_____3
23 февраля 2018 г. в 22:23
В почти полнейшем молчании мы с Эриком шли в сторону здания школы. Я не решалась заговорить, и он, похоже, тоже. Да и смысла разговаривать как такового не было. Зачем? Лишняя болтовня, пусть даже с любимым человеком, рано или поздно начнет утомлять. Мы оба это понимаем, и, наверное, именно поэтому мы до сих пор вместе.
А погода, как выяснилось, даже не думала меняться в лучшую сторону. С неба уже битый час моросил противный мелкий дождь. Ветер, на удивление, был не сильным, но достаточно настойчивым, чтобы микроскопические брызги осадков стремительно летели прямиком в лицо. Я поняла, что даже если бы зонт был сейчас при мне, вряд ли бы нас это спасло: его просто выворачивало бы наизнанку при каждом резком дуновении.
Несколько десятков шагов — и вот мы почти прошли сквер, а спустя метров пятнадцать стала отчетливо видна наша цель.
В ней не было ничего примечательного, однако любому было ясно, что это внушительное четырехэтажное здание — школа. Серое, мрачное и неприветливое, оно действительно было похоже то ли на колонию строгого режима (отличалась она, разве что отсутствие колючей проволоки по периметру), то ли на детскую поликлинику. Но висящая на жалком подобии калитки металлическая табличка и гласящая, что, мол, это такая-то школа, такого-то города, окончательно снимала все сомнения.
Первым и самым отстойным, по моему мнению, уроком была история. Несмотря на то, что я являюсь классическим представителем отряда гуманитариев, эту науку я не перевариваю ни под каким соусом, ибо никогда не могла запомнить ни один факт из чьей-нибудь летописи или правильно назвать хоть какое-нибудь событие: все даты мешались в голове со скоростью иллюзиониста, перетасовывающего колоду карт. Полтора года назад я окончательно оставила попытки получить нормальную оценку по этому предмету, и с тех пор тяну свою тройку с четверти на четверть, что меня, в принципе, устраивает. Я не собираюсь поступать в исторический вуз, поэтому неуспеваемость конкретно по истории мне совершенно на руку.
Под глухой шум слегла усилившегося дождя, который шёл, казалось, всегда, мы вступили на территорию, где отныне наша свобода была ограничена на ближайшие семь с половиной часов. В школе у меня своя жизнь. С какой-то стороны это даже интересно. Конечно, она не намного отличается от моего пассивного существования вне её, но, тем не менее, там царит определённая атмосфера, позволяющая чувствовать себя по-особенному. По-особенному дерьмово. Зато не так, как везде, верно? Хотя кому я это всё рассказываю? Наверняка, вам всё это уже известно, возможно, даже лучше, чем мне.
Оказавшись на школьном дворе, мы не стали медлить и быстрым шагом, почти бегом, направились к крыльцу, согнувшись и прикрыв головы куртками. Когда мы оказались там, Эрик открыл передо мной тяжелую, скрипучую дверь.
Без четверти восемь.
О, знали бы вы, как прекрасна школа, когда в ней пусто. Настолько пусто, насколько это возможно: ни души, запертые кабинеты, полутемные коридоры в комплексе с невероятным панк-роком, при каждом удобном случае гремящим в наушниках, — всё это вызывает колоссальные экстазы до боли в животе. Ты просто ходишь вдоль ряда дверей с именами, тебя глушит музыка, от которой любому снесёт крышу, и тебе настолько хорошо от отсутствия общества, движения и людей в целом, что хочется либо кричать, либо сойти с ума от удовольствия… И ты с ненавистью провожаешь взглядом того учителя, который слишком рано пришел на свою чёртову работу. Который включил свет. Который зачем-то поздоровался. Который нарушил твою эйфорию. Не представляю, что может быть хуже того состояния, когда твоё единение с собой, со своими демонами, вдруг подлейшим образом нарушается, тем самым вызывая ненависть ко всему миру.
Немного отдышавшись и сняв с себя почти насквозь мокрые куртки, мы, не переодевая обувь и ловко проскочив мимо не очень бдительной старушки-гардеробщицы, поднялись на третий этаж, направляясь к кабинету (который находился почти в самом конце коридора, с правой стороны), где обычно, собственно, и проходит пресловутая история.
Школьные коридоры с чередой запертых дверей прерывались на втором и третьем этажах некими открытыми пространствами, чем-то напоминающими залы, где, как правило, бегали и орали на переменах малолетние школьники. Две массивные колонны поддерживали не слишком высокий потолок, вдоль стены, прямо под окнами, были расставлены скамейки. Словом, всё было достаточно удобно с точки зрения дизайна и планировки. Именно здесь я обычно проводила всё то время, пока находилась в одиночестве, когда ещё не начинали набегать дети, люди и прочая челядь. Этот невероятный пустынный зал хоть и немного пугает, в связи с моей агорафобией*, однако как раз это и делает его таким неимоверно притягательным. Это лёгкое ощущение паники, ужаса — которое особенно усиливается, когда выключен весь свет, и только ещё не до конца проснувшееся солнце пытается донести хоть толику освещения в этот мрачный отрывок бытия — невероятно вдохновляет на нечто такое, на что я бы никогда не решилась, находясь в обыкновенных условиях. Я не боюсь темноты, я ею живу. Мрак — моё всё.
