My placebo

Чонгук думал, что его ритм жизни вряд ли когда-нибудь сможет набрать ещё большие обороты, но он ошибался. Даже неделю тут не прожили, а он уже устал. Во-первых, скрывать от мамы свое местоположение стало неимоверно сложно. Мало того, что он каждый день ездил на работу в кафе, так ещё ночная смена раз в двое суток стала настоящей головной болью во всех смыслах. Прежде чем поехать в клуб он должен был вернуться домой, показаться на глаза и запереться в комнате «делать уроки, а потом спать». С этим не слишком много проблем, Чонгук и до этого так делал. Но раньше ему только от мамы надо было скрываться, а сейчас полный дом людей, каждый может его заметить, задавать лишние вопросы. Во-вторых, если раньше мама просто уходила утром на работу и не будила его, то теперь она считает своим долгом отправить Чонгука в школу, в которой он уже как второй месяц не появлялся. Времени и раньше не хватало, но сейчас его не хватает катастрофически. И это даже от самого себя скрывать сложно, что уже говорить о матери. Парню кажется, что его усталость можно осязать, пощупать её колючую оболочку. Это плохо сказывается на его работоспособности. Несколько дней назад ему пришлось взять отгул, чтобы все тщательно продумать, узнать приблизительное расписание всех жильцов дома, во сколько просыпаются и засыпают хозяева, в какое время лучше выходить, через какие двери. Теперь Чонгук знал в какое время лучше выйти из дома, во сколько вернуться, чтобы с меньшей вероятностью наткнуться на кого-либо. Чонгук бредет в темноте, подсвечивая себе дорогу телефонным фонариком. Он старается вести себя как можно тише, но, то и дело спотыкается своими проклятыми ногами за каждый попавшийся угол, удивляясь собственной рассеянности, которая обычно ему не свойственная. Чонгук просто молится, чтобы никто не заметил его. Спустя ещё несколько минут он уже закрывал за собой двери и позволяет себе спокойно выдохнуть. На секунду ему мерещится темный силуэт. Но ему некогда прислушиваться к своему внутреннему голосу, который шептал на ухо всякие гадости, про какую-то правду и ложь. Чонгук быстро его затыкает, чуть ли не бегом рванув к остановке. *** Уже издалека он замечает в темноте ярко-фиолетовое свечение таблички с названием «Contact», которое каждый раз вызывало у него странные, какие-то пошлые ассоциации. Вокруг полно народу, музыка слышно из самых глубин здания. Чонгук по сложившейся традиции не многозначительно кивает амбалу на входе и идет в обход, к черному входу для персонала. Стоит ему высунуться в зал, сделать первые глотки воздуха — и это уже вовсе не Чонгук, совсем другой человек, даже его взгляд преображается. Парень зачесывает отросшую челку назад, подколов на макушке невидимкой, чтобы не мешалась перед глазами. Наивно было думать, что к этому абсолютному хаосу невозможно будет привыкнуть. Чонгук чувствует, что это все — часть его. На его лице всегда сдержанным улыбка, от которой веет легким холодом, уверенный взгляд. Люди тянутся к нему, желая оказаться в капкане необъяснимого обаяния. Чонгук не знает почему, но Джин говорит, что это все его идеальная кожа. Он каждый раз чуть ли не визжит, поражаясь, почему в возрасте Чонгука на его лице ни одного прыщика, даже на лбу, но самому обладателю этого феноменального дара как-то пофиг. Парень чувствует все это, знает, и хочет казаться таким. У этого Чонгука нет своих проблем, он слушает только чужие и понимает всех и каждого. Этот Чонгук точно не школьник, он живет в свое удовольствие, имеет много друзей и знакомых, по ночам ходит на любимую работу, а все деньги спускает на себя. Именно таким хотел бы он быть. Чон не знает, какой он настоящий, но этот образ ему нравится. Он всем нравится. Органы внутри буквально трепещут от мощных битов. Парень никогда не позволяет себе выпить, но чувствует себя всегда пьяным. Может это из-за усталости, а может здешний воздух так влияет. Пропитанный едким спиртом, он впитывается в кожу, проходит через легкие, глубже и глубже проникает и остается там. — Прости, я опоздал, — с ходу говорит Джину, который уже на рабочем месте. Он высокого роста, улыбчивый, с ним не скучно. Шутки дерьмовые, зато человек неплохой. Наверное, он единственный здесь сразу после босса, кто знает что-то о настоящей личности Чонгука. — Этот ещё не заметил? — И тебе привет. Он маячил здесь, про тебя спрашивал, — Джин не отрывается от работы, подавая