Звучи для меня

      Черт возьми, её здесь быть не должно.       Несмотря на то, что мы потеряли несколько минут, тупо смотря друг на друга, вскоре понимание происходящего начало настигать меня, вместе с этим распространяя по телу раздражение, которое, впрочем, могло чуть позже перерасти в неконтролируемое бешенство. Я не хотел действительно верить в то, что прямо сейчас она стоит передо мной с опущенными вниз руками и отстраненным взглядом. Не хотел, чтобы она еще хоть раз произнесла мое имя, я вообще не хотел, чтобы она разговаривала. Но в то же время мне было нужно услышать от неё хоть что-то. Её молчание звучало хуже, чем проклятие ведьмы.       Но эта тишина между нами постепенно начинала меня бесить, и удивление вполне ожидаемо превращалось в гнев. Кэролайн просто стояла и не двигалась, словно замершая статуя, и едва ли я осознавал причину. Вдоволь настоявшись на своем месте, я сделал несколько движений в её сторону, довольно грубо хватая за руку. И единственное, что я почувствовал в этот момент — как она встрепенулась и на мгновение открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрыла, хмурясь и переводя взгляд на хватку моей руки. И что еще более удивительно, её реакция, черт, озадачила меня куда больше, чем само её появление здесь.       Подняв голову чуть выше, я заметил пару лишних глаз, наблюдающих за нами, и тут же повернул в сторону черного выхода, уволакивая хрупкое, но легко поддающееся моим манипуляциям тело Кэролайн. Я не собирался разговаривать с ней на виду у собак Элайджа. Блять, да я вообще не хотел, чтобы о её появлении кто-либо узнал. Но…       С чего я вообще решил, что нам нужно разговаривать? Её проблемы, черт возьми, не мои.       Нет. Она сама — моя проблема. Всегда ею была.       Оказавшись на заднем дворе бара, я направился в сторону темного переулка, но почувствовал резкий рывок, из-за которого мне пришлось остановиться и, наконец, обернуться. Кэролайн попыталась выдернуть свою руку, и на её лице в конце концов отобразилась озабоченность и… злость. Маленькая девочка злилась.       — Отпусти меня, Клаус, — её голос звучит резко и холодно, что делает меня еще более мрачным. О, эта ночь обещает быть невыносимо увлекательной.       — Какого хрена ты здесь делаешь, Кэролайн? — вместо того, чтобы отпустить её, мои пальцы сильнее впиваются в её мягкую кожу, и она морщится от ощущений. Мы оба знаем, что её реакция вызвана отнюдь не физической болью.       — Так теперь старых друзей встречают?       — Мы не друзья, милая.       — Точно, — получается как-то слишком спокойно, — чертовски верно, — выдыхает она, делая еще один рывок, которому я перестаю сопротивляться, и моя рука безвольно падает вниз. Кэролайн отходит на несколько шагов, проводя тонкими пальцами по своим распущенным и довольно запутанным волосам. — Мы никогда ими не были, — шепчет она, отводя свой взгляд на кирпичную стену здания.       Мне бы развернуться и уйти, забыть об этом как о недоразумении, но все, что у меня действительно получается — просто стоять и смотреть на фальшивую игру поломанной куклы. Я впервые не знаю, что делать с такими явлениями, и это досаждает так же сильно, как и грёбаное самочувствие Кэролайн. Наблюдая, я так и не понял, в кого, — или что, — превратилась эта убойная блондинка, что всегда зажигала во мне фейерверки. Тогда-то у неё хорошо получалось, легко, непринужденно… но это было тогда.       Она выглядела совершенно отрешенной и потерянной, даже несмотря на то, что находилась сейчас не только в одном городе со мной, но и на двух квадратных метрах заднего проулка бара. Мне даже показалось, что в какой-то степени она и не совсем понимает, что нас с ней разделяет расстояние вытянутой руки. Кэролайн стояла повернутой ко мне боком, все еще смотря куда угодно, но только не на меня. Её дыхание было тяжелым и прерывистым, а любое движение неосознанным. Но в эту минуту я точно знал, что хоть физически она была рядом, во всех других смысла её здесь не было вообще.       