Новый мир.

      Еллоу смотрит на себя в зеркало. Уставшие глаза наполовину закрыты и придают её взгляду тяжёлое безразличие. Руки освобождаются от перчаток и золотые глаза долго смотрят на тёмные браслеты ожогов. Они всё ещё болят и, кажется, тем больше, чем дольше воительница смотрит на них.       Подрагивающие холодные пальцы прикасаются к шрамам на лице, проводят по ним от глаза до подбородка, так же, как эта рана была нанесена. Следы на руках тёмные, мутные, почти чёрные и слишком расплывчатые в своих гранях, словно они состоят из дыма и не имеют каких-либо ограничений, вот-вот готовые расползстись по всему телу, окунуть его во тьму боли и страха.       Отметины на лице светлые, даже немного белёсые и очень чёткие, словно Зверь медленно и аккуратно выводил их, а не нанёс хаотичный удар в панике и желании защититься от меча. Эти шрамы почти не болят, только если слегка надавить на них, по ощущениям больше похоже на ушиб, чем на кровавые раны. Вид у них успокаивающий, словно это было заслуженно, не то что находилось на руках и казалось несправедливым обвинением.       В любом случае, даже спустя столько времени ничто из этого не зажило до конца, а такого просто быть не могло. Такие раны, ведь, алмазам могут нанести только… Нет, Еллоу в это верить не хотелось. В случай с руками ещё ладно, по сути она тогда ранила себя сама, но лицо… Это означало бы, что Уайт и правда… Нет. Так точно не может быть. Скоро это пройдёт и над этой глупой догадкой валькирия ещё посмеётся.       Жёлтый Алмаз даже сейчас нервно выдавливает из себя несколько хриплых жалких смешков, больше насмехаясь над своим отражением, чем над мыслями.       Она ещё смеётся пару минут, а потом заставляет себя полностью открыть глаза и со всей серьёзностью разогнать хандру, немощность и измождённость отражения.       Сухие губы чуть изгибаются в улыбке: — Ты выглядишь так жалко сейчас… Соберись уже. Чем помогут чувства? Почему ты вообще ещё здесь?.. Ты же здесь совсем одна… В чём смысл навещать это место? И… — Брови отражения поднимаются, превращая нежную улыбку в насмешку. — Разве ты не делаешь хуже? Чем помогут чувства?.. Ведь ты сама всегда за пользу и смысл хваталась в первую очередь, не так ли? Для чего?.. Для чего нам Агат? Надзиратель, мудрый командир… Для чего? Для чего нам Лазурит? Сравнять ландшафт непокорный, фундамент силы укрепить. Для чего?.. Для чего же нужен вдруг Сапфир? Узнать, что ждёт за излученой временной реки, готовыми чтоб быть и мудро править наперёд… А зачем? Зачем Алмаз вдруг нужен? Контроль, общий ориентир, как у компаса стрела. А чувства? Чем… Помогут чувства?       Еллоу ощущает, что снова плачет, опираясь на раму зеркала, с такой силой сжимая её, что обожжённые вены на запястьях вот-вот лопнут, почти вслух гудя от боли.       Воительница ослабляет хватку и падает на колени, беспомощно жмурясь, снова и снова захлёбываясь в слезах. С ней… С ней так раньше не было. До всего этого вселенского бреда с ней никогда так не было. Программа даёт сбой? Но что? Что могло сломать её изнутри? Что могло нанести… Незаживающую внутреннюю рану? — Прекрати это… В чувствах нет смысла, ты же знаешь! Сколько мне ещё тебе это говорить?! Я говорила… Говорила столько раз, но ты продолжаешь… Продолжаешь реветь. По поводу и без, мне начинает… Начинает казаться, что тебе это нравится…       Блондинка закрывает глаза и начинает покачиваться то вперёд, то назад, обняв себя за плечи и пытаясь отдышаться, сбивчиво повторяя собственные же слова, глотая их и снова выкрикивая, словно находясь в высшей стадии гнева на кого-то другого. Постороннего наблюдателя, того, кто заставляет её снова и снова рыдать, быть слабой, тратить время. — Прекрати уже… Мне плохо… Я не хочу… Прекрати! Ты слышишь меня?.. Прекрати… Прекрати плакать… — Она прерывается чтобы утереть слёзы и попытаться осмотреться, но пустое окружение только призывает новые капли. — Прекрати плакать… Я… Я прошу… Ты же знаешь… Я ненавижу это… Блю… Пожалуйста, ради меня… Хватит…       Раны. Незаживающие и болезненные. На лице, на руках и… На душе. Такие раны Алмазу может оставить только другой Алмаз и никто больше. Во всей вселенной. — Пожалуйста… Хватит…       Никто не заставлял её плакать, никогда. Никакая боль или неудача, но сейчас она плачет. Снова и снова. Ей это не нравится, ей это противно, она считает это пустой тратой времени, но всё равно не может остановиться, не может прекратить лить слёзы.       