какому-то пьянчужке коктейль. В голосе его слышатся какие-то неуловимые интонации — такое проскальзывает только, если речь идёт о Мин Юнги. — И что ты сказал? — Чонгук поспешно завязывает за спиной рабочий фартук. — Первый раз я сказал, что ты в туалете, но он, походу, проверил. И больше я ничего не смог придумать, — Джин с сожалением разводит руками. — Прости, — Чон отмахивается. Во всяком случае это его вина, а не Кима. Юнги искал его. Это точно не сулит ничем хорошим. Наверное, единственный человек, которого Чонгук боится и признает свой страх перед ним — это именно его босс. И дело не в том, что на него постоянно орут, грозясь избить или что-то в этом духе. Мин, наоборот, всегда ведет себя очень обходительно, вежливо, он часто улыбается и шутит, просиживая в баре как минимум два часа за смену. Чонгук не знает, может он себе все это понапридумывал, но стоит Юнги показаться в поле его зрения, стоит словить взгляд и его передергивает, чует эту опасность, которой за километр разит. Сначала Мин был просто постоянным посетителем кофейни, в которую Чон устроился чуть раньше. Он точно не помнит, в какой момент они стали считаться знакомыми. Это как-то само собой произошло: сначала постоянные «спасибо» и чаевых больше чем надо; потом он стал предлагать составить ему компанию, но у Чонгука ни желания, ни возможности, потому что он на работе, которую потерять ну совсем не хотелось. Тогда Юнги нашел другой подход. Чон предпочитает думать, что не искал, так само получилось. Он приходил перед самым закрытием, когда аргумент типа «работы много» никак не работал. Мин за свой счет покупал ему кофе, и сначала Чонгук чувствовал себя ну совсем ужасно от самого факта всех этих посиделок, а потом он не заметил, когда это стало для него в порядке вещей. Приблизительно спустя месяц, Юнги сам предложил работу в своем клубе. Сказать, что Чонгук был приятно удивлен, — ничего не сказать. Сейчас Мин его начальник, но это никак не меняет положения дел. Разве что в кафе приходить стал реже, зато постоянно здесь перед глазами. Все такой же улыбчивый, добрый и приветливый. С другой стороны, может только с Чонгуком, но он старается не думать об этой другой стороне, не думать о случайных касаниях, не думать о слухах, которые ходят о Юнги на счет его предпочтений. Чонгук советуется с Джином, стоит ли ему идти к начальству и, получив неутешительный ответ, быстро пробирается сквозь толпу. Параллельно здоровается с людьми, которые окликали его, как давнего приятеля, хотя имен большинства он вообще не знает. Чон стучится и ждёт какие-то бесконечные несколько секунд. Дверь слишком неожиданно распахивается и в него врезается вывалившийся оттуда парень. Стоит их взглядам столкнуться, как незнакомец испуганного срывается с места и бежит в сторону комнат, для «специальных» гостей. Это заставляет ещё больше напрячься. Непонимание произошедшего мешается с чужим страхом, заражая. Встряхнув головой, парень сбрасывает оцепенение, толкая дверь. Создаётся впечатление, что помещение глубоко под землёй. Это не далеко от правды. Чтобы оказаться в кабинете Юнги надо спуститься на этаж ниже основного помещения. Видимо, ему самому так больше нравится. Кабинет небольшой, обставлен не броско, со вкусом. Окон нет, а освещение тусклое, вокруг полумрак. Он сидит полулежа на диване, оперевшись на один локоть, и лениво прокручивает круглую серёжку в ухе. — Привет, — Чонгук кивает в ответ. Он пытается не терять своей уверенности, которая, как песок, убегает сквозь пальцы. Карие глаза осматривают с ног до головы, и Юнги рисует в своей голове ведомые только ему картины, отражение которых мелькает в зрачках. Выражение лица быстро меняется из потерянного в очень заинтересованное, и губы растягиваются в ухмылке. — Присаживайся, — он хлопает по коленке, внимательно наблюдая за эволюцией непонимания Чонгука, которого просто убивают эти двусмысленные фразы. Мин тихо посмеивается, забирая свои слова обратно — щекочет его этот бегающий взгляд. — Шучу, можешь присесть рядом. Я готов подождать, — последних слов Чонгук не понимает. — Я постою, спасибо, — отнекивается Чон и все же подходит на несколько шагов, гадая, что это с боссом. Обдолбался? Хотя никогда нельзя сказать что-то точно, если речь о Юнги. Почему он не орет? Где крики, негодование, в конце концов, увольнение. Все это слишком странно и лучше бы орал, чем насмехался. — Искал? Чонгук знал, что