И пусть прошлое остается в прошлом

Второй этап турнира был конкурсом талантов. Конрад вспомнил некоторое количество шоу, просмотренных на Земле, и призвал конкурсанток продемонстрировать нечто увлекательное. Королева должна уметь «зажечь» народ и повести его за собой в трудные времена. Оценивало конкурсанток почетное жюри, но последнее слово оставалось за королем. Жюри, впрочем, тоже состояло из королей, хотя называть его совсем уж беспристрастным не получалось: Антуан с Лейлой из Францшира, Христо Крайфф из Кабалькады, Флурин Гилбит из Калории (сама она срезалась еще на отборочном этапе, и Конрад рассчитывал на то, что более успешным соперницам от нее достанется), Сарареги из Малого Шимарона и Юури из Шин-Макоку. Последний простодушно удивлялся способу Конрада выбрать себе невесту и уточнял, точно ли он сумеет влюбиться в девушку, с которой даже не разговаривал. Все-таки брак − ответственное дело. Конрад отшутился, что сердце у него дисциплинированное и умеет подчиняться приказам, но его шутку, как обычно, не поняли. Юури вспыхнул и принялся убеждать его, что так нельзя, что брак должен быть по любви и самое подлое − заставлять страдать от невзаимной любви свою невесту, а вдруг она Конрада полюбит? То есть, конечно, не «вдруг», точно полюбит, он же потрясающий, настоящий принц для Золушки, такой красивый, добрый, смелый, заботливый… Греющий уши Сарареги мимоходом заметил, что Юури для участия в турнире не хватает только нужного пола, а то он заткнул бы за пояс всех соперниц, чем полностью переключил его внимание на себя. Конрад понаблюдал за бурной дискуссией, понемногу скатывающийся во флирт, и покачал головой. Хорошо, что Вольфрам сам разорвал помолвку с Юури пару лет назад. Сарареги старательно делал вид, что с королевой Алазон его ничто не связывает, хотя шпионы-Вороны уже донесли, что они разговаривали и сын пожелал матери удачи в состязаниях. Наконец, настал день икс. Клэр де Винтер, в простом светлом платье, подчеркивающем ее ангельскую внешность, спела одну из популярных шимаронских баллад о борьбе за страну. Голосок у нее был приятный, трибуны подхватили песню, да и сам Конрад не остался равнодушен. Не набрать нужное количество баллов при такой поддержке было невозможно. Йозак (об участии которого многие из жюри, лично его знавшие, были предупреждены) устроил столь горячий и залихватский танец живота, что количество поклонников у него возросло в разы. Конрад не сомневался, что после выступления ему посыплются предложения пойти в содержанки и любовницы: слишком уж алчно поблескивали глаза у многих шимаронских дворян, привыкших жить в рамках скучных, жестких традиций. Как не сомневался в том, что Йозак извлечет из их страсти максимум пользы для Шин-Макоку. Пылающие сердца − и не только они − и зашкаливающая артистичность обеспечили ему высшие баллы. Однако большинству участниц после них не так повезло. Юури был добросердечен, но объективен, Сарареги с презрением смотрел на участниц не королевской крови, Флурин Гилбит с мстительным удовольствием срезала самых юных и красивых, Христо Крайфф оказался придирчив, Лейла ревновала Антуана, когда он чересчур восторженно отзывался о той или иной даме… Конрад и вовсе размышлял о том, как там проходит операция по обыску покоев Алазон, и слегка волновался за Дайкендзя и почти не смотрел на арену. Девушки срезались одна за другой. Гизела прочла короткую, мотивирующую речь, которая могла бы вдохновить на бой солдат, но на фоне изобретательных конкуренток смотрелась довольно скромно. Впрочем, Конрад знал, что с лицедейством у нее всегда было плохо. Она едва не вылетела, но тут он впервые использовал свое «последнее слово» и протащил ее дальше. Шимаронская аристократия подозрительно зашепталась, и Конрад понял, что по окончании дня его ждет очередная мозгопромывающая беседа на тему патриотизма и традиций. Гюнтер смотрел на него с явным удивлением. Он приехал поболеть за дочь, но явно не ожидал такого пристрастного отношения. Дабы избежать лекции, Конрад воспользовался «последним словом» еще раз, и одна благородная шимаронка с восторгом прошла на следующий уровень. Королева Алазон сумела устроить эффектное зрелище. Что ни говори, а производить впечатление она умела. Звеня многочисленными украшениями, она демонстрировала свое