My placebo

Юнги стоит на берегу реки Хан. Раннее утро, вокруг ни единой души. Лишь он и труп у его ног. Он оглядываться, затем наклоняется и толкает тело ближе к кромке воды. — За что? За что? — не переставая шепчет парень, еле шевеля синими губами. Его глаза стеклянные и безжизненные, но он все продолжает спрашивать. Как будто Мин хотел этого. — За что... — но трупу нужно знать, за что он умирал. Нужно разворошить душу Юнги, добраться до самого дна и понять, что там кроется, чтобы в итоге ни о чем не сожалеть. Но Мин так и не дает ответа. И души в глазах его не видно. Он равнодушно толкает тело в объятья холодной воды. Тихий всплеск и снова тишина. Она прямо оглушает, давит и нет от нее никакого спасения. Мин проходит ближе, наклоняется, и смотрит, как под толщей воды скрывается чужое лицо, пока на глади остается лишь только его отражение. Чимин. “И что он тут делает?” — думает Мин. Парень легко улыбается и протягивает к нему руки, и Юнги прыгает в его объятия. Даже пробуждается он весь мокрый, поглядывая на свои руки, которые только секунду назад касались холодной и влажной кожи Чимина. Юнги содрогается, пытаясь избавиться от этих гадких ощущений и оглядывается по сторонам. Чонгука нет. Мысли быстро проносятся в голове, и Мин почти сразу вспоминает, что ночью, после всего случившегося, тот уполз в ванную. Видимо, так и не вышел. Даже если Чонгук решил покончить с собой, то пока что Юнги не готов смотреть на его тело. Если позовешь, все равно не ответит. Но Юнги все-таки очень сильно сомневается в этом. Скорее всего лежит там, где-нибудь, на полу и жалеет себя. Он тянется за телефоном, решая хоть немного отвлечься. Но сразу же сожалеет об этом, потому что первое, что видит — сообщение от Ким Тэхёна: “Нужно поговорить”. Юнги тяжело выдыхает. Не нравится ему этот парень. Слишком неприятный, колючий у него взгляд. Слишком много скрытой агрессии, которую он прячет также умело, как и Мин. Но можно иногда увидеть чертей, пляшущих в его глазах. Надо признать, что эта их схожесть больше всего и раздражает. Лучше бы это был кто угодно там в туалете, только не он. Но так случилось. И Юнги знает, что он бы так просто это не оставил на его месте, поэтому и Тэхён продолжает упорно к нему лезть. Хотя причина может быть и поважнее. Может, Юнги и приподнес вчера урок Чонгуку, чтобы тот больше не пытался лезть ни к кому. Отпустить-то Юнги не отпустит. А вот Тэхёну он пока сделать ничего не может. Даже наоборот: слабое звено он, потому что именно его тайну раскрыли, а не наоборот. Юнги не знает, как подкупить этого парня, потому что видно, что не нужны ему эти деньги, ничего ему не нужно. И почему он до сих пор молчит об увиденном, хотя мог давно обратится в полицию или другие органы правосудия. Все это наводит на странные, неприятные мысли. Почему-то Юнги кажется, что это хуже, чем если бы его просто сдали. Юнги быстро собирается и даже не пытается лезть к Чонгуку, чтобы выпроводить его из ванной. Он просто не хочет смотреть в его глаза. Это не чувство вины, а что-то похуже. История повторяется. Это слишком. Уходя, он громко хлопает дверью: дает знать, что в комнате никого не осталось. *** — Настолько понравилось, что решил договориться ещё на одну ночь? — ухмыльнувшись, спрашивает Мин, как только Тэхён садится за столик. Пунктуальность всегда была одной из его немногочисленных хороших черт и приходить пораньше было хорошей привычкой, что не скажешь о Киме. Но Юнги переживал. Ещё как переживал, потому что боялся, что это как-то связано с Чонгуком. И думает он только о нем. Эти образы маячат перед глазами, мешаясь с образами Чимина, потом того парня, убитого буквально на днях. Но Пак не умер. Это было бы слишком просто, и Юнги понимает это только сейчас, когда прошло уже почти два года. Он жив в его теле, и пока сам Мин не умрет, никто из них двоих не освободится. Юнги постоянно чувствует его присутствие. Особенно четко, когда находится наедине с Чонгуком, а потом ему плохо. Плохо, плохо, плохо... и хочется причинять боль, и мучить его, и бить, и смотреть на эти слезы, чтобы не быть таким одиноким в этом темном омуте. Тэхён садится напротив. На его лице играет легкая улыбка, нельзя назвать её дружелюбной. Просто, чтобы скрыть эмоции, с которых лучше не начинать важные разговоры. А поговорить им есть о чем. Вот смотрят друг на друга, и Юнги сразу