Моя доля

На нашу окраину опускается вечер, и я со смутным беспокойством наблюдаю, как крыши домов погружаются в серовато-синюю темноту. Этим сумеркам осталось немного, чтобы стать настоящим вечером, и далеко за пределами парка уже засветились жёлтые вздрагивающие огни. Их созерцание заставляло тревожиться - казалось, нас вот-вот начнут искать. На всякий случай проверяю телефон - нет, за нас ещё не боятся. Прошло около месяца после того злосчастного концерта, и фрау Круспе никак не решается отпустить Рихарда гулять без присмотра. На меня она тоже не очень надеялась, но Рихард, хоть и любил маму, считал себя достаточно взрослым, чтобы не ходить с ней за ручку тогда, когда хотелось побыть в одиночестве. А идти со мной он всегда соглашался. Каникулы закончились уже как две недели, и историю нам заменял безобидный и весёлый молодой человек, рассказывавший гораздо интереснее. Но мне казалось, что хороших отношений с этим предметом у меня уже никогда не будет. Да и Рихард, похоже, думал так же, хотя последнее время говорить стал меньше, и я мог только догадываться, какое мнение он имеет о происходящем. Лоренца взяли под следствие, и Пауль, который оказался сыном того толстого полицейского, каждый день сообщал нам новости о расследовании. Лоренц оказался настолько изворотлив, что отмалчивался тогда, когда самые отпетые бандиты давали слабину. По правде, следователи не сразу поверили, что такой безобидный на вид человек мог совершить два изнасилования, убийство и похищение за один год. Но за одну Амелию ему приготовили камеру - сперма, собранная с тела девушки, оказалась совершенно идентична семенной жидкости самого Лоренца. И тут было уже никак не отвертеться. Да и отпечатки пальцев, которые оставили на шее Амелии такие жуткие следы, никак не подвергались оспариванию. Мы хоронили Амелию вместе и я, как ни был далёк от неё, не смог сдержать слёз, когда увидел её в гробу - тщательно загримированную, с разгладившимся и очень спокойным, но не печальным лицом. Я не видел никаких скорбных морщинок или едва видных глазу гримас, которые любят описывать некоторые плохо знающие жизнь авторы - ведь то, что я увидел, было спокойствием без примеси. И мне, плачущему, стало стыдно за то, что мы так неприкрыто горюем о человеке, которому уже нет никакого дела до нас. Как я знал по рассказам Амелии, её родители были верующими, а она сама - атеисткой. И от знания этого мне было очень жалко подругу, которая всю эту официальщину терпеть не могла. И я ни чувствовал никакой жалости или симпатии к супругам Мюллер, которые оставили свою дочь гнить в гробу на долгие годы. Хотя какое это имеет значение, если после смерти человек всё равно ничего не чувствует? И Лиза, которая тоже пришла на похороны и стояла с каменным лицом, едва сдерживая рыдания, рассказала мне то, после чего всё прояснилось. Амелия хотела умереть вот такой, маленькой, потому что ни целей, ни стремлений у неё не было, и всё её действия подчинялись поучениям родителей. Она была беспрекословной и бесхарактерной везде - даже в отношениях. Лиза любила Амелию, но та настолько боялась родителей, что даже и намекнуть им боялась, что состоит в отношениях с лучшей подругой. Конечно, когда у тебя верующие родители, нельзя заикаться ни о чём, что возбудит гнев всех "нормальных" людей - неравенство мужчин и женщин, чёрных и белых, голубых и розовых - потому что святоши воспринимают это особенно агрессивно, хотя забывают о том, что Бог советовал любить всех, какими бы они ни были. В семье Амелии это замечалось больше всего. Моя подруга была еврейкой на какую-то десятую долю, но её бабушка, бывшая настоящей фанатичкой, всегда находила нужным упомянуть об этом тогда, когда все любовались вьющимися волосами девушки. Так что она наверняка обрела то, что хотела, уйдя так рано - или избавилась от того, что её раздражало. - Тилль? - Рихард заметил, что я завис, и турнул меня в бок. - М? - я встряхнул головой, избавляясь от того, о чём не нужно было думать в минуту близости. - На, - он пододвинул мне открытый пакет зефирных конфет и прибавил: - Да, диалог очень конструктивный, - тонкие губы разошлись в улыбке, и на округлившихся щеках обозначились складочки, которые я так любил. - И не говори, - я подождал, пока растает пудра, и медленно прожевал резиновый зефир. Мы сидели на земле, в тени, где ещё не сошла твёрдая корка последнего снега, потому что весь остальной парк представлял из себя грязную лужу. Апрель