Pov Джихун
Я не мог перестать думать о появлении мамы в стенах школы. Наш уговор летел к чертям, надо было придумать ещё что-то, но в голову не приходило ни одной нормальной мысли. Её чрезмерное вмешательство в мою жизнь душило, но она же моя мама. Что я могу сделать? — Говядинка, говядинка, — прошел вперёд Сону, занимая столик. Я оглядел помещение, в котором для этого времени было достаточно много посетителей. — Здравствуйте, тётушка, — поздоровался Джисон привлекая внимание хозяйки и пока я подходил к ним, сделал заказ. — Сегодня никаких пьянок! — заявил он, перехватив у женщины из рук две бутылки газировки. — Мы в форме так-то. — хмыкнул, озвучивая очевидные вещи. — Нам бы и не продали. — Не знаешь ты секретных приёмов дядюшки Джисона. — Знаю, поэтому и говорю. Джисону повезло в одном: его двоюродный брат, которому в прошлом месяце стукнуло 27, на паспорте получился больше похожим на Джисона, чем на себя самого. Небольшая привилегия, при помощи которой мы без труда покупали алкоголь и могли устраивать попойки в кафе ХёнДжу. — Где застряли Даниэль и Айра? — я стал замечать за собой, что всё больше хочу проводить время с этой ненормальной девчонкой, которую и девчонкой-то было сложно назвать. — Вон идут, — кивнул в сторону названных Джисон, и я обернулся, смотря на входящую в кафе девушку. Именно с той злополучной попойки она не выходила у меня из головы. Она была похожа на инопланетянку с её странными фразами, забавным подтормаживаем, когда она о чём-то думала и неимоверно милой улыбкой, которая появлялась на тонких розовых губах очень редко. — Уже заказали? — Даниэль подвинул Джисона, устраиваясь поудобнее. В кафе было шумно, поэтому я просто кивнул. Айра с интересом разглядывала помещение, переключаясь на тётушку, которая принесла угли. По её выражению лица было видно, что всё для неё в новинку. — Айгу, ученица, ты иностранка? — обратилась она к Айре, привлекая её внимание. — К нам не часто заходят такие красивые ученики, а иностранцев и то не видать. Голос женщины был громкий, поэтому посетители близ стоящих столиков разом переключилось на нас. Айра сначала посмотрела на Даниэля, будто ждала его одобрения, затем скромно улыбнулась и вежливо поклонилась. Было видно, что внимание её смутило и некогда белые щёки налились румянцем, а с губ сорвалось неловкое: «Спасибо» — Такая хорошенькая! Я вам больше закусок положу, — заговорчески подмигнула хозяйка, закидывая угли и уходя за обещанными закусками. — А с тобой выгодно ходить, — сказал Сону, допивая второй стакан воды, словно это он оббегал несколько контор в поисках нового офиса охранной организации. — С этого дня предлагаю отказаться от доставки. Будем ходить в кафешки. — Мечтай! — отрезал Джисон. — У нас фестиваль через три дня, а песня сырая. С этого дня никаких обедов, только репетиции! — Я могу ходить за обедами, — начала Айра. — И за водой. И за всем необходимым, конечно. — Вот! — оживился Сону. — Молодец Айра, ты наша спасительница! — Наоборот, — она будто немного сжалась, отпустив взгляд на свои руки. — Спасибо вам. Я постараюсь стать хорошим менеджером, хоть ничего в этом и не понимаю. Внезапный порыв, из-за которого я захотел взять её за руку, показать, что незачем переживать, но моя рука так и осталась висеть в воздухе. Даниэль потрепал её по волосам, выбивая пряди из косы, отчего девушка поморщилась. Ревность. Я ещё давно заметил, что ей это не нравится, а Даниэль как назло продолжал делать это, специально выводя на эмоции, но Айра терпеливо молчала, незаметно хмуря бровки. А ещё у неё была любовь к этим непонятным косам, которые добавляли ей чудаковатости. Она плела их слишком крепко, даже хвосты затягивала до такой степени, что издалека была похожа на лысого мальчика из-за слишком светлых волос. — Да брось! — начал Джисон, а я сделал вид, что потянулся за соком, чтобы не выглядеть