понимает, что Тэхён точно не поблагодарить пришел. Ему нужно что-то еще. — Да, вы правы, мне очень понравилось, — формальное общение так бросается в глаза. И все равно Юнги не против. Так привычнее, когда люди ниже его, даже если только в словах. Можно не пытаться их понять, не думать, что ты что-то им должен, но все же в компании Тэхёна, Мин не может в полной силе ощутить себя властелином. Иногда ему даже кажется, что не ему эта роль принадлежит, что его вот-вот прижмут за горло и заставят подчиниться. И все-таки это неизбежно. — Думаю, что я смог бы снова прийти сегодня. Но мне нужен кое-кто другой. Они оба выглядят нелепо, сидя в этом кафе. Слишком неподходящая атмосфера, а Юнги чувствует неладное. Тревога и незнакомый страх закрадываются в его душу. Точнее, он знает, что такое “страх”. И сам испытывает его на себе чуть ли не каждую ночь, когда ударяет кого-то или насилует, когда оскорбляет, он боится, что ему ответят. Но до сих пор этого не случалось. И даже некое предвкушение вмешивается в это. Юнги не тупой. Он точно знает, о чем сейчас его будет просить Тэхён. Ведь не случайно Чонгук вчера так отчаянно вешался на него, откуда-то зная его имя и скрывая от Юнги правду. Если люди что-то утаивают, значит это “что-то” сделает их ещё более слабыми. Мин не может упустить эту возможность. И ему уже руки чешутся от желания врезать по этому необычайно красивому лицу. Сначала один раз, потом ещё и ещё, пока не смешает его с грязью, и не услышит слова мольбы. Но Юнги останется непреклонен. До последнего. Жаль, что такая возможность, кажется, никогда не представиться. И мешать с дерьмом будут сейчас его. Все эти мысли проносятся в его голове со скоростью света, а выражение лица остается неизменно безразличным. Может, чуть заинтересованным, чтобы Ким думал, будто он ни о чем не догадывается. — Я хочу того парня, который вчера был с вами, — ну вот и оно. Слишком очевидно, но, надо признать, Ким Тэхён слишком везучий. Ведь Юнги не может ни избить его, ни отказать, ни стереть память. Он связан по рукам и ногам. “Он мой парень” против “я знаю, что ты убил человека” звучит слишком жалко. — Почему именно он? — попытки отказать вряд ли будут уместны. Зато узнать бы, что между ними. — Просто приглянулся, — пожав плечами отвечает Ким. Нет, такой ответ не устраивает Юнги. Вообще никак не нравится ему. Это ему Чонгук приглянулся, никто вообще тогда не должен был смотреть в его сторону. Все должны знать, что он его, даже если это продлится недолго, но это правда. Градус в помещении понижается, но Юнги лишь продолжает держать на лице подобие приятной улыбочки, скрывая всю ненависть, раздражение и ярость глубоко внутри. — Но это ведь неправда. Чонгук определенно знает тебя. Зачем вчера было притворяться идиотом? — Нет. Я бы не стал лгать. — Тогда мой ответ “нет”. Чонгук не вещь, не будем распоряжаться им, как угодно, — стоило бы добавить, что никто, кроме него, но ладно. — А разве вы не этим занимаетесь? — чуть наклонив голову вбок, спрашивает Тэхён. — Быть убитым в туалете тоже было желание того парня? Думаете, я просто так до сих пор не заявил на вас в полицию? Я хочу того парня, — с расстановкой говорит Ким, внимательно наблюдая за реакцией. Юнги понимает, что другого выхода у него нет. Но его парализует неприятное чувство прямо глубоко внутри, и он смотрит на Тэхёна, который смотрит на него, и не может сдвинуться с места. Наконец он поднимается, и Ким почему-то тоже встает следом. Юнги всегда был низкого роста, но вдруг в этот момент он особенно остро ощущает чужое преимущество. У него внутри все горит. Как же он ненавидит быть хуже кого-то, но еще больше он ненавидит людей, которые считают себя лучше него. И особенно тех, кто думает, что имеет право посягать на что-то, принадлежащее ему. Мин в один шаг сокращает между ними расстояние. Он резко хватает Тэхёна за воротник и шепчет ему в лицо. — Я знаю его тело наизусть. Только попробуй сделать что-нибудь лишнее. Я сразу тебя убью, даже если меня за это посадят. И он брезгливо отталкивает парня, который даже бровью не повел. Юнги не просто так не пускает никуда Чонгука. Он не будет делиться им с кем-то, как когда-то отдавал Чимина. Потом смотрел на него с отвращением. Хотел, но не брал, причиняя обоим боль, к которой никто из них не был готов. И еще столько же Юнги точно не вынесет. *** Чонгук