***
— Воу-воу, тормозни, — останавливаю дико разошедшуюся Алину по ту сторону трубки, — она не со мной. — В смысле, не с тобой? — вопросительный тон, я окидываю взглядом студию, словно сам не верю в то, что говорю. — А с хуя ли она должна быть со мной? Я вообще на студии, — тушу сигарету, — и я даже как бы не говорил с ней, она трубку не берет. Я не видел малую уже пару дней. С той самой вечеринки, на которой я понял, как именно надо вести себя с ней, чтобы наконец её трахнуть. Спасибо брату с его «она не такая» и «хорошая деваха». Я неправильно действовал. Нужно сменить тактику. И я проверил свою догадку достаточно быстро, с тем поцелуем без единого намека на продолжение. Сама сдавила меня ногами, словно прося о чем-то большем. Играть с ней всё интереснее. — Я тоже уже второй час пытаюсь дозвониться, — нервно перечисляет девушка, как будто мне есть дело до этой хуйни, — её машина на парковке клуба, я слегка запаниковала, но Никита сказал, что она с тобой. Чё, блять? — Он ебанулся где-то головой, — смеюсь, — её со мной нет. — Тогда, — начинает девушка, но обрывает сама себя, — ну ладно, извини… Чё-то я ничего не понял из этой хуйни. Решаю набрать Никитоса и уточнить, где именно он ебанулся этой самой головой. Ответа не следует. Второй звонок. Та же херня. Забиваю. Заканчиваю работу на сегодня, настроение на максимуме. Прыгаю за руль тачки, собираясь добраться до дома и как следует, бухнуть. На пол пути начинаю проклинать чертову Москву с её вечными пробками и решаю проехаться слегка в объезд. Это будет один хуй быстрее, чем пиликать двадцать километров в час. Почти проезжаю мимо дома Никитоса, но в последний момент сворачиваю и паркую тачку. В планах бухнуть не в одиночестве и поинтересоваться, с какого большого хрена он вдруг игнорирует мои звонки и пиздит собственной девушке. Открывает мне дверь. Ебать он нервный, чё с ним. Кажется, выдыхает, когда видит меня. — У тебя такой вид, как будто ты только что спрятал в доме наркоту, — шучу я с порога, и Ник резко бледнеет, нехотя пропуская меня внутрь. — Ты чё трубки не берёшь? Зазнался? Громко смеюсь, присаживаясь на диван в гостиной. — Бухнуть есть? Ник смотрит на меня некоторое время молча, и я сам прохожу в сторону бара. — Ты не вовремя, — бросает мне он, и я удивленно приподнимаю брови. — Ты не один что ль? Слышу какие-то непонятные звуки наверху лестницы. — Кирилл… Вздрагиваю. Никогда не слышал своё имя этим голосом. Поднимаю голову. Роняю бутылку виски, которая тут же разлетается на осколки. Ебать… Малая… Секунда… Две… Три… Кровь. Синяки. Огромная мужская куртка. Разбитая губа. Её качает. Еле стоит на ногах, но пытается двигаться, кажется, ко мне. За свою никчемную жизнь я часто сталкивался со следами побоев. Но сейчас даже мне приходится сглотнуть и впасть в ёбанную прострацию. Это же девушка, уёбки… Я давно не видел ничего подобного. В Москве то уж точно. Да ещё и на девушке, блять. Не просто на девушке, а на девушке, которую я знаю уже достаточно долго. На девушке, которую я несколько дней назад грязно зажимал в клубе. На девушке, которую я регулярно целую за последнее время. Уроды. Даже с такого приличного расстояния вижу, что на ней живого места нет. Она и так всегда казалась мне слишком хрупкой, маленькой и слегка беспомощной. Но в данную секунду она совсем превращается в куклу, с которой долго-долго играли явно не очень хорошие люди. Ещё более хрупкая, маленькая и беспомощная. И она смотрит мне в глаза так, словно я единственный как-то смогу унять её боль. Но я не смогу, даже если бы хотел. Она для меня сейчас как доверчивый котёнок, которого часами раздирали живодёры. В её глазах сплошная боль, как и на её теле. А потом она слегка качается, и я вижу разорванную в клочья вещь из-под мужской куртки. Внутри что-то падает, с грохотом разъёбываясь о землю. — Кирилл, — она повторяет моё имя, делая ещё маленький шаг. А до меня словно не доходит. Сжимаю кулак, не понимая даже, как оказываюсь рядом с Никитой. Удар. Он падает. Ещё один. Кровь. И ещё, напоследок.***
Я бреду в коридор. Мазохистка. Причиняю себе боль с каждым движением, но я хочу убраться из этого дома. Мечтаю оказаться далеко от Никиты, Егора и того, в чём они оба замешаны. Я хочу быть в безопасности. Выхожу к лестнице. Снова скулю, хватаясь за рёбра. Наверное, у меня что-то сломано. Замираю на месте, услышав голос. Боже. Моё подсознание играет со мной? Что ж, самое время. Потому что это не может быть правдой, было бы слишком хорошо. Это какой-то сон. Не может быть он. Я слышу голос Кирилла… И, судя по разговору, он здесь явно случайно. Подтаскиваю ноги за собой. Кое-как, сантиметр за сантиметром. Хватаюсь рукой за перила. Последнее, на что есть силы — сделать шаг к нему. Качает, рискую упасть. Мои нелепые попытки стоять со стороны наверняка выглядят