глупо. — Фигня. Только тетя пришла не вовремя. Он посмотрел на меня, и мой взгляд красноречиво дал понять, что говорить об этом не стоит, по крайней мере, не при Айре. — А, — она на секунду замолчала, будто пыталась подобрать слова. — Как вы обо всём узнали? — Неужели ты забыла, что директор Он — мой папаня? Было ожидаемо, что директор Он вызовет нас четверых к себе. Выслушав небольшой монолог о проблемах, которые образуются из-за нашего клуба в лице кучи желающих вступить в него и такой же кучи претензий из-за отказов, мы разбрелись по своим делам. Сдав учителю литературы заявление на участие в конкурсе, я планировал найти Айру и предложить позаниматься после ее курсов по корейскому. Но планы полетели к чертям, во- первых: из-за розового конвертика, который протягивала мне ученица; во-вторых: из-за моей вспыльчивости, дабы не раздражаться я отвёл взгляд в сторону окна; и в-третьих: окно выходило в парк. Когда я увидел Теуна рядом с Айрой вместо раздражения получил порцию накатившего гнева. Ащ, как же бесил меня этот придурок, и тут дело даже не в Даниэле и его разборках со старшим братом этого придурка, нет. Этот тип на подсознательном уровне рождал неприязнь. Дальше все произошло спонтанно, я сам не понял, как оказался в парке, очнувшись уже в клубном классе. Айра молчала, уставившись в никуда. Не истерила, не жаловалась. Просто молчала. И я не знал, что делать. А какое-то время спустя произнесла очень странную фразу, из-за которой я на секунду выпал: «Я выгляжу жалкой?». Только этой девчонке могла прийти в голову такая мысль. Сону с Джисоном не заставили себя ждать. Они отправили Даниэля «подышать свежим воздухом». Он всё видел, но не успел спуститься с третьего этажа. А дальше всё превратилось в чей-то очень хорошо спланированный план по спуску всех собак на Айру. Кому хватило ума это придумать, ещё и слить моей маме результаты промежуточных? Конечно той, кто хорошо знал нас четверых. Директор Он отправил самого вспыльчивого из нас в офис охраны, пока мы с ребятами пытались не усугубить ситуацию, хотя вмазать лыбящемуся Теуну хотелось сильно, ведь этот павлин нарочито ходил возле нашего класса, предвкушая скорую победу. Айру, казалось, вообще не задевала эта ситуация. Лишь её отстранённый, задумчивый взгляд говорил об обратном. Я был уверен, что она привыкла к этой школе. После разговора с мамой настроение резко упало, я чувствовал себя опустошенным, даже потерял ход происходящего. Я ощущал цепи, навешанные на меня, будто они были реальными. Только когда Даниэль вернулся, крепко держа за локоть вырывающуюся Ханбёль, я смог абстрагироваться от слов матери. Сильно хотелось поговорить с Джихён, которую я так и не нашёл. — Ты точно с нами был? — прервал я рассказ Сону, который вещал Айре какую-то чушь, о наших подвигах и её невероятном спасении. — А ещё вертолёт пригнали на крышу, а Даниэль отстреливался от бандитов. Айра, всё просто: Даниэлю позвонил директор и сообщил о старой камере — конец. — Надеюсь, больше не доставлю проблем, — казалось, она хотела сказать что-то ещё, но молчала. — Умеет она ляпнуть, — посмеялся Даниэль, толкнув её в бок, прогоняя меланхолию. — Как ты выживаешь со своим пессимизмом? Айра пожала плечами. Действительно, было в этой чудной девчонке что-то необычное. Неуловимая с первого взгляда, не свойственная подросткам — тоска, что плескалась в этих бездонных голубых глазах. — Давайте есть! — скомандовал Джисон, и все сфокусировались на еде.End POV Джихун.