содрогается, когда слышит, как громко захлопывается дверь. Он переворачивается со спины на живот — холодная плитка остужает его горящее тело — и подползает к двери. Настороженно пытается прислушаться, но кроме собственного тяжелого дыхания и шума крови в ушах, будто его оглушили, — ничего. Его сердце громко колотится в груди. Страх заставляет разные ужасные мысли лезть в голову. Чонгук не знает, как от них избавиться. Проходит еще несколько минут, и он все же решает выйти. Поднимается с трудом. Ноги, руки — все тело неконтролируемо трясёт, ломит. И грудную клетку что-то сдавливает. Невозможно сделать полный вдох. Парень шмыгает носом, пытаясь сконцентрироваться на этих ощущениях, но в голове снова и снова всплывает Тэхён. Он все видел… он смотрел на его слезы и ничего не сделал. Чонгук сжимает челюсти, хватаясь руками за умывальник, чтобы не упасть. Он смотрит на самолет на своих ключицах, на десятки, может даже сотню засосов, царапин, синих отпечатков рук. Хочется сбросить эти метки вместе с кожей, потому что отмыть их невозможно. Чонгук воет и снова сгибается пополам, потому что ему невыносимы эти мысли. Этот взгляд и неподвижный силуэт. Он не удивлен, что Тэхён ушел. На его бы месте Чон так и сделал бы. Ведь все это отвратительно. Сам он отвратительное в этой грязи, своей безысходности и жалости. И особенно ужасно то, что он не с самого начала был таким. Завышенные представления рушатся с большим уроном. Все эти речи о верности, о том, что не уйдет, что все будет хорошо — они врали друг другу. Разница только в том, что Чонгук в глубине души знал об этой лжи, а вот Тэхён... Почему-то Чон необоснованно чувствовал свое превосходство перед ним. Ведь он боролся, работал, заботился о матери. А Тэхён просто казался богатеньким, кем-то защищенным, с крепкой опорой под ногами и уверенностью в себе, а в душе ребенок. Чонгук думал именно так. Будто кроме его проблем других не существовало, будто больше никто не страдал, никто не знал, как жесток бывает мир. Но все это было одним большим заблуждением. Тэхён с самого начала был умнее его. Он знал, что произойдет и как избежать этого. Чонгук понимает, что виноват, что сам довел себя до этой точки, но легче от этого не становится. И ему больно даже не от того, что Юнги с ним обходится как с животным, а из-за того, что Тэхён ничего не сделал. Что он все-таки увидел его настоящее лицо, и не смог больше на это смотреть. Нет права злиться на него. В Чонгуке ничего не загорается, лишь догорает то, что осталось: вина, тоска, чувство недостаточности, злоба, разочарование. Его никто не примет обратно, но больше нельзя здесь оставаться. Возможно, если он снова будет примерным мальчиком, то Юнги позволит ему выйти. Если очень повезет, можно попытаться поговорить с Хосоком, который, кажется, знаком с Тэхёном, а потом... В дверь кто-то постучал. Чонгук замирает и прислушивается. Это точно не Юнги. Он бы просто вошел. Чон делает глубокий вдох и быстро выходит из ванной. Стук снова повторяется. — Джин, это ты? — подать голос и сразу понимает, что связки сорваны. Чонгук дергает за ручку, оглядываясь по сторонам. Конечно, закрыто. Но почему Сокджин сам не войдет? У него же был ключ. — Я не могу открыть! — еле слышно хрипит он и несколько раз стучит в ответ. — Что такое? Что-то случилось? — тишина. Чонгук еще несколько минут пытается бороться с замком, но вскоре понимает, что это безнадежно. Он ударяется лбом о дверь и больше не двигается, — Джин, когда там начнет действовать твой план? Я больше не могу, — голос переходит на шепот. Чонгук сползает вниз. — Хотя со мной все в порядке, — прикусив губу, добавляет он. И ведь знает, что никто не слышит. А кто-то там снова стучит. Часто, громко, настойчиво. Черт. Чонгук спохватывается, подбегая к столу письменному столу. Он хватает лист, ручку и быстро черкает: “помогите”. Возвращается обратно и пропускает через щель внизу. Дышится тяжело, и он с замиранием сердца ждет несколько бесконечно долгих секунд, пока кто-то неизвестный не вытягивает его с той стороны. Больше никто не стучит. *** Раньше Джин любил свою работу. Чистое удовольствие ему доставляли эти разговоры с пьяными незнакомцами, постоянный движ вокруг и никакого спокойствия, даже намека на его повседневную жизнь. Но, как и все хорошее, это быстро закончилось. Сначала появился просто начальник Мин Юнги, который