***
Прежде чем выйти из машины, брюнет зачем-то пару минут смотрит на себя в зеркало и несколько раз обводит рукой линию челюсти, а после берет картонную переноску с кофе, чтобы быстрым шагом пойти к главному входу "Поликлиники №45". Девушка в регистратуре направляет его на четвертый этаж, куда он поднимается на маленьком советском лифте, потом проходит стойку с медсестрами, что любезно выдают ему халат и бахилы. Преодолев последний коридор и открыв тяжелые белые двери, парень наконец видет своего друга, что сидит на пластиковой скамье совершенно один. - Нормально с ней все? - Макс протягивает Глебу кофе. - Будет, - блондин кивает в сторону выхода. - Покурим? - медленно поднимается, принимая в руку картонный стаканчик с горячим напитком. У него под глазами синяки, напоминающие жирных фиолетовых слизней, грязные волосы скручены в неаккуратный пучок на затылке, а от футболки, под халатом, пахнет каким-то больничным раствором. Даже после алкогольного загула с последующим утренним похмельем, Макс на его фоне выглядит невероятно бодрым и свежим. - Как это случилось? - спрашивает брюнет уже у самого лифта. - Не ебу, - Глеб заходит и жмет на кнопку первого этажа. - Мне телка какая-то позвонила, визжала что-то про бар, про кокс, и что типа Леська в толчке закрылась и не открывает. Пришлось ехать. - Родителям ее позвонил? - Макс интересуется с осторожностью, уже наверняка зная ответ. - Ага, хуй там, - лифт останавливается, и парни неспешно идут к выходу. - Чтобы они ее лечением своим снова в овоща превратили? Нахуй их! И Макс его прекрасно понимает, вспоминая, как зимой помогал Глебу пробраться в наркологическую лечебницу, откуда потом тот на руках выносил свою девушку, что после проспала непрерывно двое суток в его квартире. А потом еще с месяц отходила от сильных седативных препаратов, мучаясь от постоянных приступов тошноты и беспочвенных наплывов депрессии, доходивших вплоть до попыток суицида. Он как сейчас помнит, как его лучший друг зажимал своей ладонью свежий порез на женском запястье, зовя его на помощь, параллельно вырывая холодное лезвие из другой руки подруги, в процессе изрезав себе все пальцы. Помнит, как Глеб в какой-то момент почти с катушек слетел и расхуярил себе все костяшки, когда в конечном итоге Алеся все же вернулась домой, к родителям, не в силах жить его далеко не самой богемной жизнью с большим количеством ежедневных запретных соблазнов. И помнит, как потом эта хрупкая девочка по итогу все же сдалась и вернулась обратно, не в силах отказаться от самой большой зависимости в своей жизни, от Глеба. - Вы типа снова вместе? - в отчет парень кивнул. - Ты же понимаешь, что она так и будет такие трипы устраивать, при каждой вашей ссоре? - Максим закурил сам и дал прикурить Глебу. - Понимаю, - блондин затянулся, усаживаясь на холодные ступени. - А еще понимаю, что я вот вообще не хочу быть виноватым в чьей-то смерти. - Это эгоизм, - парень смотрел на него сверху вниз, отчего слова казались еще более жесткими. - Ты делаешь больно ей, но при этом не хочешь, чтобы сделали больно тебе. - Это умение нести ответственность, - Глеб ответил, даже не взглянув в сторону друга. - Вовсе нет, - Макс затянулся, на секунду обдумывая, стоит ли вообще продолжать. - Это самый настоящий эгоизм. Ответственность - это заранее избегать ситуаций, от которых дорогим тебе людям будет больно. Прежде чем ответить, Глеб поднялся, поровнявший с Максимом и уставившись ему прямо в глаза. - Ты это про Леську вообще или про себя, про то, что я телочку твою трахал? Макс ловит себя на мысли, что не будь у блондина такой заебанный и жалкий вид, он бы точно ему въебал.***