Я долго мялась на пороге, не решаясь зайти в дом, перед Джиной было невероятно стыдно. То, что я не оправдала её надежд в учёбе — объяснимо, её ожидания никак не стыковались с реальностью, с этим я ничего не могла поделать, но то, что я постоянно доставляла ей проблемы, — это моя вина. — Переживаешь? — я только заметила, что Даниэль всё это время стоял рядом. — Нет, — сжала лямки рюкзака, отпустив глаза в пол. — Мне стыдно. Очень. — Забей! Ты ни в чём не виновата, — положил руку на плечо не сильно сжимая. — Идём. — Иди. Я тут ещё немного постою. Эта привычка была у меня с детства. Когда я понимала, что сильно провинилась, могла часами стоять у двери дома, не решаясь войти, пока бабушка с грозным видом, который к слову был совсем не грозный, не выходила ко мне на встречу загоняя домой, называя «Бездомной козой» и причитая себе под нос: «Сама виновата, нечего других заставлять переживать, вот ведь, весь настрой сбила, теперь даже ругать не могу», тогда мне не сильно попадало полотенцем по попе со словами: «Всё осознала, пока стояла на улице? Уф, девка. Заболеешь, лечить не буду!» и всё равно лечила, и всё равно кормила горячими пирогами с травяным чаем с ложкой липового мёда. — Замёрзнуть решила? Я вздрогнула, на автомате поднимая глаза на показавшуюся в дверях женщину. Джина не выглядела расстроенной или злой. Нет. В своей домашней одежде, которая была так же элегантна, как и её дневные наряды она казалась черезчур расслабленной. — Мне позвонила мама Ханбёль и извинилась за инцидент в школе. Но не сильно радуйся, я всё равно считаю, что ты виновата. Обещала быть тише воды? Повисла пауза. Я не знала, что ей сказать. Женщине надоело ждать ответной реакции, и она открыла дверь. — Заходи, нечего стоять на улице. Я хотела сказать, что мне жаль, и что я веду себя в школе тихо и неприметно, настолько, насколько это возможно, но Джина продолжила раньше, чем я успела подобрать нужны слова. — Научись смотреть в лицо неудачам, — тихо произнесла она. — Мне было противно в этой ситуации одно: ты выглядела как полная неудачница. Даже сейчас, — женщина скрестила руки на груди. — Подними уже свою голову и имей смелость смотреть мне прямо в глаза, — я молчала. — Где в конце концов твоя гордость? — раздраженно кинула женщина и скрылась за дверью. В комнате зарывшись в кокон из одеяла, я впервые задумалась о первом шаге с моей стороны. Наверное, я сама виновата в столь редких и кратких диалогах и резких словах. Спустившись босыми ногами на пол, я долго не решалась пойти вниз, но посмотрев на брелок, что свисал с книжной полки, я окончательно набралась смелости. На кухне горел свет. Я шла медленно, всё ещё готовая повернуть назад. Джина сидела за столом, читая книгу. Небольшие, округлые очки в тонкой оправе висели на аккуратном носу, а тонкий пальчик касался языка, и затем переворачивал страницы новенькой книжки в толстом, цветном переплёте. Всё же наше с ней сходство было минимальным, наверное только родинка над правым глазом говорила о нашем родстве, в остальном же я была вылитый отец. — Завтра не выходной, — мимолетно мазнув по мне взглядом, сообщила она. — Да, я знаю, — чуть замялась. — Мы можем поговорить? — О чём? — такой же холодный тон. — С моего приезда прошло уже столько времени, а мы с тобой ни разу нормально и не поговорили, может, стоит? Женщина перевела на меня заинтересованный взгляд, удобнее устраиваясь на стуле. — Я слушаю, говори. Я вспомнила наш диалог в школе, и из головы вылетело совершенно всё, о чем я думала, находясь в комнате. Смотря в глаза напротив, я в который раз убеждалась, что они чужие и в них нет и капли материнского тепла. Но что-то внутри постоянно тянуло к ней, что-то толкало говорить, ждать её реакций. — В следующем году я могу уехать в Вантаа? — это было совершенно не то, что я хотела сказать. — Ты будешь совершеннолетней, делай что хочешь, — она показательно вздёрнула рукой с книгой, показывая, что хочет продолжить своё занятие. — Всё? Я готова была уйти, но ноги будто приросли к полу, не давая сделать и шагу. — Мы могли бы поладить? — Могли бы, если бы ты не впитала в себя всё то, что я так ненавижу в людях. Даже Даниэль с его дурными выходками импонирует мне больше. В глазах снова стали собираться