Юнги около двадцати девяти, но он всегда казался намного моложе. У Мина бледная кожа, которая в темноте почти светится на нем. Он болезненно худой, совсем не спортивного телосложения, но не пытается это скрыть, а может даже наоборот носит одежду темную, подчеркивающую его естественную угловатость, каждую выпирающую косточку, делая это своей особенностью. Слегка сутулый, а темные глаза всегда немного подкрашены. Многие находят Юнги красивым, не стесняясь говорят об этом в его присутствии, а Чонгуку кажется, что есть в нем что-то притягивающее и отталкивающее одновременно. — Просто я волновался, — взгляд не читаем. Интонация теряется между вопросом и утверждением, будто он сам не может точно решить. Чонгук только сейчас замечает стоящую около дивана бутылку, к которой тянется Юнги, отпивая. — Уже было подумал, что ты решил покинуть нас. Не в плане умереть, а уволиться, — поясняет. Делает ещё несколько глотков, морщится. — Мог бы сказать, что опоздаешь, — в голосе нет обиды, он какой-то бесцветный, как и сам Юнги. — Будешь? А нет, ты уже у нас несовершеннолетний трезвенник. — Я не сказал, потому что не хочу быть уволенным, — Джин рассказывал, что парень, который занимал раньше его должность, после нескольких опозданий пропал без вести и больше его никто не видел. Но это история из разряда «решай сам — верить в этот бред или нет». И Чонгук выбирает второе. — Да что бы я тебе сделал? — Мин встаёт и подходит ближе, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Чонгук буквально удерживает себя на месте, чтобы не отшатнуться. Юнги поправляет ворот его рубашки, невзначай касаясь холодными пальцами шеи. — Ты слишком ценный работник. *** Ранним утром холодно, а людей почти нигде не видно. Чонгук тяжело выдыхает, оказавшись на улице, будто бы только что пробыл десять лет в подземелье у дьявола. Он начинает думать, что с переездом все катится по наклонной вниз куда-то в жопу. Но как избавиться от этого проклятия — не знает. Смотря на проезжающие мимо машины, мечтает о нескольких часах сна. Раньше он просто не любил возвращаться домой, а теперь вообще не хочет. Чонгук отмахивается от этих мыслей, просто надеясь, что ещё немного и он сможет проглотить и эту горькую пилюлю. Время на обратном пути, как назло, проходит слишком незаметно. Парень входит в дом, аккуратно приоткрывая дверь. Надо будет сделать дубликат ключей, а пока он просто кладет их обратно в мамину сумку, стоящую в шкафу. В доме царит тишина. Все нормальные люди спят в такую рань. Он быстро разувается и, не желая ни с кем пересекаться, тихо пробирается в глубь темного коридора. За неделю, что они провели здесь, Чонгук достаточно много узнал о своих соседях. Нескольких людей, живущих в этом доме, сложно назвать семьей. Как бы Чонгук ни старался заметить что-нибудь положительное в хозяевах этого дома — ничего не получалось. Господин Ким так и остался для него сомнительным типом, которого часто не бывало дома. Непонятно: то ли он пропадает на работе, то ли ещё где-то... Если в нескольких словах — неприятный жирдяй, который любит лить воду, болтая без умолку. Госпожа Ким вела себя чересчур правильно, от чего просто хотелось вывернуться наизнанку: рано вставала и ложилась спать, никогда не смотрела телевизор и не ела углеводов. Вроде она нормально относилась и к нему, и к матери, но Чонгук видел всю неискренность, которая читалась в каждом её слове. Может, пытается утвердиться за их счет, заслужить себе место в раю, но она точно действовала в своих интересах. Вот только последний жилец оставался для него загадкой, покрытой тайной. Тэхён был действительно трудноуловимым. Как какое-то привидение, он появлялся также незаметно, как пропадал из виду. И когда оказывался в поле зрения, то точно не мог остаться незамеченным. Если Чонгук и мог что-то сказать об остальных жильцах дома, то Тэхён был просто не читаем, как закрытая под ста замками книга. Все его действия неоднозначные, странные. То он улыбается по все тридцать два, при любой встрече здороваясь в коридоре, то проходил мимо, угрюмый и погруженный в себя. Они пересекались нечасто, но каждый его взгляд Чонгук помнит. И все они настолько разные, но невозможно понять, что их объединяет. В любом случает, Тэхён вызывал в Чонгуке элементарное любопытство. И ему постоянно приходилось напоминать себе, что их ничего не связывает кроме случайной встречи за день до переезда и той бумажной