магическое искусство: как разрушительную часть, так и созидательную. Слуги быстро меняли реквизит, королева устраивала магические фокусы, а Конрад надеялся, что это займет достаточно времени. Разумеется, Сарареги дал ей максимальные баллы, но остальные тоже были впечатлены. И, конечно, в планы Конрада пока не входил ее проигрыш. Краем глаза он уловил движение за спиной, а секунду спустя к нему склонился Ворон, традиционно прячущий лицо и волосы под форменной одеждой. Но его глаза Конрад узнал, прежде чем тот заговорил: − Ничего. Похоже, Алазон держит кристалл при себе. − Следы? − Мы были аккуратны. Обыскивать нужно саму королеву. − Надеюсь, мой любимый советник не рассчитывает, что я пожертвую собой и приглашу ее на ночь любви? − еле слышно произнес Конрад. Черные глаза Дайкендзя смеялись. − Я не настолько жесток. Следующим уровнем должен стать поединок. Рукопашный, без магии. Она либо снимет все украшения, либо их можно будет сорвать в пылу боя и незаметно подобрать. Принцесса Гриерунд с этим вполне справится. − Хорошо. Ты останешься до конца состязания? − Не думаю, что в этом есть смысл, но… пожалуй, да. Он так и остался стоять за спиной, но Конрад ощутимо расслабился. К концу состязания стало ясно, что прошли его только пятеро: Алазон, Гизела, Йозак, Клэр де Винтер и еще одна шимаронская аристократка. Для следующего уровня потребовалось бы четное количество участниц, и Конрад вновь сосредоточился на арене, выбирая, кого бы еще протолкнуть. Выбирать не пришлось. Княгиня Джанан села на песок и посмотрела прямо на короля. Они уже договорились, помощь и защиту от похотливого соседского князя, положившего на нее глаз и ради этого убившего ее любимого мужа, а потом приехавшего свататься с традиционным горским «женщина не может править кланом», он ей обещал, так что нужды втягивать ее в дальнейшее участие не было. Княгиню полностью устраивал такой вариант, замуж повторно она не слишком хотела, но отблагодарить его желала. Ее темные глаза смотрели прямо на Конрада, а вот звучный голос разносился по всей арене, явно с помощью серег с хосеки: − Я желаю рассказать благородному повелителю равнины историю, которая может развлечь его или же даст раскрыться его чувствам. Шимаронцы зашушукались, кое-где раздался пренебрежительный смех. Жюри смотрело на Джанан с некоторой жалостью, в случае Юури – с сочувствием. История определенно не была чем-то достаточно зрелищным, чтобы увлечь искушенных зрителей. Но княгиня даже не смотрела на них, ее взгляд был прикован только к королю. Она дождалась его кивка и заговорила. Он слушал ее пару минут, а потом начал видеть. Иные миры и чудеса, несправедливость и честь, верность и предательство. Героев и злодеев, великолепных, отталкивающих, забавных, отчаянных, живых и в чем-то знакомых. Мелькали перед глазами волшебные города: собранные из тысяч жемчужин на дне морском, сплетенные из ветвей в кронах деревьев, парящие в небесах средь облаков. Высилась серебряная башня над морем в стране вечной ночи. Прекрасные феи влюблялись в демонов и бились за свою любовь, как за осажденный город. Чем дальше шла история Джанан, тем больше Конрад ощущал отголоски чего-то знакомого, касающегося его самого. Бунт и гнев Белого рыцаря, не способного найти смысл жизни. Слепая фея, подарившая ему умение доверять и верить в лучшее. Ее гибель в лапах стоглавого чудища и обещание прислать вместо себя Смелого мальчика, чтобы Белому рыцарю было с кем дружить и кому верить. Стодневное ожидание без малейшего движения, в начищенных до блеска доспехах, чтобы посланник феи не смог ни в чем его упрекнуть. Они потом приросли к телу и давали рыцарю невиданную отвагу, а Смелый мальчик сталкивал миры и жонглировал маленькими мячами, пугая стоглавое чудовище, погубившее Слепую фею. Пути Белого рыцаря и Смелого мальчика разделились, но шли рядом, зато доспехи стали давить и тянуть назад. И Рыцарь сбросил их, стал Новым Королем и, обогрев израненных воронов, позволил им сесть себе на плечи. Приручая и заботясь, он превращал их в людей, один из которых ушел, но второй − остался, чутко прислушиваясь к человеческой речи и аккуратно собирая зерна с рук Нового Короля. У Мудрого Ворона в сердце хранилась тайна о слишком гордом и жестоком солнце, которое больше не грело, о невыполненном