Новый мир.

      Пинк снова выходит на улицу, пытаясь найти Высшую среди снегов. Без неё не получится сменить планету и… Это даже не так важно, как то, что младшая волнуется и хочет извиниться, чувствуя вину за ту боль, которую испытала Уайт. Белый Алмаз не появляется несколько дней и это медленно порождает панику в голове её коллеги.       Что если старшей было так больно, что она не хочет возвращаться? Что… Если она стала ещё хуже в своём состоянии? Что если… Нет. О последнем даже думать не хочется.       Руки медленно тянутся к тому, до чего раньше и дотрагиваться не хотелось.       Мешочек с пилюлями. Это должно дать больше сил, улучшить способности и уменьшить зависимость от органических потребностей. Это… Позволит больше отдавать Табаки и экономить. Да, но… Вдруг поменяется что-то ещё? Что если что-то пойдет не так? Пинк будет жалеть об этом… Две бледно-зелёные таблетки лежат на голой ладони, пока девчонка стоит в нерешительности и внимательно их рассматривает. Это продолжается настолько долго, что на плечах успевают образоваться сугробики из-за снегопада.       Наконец резкое движение решает всё, а Розовый Алмаз жмуриться, глотая эту формацептическую мерзость. Разумеется, эффект придёт не сразу и малявка отлично это понимает, однако ей известно, что и слишком долго процесс не заставит себя ждать, являясь результатом лучшего из созданных на данный момент стимуляторов.       Путишествинница ещё немного стоит, раздумывая над тем, не было ли это ошибкой и наконец двигается вперёд, сложив руки у рта: — Уайт! Уа-а-а-айт! Я знаю, что ты здесь… В таком состоянии ты просто не могла… Уайт!       Скрип снега и звенящая тишь, даже поглотившая эхо. В памяти всплывает ужасный миг проявления настоящей души, запертой в зверином теле так крепко, что только боль может её вытащить наружу. Пинк так и предполагала: повреждения нервных узлов как-то связаны с невозможностью вернуть прежнюю форму и если решить проблему, возможно… Старшая вернётся. Такой, какой она была до всего этого сюрриалестичного кошмара, упавшего с звёздного полотна на них. И ведь беспричинно. Правда же? Её семья точно не заслужила такого и… Не заслужила? А ведь… Эхнатон. Залитая кровью и оглушенная плачем колыбель Синего Алмаза, буквально выпившего из планеты всю «живую» воду и народ на ней… Неужели и правда сестра не видела более мирного варианта? В это просто не верится!       Однако, если так подумать, то… Он ведь точно не единственный и десятки, может сотни, а может и тысячи миров были подобно ему просто… Изуродованы. Пинк просто не сказали сколько рас так же были стёрты в кровавой игре, тешащей гордость Старших.       Может, их и не надо спасать? Может, сама Вселенная решила заставить их прочувствовать столько же боли, сколько они разнесли по её просторам?       Младшая мотает головой и осматривается, пытаясь понять, куда она ушла, потерявшись в своих странных и глупых мыслях. Они её семья. Мудрая и, наверное, всезнающая Уайт, немного вспыльчивая, но смелая и сильная Еллоу и… Блю, конечно же Блю. Любящая и понимающая. Они хорошие такими, какие они есть и Пинк их ни на кого не променяет. Инцидент Эхнатона конечно же объясним! Может, просто не было другого выхода или что-то ещё. Не могли же её Старшие, её прекрасные Старшие сделать что-то просто из желания уничтожения.       Хорошо, что она не успела уйти от тропы слишком далеко, а иначе можно и потеряться среди этого цикличного пейзажа.       Девчонка бороздит снег своей походкой дальше и снова начинает звать Высшую по имени, с надеждой оглядываясь по сторонам.       Ветренний снегопад начинает заглушать крик, когда наконец слышится знакомое урчание.       Лев выходит на зов, словно бы утешая плачущего ребёнка, и медленно приближается к младшей, опустив уши.       