слишком нагло. Но это сообщение может решить его судьбу. " Даже если он не захочет общаться, я хотя бы не буду корить себя за то, что так и не завел знакомство", - подумал Рихард, отправляя сообщение. Вспотевшие ладони невольно сложились в молитвенном жесте. Теперь у него точно был шанс. Рихард верил, что Тилль его полюбит, верил самозабвенно, так, как верят в талисман.