выдался тёплым и дружным, значит, скоро земля совсем высохнет и я не буду чувствовать неловкости из-за отсыревших штанов. Рихард кинул быстрый взгляд на пруд, бывший так далеко от дороги, что в прозрачной глади отражалось только мутно-тёмное вечернее небо. - Красиво, - только и выдохнул он. Я кивнул - говорить совсем не хотелось. В тишине безлюдного парка хотелось заняться чем-то другим. Рихард уложил голову мне на плечо, мягко перебирая липкие от пудры пальцы. Я приобнял его, как всегда, не решаясь быть первым. Сидеть на мокрой земле становилось всё неуютней. Отец Рихарда уже знал о наших отношениях, но ему, что странно и здорово, оказалось совершенно всё равно - похоже, он жизнью сына вообще не интересовался. Но меня и отец, и мать Рихарда принимали, как собственного сына. Однако нам было тягостно чувствовать их присутствие, и мы оставались у меня, что довольно огорчало фрау Круспе. Я, конечно, её очень уважаю, но не могу я заниматься любовью, когда мимо двери кто-то постоянно ходит! Рихард думал точно так же, и у меня дома мы сходили с ума как могли. Вот у Пауля с Кристофом ситуация была хуже - они ходили понурые из-за того, что фрау Шнайдер никак не могла их оставить. Дум очень переживал из-за Лоренца, навещал его. Но мы все, понимая, что это взаимное чувство, пытались отвадить их друг от друга. Я, поглощенный желанием утешить этого хорошего, не смотря ни на что, человека, познакомил фрау Шнайдер с Петером, хотя каждый воспринял этот союз едва ли не в штыки. Но несмотря на свою дикую внешность и нелюдимый нрав, Тэгтгрен понравился фрау Шнайдер, да и она ему тоже. Вместе они смотрелись крайне странно, и, оставаясь наедине, предпочитали молчать. Но мы все, державшие кулачки за то, чтобы у них всё получилось, видели: им хорошо друг с другом. Мне было неловко чувствовать себя сводней, но от того, что теперь у Петера был человек, который о нём заботился, не требуя ласки, становилось как-то спокойней. Поначалу фрау Шнайдер робела и пыталась строить из себя женщину, но при виде сурового Петера это получалось у неё хуже, чем обычно. И узнав правду, Тэгтгрен не оттолкнул её, а наоборот - привязался ещё крепче. Во всяком случае, он не выглядел разочарованным, когда находился рядом с ней. Казалось, Петер был даже благодарен мне за это знакомство. Да и фрау Шнайдер тоже. Теперь моё предназначение заключалось в том, чтобы подготовить родителей Пауля к новостям об ориентации их сына. Кристоф и Пауль изо всех сил старались скрывать, что между ними происходит, но мы все видели, как они мучаются, стараясь казаться просто друзьями и уединяются при любом подходящем случае. На почве расследования у нас получилось познакомиться с семьёй Пауля. Фрау Ландерс производила на всех такое же неотразимо-приятное впечатление, как и её сын. Они и внешне были чрезвычайно похожи - круглолицые, с резкими ранними морщинками-смешинками и блестящими тёмными глазами. Герр Ландерс, почему-то взявший фамилию жены, поразительно подходил ей - такой же смешливый и добрый, он нравился нам, несмотря на свою болтливость и прожорливость. Со всеми нами он нашёл контакт, и, казалось, наша детская компания ему интереснее взрослой. Особенно он сдружился с Кристофом, что нас чрезвычайно радовало. Тот сначала боялся полицейского, думая, что его раскроют, но герра Ландерса можно было не опасаться - он привык работать с бумагами и не замечал мельчайших изменений в выражениях лиц, позволявших прочитать мысли. Только вот фрау Шнайдер вела себя с ним холодно и натянуто. И всегда, когда приходил герр Ландерс, напяливала мужскую одежду. Оба мужчины походили друг на друга как братья, что нас наталкивало на самые разнообразные догадки. Причём общего у них троих - герра Ландерса, Кристофа и фрау Шнайдер - было подозрительно много. Но, несмотря на это, только Кристоф ладил с герром Шнайдером и даже научил его играть на барабанах. И получалось у полицейского нисколько ни хуже, хотя смотреть на него за инструментом без смеха было невозможно, из-за чего он обижался, как ребёнок. И вот уже два месяца мы дружили семьями - Шнайдеры, Ландерсы, Круспе и мы с Петером, не знавшие, к кому приткнуться, хотя это было очевидно. Мы ходили друг к другу в гости, выбрались куда-нибудь вместе на выходных, и мне часто становилось неловко в такой большой и шумной компании, где взрослые были равны с детьми. Ведь старшие никогда не воспринимают младших серьёзно - стоит им узнать, что ты ходишь в школу, они