***
— Поттер!!! Несносный мальчишка, живо поднимайся, я знаю, что ты уже здоров, хватит лениться ты уже четыре дня валяешься без дела, отродье! — зычный голос дяди Вернона я узнаю из тысячи и, открыв глаза, первым делом вижу свой старый добрый потолок с паутинкой в правом верхнем углу. Вставая с жесткого матраса и потягиваясь, чувствуя как сильно ноют мышцы, и болят, явно только недавно появившиеся, синяки — я вдруг осознал. Я вернулся, чтоб вас всех!!! Опустившись обратно на матрас и издав стон, я закусил до крови губу. Теперь всё будет повторяться, всё будет повторяться, как в долбаном дне сурка! Те же крики тёти и дяди, всё тот же Хагрид, явившийся по мою душу, для того чтобы отправить навстречу магическому миру и показать мне этот чёртов камень. Ну нет, хрен вам всем. Я второй раз на те же грабли не наступлю, пошли они все скопом! И Реддл со своими идеями, и Дамблдор, что растил меня как агнца на заклание, во благо миру. Без жертв нет победы? А вот хрен вам, всем с бантиком. Поттер не будет ничьей мишенью больше, теперь игра будет идти по моим правилам. Теперь в магическом мире не две стороны: тёмная и светлая, теперь их три и одна — моя собственная. — Вставай, гадёныш! — в дверь громко затарабанили, похоже пора спасать свою шкуру от дяди. — Простите, дядя Вернон, я всё ещё болею, боюсь заразить Дадли. Хлюпая носом и стараясь сделать, как можно более несчастное лицо, выхожу из кладовки. Дядя Вернон был все таким же, каким я его запомнил в свои семнадцать, только чуть моложе. Эх, видит Мерлин, после победы над Волан-де-Мортом, у нас с Дадли и его родителями наладились отношения, и мне удалось даже помочь им перебраться в Россию. Вот только сейчас дядюшка явно готов оторвать мне голову. — Скоро приедет Джеси, и если ты не успеешь приготовить им с Дадли праздничный завтрак, на неделю останешься без еды, — схватив за ухо дядя Вернон подтолкнул меня к кухне. Кто такая Джеси, понятия не имею, в прошлом у нас таких знакомых не было. Когда я зашёл на кухню, заметил гору подарков — их было даже больше чем на одиннадцатый день рождения Дадли. За последние два года, после начала всей этой беготни от, желающих тебя вскрыть как лягушку, учёных я, сказать честно, отвык от такого вот домашнего уюта. Да, меня тётя и дядя не особо-то и любят — и я даже знаю почему, но тёплые полы, жарящийся бекон и яичница на плите, от которой идёт жар, и даже шум улицы, что доносился из окна открытого на кухне, дарили чувство уюта. Мне очень этого не доставало. Переворачивая бекон я услышал топот: так бегал только Дадли. И точно: через минуту он уже был в столовой. — Дадличек! — тётя Петунья тут же кинулась обнимать и целовать сына, а дядя Вернон принял важный вид — с его моржовыми усами это выглядело смешно. — Мама, а Джес, уже тут? Дядя Вернон, отложив газету, посмотрел на сына: — Нет, милый, она скоро должна приехать, всё же она была в лагере, подальше от дурной компании, — и тут его взор упал на меня, я в этот момент как раз накладывал им завтрак. Раздался гудок автомобиля и Петунья, словно окрылённая, побежала в коридор, и, открыв дверь и радостно что-то крича, выбежала на крыльцо. Минут пять были слышны только возгласы тети, а после шаги в коридоре и громкий стук о пол чего-то увесистого. — Вернон, ты посмотри как наша малышка изменилась в лагере — стала такой стройненькой, просто красавица! На кухню вошла тетя, ведя впереди себя девчушку лет десяти на вид: у нее были длинные русые волосы и красивые серые глаза. Она была и правда худее Дадли, и явно занималась физическим трудом: на руках виднелись синяки и мозоли, которые девочка пыталась спрятать за рукавами красивого голубоватого платья. Пока я смотрел на девчонку, тётя и дядя отвлеклись что-то обсуждая, Дадли подошёл к ней, осматривая с ног до головы. Джес похоже это не очень понравилось. — Ха-ха, сестрёнка, ты стала такой тощей! — Дадли засмеялся, тыкая в неё пальцем, на что та нахмурилась и быстрым движением схватила его за руку. — Не хочу быть как ты — боровом, я девочка и должна быть похожа на маму, а она у нас красивая. Отпустив его, Джес повернулась боком ко мне, она наконец заметила мое присутствие. Признаюсь, я