Сегодня я поймал русалку

      Стрэтч пораженно выдохнул. Он продолжал крепко сжимать тросы, хмуриться и смотреть на существо напротив. Оно — он, поправил себя Свап — смотрел в ответ испуганно, часто дышал и не сводил своих круглых почти что до идеальной формы глазниц с маленькими подрагивающими зрачками. Зрачки были красными и косыми, видимо, от страха отливали непониманием и паническим блеском. Мало того, монстр напротив был скелетом. Он напоминал брата чертовски сильно, отличаясь только разве что внешними факторами, такими как острые клыки, шрамы по костям и хвост. Да, кстати, еще он был русалкой. Это казалось очень-очень странным, неправильным до одури, словно что-то где-то далеко во вселенной сломалось, или маленькие помощнички Небесной Канцелярии опять напутали с природой и ее законами. Хвост у него был красивый, багрового цвета с переливчатыми черными-белыми пузырьками эктоматерии внутри. В конце был раздвоенный, более красный плавник с острыми косточками. Свап нахмурился, стараясь разглядеть его лучше. Ему показалось, или половинки не доставало? Еще были острые отростки от пояса, там же очень нежные плавники, которые отливали практически розовым светом и доставали до середины волшебного хвоста. А также на шее пойманного Стрэтч с недовольством нашел взглядом ошейник. Если он — богатенького браконьера экзотичная «рыбка», то Папайрус на полном серьезе подаст в суд. Наглотался уже подобного, в курсе. Высокий скелет раздраженно дернул уголок рта вправо и шумно выдохнул. И в следующую секунду словно отмер. Широко распахнутыми глазами посмотрел на русалку, который по-прежнему судорожно сжимал сети руками, даже не шевелясь, и подтянул его к себе ближе — чтобы спустить вниз. Пока все шло хорошо, «гость» молчал и не брыкался, что не могло не радовать. Папайрус вдруг поймал себя на мысли, что не хотел бы сразу его отпускать. Черт знает, что он там хотел, но не отпускать — это уж точно. Чтобы монстр не ударился о палубу, Стрэтч протянул руку к сетям и, контролируя тросы, послушно раскручивая катушку, не глядя придержал где-то снизу, чувствуя слегка холодную, странную по текстуре чешую. В том-то и дело, что чешую это не напоминало толком, просто мягкая, гладкая холодная кожа цвета артериальной крови. Рыбак хмыкнул, отдаленно отмечая, что прикосновение счел приятным. А потом поднял взгляд, чтобы посмотреть, как там скелет, и наткнулся на багровые скулы. Склонил слегка голову набок, не понимая, а потом проследил за своей кистью. Теоретически, он придерживал русалку сквозь сети за, ну, выше бедра. И мгновенно вспыхнул сам. — Руки убрал, придурок! — он зарычал. Странный волшебный скелет громко крикнул, он дернулся и начал брыкаться, в его глазах отчетливо и слишком ярко вспыхнула паника. Следующая секунда — и сети порвались, хвост по инерции, скорее всего, выпрямился и очень сильно ударил Свапа в живот. Папс не ожидал такого, его согнуло пополам и откинуло куда-то в сторону. В голове даже зазвенело, немного повело, но Папайрус все равно поторопился быстрее встать. Он ничего не мог пропустить; сердце колотилось просто бешено. Странный монстр же схватился за борт, пытаясь так отчаянно не скользить, хвост со всей силы бился о доски. Он выглядел таким испуганным, таким сейчас беспомощным, что Свапу стало русалку жаль. Да причем так сильно — вот же он попал. Думает еще наверное, что он его сейчас схватит и не отпустит никуда. Ну… у Стрэтча была такая мысль. Точнее, тот просто хотел поговорить. Это все было так ново и волнующе, что он не выдерживал. — Стой, я… я не наврежу тебе, — голос хрипел безбожно, хотелось пить, курить и потрогать (трогать) этот удивительный хвост еще раз. Папайрус вытянул вперед руки, показывая, что все хорошо, и попробовал приблизится. Как оказалось, зря. Одним ударом хвоста его сбили с ног. — Не подходи даже! Не думай! — в его крике чувствовалась неуверенная агрессия со вкусом черники; почему он так сильно боится? — Нет, постой… давай… давай спокойно поговорим, да? — Нет! Иди нахуй!       Рыбак увернулся от очередного взмаха хвоста, пригибаясь и вовсе ложась на пол. Он был практически на одном уровне с чудом, которое очень сейчас бесилось непонятно почему. — Не пойми неправильно, мне… просто очень интересно, — Свап пытался говорить, смотря за всеми движениями русалки. Он… почему-то много держался за шею и что-то там рвал. Как-то непонятно. — Все хорошо? Может… тебе помочь? — Отвали, угашенный! — он рычал под лязг металла и спокойный шум волн. — …Ты застрял? — да, он застрял. Стрэтч рассмотрел ошейник и сверкающий в свете луны крюк. Боже, монстр сам зацепился и теперь бесится почем зря. — Нихера! Уйди!       Когда Папс, преисполненный решительности, начал подходить, русалка задергался сильнее. Его чешуя блестела кровью и мертвым перламутром, сам монстр задыхался и ничего сделать не мог. — Стой, я… Я буду кричать! Отойди! — глупые попытки сорвать металлический крюк ничего не давали, монстр не знал, что теперь делать. Ему было страшно. — Да я ничего не сделаю тебе, успокойся. Не дергайся так, хуже будет! — Свап присел совсем рядом с неожиданным гостем и потянулся к ошейнику. Монстр ударил его хвостом опять. Папайруса это выбесило. — Блять, — он быстро поднялся, сел рядом и придавил плавник ногой.       Русалка закричал.       Свап в одно движение расстегнул ошейник сзади.       Освободившись, скелет сбросил с хвоста Стрэтча и за секунду исчез в черной как нефть воде. Свап быстро поднялся с пола и успел застать только кусочек красного хвоста, мгновенно прячущийся где-то там далеко. — Спасибо за подарок, волшебный.       Ошейник остался блестеть серебряными шипами в свете луны в руках у Свапа. Он вглядывался в темные холодные волны и почему-то подумал о том, что уверен: они с этим дивным монстром еще обязательно встретятся.