слёзы. Я не понимала, почему эта женщина вызывала во мне столько эмоций. — Зачем ты так? Ты же понимаешь, что этими словами можешь сделать мне больно? — И что? Это реальный мир и тебе пора бы уже повзрослеть. Каждый сам за себя и тебя такую просто растопчут. В свое время я была бы благодарна услышать это от матери, а не её вечные причитания о скромности, послушании, об идиотских устоях каменного века, где женщина должна сидеть дома, ждать мужа алкоголика и терпеть побои, не смея сказать и слова против. — Бабушка была замечательным человеком, не говори… — Что? Ты хоть знаешь, какой была твоя бабушка? Ты знаешь, чего я натерпелась из-за неё? Конечно, ты ничего не знаешь, ни как меня избил твой разлюбимый папаша, ни как твоя любимая бабушка запретила мне ехать в США, без моего ведома отказавшись от поездки, как говорила терпеть и выйти замуж, раз забеременела по глупости, за этого урода. Ты ничего не знаешь. Я была глупой маленькой девочкой, такой же простофилей как ты, за что меня жизнь и побила. Я не верила её словам. Бабушка не могла сделать ничего плохого, она никогда не сделала бы больно своему ребёнку. Я знала её всю свою маленькую жизнь, соседи любили её, на работе всегда обращались почтительно с уважением, многие приходили к ней за советами и фирменным чаем. — Думаешь, когда я приехала сюда мне было легко? — в глазах Джины горел огонь ненависти. — Папина сестра выперла меня в первый же день, и мне пришлось побираться. Ты хоть представляешь, кем мне приходилось работать, чтобы заработать себе на плошку риса? — Почему ты не вернулась? Бабушка плакала, вспоминая о тебе. Писала каждую неделю. — А мне что с этого? Что мне с её писем? Я ждала поддержки, а слышала лишь: «Терпи доченька», «Не надо тебе ехать! Там с тобой может случиться что-то плохое». А ты не представляешь, как я хотела уехать в США, начать новую жизнь, как я готовилась к этому, а в итоге получила — ничего. Я не могла приехать, ничего не добившись, — с её губ сорвался истерический смешок. — Так и видела эту сцену, когда она скажет: «Я же говорила, доченька, сидела бы дома, ничего бы такого не произошло. Вот Вииви директором детского сада стала, двоих родила. Слушалась бы меня, при муже да при детях была бы». Бестолковая женщина, не видящая дальше своего носа. — Ты не справедлива. Бабушка очень любила тебя. — Ко мне были не справедливы, — казалось, она меня не услышала. — Иди, не хочу больше об этом говорить. Я почти ушла, но что-то остановило меня, заставив развернуться. — Мне стоит поступить так же, чтобы соответствовать твоим ожиданиям? — Просто слушай, что я тебе говорю. В горле словно встал ком, и слова дались с большим трудом: — Ты бабушку не слушала, так почему выбранный тобою путь будет верным для меня? — Хватит переиначивать мои слова! Бабушка всю жизнь прожила в своей конуре, не видя мир, ты хочешь так же? — А если эта конура приносит мне счастье? — я подняла на неё взгляд, полный слёз, что катились по щекам. Неприятно было слушать, как она отзывается о самом дорогом для меня человеке. — Позволь мне учиться на своих ошибках. — Да что ты знаешь о счастье? Дура, — фыркнула, возвращаясь к чтению. — Какой родила, — стиснув зубы, заставила себя уйти. Оставаться одной не хотелось, было больно и так обидно, что живот скручивало, а дыхание спирало. В свой адрес я могла стерпеть что угодно, но то, что она говорила о бабушке… Проглотив горькие слова, совершенно не задумываясь о своих действиях, я взяла из своей комнаты подушку и, крепко прижав к себе, утерла тыльной стороной ладони дорожки слёз и, нерешительно постучав в дверь соседней комнаты, приоткрыла её, просовывая сначала голову. В комнате горел только ночник, освещая помещение тусклым светом. Даниэль спал, поэтому я медленно прошла к кровати и легла на самый краешек, как когда-то делала дома, залезая к бабушке под одеяло, как