фотографии, которая, Чонгук уверен, уже успела затеряться среди всех остальных. Желудок громко урчит, и парень морщится, прижимая руку к животу. Даже желание поспать отходит на второй план. Чонгук быстро изменяет свое направление, решив, что все-таки стоит перекусить. Он входит на кухню и сразу же направляется к большому холодильнику. То обилие продуктов, как ещё одно напоминание о том, что это не его дом. Хотя парень и не забывал. Чон ограничивается полуфабрикатами и ставит чайник, усаживаясь за стол. Ноги сводит от усталости и кажется, что он готов вырубиться прямо здесь, наплевав на конспирацию и прочее-прочее. Даже приблизительно сложно представить, сколько он протянет с таким ритмом жизни. Он заливает кипятком пачку с раменом. Прикрыв бумажкой, подпирает голову рукой, готовый смиренно подождать. И в этот момент в комнату вошел парень, бесшумно скользя по кафельному полу. Сердце пропустило удар. — Привет, — поздоровался Тэхён, доставая из холодильника бутылку с водой. Легкое удивление сменяется инстинктивной настороженностью, и Чонгук молча кивает, не зная, какую модель поведения выбрать. Тэхён делает несколько громких глотков воды, и, не отрываясь, продолжает смотреть на него. Он поправляет шелковый воротник своей пижамы, будто ему жарко, и подходит к Чонгуку. Одним движением руки отодвигает стул, садясь напротив. — Я смотрю, ты у нас ночная пташка? — он бросает взгляд на часы, висящие на стене, — почти пол шестого утра, — задумчиво тянет, не отрывая сонный взгляд, и тут Чонгук понимает, что облажался. — Что же это за работа у тебя такая? — весь его мир сжимается до размеров черных зрачков Тэхёна. — Не понимаю, зачем тебе подработка? — парень напротив легко улыбается и, запрокинув бутылку, сделал ещё несколько глотков. — Это ведь только лишние проблемы. Мне кажется, раз вы переехали, то теперь денег должно хватать, — спокойно рассуждает он, провоцируя на ответ. Все его слова медленно начинают бесить. С какой легкостью он говорит все это. Ким ведь не знает, что это такое, смотреть, как твоя мать медленно умирает, продолжая твердить о поступлении. Чонгуку уже изрядно надоело покрывать себя десятками слоев лжи, нет сил скрываться и притворяться. Он устал. В конце концов, какая, к черту, разница, что подумает малознакомый Тэхён. Но все-таки это почему-то имеет для него значение... — У меня ведь нет богатенькой мамочки, вот и приходится работать, — получается более грубо, чем хотелось бы. Тот кашлянул, прикрывая улыбку запястьем. Тэхён, сын своих родителей, совсем не внушал доверия. — Ты такой забавный, — он машинально поправравляет челку, слегка распушив пряди кончиками пальцев у корней. Его волосы на вид мягкие и пушистые. Чонгук прячет руки под стол, переплетая пальцы в замок, пугаясь своих мыслей. — Можно попробовать? — Тэхён легко меняет тему, смотря на стоящий перед парнем рамен. Чон не задумываясь толкает пачку в его сторону. Он наблюдает, как Ким приоткрывает упаковку, откуда сразу валит пар, и игнорирует урчание в своем животе. Засунув в рот немалую часть макарон, Тэхён делает несколько частых вдохов и выдохов — горячо. — Знаешь, — на секунду он стал чуть более серьезным, и горьковатая улыбка на его лице не отпускала, — тут такая вещь: не родители есть у меня, а я у них. Везде есть свои преимущества и недостатки. Даже сложно сказать, кому из нас больше не повезло, — он запихивает ещё одну порцию в рот. Повисло молчание. Чонгуку вдруг стало не по себе, будто влез туда, куда не стоило. Словно с этими словами Тэхён приоткрыл невидимую дверь, впуская куда-то внутрь. Они вряд ли смогут понять друг друга. — Сейчас я доем, — он кивает на остывающий рамен, — и кое-что тебе покажу, — на лице мелькает загадочная улыбка, такая призрачная, вызванная мимолетным предвкушением чего-то особенного. А вот Чонгуку это не нравится. Что за день такой херовый? Все оставшееся время они сидят в тишине, и только звуки с аппетитом едящего Тэхёна нарушают её. Чонгуку уже совсем не до еды. Все его мысли переполнены вопросами о Киме, его семье и интригующем «нечто», которое он все-таки хотел узнать, как бы ни отрицал этого. И теперь можно взглянуть на Тэхёна под другим ракурсом. Он кажется таким простым и в то же время непонятным. Не прошло и десяти минут, как Тэхён съедает все под чистую. Он поднимается с места, приглашая пойти за ним. Ким ходит не на своих двух, а плывет или даже летит в