***

      Ложиться смысла не было, а рассветы-закаты казались Свапу тем, ради чего действительно стоило жить. Солнце пыхтело золотом, неуловимой грустью и яркими-яркими блестками. Туч не было видно на километры, голубая дымка в воздухе исчезала медленно, уступая место холоду утра. Нет, было правда холодно. Папайрус правда любил море.

пачка сигарет в моем кармане заставляет жить меня этот день.

      Он распознал свою тайную любовь к стихии недавно, любуясь бескрайними просторами в очередной раз. Океан… выглядел уютно почти всегда. День, вечер, утро, Свап мог все время смотреть на воду и не уставать от этого. Так красиво. Он чувствовал себя лучше здесь, а не в вечно жаркой легкомысленной Калифорнии. Работа там была сложная, выматывающая морально, люди вокруг раздражали всегда. Даже на перекуре докапывались до него, либо задавая глупые вопросы, либо просто пытаясь заговорить, сфоткаться с эдаким дивом, зацепить. Папайрус научился игнорировать и не сочувствовать всем; если проникаться к каждому человеку, можно потерять любые силы жить самому. Закрываться оказалось полезным навыком. Санс так и не научился этому. Никогда не научится, подумал Стрэтч.

я возьму телефон, позвоню своей маме

      Брат… казался неприспособленным чертовски. То есть, общество людей отличалось от общества монстров (Папс часто задумывался, кто монстры на самом деле). И, господи, скольких ужасных вещей из мира Поверхности Бэрри не понимал. Некоторое, правда, старший не понимал сам, и это было так отвратительно. Люди поначалу были полностью отвратительными. Он не находил хороших людей совершенно, это ужасало. Салли была хорошей. Салли с прошлой работы красила волосы в фиолетовый, много шутила, гордилась своими веснушками на абсолютно белой коже и любила персики. У нее не было родителей, она много курила и вечно находила забавные истории для разговора. Папайрусу было интересно слушать. А потом он узнал от начальника, очередного ужасного человека, что у Салли, такой веселой и яркой, рак мозга на последней стадии. Она говорила о том, что купит скоро желтое — обязательно желтое — камаро и отправится в путешествие по всему миру, что у нее мало времени на свою свободу. Стрэтч знал, что девушка не зарабатывает достаточно и что на такое нужно очень много денег, возможно, все, что у нее есть. Скелет не понимал этого, на что жить потом?.. А ведь он не видел ее уже два месяца.

мам, а почему я хочу умереть?