По всей школе царила гробовая, пленяющая тишина. Каждый наш шёпот разносился эхом по всему зданию, и с каждым разом меня это восхищало всё больше.
Но всё моё лирическое настроение само собой сошло на нет, когда вместо так сильно ожидаемого мною одиночества я увидела возле окна самый неприятный из неприятнейших сюрпризов.
Излюбленное мною место было подлейшим образом занятно одной из популярнейших и самых страстных пар в школе. Родион и Маргарита. Звучало так, словно эти имена напечатаны на обложке бульварного романа. Но нет, эти люди были более, чем реальны. Они практически были легендой. Эффектная рыжеволосая Рита идеально подходила самому соблазнительному кареглазому брюнету в этой школе. Просто бомбическое сочетание, как ни крути.
Как известно, хорошими делами прославиться нельзя. Именно поэтому слава этих двоих была построена исключительно на фундаменте грязных скандалов и бурных истерик.
Нетрудно догадаться, чем они занимались в столь ранний час, да ещё и на абсолютно пустом этаже. И если вы сейчас подумали о чём-то аморальном — поздравляю, вы больны этим миром, потому что молодые люди всего лишь переписывали дикий домашний конспект.
Я сразу дала понять Эрику, что нам тут ловить нечего и лучше бы по-хорошему убраться, но совсем забыла учесть, что Эрик и Родион — старые друзья. Они общались буквально с начальной школы и частенько проводили время в сомнительных компаниях, выпивали в дешёвых барах, что им обоим как слону дробина.
А вот нас с Ритой подругами назвать довольно сложно. Скорее даже наоборот. И дело даже не в молодых людях, с этим как раз всё сложилось удачней некуда. Нас уничтожило время.
Раньше, когда все нынешние старшеклассники были нормальными детьми, и ничто не предвещало беды, мы с ней общались так, как я бы каждому пожелала. Иметь такого друга, как Рита Старкевич — самый настоящий успех и просто счастье. Но одновременно с этим дружба с ней была натуральным адом. Она знала обо мне буквально всё, в то время как я о ней не знала ровным счётом ничего. Точнее, лишь те моменты, которые мне положено было знать: где она живёт, кто её родители, как их зовут и малозначительные вещи типа любимой еды, цветов и так далее.
Короче, в нашей дружбе я была полным лузером. Это я поняла лишь года два назад, когда начали появляться первые мозги. Я рассказывала Рите всё, начиная от симпатичных мне парней и заканчивая расписанием критических дней. И, как вы, наверняка, уже поняли, она, в свою очередь, не говорила мне и половины информации, которую должна знать любая уважающая себя подруга.
Я понимала, что когда-нибудь моя откровенность меня убьёт. Потому что в любой невыгодной для неё самой ситуации Рита начинала припоминать все мои самые отвратительные поступки, которые мне посчастливилось ей сообщить. Шантаж был её излюбленным приёмом манипуляции, ведь каждый раз она выкручивалась исключительно за мой счёт. И каждый раз я клялась, что больше ни одного личного слова она от меня не услышит. Как же я ошибалась…
Однако в один прекрасный день она бросила меня. Правильно, ведь так поступают лучшие подруги? Эта и многие другие мысли терзали меня на протяжении нескольких недель. В последствии я узнала, что на меня настучала какая-то мразь, сообщив Рите, что я, якобы, клеила её парня. Естественно, подобного абсурда никогда не было. Ситуация более, чем идиотская и банальная, однако таковой она является и по сей день.
А вообще, я могу бесконечно рассуждать на эту тему. Могу хоть каждый час вспоминать те времена, когда она ночевала у меня, когда мы вместе ходили по торговым центрам, как однажды нас чуть не загребли полицейские за распитие спиртных напитков на детской площадке, а нам ведь только от силы тринадцать стукнуло… Но в прошлом году я окончательно зареклась вспоминать о ней, как о чём-то прекрасном. Потому что, хоть нам и было хорошо вдвоём, это была неправильная дружба. Неправильная в самом негативном смысле этого слова.
Впрочем, я забылась. Вернёмся же к повествованию!
Эрик выпустил мою руку, и, зная о моих трогательнейших отношениях с девушкой его лучшего друга, сказал:
— Можешь сходить в учительскую, она наверняка уже открыта. Там есть отличная кофе-машина, — он ободряюще мне улыбнулся и добавил: — возьмёшь нам с тобой наш любимый?