Девчонка срывается с места и спешно торопится на встречу, при приближении обнимая крепкую шею и суетливо моля прощения у большой кошки. Уайт, кажется, улыбается и трётся лбом об висок малышки, ласково урча ей на ухо. — Прости… Пожалуйста… Я…я… — Р-р-ршо… Сь… Ршо..       Розовый Алмаз замирает и осторожно оглядывается на чуть изменившуюся морду. Глаз успел восстановиться, но шрам на веках так и остался, а вот всё остальное… Череп словно бы заострился на изгибах, застряв в порыве смены формы, верхняя губа изогнулась в знакомой вечной ухмылке, а нос сузился и вытянулся. Но самое главное то, что зрачки в глазах вернули прежнюю ромбовидную форму. — Ты… Меняешься… Я… — У… Ла… Д…дец…       Говорит. Уайт говорит с ней. По крайней мере пытается и почти успешно, окончательно избавившись в своих звукосочетаниях от примитивного хрипа.       Малиновые глаза застелаются слёзами, когда осознание этого наконец приходит, и младшая падает на колени, уткнувшись лицом в мягкую шерсть, пока старшая с привычным выражением ласковой ухмылки смотрит на неё сверху, положив лапу с удлиннившимися и обтончавшими пальцами на хрупкую спину.       Наконец пушистое создание цепляется зубами за воротник своего детёныша и несёт его на стоянку к энсу, пока эта маленькая фигурка не замёрзла. Завтра у них всех будет трудный день, а сейчас львята должны отдыхать. В тепле и уюте.       Блю улыбается так, как ей позволяют её губы, наблюдая за всем этим из открытого Блэк «зеркала». Брюнетка же не реагирует, даже не комментируя увиденное ею и не испытывая даже отрицательных чувств. Что случилось, то случилось и оно ей не подвластно. Только после закрытия вида на реальный мир она улыбается, снова рассматривая шрамчики на аккуратном лице: — Это больно, верно?       Уголки рта голубоглазой опускаются и та отводит взгляд, не считая нужным отвечать ехидному вопросу. — Скажи, Блю… Прошло ведь двадцать тысяч лет с их первого проявления… А ты всё держалась. Скажи… Как? Мне бы подобная сдержанность пригодилась…       Синий Алмаз не двигается, играя из себя гордую статую и под недовольный взгляд собеседницы снова отправляется за подобие занавеса, ловя слухом последний комментарий: — Должно быть, ты экономила ресурсы с Эхнатона…       В тишине приходит новое утро на Земле. Грэй теперь баррикадирует за собой каждую дверь и отказывается оставаться с Рэд в одной комнате, при каждом зрительном контакте чувствуя обжигающий огонь гнева, пляшущий в алой радужке, напоминающей собой кровавые омуты. За младшей закрепилось прочное чувство, что Красный Алмаз убьёт её при любой возможности и, что эту возможность лучше даже не предоставлять. Даже ведущие к ней события высчитывать и делать всё, чтобы получилась другая ситуация. Хоть в чём-нибудь. Пусть, просто даже тяжёлые и острые предметы будут подальше от вспыльчивой сестрицы.       Еллоу такое не понимает и каждый раз удивляется, когда Грэй отодвигает бюст или перевешивает копьё под определённым углом с такой нервозностью, что порой руки резко дёргаются и делают лишнее ненужное движение, делая картину ещё более странной.       Хотя, Блю и Пинк тоже занимались тем, что валькирия никогда не понимала и потому она даже не хочет спрашивать, каким бредом развлекает себя клон Высшей.       Должно быть, младшие просто обязаны быть странными и создавать в блондинистой голове одни вопросы.       Рэд же ничего не замечает, так как никогда особо и не уделяет внимание тому, как обставлена та или иная комната, однако её смущает молчание сестры. Когда-то она молилась звёздам, чтобы заучка замолчала и прекратила вливать ей в уши целые тома летописи, а теперь… Без них как-то скучно и рыжеволосая сама пытается завязать беседу, но от неё всегда ловко уходят, оставляя старшую без ходов в этой игре.       Настолько часто это случается, что от тишины она начинает чувствовать себя плохо.