обещании, о горьких слезах, которые падали черными жемчужинами и собирались вороном в ларец. Тайна чернела в сердце и мешала Мудрому Ворону жить, она давила, как доспехи бывшего Рыцаря, но если ее достать, то ворон испугается и улетит. И его не вернуть, как не склеить из кусочков разрубленный портрет. И что выберет Новый Король − оставить Мудрого Ворона при себе или освободить его и потерять навсегда? Когда Джанан смолкла, Конраду на миг показалось, что он оглох. Трибуны молчали, молчало потрясенное жюри, не понимая, что за чудо заставило всех их увидеть дивные картины в своих головах. Дайкендзя тоже молчал, крепко сжимая его плечо.

***

Джениус вздохнул и понял, что очередной вариант снятия печати не сработал. Правая рука гудела, наливаясь болью. Шори взял ее в свои ладони, погладил и слегка выпустил мареку. Давление печати уменьшилось: большая часть ее магии перешла в «защитный режим». Это помогало ослабить боль, но уничтожить печать все равно не получалось − при повышении напора печать начинала вытягивать хореку из тела, разрушая сложную паутину чар, поддерживающих его искусственное существование. − По-моему, тебе нужно отдохнуть. − Ненавижу сидеть без дела. Джениуса действительно тяготила не только печать Алазон, но и вынужденное безделье. В столице его дни были заполнены сотней дел, мелькал круговорот лиц, разборы заклинаний сменялись охотой за врагами страны, «Белые Вороны» приносили в клювах важную информацию, он находил, как ее использовать… На отдых времени оставалось немного, зато теперь его было даже чересчур. Тихая, праздная жизнь сводила с ума. Единственной отдушиной служил Шори, с которым они то ковырялись в печати, то обсуждали иной мир, то занимались любовью. Если бы не его присутствие, Джениус бы просто загнулся от скуки. − Понимаю. Но нам нужно дождаться, когда господин фан Барен найдет печать. Джениус угрюмо кивнул. Откровенный разговор с их гостеприимным хозяином многое расставил на свои места. Догадки Джениуса оказались не очередным последствием профдеформации, а правдой. В тот вечер они пришли к нему в кабинет и настояли на серьезном разговоре. − Значит вы − шинзоку. − В Великом Шимароне много людей с экзотической внешностью, − развел руками тот, − я не знаю, кем были мои родители, может, и шинзоку. − Действительно, когда мы собирали информацию о вас − еще в самом начале нашего союза, − заметил Джениус, − то обнаружили пару серьезных пробелов в вашей биографии. Вы попытались прикрыть их, вот только более-менее тщательная проверка разнесла версию в клочья. Стефан фан Барен, один из влиятельнейших торговцев Великого Шимарона, возник двадцать лет назад, став зятем успешного, но не выдающегося мелкого купца Годрика Барена. Вы не просто приумножили его богатства − вы подняли уровень семьи на немыслимые высоты, получили подобие титула с приставкой «фан», стали поставлять товары королям своей страны, а позже − и чужой. Но что вы делали до того? − Хотите вина? − непринужденно предложил Стефан фан Барен. − Нет, спасибо, − смущенно отказался Шори. Кажется, ему было неловко, что они пытаются припереть к стенке хозяина дома, да еще и крайне приятного человека. Джениус, для которого подобные беседы были привычны, чувствовал себя как рыба в воде. − А потом вы встретили бывшую королеву демонов. − И прекраснейшую из женщин. − Разумеется. Но то, что вы ради нее творили, не оправдать вспыхнувшей любовью. Вы − деловой человек, рисковый, но умный и рассудительный. И что же вы сделали? Вмешались в гонку двух держав за грозным оружием и помогли вражеской стране выкрасть его у своего короля. Из-за любви? − Из-за нее творятся самые яркие подвиги на свете, − усмехнулся тот, − и совершаются самые чудовищные преступления. Вы поймете… однажды. Шори слегка помрачнел. Джениус презрительно хмыкнул. Их любовь, начавшаяся с весьма экстремального знакомства, была теплой, полной верности и заботы, она обволакивала мягким ощущением счастья и удовольствием. Но она не заставляла бросаться в крайности и предавать своих, так что же, она была недостаточно сильна, по мнению этого человека? Тот явно почувствовал изменившееся настроение и развел руками: − Прошу прощения, друзья мои. Разумеется, всякая любовь прекрасна. Моя первая жена, Эльза, была самой верной и заботливой женщиной во всем