нескольких сантиметрах над землей. Он не придает никаких усилий, чтобы быть тихим, в отличие от Чонгука, который умудряется создавать скрипы и шорох, где бы ни был. Босые ноги ступали на ледяной кафель, отчего даже ему становилось холодно. Когда они подходят к двери комнаты Тэхёна, парень с секунду думает, что это какой-то обман, настолько то место кажется ему запретным и таинственным. Но когда хозяин приоткрывает уже вторую за день дверь, входя внутрь, все сомнении о серьезности его намерений тут же улетучиваются. Чонгук несмело переступает порог, ожидая увидеть все что угодно, начиная от расчлененных тел, заканчивая абсолютно пустым помещением, но то, что оказывается перед ним выходило за рамки сознания: много, много картин. Они повсюду, заполняют комнату настолько, что сложно пройти: висят на стенах, стопками лежат на полу, кровати. Некоторые холсты полностью пусты, другие — с парой бесформенных мазков на них, изображающих что-то неизвестное и непонятное. — Извиняюсь за беспорядок, — учтиво произнес Ким, хотя, судя по всему, ему ни капельки не жаль. Он спокойно проходит вглубь, даже не смотря под ноги, ловко преодолевая все препятствия в виде разбросанных вещей. Чонгук идет следом, оглядываясь по сторонам. Эта комната больше его собственной чуть ли не в три раза как минимум. Два больших окна, расположившихся на правой и самой дальней стенах, были завешены плотными шторами. Единственный источником света — ночник, который тускло и скупо освещает помещение. Большая двуспальная кровать стоит в самом дальнем углу. Широкий и длинный стол отодвинут от стены почти на середину комнаты, и полностью уставлен какими-то красками, колбочками, грязными палитрами, линейками, карандашами и всем, чем можно рисовать. Напротив дверей стоит не менее большой, абсолютно пустой стеллаж, и шкаф-купе, в зеркале которого отражается большая часть комнаты, делая её и весь этот бардак ещё более масштабными. Взгляд Чонгука падает на скелеты каких-то животных, стоявших на тумбочке — та самая коллекция, покрытая толстым слоем пыли. В центре всего этого хаоса оказался стул, перед которым на мольберте покоился холст, полностью выкрашенный в черную краску. Несколько кистей валялись на полу рядом. Тэхён подошел к большой настольной лампе и включил её, отчего света стало гораздо больше. Видимо, он пользуется ею, когда рисует. Вся эта обстановка приводила Чонгука в замешательство, и теперь в его голове бардак похлеще этого. — Знаешь, зачем сюда привел тебя? — задает бессмысленный вопрос Ким, и парень отрицательно качает головой, чувствуя на себе пристальный взгляд его глаз. — Вот, — он показывает на черное полотно, — я хочу, чтобы на месте этого было хоть что-то. Например, ты, — Чонгук пытался все осознать, складывая детали в единый пазл: Тэхён большую часть времени сидит в комнате, спускаясь лишь поздно ночью, чтобы поесть, никого не впускает в своё убежище. Все эти картины и слова родителей о том, что он «помешанный» теперь не вызывают сомнений — это правда. Но Чона это не отталкивало, скорее, наоборот. Пазлов недостаточно, слишком мало, а он хочет узнать больше. Парень тупо посмотрел на Тэхёна, который всем своим видом излучал уверенность, с каплями непонятной агрессии, направленной на что-то неосязаемое. — Видишь? — впервые за все время их общения поднимает голос, который теперь звучит ещё более полно и ярко. Он достает одну картину за другой: незаконченные, неточные работы. Швыряет их на кровать. В этот момент Ким показался Чонгуку до боли в душе несчастным. И он на одно мгновение узнал в нем себя: оба не любят быть дома, оба не могут делать то, что хотят. Тэхён замер, уставив оба своих огромных глаза на парня, а в комнате повисла тишина, и только его частые и рваные вдохи и выдохи с шумом разрезали воздух. Его грудь часто вздымалась и опускалась от тяжелого дыхания. — Твоя мама больна и поэтому ты работаешь по ночам? Хочешь дам возможность легко заработать, при этом сохранив твой секрет? Всё, что надо делать — сидеть, — смотрит на Чонгука так, будто у того нет ни малейшей возможности отказаться, ему всего лишь надо сказать заветное «Да». Он не знает радоваться ли такому «везению» или завтра же собрать вещи и съехать из этого города, сбегая от всех этих странных людей, которые так неожиданно накинулись со всех сторон. Потом думает о матери, которая на днях собиралась в больницу за новой порцией таблеток и кивает.