маленький птенчик, что ищет тепла у своей мамы. Она всегда отодвигалась, освобождая мне место, а потом обнимала мои холоднющие, по её словам, ноги своими и притягивала ближе, укутывая в теплое одеяло. Совсем немного, я полежу так чуть-чуть и уйду. Украду чуточку тепла. Прикрыв глаза, я постаралась успокоиться, не думать о словах Джины, но они никак не покидали мою голову. Нас воспитал один человек, так почему мы были такими разными? Боюсь, если бы я сказала, что хочу стать воспитательницей в детском саду, она бы посчитала меня беспросветной идиоткой. Но я ничего не могла поделать, светская жизнь совершенно не привлекала меня. Услышав шорох за спиной, я придвинулась ближе к краю, делая вид, что меня нет, но чужая рука перехватила меня поперёк талии, притягивая к себе, а в районе чуть ниже затылка хрипло, но отчётливо прозвучало: — Айра. — Даниэль? — испуганно прошептала я, проверяя спит он или нет. Ответа не последовало, поэтому я тихонько убрала руку, поднимаясь с кровати: — Не уходи. Не бросай меня! — шептал он во сне, и я медленно наклонилась, убирая чёлку с его лба. — Спи. Всё хорошо, я тут, — похлопала по плечу, как когда-то это делала бабушка. — Всё хорошо, всё будет хорошо. Окончательно убедившись, что он спит, я вышла, натыкаясь на Джину. Её взгляд остановился на двери, из которой я только что вышла, и красивых губ коснулась усмешка, будто я сделала что-то неприличное, о чём она предполагала. — Хорошо же тебя воспитала твоя расчудесная бабушка. — Не оскверняй мою память о бабушке, — не поняла, что имеет ввиду женщина. — Я верю, у неё были на то свои причины, как и у тебя. — Уже передумала играть в дочки-матери? Решила разрушить мою семью изнутри и принести в подоле? — Хватит, прошу, хватит, — я молила, чтобы она остановилась. — Почему ты всё порочишь? Обычных отношений по-твоему не бывает? Почему Даниэль не может быть мне просто другом, почему? Раз свою жизнь разрушила, мою… Пощёчина. Хлёсткая и безжалостная. Я приложила ладонь к щеке, ощущая пульсацию. Неужели я сказала что-то не то? Глаза выражали неприязнь ко мне, именно к самому моему существованию или просто мне так казалось? — Мать ничего не смыслила в жизни, тепе… — Не смей! Меня можешь бить, ругать, но не смей ничего говорить о бабушке! — все эмоции вырвались наружу, я больше не могла терпеть её грубых слов в сторону моей бабушки. — Она была и остается для меня самым любимым человеком, ты не имеешь никакого права оскорблять её! Она тебя никогда не бросала, никогда. Она и слова про тебя ни разу плохого не сказала и не надо говорить, что тебе было плохо, ты могла вернуться, тебя бы приняли любой! Грязной, растоптанной — не важно. Она действительно любила тебя! Любила и ждала! Джина молчала, а я израсходовала весь свой запал. Впервые я подняла на кого-то голос и впервые чувствовала удовлетворение, будто долго держала это в себе. — Я просил отстать от Айры, — голос Даниэля, немного сонный, но от этого был не менее твёрдый. — Кукушка никогда не станет нормальной матерью, прими это и даже не пытайся. Ты выглядишь жалкой в своих попытках. — Как ты, — Джина захлебнулась своим возмущением. — Ты нам никто, поэтому перестань делать вид, что и мы для тебя что-то значим. Мою руку перехватили, затаскивая в свою комнату. Даниэль прошёл к кровати, а я так и осталась стоять возле двери, сжимая в руках подушку, мелко подрагивая от всего произошедшего. Вздох со стороны парня, и расстояние резко преодолевают, утягивая меня в теплые объятия. — У тебя есть я, — подушка зажалась между нами, но Даниэлю это совершенно не мешало. Я подняла на него глаза, смотря как маленький ребёнок на сотворившего сказку волшебника. Даниэль улыбнулся, мимолётно целуя меня в лоб, и я застыла, не понимая, что это было. — Какой-никакой, но сестричку в обиду не дам, — улыбнулся он, и я попыталась успокоить бешено стучащее сердце.