Думаете, только Джеки может достать? Не-е-ет… Его щебетание расслабляет и успокаивает, а если надоел, то можно заткнуть известным способом. Но теперь у нас есть ещё Гавр, и он, оказывается, тоже может достать.
Последнее время Гавр к нам зачастил. В принципе, я его понимаю. У Гаврюхи дома теперь две принцессы, и ему нелегко. Он заезжает пожрать, забрать пакет с пирожками, заботливо испечëнных матушкой, и, как всегда, кучу подарков для полугодовалой племянницы. До кукол и плюшевых мишек Ксюшка ещё не доросла, и поэтому мы дарим в основном памперсы.
Гаврюха жрёт как не в себя, и делится новостями по поводу роста и веса доченьки, а в последний раз он ещё и помыться попросился. Жара стояла адская, Гавр примчался весь мокрый и полез в душ. Вот с этого момента всё и началось.
Гавр в ванную зашёл и туда же оса помыться залетела. Зятëк с воплем выскочил и устроил нам шоу с элементами эротики. Тут прихуел даже батя, а про себя я и вовсе промолчу. Мы все видели Гавра голым по пояс, и видели голым снизу, где шорты заканчиваются, а вот сокровенное…
Бля… У него там татуха. Реально на члене татуха! Главное, жопа голая… В смысле — лысая… Ну, без рисунков, короче, а на члене — роза! Оказалось, что это для Эльки было сделано. Нормальные мужики дарят живые цветы, а наш идиот подарил, по всей вероятности, эрегированную.
С другой стороны, у сестры теперь всегда есть личный цветочек. Заглянешь под одеялко, а он там на бочку лежит полёживает. Батя бочком-бочком утопал в свою спальню и оттуда донëсся дикий ржач. У меня тоже губы дрожали от смеха и Гавр обиделся. Покраснел, запыхтел и сказал, заматываясь в полотенце:
— Ну и чего ржëшь? Знаешь, как Эля впечатлилась? Сразу мне… того. Давай, тебе тоже такую же татушку сделаем?
— Мне Джеки и без этого… того…
— Да ты не врубаешься! — горячо заговорил Гавр. — То он так даёт, а то вдруг такое! И ты ему — это тебе! Поверь, это покруче колец и всякой фигни. Вроде как ты на всё для него готов. Женёк оценит.
Джеки оценит — я не спорю. Через пару дней об этом узнает вся его родня, включая крестного из Кзыл-Орды, и они тоже оценят, какие у Борюськи розочки на причинном месте. Гавр головой замотал:
— Нет, роза — это у меня. Что мы, будем как два идиота с одинаковыми цветами? И, вообще, цветы — это банальщина. Знаешь что… Мы тебе изобразим бамбук.
Я вспомнил, как Гавр на даче со стремянки упал в прошлом месяце. Похоже, последнее отбил. Я посмотрел на него с жалостью, а вслух спросил:
— Бамбук? А чего не пальму с кокосами и бананами?
— Кокосы у тебя и так есть, — засмеялся Гавр. — А на банане тебе бамбук сделаем. Кстати, у моего деда пальма на ноге есть. Всё! Решено! Будем набивать бамбук!
— Эй! Эй!
— Завтра подгребëшь после обеда, — деловито сказал Гавр. — Ты же выходной, вроде? Это хорошо. Завтра я как раз с Федькой работаю — он по этому делу большой спец.
— Да погоди…
— Он в своё время мне татуировку делал, — тараторил Гавр. — Не ссы, тебе как родственнику — бесплатно. Всё в наилучшем виде сделаем!
— Тпру, стоять! — заорал я. — Не хочу я никакой бамбук!
Гавр заткнулся и пожал плечами:
— Ну и чего орëшь? Не хочешь — не надо! Дари дурацкие кольца и всякую фигню.
И ничего и не дурацкие. У Джеки на безымянном пальце красуется резное колечко из белого золота — я его два часа выбирал. Как же мой кудряш прибалдел тогда! Ну, а чуть позже и я… прибалдел. А на следующий день Джеки мне тоже кольцо купил. Правда, на такое же у него денег не хватило, и он преподнёс мне простой золотой ободок.
— Мы теперь как женатые, да, Борь?
— Скорее замужние, — смеялся я.
Мы и свадьбу сыграли, правда вдвоём и по-турецки: на ковре перед телевизором. Зато с шампанским, фруктами и осетинским пирогом, так что свадьба получилась турецко-осетинская. Мне понравилось. А медовый месяц попозже будет — у нас отпуска в августе.
Вспоминать об этом было приятно, и про Гавра с его розочками и пальмами я благополучно забыл. А он, зараза, оказался с хорошей памятью.
На следующий день Гаврюша завалился без предупреждения. Я был дома один и спокойно дрых, наевшись супа, когда над ухом гаркнули:
— Ты что, дрыхнешь? Я звоню, звоню, а он телефон отключил и дрыхнет. Собирайся скорее, человек ждёт!
Я подорвался спросонья, впрыгнул в кроссы и опомнился уже в машине:
— Что случилось? Кому плохо?
— Да всем хорошо, — улыбался Гавр. — Сейчас тебе татушку забацаем и вообще отлично будет.
Тогда я пожалел, что Гавра стремянкой насовсем не пришибло. Я взвился так, что сам башкой чуть крышу машины не пробил.
— Ты охренел! Я же сказал, что не хочу!