даже как-то подзавис под её взглядом. На меня смотрели удивлённо, словно оценивая, сканируя, убеждаясь, что я — это я. Да и, сказать честно, я сам был в шоке. У тёти и дяди есть дочь? Дадли был их единственным сыном и не припомню, чтобы у них был ещё один ребенок. И если всё же он есть то, выходит, что история идёт по другому пути? Та же это реальность или совсем другой мир? — Ну чего ты встал как истукан, несносный мальчишка? — Тётя Петунья ощутимо толкнула меня в спину. Дадли, как всегда засмеялся, а его сестра только взглянула на меня и, отвернувшись, направилась гостиную, где лежали подарки. — С днем рождения вас, милые мои! Дадли широко улыбался, открыто пересчитывая подарки взглядом. А девочка обняла тётю и дядю, вот только в её жестах я заметил скованность, словно она это делала неохотно. — Спасибо, пап, мам, это лучший мой день рождения, я так рада, что побывала в лагере, меня старшие девочки научили краситься и наряжаться, теперь буду самой красивой в новой школе, — протараторив это, Джес взяла в руки ярко-красный сверток с синим бантом. — Тут ровно тридцать шесть, каждому по восемнадцать подарков. От цифры озвученной дядей я аж подавился воздухом — в прошлый раз их тоже было тридцать шесть, вроде как, но все они были для одного только Дадли. Постойте, если сегодня день рождения и у Дадли и у Джес это получается что? Они двойняшки? А сколько им сейчас? — Одиннадцать лет бывает только раз в жизни милые, поэтому мы с папой решили, что сделаем вам по ещё одному подарку — после завтрака мы поедем в зоопарк, там как раз открыли новую экспозицию. Одиннадцать? Это что же получается, у меня совсем нет времени подготовиться? Всего ничего и это называется удачей? Да я вернулся в самое отвратительное время! Хотя, хорошо, что вообще вернулся — зная мир и магию, я вообще мог и не переродиться. — Сходи принеси почту, её должны были уже принести! Да поживее! Подойдя к двери я застыл как вкопанный: на полу красовался такой до боли знакомый конверт с печатью Хогвартса. Но, слишком рано, это ошибка какая-то… — Поттер! — гневный крик дяди вернул меня на землю. Схватив конверты и рекламки, я побежал на кухню. Все уже сидели за столом: Дадли уплетал еду с упоением, отменно чавкая, а Джес, медленно попивая чай, и с каким-то умиротворением смотрела куда-то в окно. Дядя, забрав почту, стал её пролистывать, мне за столом места не было, поэтому я отошел к плите, чтобы налить себе хотя бы чаю. — А это что? — тётя тут же вскрикнула, повернувшись я заметил как она в ужасе смотрит на письмо из Хогвартса. — Милый, это… — дядя Вернон, перевернув его, вчитывался адресата на обороте. Ну всё, сейчас начнется… — Это письмо Джес, — голос дяди дрогнул, тетя побледнела, а после, раскрыв рот тут же вырвала письмо и, увидев имя дочери на конверте, кинулась её обнимать. Я впервые видел её такой. — Милая, так ты всё же… — и она улыбнулась так ярко и по-особенному, что у меня защемило сердце. Она, когда мы жили вчетвером, никогда так не улыбалась. — Милая, я хочу кое-что рассказать тебе…***
Сегодня утром я готовилась встретить дочь, моё светлое чадо, мою принцессу, из летнего лагеря, именуемого «Лагерь для дам», где учат танцевать, шить и, конечно, вести себя, как подобает девушке. Моя малышка — чудная девочка, но повадки её, оставляют желать лучшего, они отнюдь не девичьи, а скорее, сродни повадкам мальчишек из соседнего двора. Я знала, что иногда, когда местная ребятня обижала Гарри, она вставала на защиту брата и получала ссадины и синяки. На доводы, что с Гарри не надо дружить — он ведь вечно себе на уме, замкнутый, поди разбери, что в его голове творится — она лишь кричала, что он её брат и она должна защищать свою семью. Сегодня, готовясь преподнести дочери особенный подарок — небольшой кулон в виде красивой ласточки, доставшийся мне от матушки, я и представить не могла, что буду так огорчена и в то же время безмерна рада. Письмо, пришедшее Джес, было точно таким же, как-то, что получила Лили на одиннадцатый день рождения. — Это письмо из необычной школы милая, твоя тётя, моя… Мой голос дрогнул: я не могла говорить о Лили, мне всегда это было тяжело. Я уже тогда знала, что