мире, а вот подвигов не требовала. Ее приводил в восторг всего лишь сорванный мною букет полевых цветов, который она обнаруживала у своей кровати каждое утро. − Ваши поступки были прекрасным доказательством любви… и измены стране, − холодно заметил Джениус, − любовь любовью, но вы были настолько равнодушны к последствиям, насколько шимаронцы, с их гордостью и единством, не могут быть. − Увы, я не был патриотом. Нельзя заставить любить и уважать, эти чувства надо заслужить. Наш новый король понемногу учит меня, каково это − гордиться своей страной. − Господин фан Барен, в свете последних событий все ваши «любовные подвиги» выглядят иначе. Вас не слишком-то волновала судьба Великого Шимарона, потому что это не ваша страна. Вы помогали ее врагам. Когда началась вся эта история с нашим орденом и поисками священного меча, вы внимательно следили за нами, даже внедрили шпионку. Слишком много стараний для человека, который просто «хочет уберечь свой товар от похитителей». − Небрежность непростительна для торговца. − Вы узнали символы на наших руках, − продолжал Джениус, внимательно наблюдая за реакцией, − и поняли что это. Вы уговорили супругу устроить спектакль. Но Сейсакоку не делится ничем, в том числе и знаниями. Узнать эти символы мог только шинзоку. А если сложить дату вашего появления в Великом Шимароне с датами первого похода королевы Алазон, то получается интересный результат. Она прислала вас шпионить, и вы успешно занимаетесь этим много лет. Стефан фан Барен сверкнул глазами, затем коротко рассмеялся. − Ну-ну, давайте закончим эту нелепую игру. Эти обвинения вы выдвинули лишь затем, чтобы я начал оправдываться, верно? С вашим умом и опытом служения Алазон − и вдруг такая абсурдная версия? Вы ведь должны были понять, как все было на самом деле? Джениус промолчал. − Конечно, должны были. Ведь вы были на моем месте и знаете, что королева делает с ненужными слугами. − Зато я не знаю, − вмешался Шори, − может, кто-то объяснит мне? − Вассалы должны быть верны своему повелителю, − печально сказал Стефан фан Барен, − но что делать, если повелитель оказывается недостойным служения? Он помолчал и продолжил: − Я родился и вырос в Сейсакоку, в семье знатных заклинателей. Всю свою жизнь мне внушали, что магия − это моя суть, что она делает меня выше тех, кто ее лишен, что есть те, кто служат, и те, кому служат. И есть повелительница − божественная королева Алазон, на которой держится мир и благополучие нашей страны. Ее воля − воля страны, ее приказы выполняются без промедлений и без сомнений, ведь она − ставленница богов и знает, как будет лучше для всех. Служить и жертвовать всем ради нее − счастье для любого шинзоку. Джениус молча кивнул. Он и сам думал так всю свою прошлую жизнь и большую часть настоящей, искал благородного хозяина, мечтал о встрече с ним… и получил пинок вместо почесывания за ухом и разрешения лизать ладони. Он был жалок и не понимал этого, лишь недавно осознав, что его жизнь − полностью в его же руках, а не в руках неведомого господина. И он волен выбирать, где жить, чем заниматься, на кого работать и кого любить. Он − свободен. − В это легко было верить, пока в стране все было благополучно. Но потом все рухнуло. Источником нашего благоденствия оказалась не королева, а священный меч, позволяющий без труда выращивать в нашей земле все что угодно, и традиции, которые жестко расписывали всю нашу жизнь. Но меч был похищен, и в стране начался голод. Когда королева собрала всех сильных мужчин и отправилась его искать, мы верили ей. Когда наши ряды стали таять, мы убеждали себя, что так и должно быть, что это − необходимая жертва. Я был одним из приближенных к королеве заклинателей. Я закрыл ее своим телом от вражеских стрел и продолжал биться, прикрывая ее отход. Выжил чудом и тем, что на меня наткнулась моя добросердечная Эльза и выходила. Я и тогда рвался вернуться к служению, хоть она умоляла меня остаться. Но я ушел по следам королевы… и обнаружил, что немногим так повезло, как мне. Раненых шинзоку из тех, кто не умер, добивали, казнили за «преступления, совершенные на землях Великого Шимарона», отправляли на шахты, как рабов. А королева, которая могла спасти их, просто шла вперед, не оглядываясь. Год за годом, не возвращаясь в свою страну и не интересуясь, как