      Еще с ночи он нашел свой тайник с сигаретами, радуясь неимоверно. Так действительно было проще. Свап находил в этом свое избавление. Избавление старший находил не только в табаке, но это совершенно другая история. Отвратительная история из отвратительного верхнего мира. Монстры думали, он прекрасен. Без людей, да, он был восхитительным. Стрэтч любил море во многом из-за этого. Люди задавали вопросы, очень много вопросов, надоедая. Люди думали, что Свап хотел покончить с собой, разглядывая шрамы на запястьях. Ох, они, впрочем, неудивительно, ошибались. Скелет никогда бы не поступил так эгоистично по отношению к Голубике. Он… Хах, а ведь он, по сути, жив сейчас только из-за брата; ради кого еще стараться надо было. Это так… забавно?

пачка сигарет никогда не закончится

      Свап никогда не делал слишком глубокие порезы, просто балуясь этим. Ну, как сказать, «балуясь»… Он делал тонкие полосы лезвием, когда не помогало уже ничего. Часто монстр резал себя, пьяный в хламину, и удивлялся, как в таком состоянии еще не умер от своих же рук. Странно, согласитесь, но скелеты-монстры же как таковыми скелетами не являются. То есть, у них идет кровь, выделяется нечто похожее на слюну и так далее, ладно? И убить себя так не является чем-то из ряда вон, вот только это достаточно непросто. Мозг должен думать, что у тебя эти артерии есть, и тогда все будет отлично. В экстренных ситуациях, правда, все происходит само собой, а так нужно постараться. Но, хах, Стрэтч умеет это контролировать и каждый раз улыбается, смотря, как словно из кости текут потоки отчаянно-алого и пачкают одежду. Это несложно; нужно просто настроиться — как, например, с языком. Язык, правда, наколдовывается, но это все где-то рядом. Он бы никогда не подумал, что станет творить такую хуйню с собой.

бросить курить, если честно, не хочется

      Зачем так? Скелет не знал сам, не задавал себе вопросов, покупая лезвия или распаковывая новое; его это не интересовало. В конце концов, селфхарм не был в его ситуации чем-то столь ужасным, Свап даже размышлял о нем, как о благе. То есть, так он был бы вынужден находить другие пути избавления от накопившегося внутри. Почти со сто процентной вероятностью страдал бы от этого Санс. Брат не заслужил такого, кричать на него просто от злости на других, раздражения и несправедливости-боли-усталости было бы чем-то ужасным. Поэтому Папайрус резал себя, это входило в привычку. Боль была приятной, тягучей, словно лакрица. Хм, ощущения легко описать так — соленое, тянущее, отвратительное, но хочется еще. Лакрица.       Люди тоже это делали. Он видел обычных парня или девушку и нечаянно ловил взглядом запястья иногда, удивляясь. Хотя, нет, не удивляясь совсем; он в этом мире недавно, а уже вон — запястья исполосованы неестественно-белыми грубыми отметинами. Как они вообще умудряются до сих пор жить, и не впадать в отчаяние-депрессию? Правда, другие резали бедра, и лишь единицы потом носили с такими ранами шорты. Видимо, переборовшие себя. Действительно единицы. Насчет монстров… ну, ох, о таких случаях мало кто знал. Сказать больше, с момента выхода Наверх ни один не совершил самоубийство пока, это о чем-то, но говорило. Наверное, монстрам нравилось; даже несмотря на то, что общество приняло (принимает) их со скрипом.

стены так давят меня в этой комнате

      Свап разрешил себе взять всего лишь две сигареты на рассвет. Он закурил, чиркнув прекрасной зажигалкой. Ну, как ни крути, что зажигалки, что сиги были на Поверхности уж точно лучше. Маленький плюс.       Интересно, а люди в курсе о таких комбо-монстрах, как вчерашнее чудо? Стрэтчу было интересно, что уж. Они даже, вроде, создали какие-то учебники на тему монстров, вау. Но были ли там особые, так сказать, экземпляры? Со всем, что их касается, человеческих лидеров знакомили Асгор и Ториэль, что, пх, весьма немудрено. Ну, Стрэтч знал, их боялись. Боятся. Им не доверяет правительство, хоть они и орут направо и налево о новом сотрудничестве и равенстве видов; ложь. Как ни крути, монстры сильнее. И, кстати, магия теперь работает намного хуже, задавленная практически на корню. Так… подействовал мир людей. И это, хах, неудивительно. Как тут вообще можно с таким настроем нормально жить? Он давит непомерно, под серыми тучами словно тяжелый купол сизой тоски и горького на вкус отчаяния. И люди поддаются, ломаются, падают и сдирают кожу с колен под этим куполом. Они такие хрупкие и глупые, Папсу иногда их даже из-за этого жаль.