— Нет, ты сказал, что бамбук не хочешь. Ну и правильно! Оказывается бамбук — это трава. Прикинь! Мы тебе другую хрень наколем, которую древние греки на головах носили. Лаврушку, короче. Красиво и в хозяйстве вещь полезная.
Дальнейшую дорогу я запомнил плохо.
И почему Элька не вышла замуж за сынка префекта? Сейчас бы жили в Испании и писали оттуда письма. Так нет же, сеструхе приспичило выскочить за идиота и поселиться в соседнем районе. Гавр не отъебётся — я его знаю. Был у нас один татуированный дебил, а теперь станет два.
Когда-то в старших классах я мечтал пустить вокруг предплечья кельтскую вязь. Сказал об этом матушке, получил по шее и передумал. И вдруг представил себя с наколкой на члене. Снимаю я такой трусы и говорю Джеки:
— Это тебе, солнце моё!
И Джеки скачет от восторга, фотографирует и рассылает родственникам.
***
Фëдор, — второй татуировщик, — ещё страшнее Гавра. У нашего хоть морда пригожая, а у Федьки морды и вовсе не было, а просто витрина магазина пирсинга. На щеке тоже рисунок, а в ноздрях две дыры. Ему ещё суповую тарелку в нижнюю губу — и можно в Африку к мурси отправлять. А теперь прибавьте к этому двухметровый рост и мускулатуру, как у терминатора. Увидев Фёдора, я как-то разом притих и к маме захотел.
— Мужики, а может, не надо?
— Не хочешь свою девочку порадовать? — засопел Фёдор. — Не любишь, значит. Хреново, когда своих баб не любят.
— У меня не… блин! Люблю, но хуй не дам! Я ещё не сошёл с ума. А вдруг увидит кто?
— Кто? — спросил Фёдор. — Ты что, любитель общественных бань?
— А чë, и такие есть? — удивился Гавр, но Федька отмахнулся:
— Тебя только доктор увидеть может, а ему главное, чтобы чистый был.
Я не сдавался:
— А если я на нудистский пляж поеду?
— Зови нас с собой, — заржал Фёдор. — На нашем фоне тебя вообще никто не заметит. Чего забздел как маленький? Ты мужик или нет?
И он навис надо мной как гора. Мышцы на его руках напряглись и рожи на них зашевелились, будто поддакивали и грозно на меня смотрели. Я понял, что живым меня не выпустят, но сопротивлялся до последнего:
— Хуй не дам! Он у меня в единственном экземпляре! — и в ремень руками для надёжности вцепился.
— Ладно, — покладисто сказал Фёдор. — Начнём тогда сверху и будем постепенно до яиц опускаться. На плече тебе сделаем или на груди.
И заспорил с Гавром, какой рисунок делать. Поскольку для девочки, то бишь для Джеки, то выбирались цветы. Тут у них спор и чуть ли не драка вышла. Розы были банальными, васильки — простоватыми, а орхидеи — мудрëными. Ветку сакуры Фёдор набивать не хотел по причине нелюбви к японцам, а на лилии у Гавра была аллергия. Под шумок я пару раз пытался сдриснуть, но был пойман и усажен обратно.
— Задолбали вы, придурки! — заорал я, когда могучая рука Фёдора в третий раз вернула меня на кушетку. — Отпустите меня!
— Сиди тихо, — строго сказал Фёдор, сверкая дырами в ноздрях. — Слышь, Гавря! Если с татухой не определится, можно будет ему принца Альберта вставить.
И я тут же определился в секунду.
***
Домой я вернулся охуевшим и счастливым до опупения. Главная радость состояла в том, что у меня одна сестра с зятем, а не четыре, а то бы я точно повесился. Ещё было маленько зависти к смотрителям маяков, лётчикам Заполярья и Робинзону Крузо. На остров бы сейчас… Взял бы только Джеки, сковородку и запасные носки.
Ко всему этому хотелось добавить ещё ненависти к Гавру, но не вышло. Он смотрел на татуху сияющими от абсолютного счастья глазами и искренне верил, что и я счастлив.
Как я согласился на это — сам, наверное, никогда не пойму. Охуевал до последнего. И когда раздевался и ложился на кушетку, и когда Фёдор, бренча своим пирсингом, наклонялся надо мной и голосом доброго доктора говорил:
— Не бзди, прорвёмся! Ещё за второй прибежишь.
***
Кожа вокруг рисунка красная и опухшая, но это было неважно. За ужином я молчал, но после поманил Джеки в нашу комнату и снял футболку. Содрал пластырь и поиграл грудной мышцей. Джеки сидел, вытаращив глаза и я сказал, как хотел:
— Это для тебя, солнце!
Джеки оцепенел от восторга. Разглядывал маниакально, глазами облизывал и счастливо сказал:
— Борь, это круто! И для меня… Гаврик скинул сообщение про сюрприз, но я и подумать не мог… Это потому что ты меня любишь?
— Ага, — глупо кивнул я и вдруг ляпнул: — Я и на члене хотел, но меня отговорили.
— Не надо, — шепнул Джеки и потянулся ко мне губами. — Он мне и таким нравится! А ты такой красивый, Боря! Я прям с ума схожу. Хочу тебя вот прям сейчас… — бормотал он, лихорадочно раздеваясь. — И всегда!
Может и зря я сердился на Гавра. Люди искусства немного лучше в красоте шарят.
А на груди у меня горит мак — символ страсти и любви.