страшно. — Кирилл… Вздрагивает, поднимает голову, разбивая какую-то бутылку вдребезги, и я встречаюсь с его глазами. Бездна черного цвета зрачков. Не делай этого, не смотри сейчас так на меня. Это ужасно. Опускаю взгляд на себя. Порванная рубашка, слегка торчащая из-под куртки Егора, которую я тут же кое-как невольно прикрываю руками. Кровь. Синяки. Я не хочу, чтобы он видел это, но он смотрит. На каждый сантиметр боли, что я за сегодня вынесла. Там пусто. Я даже не понимаю, что он чувствует в этот момент. И сейчас мне ещё больнее. — Кирилл, — делаю маленький шажок, но, Боже, как больно. Последнее, что я хочу сделать в этом ужасном дне — оказаться рядом с ним. Потому что никому не могу доверять в этом доме, кроме него. Я шагнула в это доверие с головой прямо сейчас, и назад дороги нет. Пожалуйста, останови эту боль. Не успеваю понять, как он оказывается рядом с Никитой. Удар. Тот падает. Я жмурюсь. Ещё. Удар за ударом. Я вижу только кровь. Снова вцепляюсь в перила. — Блять, — это всё, что я слышу, когда он бросается ко мне, преодолевая лестницу за секунду, чтобы подхватить обессилевшее тело, спасти от падения и возможных переломов чудом уцелевших костей. Шиплю от боли. Пачкаю кровью его белоснежную кофту, хотя он и сам бы это сделал, потому что костяшки правой руки — в мессиво. Сознание плывет. — Тихо, тихо, малая, всё, — он подхватывает меня на руки, и его голос убаюкивает. Ясность услужливо сменяется сном, мне так больно, а на фоне чувства неожиданной безопасности, на которую я совсем уже не надеялась, всё стихает. Он держит меня, прижимает к себе. И мне больше не страшно. Несет по лестнице, стараясь быть осторожным. Слегка спотыкается и, пытаясь удержать меня, сдавливает хватку. Я хнычу от боли на руках, ожесточенно цепляюсь за его кофту. — О, Боже, блять, — абсолютно несочетающиеся слова, но вряд ли ему сейчас есть до этого дело. — Тихо, котёнок. И следующие минуты я действительно как беспомощный котенок прижимаюсь к кофте Кирилла, окончательно добавляя ей красного оттенка. Мой висок чувствует это приятное тепло. Его сердце колотится, как бешеное. Чертова злость. Издаю всхлип. — Тшшш, потерпи, — проговаривает Кирилл, и, кажется, плохо со мной дело. — С ней всё очень хуёво, да? Голос Никиты настигает нас почти у дверей, заставляя одновременно повернуть головы. Поднимаю глаза на Ти, потому что вопрос был явно адресован ему. Он бросает многозначительный взгляд в сторону уже поднявшегося Никиты, и я понимаю, что да. В его понятии это можно описать именно как «всё очень хуёво». — Сука, лучше закрой свой рот, отвечаю, — неожиданно грубит в ответ Кирилл, и я ещё более ожесточенно вцепляюсь в его одежду. — Мы с тобой ещё поговорим. Потом. С моим сознанием всё становится хуже. Начинаю видеть и слышать только обрывками. — …Егора, я просто… — Раньше надо было думать, дебилы, — снова его злой тон, я пытаюсь сфокусироваться на говорящих. Ещё пару фраз какой-то перепалки. Ничего не разбираю. — Чтобы они нашли его и снесли голову и ей заодно? Ты еблан? — он кричит на Никиту, и мне хочется закрыться руками. — Да он не допустит этого! — Я вижу, сука! — Кирилл срывается, злится. — Вот оно, его недопущение, на, смотри, блять! — А ты хочешь взять на себя ответственность? Ну давай, ебать, попробуй, как будто тебе не похуй вообще было. Теперь если с ней что-то случится, это твоя вина, — заговорщецки добавляет Никита. И Ти доходит до стадии бешенства. Сжимает хватку. Пытается выдохнуть, когда слышит, как я скулю от едва переносимой боли. — Больно, — впервые подаю голос, мне сложно говорить, но Кирилл продолжает невольно сдавливать мои рёбра. Он опускает на меня взгляд, ослабляя руки. Злость уходит на второй план. — Всё, тшш, — уверенно повторяет он мне в глаза, и я киваю. — Короче, иди, готовься к разговору, — после некоторого молчания обращается Ти к Никите. — И… чтобы в следующий раз думал своей ебанутой башкой, кого кидать на… долбаёб. Мы выходим на улицу. Знакомый автомобиль Ти. Провал в сознании всё-таки происходит, я возвращаюсь в реальность уже лёжа на заднем сидении машины. Он сидит за рулём, но даже не заводит автомобиль. Наступает тишина, во время которой я искренне пытаюсь не застонать от очередного приступа боли. — Ёбанный в рот, — он утыкается головой в руль, находится в шоке. Всё-таки начинаю неаккуратно вертеться, привлекая к себе внимание Ти. Он оборачивается, оставляя одну руку лежащей на руле. Взгляд фокусируется на мне, и я забываю даже про боль. — Ти… — Я отвезу тебя к себе, — тихо проговаривает он, получая от меня кивок в ответ. Жмурюсь. Хочется плакать. А когда открываю глаза обратно, Ти уже уверенно заводит автомобиль. — Всё будет хорошо, малая, — убеждает меня парень. — Кирилл, — я вижу, как он передёргивает плечами. — Спасибо. И сознание покидает меня окончательно.