Само собой, я не могла ему отказать, да и смыться отсюда мне было только в радость.
Учительская располагалась на втором этаже и, как и предполагал Эрик, была открыта. Помимо нас, в школе был ещё один человек, который приходил рано. Это была директриса. Ни свет ни заря открывая свой кабинет, она заодно поворачивала ключ в двери учительской. Одному Богу известно зачем, но она делала это каждый будний день.
Вот и сегодня я спустилась на этаж ниже и увидела под знакомой дверью жёлтую полоску света. Оставалось только надеяться, что кофе-машину догадались заправить.
Я уверенно схватилась за металлическую ручку, но тут же ощутила сильную боль и жжение на ладони, вследствие чего рефлекторно отдёрнула руку и негромко вскрикнула от неожиданности. Поскольку в школе царила тишина, мой возглас отозвался гулким, невесёлым эхом.
Осмотрев свою кисть с тыльной стороны, я увидела внушительный ожог. Я перевела взгляд на злосчастную дверную ручку и удивилась: как я сразу не заметила, что она настолько раскалена, что приобрела ярко-красный оттенок.
Мне стало интересно. Нет, не страшно. Мне стало безумно интересно. До ломки в костях. Я уже начала было искать что-то большое и тяжёлое, чем можно было бы подцепить металл, чтобы открыть эту несчастную дверь, но вдруг я заметила, что накал постепенно спадает. Я медленно и осторожно поднесла руку — жара не чувствовалось. А дальше я всё-таки исполнила то, ради чего, собственно, пришла. Ну, как — исполнила… Наполовину. Для начала я вошла.
На первый взгляд в кабинете ничего не изменилось. Уж насколько часто я тут бываю, но, клянусь, всё осталось на своих местах. Только…
Справа от меня, там, где возле стены стоит большой кожаный диван, неожиданно послышались подозрительные шорохи. Слишком подозрительные. Взмолившись, чтобы это было не то, о чём я подумала, я заставила себя повернуть голову. И вот, что я вам скажу: лучше бы я этого не делала, честное слово.
Диван и самом деле не пустовал. Две девушки, лиц которых было почти не видно, чувствовали себя там, как дома. Одна из них полулежала вдоль него, а другая, кажется, дремала, положив голову на грудь первой. Та изредка поглаживала её волосы и, очевидно, была готова уснуть с минуты на минуту. В кабинете было совсем мало мебели: только этот диван, шкаф, стоявший слева от двери, и два письменных стола, а потому я в любой момент могла оказаться замеченной.
Сказать, что я обалдела — ничего не сказать. Я растерялась, как никогда раньше в своей сознательной жизни. Не скажу, что я гомофоб, нет, ни разу. Но в данной ситуации я просто не знала, что делать и как правильно будет среагировать. Верите или нет, я даже забыла, что пришла сюда невинно попить кофе.
И вдруг меня обнаружили. Совершенно неожиданно.
— Какого чёрта ты здесь забыла?
Стоп. Это был слишком знакомый голос. Я узнаю его из тысячи. Пристальнее присмотревшись, я снова была удивлена собственной невнимательности. У девушки, которая изо всех сил боролась со сном, и которая обратилась ко мне со столь нелестным вопросом, были огненно-рыжие волосы. Я не могла ошибиться. Я подошла ещё ближе и, наконец, разглядела её лицо. Ну разумеется. Как бы это не было немыслимо, это была Рита. Необъяснимо, ненормально и просто невозможно, но против фактов не попрёшь.
— Ты разве не там наверху с Родионом? — голос мой немного осип, но это волновало меня сейчас меньше всего. Мой шок не поддавался анализу.
— Пить надо меньше, Орлова, — с издёвкой заметила Рита. Её глаза зло сверкнули в мою сторону, а губы заиграли в торжествующей ухмылке.
Я не могла больше выносить этот бред. Окончательно забыв про пресловутый кофе, я пулей вылетела из учительской. Адреналин переполнял меня и, кажется, вот-вот был готов выплеснуться наружу. Через несколько секунд я уже была на третьем этаже и, недолго думая, решительно направилась прямо к окну, где, как вы помните, все и началось.
И за несколько метров до конечной цели я остановилась, как вкопанная.
Рита с Родионом сидели на прежнем месте в полумраке, всё так же заполняя пустые страницы тетрадей. Эрик находился неподалёку и беззаботно болтал с Родионом. Завидев меня, он бодро махнул мне рукой, мол, присоединяйся.
Мой пульс зашкаливал, я это чувствовала.
Несмотря на то, что Эрик был совершенно ни при чём, я не стала реагировать на его жест, а просто помчалась по коридору, после чего круто свернула в женский туалет. Час был ранний, так что шанс, что туда кто-то заглянет, был, мягко говоря, невелик. А мне просто необходимо было всё обдумать. Ещё, желательно, выпить, но я в школе, чёрт возьми, или где?