начинают сочувствовать, спрашивать, какие экзамены сейчас надо сдавать, некоторое время предаются воспоминаниям о юности, когда всё было по-другому и забывают о тебе, как будто ты и не человек вовсе. Это меня очень ранило, когда родители брали меня в гости, где несколько часов я тихо зверел от скуки или играл с детьми родительских друзей. А сейчас я попал в мир, где меня всегда могли выслушать и дать разумный совет. И это было настоящим счастьем, которое часто казалось сном. - Пошли, что ли, - Рихард охнул, отдирая зад от влажной скользкой земли, - нас сегодня фрау Шнайдер ждала. Да и у меня под ложечкой сосёт, значит, маман мне вот-вот позвонит, - он ощупал карманы, запихивая в них оставшиеся конфеты. - Обещала во всём признаться герру Ландерсу, - вспомнил я, - а мы за них даже кулачки не держали. - Гестапо на нас нет, - проворчал Рихард, поднимая меня, - совсем о родных не заботимся. Разминая затекшие спины, мы поплелись к дому Шнайдеров, где сегодня должен был состояться разговор мировой важности - фрау Шнайдер решила взять на себя все удары и рассказать Ландерсам про ориентацию их сына. Кристоф и Пауль от страха, что их навсегда могут разлучить, предпочли сбежать из дома на целый день, оставив бедную Фрау Шнайдер наедине с Ландерсами, которые, несмотря на всё своё дружелюбие, вели патриархальный образ жизни. И только мы с Крусперами пообещались молиться за то, чтобы разговор прошёл гладко, и наша компания осталась вместе. Остановившись у знакомой обшарпанной двери, мы прислушались, прежде чем позвонить - вдруг там скандал с мордобоем в защиту радужного флага? Но сколько мы ни ерзали ушами по дереву, всё было тихо. - Пошли, - скомандовал Рихард, волновавшийся так, что дёрнул за ручку, вместо того, чтобы позвонить. Дверь почему-то оказалась незаперта, (ох уж вы и неосторожны, фрау Шнайдер!) и мы проскользнули внутрь. В прихожей мирно стояли белоснежные весенние ботинки герра Ландерса, а на мягком диване, заменявшем вешалку, валялась его огромная куртка. Ни в кухне, ни в комнате Кристофа никого не было, и тогда мы, прокручивая в голове музыку из мультфильма "Розовая пантера", подкрались к комнате фрау Шнайдер, куда нам никогда не разрешалось заходить. Дверь здесь тоже была открыта, и нам ничего не стоило увидеть происходящее в комнате. И оно того стоило. Дум, в своём очаровательном женском амплуа, с голубыми бантами в волосах, сидел на кровати, облокотившись на грудь герра Ландерса, который полулежал, с безмятежным видом перещелкивая каналы работающего без звука телевизора. В комнате было темно, и только мигающий яркими цветами экран освещал эту очаровательную парочку. Некоторое время мы стояли как истуканы, широко открыв рты - мы ожидали чего угодно, но только не этого. Неужели Петер так не устроил фрау Шнайдер, что она взялась за женатого человека? От такого предположения отец Кристофа совсем упал в моих глазах. Видно, я так громко дышал после шока, что фрау Шнайдер подняла голову и позвала сонным голосом: - Мальчики, это вы? Заходите, не бойтесь. - Мы наверное не те мальчики, которых вы ждали, - Рихард первый ступил за порог. Ну и я тихим сапом за ним. Почуяв посторонних, коп резко поднялся и произнёс то, от чего мы не знали, что делать - остаться в ступоре или вопить от радости: - Она - ведь можно тебя так называть - всё мне рассказала. Знаете, когда перед глазами мельтешит такая милая парочка, как вы, я моему сыну отказать не могу. Да и с Кристофом мы слишком хорошо дружим, чтобы ссориться из-за ориентации. Знаете, у меня самого в вашем возрасте так долго не было девушки, что я чуть было не подался в ваше братство, не знаю, как оно там называется, так что совет вам всем да любовь. Кстати, согласитесь, что из Дума получилась очень симпатичная женщина? - он приобнял фрау Шнайдер, показывая её нам. Мы смогли только закивать, не понимая, что происходит. - Нам только вот что осталось, - вздохнул Дум, поправляя бантик, - объяснить нашим детям, что они родственники. - В смысле родственники? - мы присели, хотя всегда об этом думали. - Вообщем, Дум мой брат-близнец, - коротко и ясно, в своей обычной манере объяснил герр Ландерс и завалился на диван, показывая, что не надо мешать ему смотреть телевизор. - Ну и дела, - выдохнули мы, прикрыв дверь. Рихард тут же позвонил Кристофу с целью сказать, что можно возвращаться. А я подумал, что если всё-таки поступлю в литературный институт, то стану писателем - отличный сюжет у меня уже есть.