Новый мир.

      Пинк долго рассказывала Табаки свой сон, сбивчиво, торопливо, прерываясь в попытках вспомнить термины. Парень сидел молча и на каждое «понимаешь?» уверенно кивал, продолжая впитывать каждое слово.       Наконец она дошла до финала и выдохнула, опуская голову: — Я не могу понять… Насколько этот сон правдивый. Кто такой этот Эйтати? — Не знаю. Честно. Не припомню никого с таким именем. — Это не твой дед? — Нет. Не-е-ет. Мой дед был совсем младенцем. Этот Эйтати сейчас наверняка очень дряхлый старикашка, если он вообще дожил. — А как тогда твой дедушка дожил? — Ну… Он из племени кочевников. Мы народ крепкий. — У тебя нет никаких сведений о самоцветах того времени? Я могла бы определить для себя время. Океан тогда уже высох, значит это, максимум, было несколько тысяч лет назад. — Ну… Нет… А с чего ты вообще взяла, что это были твои? — Символика, внешность, оружие, поведение… Это точно была армия одной из Старших. — Это же сон, Пинк! Ты в жизни не видела армий других рас, вот именно знакомая тебе и приснилась. — Думаешь? — Ну, ставлю на девять из десяти. — Просто… Если ты ошибаешься, то получается, что…       Она вздрогнула, представляя, как Консул отдаёт приказы о нападениях, столь жестоких и больше похожих не на войну, а на методичную, садисткую казнь целой расы. Энс тоже немного грустнеет от взгляда подруги и кладёт руку ей на плечо: — Эй… Даже если так… Какая теперь разница? Это случилось так давно, что уже и не важно. — Табаки… Это… Ты говоришь об этом так спокойно. — Все расы не без греха. Я уверен, что даже «святой» Первый Орден совершал плохие вещи, просто их описывали как хорошие. — Я… Даже никогда не слышала об этом «очищении» Эхнатона… Я просто… — Я же говорю. Может, это и не твои? — Маловероятно. Я просто не понимаю. Почему?.. Блю же всегда предпочитала дипломатию. Разве она не могла просто уговорить их уйти или установить союз? Действовать так радикально и кроваво, хотя был и более гуманный способ… Не понимаю я. — А может, не она приняла это решение, а другие Старшие и ей ничего не осталось? Вы, ребята, что, совсем не рассматриваете более положительные варианты?       Они одновременно затихают в раздумиях и вслушиваются в завывание ветра за стеной. Поднялся настоящий ураган, сгибающий громадные растения и скребущий градом по крыше.       Лев, пытавшийся прийти к ним, давно уже ушёл, не желая даже видеть Тень. Уайт выходит из портала на Хионе и приходит к своему новому дому — почти полностью замёрзшим обломкам энергетического зала, которые теперь напоминают ледяной замок.        Кошка глухо зовёт, и из щели выглядывает острая лисья мордочка. Жемчуг, боязливо горбясь, семенит к большим лапам и ложится у них на бок, выражая почтение, признание авторитета и извинения.        За что? Мелкий хищник чувствует себя виноватым за то, что у него уже который цикл не выходит вытащить свою хозяйку.       Пушистая Высшая игнорирует это и переступает через хрупкое тело, направляясь к ненавистной природной ветрине. Прогресса вообще никакого и наоборот, лёд набирается всё больше, становится всё мутнее и под ним почти невозможно разлечить живое свечение.        Однако, Уайт и не знает, как к этому относиться. Блю вполне могла успеть повредиться и, если её вытащить, она начнёт деформироваться, испытывая жуткую боль и огромный страх, которых удалось избежать всем, кто обратился в отключке. А если оставить всё так, то ученица, скорее всего, просто перестанет гореть. Перестанет… Существовать. О нет. Белый Алмаз этого не хотела. Ей вспомнилось, как она… Как они нашли её.       Голубоглазая уже тогда была очень эмоциональной и восприимчивой. Большие и суровые фигуры напугали её, и она, как свойственно маленьким деткам, расплакалась. Нет, она не кричала и не пыталась убежать, явно понимая приимущество широкого шага над крохотными движениями бега. Маленький комочек сжался в своей норке и совсем тихонько захныкал, звеня как колокольчик, однако стоило завоевать доверие… К рукам Высшей ещё никто так не льнул.        