она выживает. Но разве королева не должна была принести мир нам? Это ведь ее главное предназначение! Ради чего мы умирали у ее ног? Он закрыл глаза. − Это осознание сломало меня. Я не мог больше служить ей, я вернулся к моей Эльзе и постарался сделать все, что в моих силах: я копил деньги и выкупал пленных собратьев, я собирал информацию о погибших, я помогал устроиться в стране тем, кто подобно мне не желал никуда возвращаться. Но некоторые отправились в Сейсакоку и писали мне письма. Так я узнал, что моя страна умирает, пока ее королева гуляет по человеческим землям. − И как вы с этим справились? − тихо спросил Шори, которого рассказ явно впечатлил. Тот слабо улыбнулся. − Как и со всем в моей жизни. Я делал то, что мог. Наладил контрабандой гуманитарную помощь в страну. Посылал не только еду, но и семена, схемы ирригации, способы воскресить истощенную землю, чернозем для теплиц… Многим это помогло. Люди стали понемногу привыкать к иной жизни, но им, конечно, не хватало грамотного руководства. Чтобы помочь им, я должен был иметь много денег, и я вертелся, как белка в колесе. Эльза меня во всем поддерживала, она была удивительно доброй женщиной. А потом… я овдовел. − Мне жаль, − сочувственно произнес Джениус. Стефан фан Барен продолжил, будто не слышал: − Те шинзоку, кого я спас, наладили своего рода временное управление. Разобрались с мародерами, в число которых вошли и высококастовые представители, пытавшиеся «по праву» отнять выращенную еду у простолюдинов. Система каст только мешала, она могла нормально существовать во времена изобилия, но все портила, когда необходимо было работать сообща и уменьшить порции, чтобы выжить смогли все. Конечно, это не нравилось знатным шинзоку, но за двадцать лет стычек перемены понемногу укрепились, и они научились жить по-другому. Сейсакоку начала выходить из кризиса. А потом вернулась королева Алазон. − И что она сделала? − Все разрушила, пытаясь вернуть привычный ей мир. Земли вновь стали плодородными, вот только население сильно уменьшилось. Шинзоку не хотели тратить время на бессмысленные ритуалы и молитвы глухим богам, не желали вновь превращаться в рабов, без продыху работающих на полях, и не стремились держать таких рабов, побывав на их месте. Страна изменилась, и повернуть время вспять было невозможно. Королева решила, что если она казнит всех несогласных, то это ей прекрасно удастся. − Это же безумие! − воскликнул Шори. Джениус невольно потер печать на руке. − После того, как у нее ничего не получилось, она, должно быть, вспомнила о благословенных временах, когда ее умные слуги добивались всего за нее. Стефан фан Барен кивнул. − Я узнал эти печати. Я работал с ними и понял, в какую ловушку вы попали. − И вы знаете, как их снять? − Знаю. Для этого потребуется особенный хосеки, которым их накладывают. − А иного способа нет? − Не для вас, господин Джениус. С обычным человеком еще могло сработать, но вы слишком зависимы от хореку. Однако выход есть. У меня была подобная печать, и ее можно… перенастроить. − То есть вы можете освободить Джениуса? − обрадовался Шори. − Да, когда она будет найдена. К сожалению, я продал ее еще в первый год в Великом Шимароне. Но мои агенты активно работают над ее поисками. Я прошу вас проявить немного терпения. Вы будете свободны. Я больше никому не позволю стать рабами королевы. Джениус склонил голову. − Я приношу вам свои извинения за грубость. Но я должен был узнать все. − Ничего. Слепая вера до добра не доводит, а мои действия можно было трактовать по-разному И вот прошло немало времени с того разговора, госпожа Шери еще больше округлилась, Дайкендзя написал о результатах второго уровня турнира, а они с Шори все еще сидели без дела. Самое неприятное − боль стала возрастать. Шори, по совету господина фан Барена, понемногу научился ослаблять ее, но очень сильно переживал из-за происходящего. Однако возвращаться в столицу один категорически отказывался. Джениус напоминал себе, что терпение принесет свои плоды и что в некоторых случаях лучше полагаться на других. И не стоит творить безумных поступков, чтобы случайно не разрушить планы Дайкендзя. Ждал же он десять лет, прежде чем освободиться от власти Алазон? Подождет и полгода, чтобы лишить ее удовольствия вновь загнать себя в ловушку.