после того как Лили начнет узнавать всё больше о новом мире, где мне нет места, она отдалится от меня и уже ничего никогда не будет как прежде. Что и случилось. Я никогда не любила ее друга, этого мальчишку, Снейпа, он был не достоин дружбы моей сестрой, о чем я неоднократно ей говорила. А её любимый Поттер, чтоб ему пусто было! Лили погибла только потому, что она связалась с ним: не думая ни о любимой ни о малыше, он ввязался в войну, приведя врага в свой дом. — Твоя тётя, моя сестра Лили… мама Гарри тоже училась там… она была… Вернон ободряюще сжал мою руку, Вернон не любил магию во всех её проявлениях, а сразу после нашей свадьбы, на которой нам пришлось не сладко из-за шуток благоверного сестры с их друзьями, он возненавидел её ещё больше. Как человеку выросшему на плодах науки и техники, ему было трудно поверить в существование всего волшебного. — Она была ведьмой. Дочка смотрела сначала на меня, а после на письмо, медленно открыла его и, достав листочек, прочла пару строк, я видела как бегают её глаза. Мы с Верноном смотрели как она перебирает листы письма и с каждым новым словом улыбается так широко и открыто, что на наших лицах невольно появились ответные улыбки. В её глазах читалась явная, неприкрытая радость, словно она давно ждала этого, но не надеялась получить. — Это школа волшебства, милая, школа, где учат магии. Дадли, сидевший возле меня, тут же оживился, постаравшись вырвать письмо у сестры из рук. — Мама, а почему сестре прислали письмо, а мне нет? Я тоже хочу в эту школу! — и надулся как мышь на крупу. Я понимала его. Если Дадли не пришло письмо значит, он такой же как и я, не обладающий магией. — Потому что только те, кто обладают магией, милый, могут там учиться. Твоя сестра — особенная девочка, милый, но и ты уникален. Я сделаю всё, чтобы она и Дадли не разделили нашу с Лили участь. Костьми лягу, но не дам своим детям повторить судьбу моей погибшей сестры. Не дам повторить её и Гарри. Посмотрев на племянника я застыла: в его глазах была такая боль, и такое отчаяние, что я испугалась. Впервые в жизни я говорила при нем о сестре и о магии, впервые спустя столько лет. Гарри никогда не слышал о своих родителях ничего кроме: «Наркоманы! Жалкие ничтожества!» Я вдруг поняла, что страх и обиды детства брали надо мной верх всё это время, я видела лишь тень, отголосок своих обид в нем и это было по-настоящему, действительно страшно. Боже, я была так ужасна. Я не заметила как на глаза набежали слезы и не сумев их сдержать расплакалась, закрыв лицо руками — я плакала и плакала, не в силах остановиться. Вернон, обнял меня стараясь успокоить, дети тут же оказались рядом, и заговорили наперебой, гладя по рукам и обещая всё на свете. — Обещайте мне, — открыв лицо, и всё ещё мутным от слез взглядом я посмотрела на детей. — Обещайте, что не бросите друг друга, что не важно, как и почему вы отличаетесь, и учитесь в разных школах, вы будете всегда друг за друга горой, вы — брат и сестра. Дадли отчаянно закивал, Джес тут же сжала мою руку, улыбаясь, стараясь меня подбодрить. Вернон поцеловав меня в макушку, гладил по спине, он и сам вон, готов расплакаться. Набрав побольше воздуха в грудь, я подняла вторую руку и погладила по голове дочку. — И ни при каких обстоятельствах не бросай Гарри в новой школе, Джес, — в ответ на мои слова дети и супруг с неверием посмотрели нам меня. Да, давно было пора это сделать. Моя милая девочка такая же как и Гарри, она и он — волшебники, в моей дочери течёт кровь волшебницы. — А Гарри тоже будет учиться со мной? — Джес посмотрела на напуганного Гарри, стоявшего возле плиты. — Да, его мама и папа были волшебниками, милая, — гладя дочь по голове, я устало вздохнула. — Похоже в зоопарк мы сегодня не поедем, — Вернон, садясь за стол выглядел, словно бы постаревшим на пару лет, он смотрел на письмо, лежавшее на столе, возле тарелки дочери и, словно с чем-то смирившись, лишь сжимал губы в узкую полоску. — Думаю, нам стоит позавтракать и поговорить в гостиной, — Вернон отодвинул стул и нехотя, чуть скривившись, указал Гарри на свободное место. — Садись! И ешь. Гарри постояв с минуту, тут же сел за стол, придвинув к