Такое Еллоу помнит только в своём раннем прошлом, когда деревья были выше, море глубже, облака белее и всё это вообще было на её родном мире. Честно, она уже и не помнила, было ли это всё или юное воображение заменяло для себя скучные и пыльные картины на яркие разноцветные пейзажи. Однако одно она всё же помнила и точно была уверена в правильности этих воспоминаний. Плакса Блю. Это трусливое создание боялось всего, каждого шороха, её легко было обидеть и она очень часто плакала, настолько, что выводила старшую из себя.       Молодой воин хотел показать себя сильным, достойным звания правой руки самой Высшей, но он рыдал как младенец в окружении сестренской слезливой ауры. Именно это её так выводило и заставляло кричать, ругаться и даже иногда бить вещи, лишь бы грохот отвлёк младшую и заткнул её. — Прекрати!       Ваза, бюст, небольшая скульптура… Любой несчастный предмет, попавших под руку, летел в стену и с вероятностью в семьдесят пять процентов разбивался, иногда даже на слишком мелкие кусочки. Иногда это не помогало и только делало хуже, создавая всё больше и больше шума, а потом… Приходили Старшие.       Когда приходил Свет, Блю заставляла себя замолчать, закрывая собственный рот руками и жмурясь, а Еллоу ругали за испорченные вещи, отправляли в свою комнату, перед этим силой заставив извиниться.       Когда приходила Тень, младшая смеялась, она льнула к источнику и улыбалась. Блондинку не ругали, просто шутили, помогали убрать беспорядок, а то и вовсе исправить всё, починить, настолько умело, что поломка словно бы и не случалась.       В любом случае это успокаивало их обоих с разным по времени периодом затишья, перемирия. Причём каждый способ имел половинчатый шанс стать более успешным. Раз сработала мягкость, раз строгость. Юная воительница даже не замечала разницы и не понимала, почему же всё так неоднородно, рандомно. Мягкий способ, однако, нравился ей всегда чуть больше. Нет, не из-за отсутствия нотации или присутствия помощи в устранении проблем. Этим он даже был противен, так как не воспитывал дисциплину, которая требуется даже самой программой, заложенной в младшую до рождения. Нравился… Смех Блю. Голубоглазая улыбалась и смеялась так радостно, что в вояке тоже зарождалось желание хохотать, которое всё же подавлялось той же самой дисциплиной.       Еллоу останавливается, когда в её теле просто кончается влага. Плакать она физически уже не может и это частично радует.       Она снова касается своего лица и продолжает напевать, пытаясь вместе со словами выдавить из себя остатки сырого неприятного чувства одиночества: — Чем помогут чувства?.. Чем помогут чувства?.. Чем помогут чувства? Где их великий Алмаз, когда он им так нужен? Встань… Сверкай… Путь им укажи… Не смотри… Назад… Нам отступать нельзя… — Воин порывается встать, но не может, чувствуя слабость в ногах. — Чем помогут чувства? Чем помогут… Чувства?       Еллоу оглядывается на зеркало и ей кажется, что кто-то стоит у её головы, не решаясь качнуться волос. Вспыхнувшие от прикосновений шрамы, заплаканные глаза, растрёпанная прическа и дрожащие губы. На секунду в её голове рождается очередная шутка над собой… «Кто тут ещё плакса?» — Чем помогут чувства? Чем помогут чувства?! Чем помогут…       Она устала, голос осел с последним криком и сил больше не осталось. Даже чтобы плакать.