***

Перед последним этапом турнира невест столица бурлила, как ведьмин котел из сказок Аниссины. Люди делали ставки, до хрипоты спорили, кто станет лучшей королевой, осыпали кандидаток цветами и подарками. Для шимаронских леди такое внимание было привычно, чего нельзя сказать об остальных. − Адальберт вышвырнул моего поклонника из того самого окна, в которое он влез, − хихикала Гизела, отчего-то довольная и похорошевшая, − надеюсь, бедняга не поранился розами, зажатыми в зубах. С другой стороны, ну кто же приходит «продемонстрировать восхищение» в пять утра?! − Адальберт? − невинно предположил Конрад. Гизела рассмеялась. − Адальберт пришел с конкретными предложениями. Ночью. Знаешь, а турнир оказался полезен: я смогла продемонстрировать себя во всей красе и достучаться до этого сурового вояки. − Он обещал набить мне мою «королевскую морду», если я попытаюсь на тебе жениться, − хмыкнул король, − Гюнтер уже знает? − Узнает после турнира. Ему сейчас не до того − он влюблен. Зачем портить ему счастье, если он в таком состоянии все равно ничего не замечает? Они оба рассмеялись. Гюнтер фон Крайст был крайне влюбчив, причем ответных чувств ему зачастую не требовалось. Долгое время он искренне наслаждался «страданиями» по королю Юури, а теперь нашел себе новый объект поклонения. − Ах, Конрад, ты не будешь против, если я зачитаю ей стихи, посвященные ее неземному голосу? Моя любовь будет чиста и не осквернит ее! Я буду стоять под балконом, чтобы никто не счел, что она наедине с другим мужчиной! − Если княгиня Джанан будет согласна тебя принять, то отчего бы и нет? − О, моя темноокая богиня! Ее черные глаза похитили мое сердце! − Она − не сококу, − предупредил Конрад, − у нее типичная человеческая внешность: карие глаза и темно-каштановые волосы. Тебе показалось с трибун, ты сидел слишком далеко. − О, ее божественные бедра так прекрасны! Прижаться к ним − и умереть! − А вот этого лучше не делать. У нее сильные ноги, полагаю, она умеет ими пинать. − Да за кого ты меня принимаешь, − возмутился Гюнтер, − я − порядочный мазоку и знаю границы дозволенного. Я в фигуральном смысле. − Напишешь стихи, посвященные бедрам княгини Джанан? − Непременно! Но зачитаю их не раньше, чем два десятка других, более целомудренных. Финальные поединки было решено проводить в пределах трех дней, чтобы не мучить участниц, заставляя их сражаться утомленными и побитыми. В первый день пройдет три поединка, которые отсеют половину участниц, на второй день три участницы вытянут окрашенные соломинки, и двое, получившие один цвет, будут сражаться. Победительница на третий день сразится с последней соперницей. Та же, кто выиграет, получит предложение руки и сердца от короля. Противниц для первого боя Конрад подбирал в соответствии с первоначальными планами: «принцесса Гриерунд» против королевы Алазон, Гизела против Клэр де Винтер, и княгиня Джанан против юной шимаронки, чье имя Конрад позорнейшим образом не удерживал в памяти. Все участницы как обычно могли отказаться, но этого не сделал никто. Первый поединок выиграла княгиня, к удивлению Конрада, быстро и безболезненно вырубившая противницу первым же ударом. Бой окончился не начавшись, трибуны недовольно свистели, а Джанан, не задерживаясь, покинула арену. Конрад проводил ее задумчивым взглядом, заметив, что от плавной походки не осталось и следа. Драка Гизелы и Клэр была куда более ожесточенной. Одна из них предпочитала фехтовать, вторая − использовать магию, но основы рукопашного боя знали обе. Ярости тоже хватало, как и желания надрать зад ненавистной сопернице. Адальберт громко свистел с трибун и выкрикивал всякую нецензурщину в поддержку Гизелы, Гюнтер недовольно на него косился, Йозак принимал ставки. Выносливость мазоку переборола человеческое упрямство − Клэр де Винтер проиграла. Гизела торжествовала. Конрад покачал головой. Граф де Винтер после жесткой беседы с ним и обсуждения некоторых сомнительных фактов, добытых «Белыми Воронами» изъявил желание уехать в загородное поместье на год-другой. Передохнуть, поправить здоровье… мужа дочери поискать, если та не победит на турнире. Конрада этот вариант полностью устраивал. И, безусловно, отъезд не пройдет незамеченным другими дворянами, так что после окончания турнира король рассчитывал на их полное понимание в вопросе женитьбы. Дураков при дворе Конрада Веллера не было, так что все всё поймут правильно. Йозаку было велено обойтись с королевой Алазон помягче, и, в общем-то, никто в его победе не сомневался. Опытный военный, шпион, знавший множество хитростей, выносливый и сильный мужчина, которому в бою не уступали разве что такие же незаурядные воины − Конрад, Гюнтер и Адальберт. Но он все же проиграл. − Как это произошло? − мрачно спрашивал позже побледневшего друга Конрад. − С трибун было похоже, что она просто вырубила тебя точным ударом, но это же смешно. − Хореку, − прохрипел Йозак, − у нее было кольцо с магическим камнем. Только ткнула, так у меня голова закружилась и ноги подломились. Вашличество, ты б ее выгнал за нарушение правил, а? − Не могу. Мне нужен хосеки с ее шеи. Она не отдаст его просто так. − А поторговаться? − Я это и собираюсь сделать, но на своих условиях. Она же может убить Джениуса этой проклятой печатью, просто из мстительности. Мы не можем оставлять его в заложниках. − Притравить бы ее… − Ее пищу пробуют слуги. До завтра нужно придумать что-то, что поможет Гизеле победить ее, − король нахмурился, глядя в пустоту над койкой Йозака. − Закрытую одежду, − подсказал незаметно возникший в дверях Дайкендзя, − я знаю, как действует это кольцо: чары быстродействующие, но слабые. Слой обычной одежды защитит от него. Пусть леди фон Крайст наденет на себя все вплоть до перчаток и избегает ударов в лицо. − Что б ее, не дают девушке одеться, как хочется, − пробормотал Йозак и закрыл глаза, − прости, вашличество, подвел. − Не болтай ерунды, − Конрад сжал его плечо, − тебе просто не повезло. Отдыхай лучше. Когда он обернулся, Дайкендзя уже исчез, так же незаметно, как появился. В последнее время Конрад, целенаправленно пытающийся его найти, постоянно терпел фиаско. Это можно было бы объяснить занятостью, но он понимал, что дело в другом. Тайна «Мудрого Ворона» давно не была для него тайной. Еще с того момента, когда тот оговорился, назвав всего одну прошлую жизнь. Мурата Кен вспоминал о сотнях, Джениус − о десятках. У Дайкендзя была одна, без груза памяти о прошлом. Значит, с него это прошлое и началось. Конрад умел хранить тайны, он мог молчать об этом до конца жизни, если возлюбленному так будет угодно. Хотя от мысли, что он полюбил ни много ни мало самого первого Великого Мудреца, создавшего Запретные Ларцы, нашедшего способ остановить конец света и основавшего Шин-Макоку, у него слегка перехватывало дыхание. Но он готов был молчать, хотя все чаще задавал себе один вопрос. «Почему я? Почему не Истинный Король?»