Максим звонит мне в обед, и мы договариваемся, что завтра сходим куда-нибудь поужинать. У него встревоженный голос, но я не хочу выяснять причину этого по телефону. Весь день я провожу дома, устроившись на диване с кошкой и смотря несколько фильмов подряд. Просматриваю объявления о работе, поскольку больше не горю желанием возвращаться к своему привычному способу заработка. Когда уже вечером я кручусь на кухне, заваривая себе чай в большой кружке, за входной дверью слышится какой-то кипишь, что заставляет меня выйти в коридор. Прильнув к глазку, я тщетно пытаюсь что-либо разобрать, пока в мою дверь не начинают колотить. - Кто там? - спрашиваю, снова уставившись в глазок и опасаясь увидеть там несколько крепких тел,что снова собираются запихнуть меня в тачку и увезти черт знает куда. - Открой, - не вижу кто за дверью, но понимаю по голосу. - Зачем? - облокачиваюсь на нее спиной, снова ощущая крепкие удары по ту сторону. - Открой, прошу, - голос у него явно не трезвый. - Мне поговорить с тобой надо, открой. Понимаю, что впускать его в квартиру - плохая идея, но ничего не могу с собой поделать, тянусь руками к замку. Он сразу же заваливается внутрь, спотыкаясь о порог и матерясь. Накидывается на меня, крепко сжимая за плечи. Берет в руки мое лицо, начинает мазать губами по щекам, по лбу, пока я его не отталкиваю. - Ты отрава, - снова настигает меня, притягивая к себе за шею. - Она чуть не умерла, из-за меня, - говорит мне куда-то в висок. - Из-за меня и из-за тебя, - после снова целует где-то в районе уха, в висок , переходит на лицо, на губы. - Самое ебаное, что где-то в глубине души я даже хотел бы, чтобы она умерла. Я снова толкаю его и отхожу назад, но Глеб опять ко мне подступает, прижимает меня к стене, пытается руками залезть под футболку. По-хорошему надо бы снова его оттолкнуть, закричать, ударить, но я не могу, стою как статуя, пока он пальцами своими всю кожу мне на спине обжигает. - А парень твой хороший, - снова начинает свой пьяный бред. - Кофе мне сегодня привозил, но ни слова, сука, о вас, голубках, не сказал. Я сам узнал, от парней. И мне хочется чтобы он замолчал, только чтобы не смел имя Макса произносить, иначе мне больно станет, иначе внутри у меня каждую мышцу болезненной судорогой сведет, поэтому я его целую. Поцелуй получается с такой силой, что больше похож на укус, и я даже ощущаю железный привкус крови, его или своей. Все происходящее, как история о любви и ненависти в голове у шизофреника. Я влюбилась в человека, который либо не испытывает ничего ко мне вообще, либо просто пользуется сложившейся ситуацией. И вот вообще не разберешь, что из этого хуже. Он стаскивает с себя футболку, снова вжимая меня в стену и покрывая горячими поцелуями шею. Хочется сделать ему больно, поэтому я впиваюсь ногтями ему в голову, а потом зарываюсь пальцами в волосы и с силой оттягиваю, заставляя взглянуть мне в глаза. - Это ты отрава, это ты отравляешь всех вокруг, - мои слова как жесткий удар хлыстом, потому что от них у Глеба даже зубы сводит. - Находясь здесь, ты одновременно отравляешь двоих самых близких для тебя людей, - блондин бесится, но взгляд не отводит. - И ты делаешь это сознательно, нарочно, - он шумно выдыхает и наигранно улыбается. - И тебе это нравится. Подхватывает меня под бедра и поднимает на руки, снова накрывая губы своими. Несет в спальню, где уже однажды был, кладет на кровать, где уже однажды спал. Замирает, прожигая меня взглядом. - Скажи, что ты в меня не влюблена, и я уйду. Вот он шанс. Шанс остановиться и не превращаться в подобие человека. Шанс избежать всего, шанс не запачкать себя и свою совесть. Шанс, но я продолжаю лежать молча. Глеб именно этого и ожидал, он наперед знал, что все так и будет, что все так и должно было быть. Забирается на кровать, проводя ладонью по моему лицу, снова глубоко целует. Каждое его и мое движение абсолютно хаотичное, уверенное и какое-то животное. Мы больше не боимся сделать что-то неправильно, поскольку рамок больше нет. Мы уже оставили все грани морали позади. Мы уже убили в себе людей. У него кожа от пота соленая, и хочется лизать его шею, ключицы, грудную клетку, пока он с силой с меня одежду стаскивает, не заботясь о ее целостности. Хочется пальцы его кусать, когда он меня на живот переворачивает и голову к кровати прижимает. Хочется имя его во весь голос кричать, когда он наконец берет сзади, грубо и резко, без каких либо прелюдий. Должно быть, потом у меня все внутренности гореть будут от ненависти к себе. Руки сводить будет, от ненависти к нему. Но кому нужно завтра, когда есть такое сегодня?