белый потолок, засыпаю в холоде

      Но Хейлы, зато, были интересными. Супруги-исследователи то ли какого-то журнала, то ли канала на тв, Стрэтч фильтровал лишнюю информацию. Они любили друг друга, да, они любили друг друга до беспамятства, но оставались адекватными людьми. Ах, вот еще кое-что. Папайрус не уставал поражаться, как люди могут так сильно и ярко любить. Он, казалось, вообще никого не любил такой любовью. Он вообще никого, кроме брата, не любил.       Кристен очень много знала о море, звездах и попугаях, любила кофе и часто разделяла коктейль другой со Свапом по вечерам в местном кабаке, разговаривая. Она говорила грамотно, по делу, с Крис можно было, например, перетереть о появлении жизни на Земле или о скидках в единственном тц здесь одинаково хорошо. Папс не удивлялся, что Рону с ней было приятно жить. Рональд Хейл был ученым, любил сладкое, море и звезды, Кристен и всю ее душу целиком. Он гордился только двумя вещами: своей принадлежностью к науке и женой. Рон был — остается — хорошим человеком. С Роном Папайрус обычно надирается в говно и потом душевно пиздит чаще о брате, реже — о том, как он заебался. Хейл же болтает только о жене, пьяный в дрова. И Стрэтч думает, что это, определенно, хорошо. Стрэтч думает, что никого никогда не полюбит, потому что у него за ребрами страшно, холодно и просто непозволительно пусто.

открытые окна, в них дует ветер.

      Изначально Пап думал, что будет ужасно скучно. Было ужасно скучно. Он не понимал брата, который радовался каждому дню, бегая на работу с улыбкой и возвращаясь с той же улыбкой на лице. Голубика потрясающий. Его любит весь город, Папайрус не сказал бы, что его знали вообще. Некоторые, может, да, максимум человек 12 с работы. А так… А, продавец из той лавки, где он сигареты покупает часто, да. И бармен еще. Бармен очень забавный, к слову. Как-то он рассказал, как пьяный в хламину мужчина обменял дорогого только пойманного тунца на бутылку совершенно бессмысленной водки. Иногда они встречались на перекурах, и мулат каждый раз улыбался до ушей, приветствуя, по его словам, друга. Что такой, как он, здесь забыл?       Не сказать, что происходящее вокруг сильно волновало Папайруса. Да, в Калифорнии было прибыльнее, ну и что? Зато здесь ему точно не светит нервный срыв и новые грубые белые полосы на костях. На побережье дышалось легче, это факт. Но здесь он… ни в чем практически не видел смысла. Не закрывался, особого не ебал себе этим мозг, но иногда совершенно терял мотивацию на что-либо. Даже на сигареты. И это… пугало.       Он знал, что пойдет после потери смысла. И так отчаянно этого не хотел.

я не закрывал их, я жду тепла

      У Свапа проблемы с доверием, и он совершенно этого не отрицает. Плохо, хорошо, сказать точно никто не мог, да и было ли это нужно кому-то вообще. Стрэтч просто знал, что ни Салли, ни Кристен и Рона, ни даже обаятельного бармена Майка друзьями назвать не мог. Почему — без понятия. То есть, скелет не чувствовал того светлого-доброго, что чувствуют друзья. Да, они были редкими хорошими людьми, знакомыми. Вот. Салли, может, почти что дотягивала тогда до друга, Майк, может, дотягивает сейчас. Но это все конечно же не то. Так странно было слышать меньше чем через каждую неделю, как брат рассказывает о том, что подружился с новыми людьми. Словно противоестественно… Может, дело было именно в людях? Может, он не принял их настолько еще? А вообще, если по-честному, Свап скучал за монстрами. Их здесь, кроме них, не было, и первое время он чувствовал себя отвратительно. Он чувствует себя отвратительно до сих пор, но это уже совершенно другая история. Стрэтчу вдруг захотелось порезать себя.       Когда он скурил все, что было разрешено на утро, лезвие взять захотелось больше. Остановил его только, наверное, неожиданный всплеск. Солнце практически полностью отошло от горизонта, пуская на небо красивые разводы-всполохи малиновых слез. Стрэтч подошел к противоположной стороне палубы, заглядывая за борт. Там не было ничего. — Я приду ночью, и не моя вина, если ты будешь не готов, — голос прохрипел быстро, растворяясь в темных еще, позолоченных солнцем всплесках воды. Свап только понял, что говорили с другой стороны, бросаясь к воде обратно. И ему, возможно, показалось, но красный плавник красиво блеснул на солнце, быстро прячась в глубине.       Папайрус улыбнулся. С волшебным скелетом они обязаны были еще встретиться.

Мои друзья — это мои сигареты, мы с ними никогда не расстанемся.