Очень долго эта трусишка привыкала к шуму столицы, к громким голосам окружающих и… К Еллоу. Стоило блондинке появиться в комнате, как Блю боялась сделать хоть что-то. Её можно понять. У воительницы был взрывной характер уже с появления, и её разрушительные порывы были просто ночным кошмаром для мышонка, который даже резкого включения света ужасался до дрожи.        Теперь же родной комочек просто замерзает здесь и тускнеет, а Уайт ничего не может сделать. Надо как-то поторопить Пинк, может, хоть она сможет и успеет что-то сделать. Лев сел ровно и жалобно мявкнул, надеясь увидеть отклик, и он последовал, сохраняя надежду своим мягким и размытым пятнышком света.       Но не только Высшая скучает по семье.       Еллоу снова чувствует себя плохо. Разбитые микросхемки — это всё, на что она потратила драгоценное время. Блондинка осторожно работает со всеми осколками, найденными в песке, то и дело опуская руки от какого-то давящего ощущения на плечах. Почему она сидит здесь и возится с этим мусором, когда можно пойти искать дальше? Воительница и сама не знает. Наверное, она просто устала от этого. Очень сильно устала. — Учитель? К вам можно?       Грэй нерешительно заглядывает в комнату и зажмуривается, когда блондинка поворачивает голову. Этому Жёлтый Алмаз удивляется. Словно бы младшая боится чего-то.       Ученица же открывает один глаз и неловко улыбается, радуясь отсутствию криков, а после уже открывает второй глаз. — Что тебе нужно?.. — Голос старшей немного сипит от постоянных эмоциональных перегораний и срывов. — Я просто… Пришла проведать вас. Вы здесь уже около двадцати циклов и… Вы в порядке? Выглядите измождённой. — Я выгляжу замечательно. Не твоё это дело. — Но… Хорошо. — Седая грустно кивает и уже готовится уйти, как вдруг снова раздается тихий полушепот. — Хотя, стой… Что ты ещё хотела? Я по глазам вижу: вопрос явно не один. — Я? Ох, да, но… Вы заняты, это не так важно, я-я-я могу узнать это и-… — Подойди...       Грэй проглатывает страх и почти подкрадывается к учителю, боязливо вздрагивая и отстраняясь от её рук, прикоснувшихся к ней. Еллоу настойчиво тянет к себе, успешно игнорируя слабое сопротивление, и усаживает гостью на своё правое колено, от чего та совсем теряется и почти забывает все вопросы. — Ну?.. Что такое?.. — Я-я-я… — Чётче, Грэй…        Глубокий вдох, робкий контакт плеча с грудью наставницы и прятанье головы под её подбородком. — Я странно себя чувствую. — В каком смысле?.. — В моей голове роятся странные мысли о телесных контактах. Хочу прижаться к кому-нибудь, обхватив руками, и просто сидеть так. Вечность. Я… Пыталась попросить Рэд об этом, но ей стало ужасно противно… Учитель… Я... После этого я почувствовала себя плохо, глаза заслезились, задрожали ноги и… Заболело… Вот тут. Сильно-сильно. — Она нерешительно ткнула себя в солнечное сплетение. — Скажите… Что со мной не так? Я заболела? И-или… Или это какой-то дефект?       Еллоу слушает её и чувствет, что ей самой больно в той же точке от вида этого потерявшегося ребёнка во взрослом теле. — Нет, всё хорошо, Грэй… Ты в порядке… Это называется тоской. Тебе просто одиноко… — А… А боль? — Тебя отвергли, не дали того, чего ты очень сильно хотела… Это ранило твои чувства… Такая, душевная рана… Понимаешь?.. — Кажется, да... Мф… — Она запнулась, смиряясь с мыслью об окончании разговора и тёплых посидушек. — Я тогда-… — Останься… — Учитель внезапно проявляет необычную нежность и приобнимает её, прижимая к себе. — Мне… Холодно…        Грэй замирает, чувствуя, что слезы возвращаются, и начинает шмыгать носом, прижимаясь лбом к шее старшей, внезапно почувствовав, что на неё тоже что-то капает с подбородка и щёк над головой.