По прошествии нескольких минут, моего терпения стало не хватать на немое и неподвижное представление одного актера, поэтому перестав наслаждаться странными реакциями, я решительно иду к ней, отбрасывая всякие сомнения и полностью наплевав на любые предостережения. Замечая меня, Кэролайн поспешно делает несколько шагов назад и выставляет перед собой руку, думая, что этом может меня остановить.       И пока это работает, твою мать.       И это бесит.       — Не нужно делать этого, Клаус, — говорит она, поднимая на меня взгляд своих небывалых светлых глаз. — Просто не надо.       — Я не хотел напоминать тебе, но, думаю, для прояснения ситуации мне все же следует сделать это, — её вытянутая рука перестает меня сдерживать, и я медленно начинаю надвигаться на неё, пока она безуспешно идет назад, не подозревая, что в спину вот-вот упрется стена. — Ты в Новом Орлеане, милая, ты в моем доме, и ты пришла сюда без приглашения, — шаг — и она замирает, упершись в кирпичное здание, — поэтому не стоит указывать мне на то, что я могу делать, а что — нет.       Оказавшись рядом, я расставляю руки по обе стороны от неё и наклоняюсь непозволительно близко. Но рамок дозволенного нет — больше нет, и я вдыхаю запах её тела, и это пьянит больше, чем любая выпивка даже с самым мощным оборотом. Мне хочется прикоснуться к ней, но я не могу позволить себе такую роскошь — меня останавливают закрытые глаза Кэролайн и легкая дрожь её тела. И я понятия не имею, что служит причиной происходящего.       Что-то внутри неё.       Что-то до одури тяжелое.       Элайджа намекнул бы, что это похоже на боль. Ту, что обычно растекается по венам и бьет прямо в сердце. Ту, от которой болит вовсе не тело.       Но я не хотел об этом думать, потому что знал, — до этого дня был убежден, — что она беспредельно счастлива в том долбаном маленьком городке вместе со своими недалекими друзьями и, на удивление, со своими детьми и… мужем? В любом случае, я не мог вполне осознать причину её нахождения здесь, причину её терзаний и причину, по которой она, черт возьми, решилась уехать из Мистик-Фолс.       — Посмотри на меня.       Я жду, когда она откроет глаза. Жду, чтобы снова заглянуть внутрь неё, возможно, в самые недра, чтобы наконец понять, но её веки по-прежнему опущены. К своей же неожиданности, я совсем не давлю на неё, давая возможность самостоятельно подчиниться, но сам в это время позволяю себе осмотреть её. И только сейчас замечаю, что одежда у неё помята, в некоторых местах порвана и заляпана кровью. Человеческой кровью.       Теперь я хотя бы знаю, кто стал причиной моего беспокойства этим утром.       Только я собираюсь заново повторить слова, Кэролайн медленно откидывает голову к стене и устало смотрит на меня. Фарфоровую вазу разбили на мелкие осколки, подмели и выбросили. Вряд ли кто-то мог представить себе ценность некогда нежного и утонченного антиквариата. Люди не умеют заботиться о редких и дорогих вещах явлениях. Не тем я доверил свою драгоценность.       Ты стоишь большего, Кэролайн Форбс, намного большего.       — Расскажи мне.       Прямо сейчас я требователен, она — покладиста. В её взгляде сквозится покорность. Никакого сопротивления, никакого огня. Это выглядит неестественно, для неё — совсем ненатурально. И для меня это дико.       Где же ты подевалась?       — Мистик-Фолс уже не тот, — звучит спокойно, словно все так, как нужно. Словно этот городок ничего не значил, словно близких ей людей в нем не существовало. — Ничего не осталось, никого…       — Мне приятно тебя видеть, Кэролайн, — легко, без задержек. — Но я не мешок для жалоб. Уверен, тебя уже ищут. Сальваторе, Гилберт… Думаю, тебе стоит вернуться домой. — Отталкиваюсь от стены, разрывая ту самую непозволительно-роскошную-близость, даря больше пространства между нами и давая ей возможность исчезнуть быстро.       — Нет больше дома, Клаус. Там все… спокойно, знаешь, — грустно улыбается. — Для меня просто места в этом спокойствии не нашлось.       — Вот как, — стараюсь сохранить безразличие в голосе и мимике, но мысли обуздать не могу, все равно удивляясь её признанию. Это были самые длинные слова за весь вечер, и мне кажется, что разговаривать ей было сложно. Не потому, что вспоминать о ком-то в прошлом неприятно, а потому, что давно ни с кем не общалась. И где-то в подсознании закрадывается подозрение, что так оно есть. Может быть, ей было проще молчать какое-то время. Но что как ни тишина разрушает сильнее. — Что же твоя семья не позаботилась о тебе?       Её голова резко поднимается, взгляд упирается в меня, и тело напрягается слишком заметно. Я вижу, как в её глазах появляется зажженная обида. И злость. И, возможно, ненависть. Но все это быстро потухает, и я снова вижу перед собой поврежденный механизм. Мне с трудом верится, что это та самая Кэролайн Форбс, которую я знал прежде. Её подменили.       И мне было бы гораздо легче принять, если у неё также мог бы оказаться двойник.       Но я прекрасно знал, что его не было, и что я просто хочу вытеснить новую проблему за рамки своего восприятия.       Кэролайн долго смотрела на меня, погруженная в свои мысли. Время от времени она хмурилась, думая о чем-то не слишком приятном, но я точно знал — причиной в этот раз был не я, потому что это было бы абсурдно. Но она стоит передо мной, смотрит в упор и не собирается уходить, а я, несмотря на все прочее, уже хотел её задержать. Чуть-чуть на подольше.       Вот так и возвращаются старые привычки, без каких-либо особенных слов и действий. Стоило ей просто оказаться рядом…       — Извини, что вторглась в твой… дом, — все также тихо, монотонно. Новая Кэролайн меня поражает: её глаза больше не искрятся, а улыбка не украшает по-детски милое личико. Куда ты пропала, милая?       — Если ты считаешь это вторжением, тогда это самое приятное из тех, что когда-либо здесь происходили.       Прочная стена, отделанная сталью, дает трещины, пропуская сквозь себя ручейки давно похороненных эмоций. Этого никогда не должно было произойти — не так. Она всегда должна была быть эпицентром другой вселенной, воздухом для других людей, лучом солнца для иного города. Я всегда должен был быть наблюдателем, тайным сторожем её снова и закулисным зрителем, у которого никогда не было билета на концерт.       Как обычно, система дала сбой, и все пошло к чертовой матери не так, как надо. Не так, как я планировал. На экране четко отобразилась «синяя смерть». Все, что я думал, было правильным, пропало. Эти файлы больше не подлежат восстановлению.       — Почему ты здесь, Кэролайн? — я не думаю о том, что этот вопрос вполне способен её озадачить, но это происходит. Смотрит на меня изумрудными глазами, прежде в которых всегда мерцала страсть. Она открывает и закрывает рот, думая что-то сказать, но слов, как оказалось, не находится. Второй раз за вечер она удивляет… просто молчит и отрешенно смотрит то на меня, то куда-то мне за спину. Потерялась. Кэролайн Форбс подалась изменениям, и они ей совсем не шли.       — Я не знаю, Клаус, — на выдохе отвечает она дрогнувшим голосом. — Просто подумала, что здесь будет спокойно.       — Новый Орлеан не славится спокойствием.       — Он славится тобой, — резко, смело, обезоруживающе. Передом мной стояла не Кэролайн Форбс. Я не знал ту, что находилась в дюйме от меня. Я больше, черт дери, ничего не знал.