себе тарелку. Предстоял трудный разговор, а ведь это должен был быть отличный праздник. Когда Дадли и Вернон ушли в гостиную, чтобы развернуть подарки, я сходила в нашу с мужем спальню и достала небольшой альбом, покрытый пылью. Местами он сильно обгорел — в порыве злости, раздосадованная поведением Гарри, я решила избавиться от всего, что напоминало мне о сестре, и кинув в камин альбом почти тут же вытащила его из огня очень сильно поранив руки. Вернон и Дадли, что-то обсуждали в комнате, и голос мужа был стылым. Да, ни он ни я даже не предполагали, что наша малышка будет такой же как моя сестра Лили, а все те проказы и волшебство творил Гарри — по крайней мере, нам хотелось так думать. А ведь возможно часть странно-волшебных дел что творилась у нас дома, могла быть сотворена моей милой Джес. Дети сидели в гостинной и явно до моего прихода о чем-то разговаривали. Гарри выглядел потрясенным, но в его глазах я видела и робкую радость. Я могу его понять: за столько лет впервые ему расскажут о матери и Джес, что с самого детства всегда была рада ему как члену семьи, наверняка, поддержит его, когда я поведаю им все что знаю. Моя дочь — сильная и умная девочка. Сев на кресло возле столика, и окинув взглядом детей, я сжала альбом руками и, набрав в грудь побольше воздуха, прикрыла глаза. — Это случилось тридцать лет назад…***
Оставшись в гостинной и стараясь переварить в голове все что сейчас произошло, я не мог понять: как все обернулось так? Я знал всю свою жизнь от и до — жестокость дяди, злобу тети, — понимание того почему они так ведут себя именно так пришло очень давно, еще во время войны с Томом. Но сейчас? Что за сраное сальто мортале, сделала моя реальность? Гиппогриф задери их всех! Тут я почувствовал весьма ощутимую хватку у себя на запястье, — Джес хмурым, почти что испепеляющим, взглядом сверлила меня, словно пытаясь заглянуть в душу. — Поттер, скажи, что это ты тот идиот, веривший этому старому хрычу! Старый хрыч? Хватка на руке усилилась, ладонь её была чуть влажной: она явно волновалась. — Малолетку одиннадцати лет в друзьях иметь да нянькой становиться — не об этом я мечтала, когда аврором становилась! Да эта девчушка шипит не хуже Нагайны. Я наконец узнал манеру разговора, и открыл рот, словно рыба выброшенная на берег. Отпустив мою руку, и закинув ногу на ногу, откинув локон с лица, Джес приняла излюбленную позу очень хорошо известной мне ведьмы-аврора. Эмили. — Эми? Икебану маму… — не веря, я смотрел как расцветает улыбка на хмуром лице, глаза загорелись неподдельным огнем эмоций, смешавшихся в одно мгновение. — Великий Мерлин, это ты, герой Британии! Обняв меня, она облегчённо рассмеялась. Эмили все время меня так называла, но я знал, что желчи в этих словах не было. Эта смешливая, жизнерадостная девушка всегда была неизменно добра со мной. — Поверить не могу, я в этой шкурке уже месяц, думала если ты не сможешь понять по манере речи, или уж жестам кто я, то все, пиши пропало, устрою всем «Темную дату», как пожиратели в девяностом году. Зная историю от начала времен до наших дней, Эмили была ценным источником информации, многие стратегические планы строились на ее советах. Про «Темную дату», Эмили рассказала нам, спустя год нашего знакомства. Так Аврорат называл день, когда почти четыре десятка авроров погибли в схватке с пожирателями и стаей Сивого, напавших на поселение маглов глубокой ночью. По словам Эмили, почти все маглы были убиты, а среди пожирателей и членов стаи было где-то с десяток не больше погибших, может еще столько же раненых. Для Аврората это был провал — такое количество погибших маглов и авроров, поэтому этот день и прозвали «Темной датой». — Решила стать пожирателем? Эмили на это стукнула меня по лбу. — Дурак! Я имела ввиду, весь Орден Феникса на британский флаг бы порвала! Хотя… Если говорить начистоту, то испытать «Круцио» на одном бородатом лицемере я не против. Тут на лестнице послышались шаги тети: похоже она возвращалась с чем-то очень ценным, судя по ее словам. — Вечером поговорим, мне столько сказать тебе нужно, — кивнув мне Эмили, а точнее Джес, тут же приняла беззаботный вид, и улыбнулась «своей» маме.