сильно не тревожил, да и вообще редко давал о себе знать. Но вместе с ним пришел он. Было бы проще вырвать из своей груди сердце, чем чувствовать что-то. А тем более к этому мужику, который, казалось, был старше на лет десять. Сокджин конечно сразу ничего не заподозрил, приняв его за очередного бухого бедолагу, который устал от своей бренной жизни. Жаловался на работу, на тупых стажеров и не менее тупых постоянных работников. А потом Джин стал замечать, что глаза у него красивые. Улыбка, ямочки на щеках. Да и сам он красивый. О нет, этого не должно было произойти, потому что это никак не вписывалось в его жизненные планы. Ему бы учебу закончить, получить стабильный заработок, потом семья, через еще пару лет дети. Но этот мужик своим появлением перечеркнул эти надежды. И все пошло по пизде... Жизнь Сокджина сделала кульбит, неудачно ударившись головой. Юнги привел за собой Намджуна, а Намджун притащил за собой правду. Ужасающую, неприятную, тяжелую, но правду. И заодно в разуме Сокджина наступило прояснение: этому миру плевать на твои планы и ожидания. Лучше никогда не думать наперед, потому что разочароваться будет больнее. Хорошо, что Джин усвоил этот урок. Он закончил институт, но так и не нашел другую работу. В этом уже не было необходимости. Неизвестно, чего больше принесло ему это решения: пользы или вреда. Его отношения с Намджуном стремительно набирали обороты, становились все более тесными, личными, интимными. Любовь на самом деле сводит с ума. Джин начал вариться в этой грязи. Юнги, проституция, выпивка, наркотики, суицид Чимина и причины. Он больше не думал об уходе лишь потому, что Намджун тоже оставался здесь. Его неоправданная преданность Юнги, которая на самом деле заслуживает уважения. Сокджину хотелось верить, что Ким не ошибается, но… Джин отвлекается от мыслей, наблюдая, как Юнги идет с каким-то парнем в глубь зала. Сложно разглядеть обоих из-за толпы вокруг, но даже издалека можно почувствовать напряжение. Они точно не приятели. — Юнги ничего не говорил о Чонгуке? — сам для себя неожиданно спрашивает он у Намджуна, который все это время сидел рядом. Тяжело было решится начать этот разговор, но молчать уже тоже невыносимо. С каждой минутой молчания Джин повышает уровень риска. Дело не в нем, а в Чонгуке, которому он пообещал. Этот парень засел у него в душе. Такой иногда язвительный, молчаливый, слегка нелюдимый — совсем мальчик. И Джин всеми силами пытался оградить его от всего, происходящего здесь, но не смог. Есть его вина в том, что сейчас происходит с Чоном. — Разве ты сам не можешь у него спросить? — на лице Намджуна сразу появляется серьезность и озабоченность вопросом. Приятно знать, что ему не все равно. — Юнги почему-то забрал все ключи от нижних комнат и свой в том числе, — Ким хмурится, отпивая янтарный коньяк из стакана. — А я еще не рассказал ему про тело, — тяжело выдыхает он. Джин оставляет в сторону стакан, который все это время тщательно протирал и наклоняется ближе к нему через стойку. — Это не твоя вина, — сложно подобрать слова утешения, когда речь идет о прикрытии преступления. — Нет, на самом деле я изначально надеялся на это, поэтому предложил сбросить труп в реку. — Тише! — Джин зажимает ему рукой рот. Столкнувшись со странным взглядом, он чуть отдаляется. Намджун резко перехватывает его руку, прижимая к своему горячему лбу. — Как я должен поступить? — холодная ладонь чуть облегчает головную боль. — Думаю, вашей дружбе уже пора отойти на второй план, - неутешительный вердикт. Намджун не поднимает взгляд. Джин снова наклоняется к нему через барную стойку, поправляя второй рукой светлые пряди волос. В такие моменты он не сожалеет о том, что так его планы и не свершились. И он готов еще не один раз пожертвовать своими принципами, спокойствием и мирной жизнью, чтобы вот так вот просто прикасаться к нему, ощущая, что между ними существует волшебная связь, понимание без слов. Сколько бы минусов не было в Намджуне, как бы много он ни ругался матом, ни пил и ни грубил, Джин готов принимать в нем это и пытаться бороться вместе. — Извините, что отвлекаю, — неожиданно кто-то обращается к ним, и Ким резко отстраняется от Намджуна. Он сразу узнает в нем парня, который с недавних пор вечно ошивался вокруг Юнги. Кажется, танцовщик. — Это вам, — он проводит по столу ладонью, протягивая обрывок бумаги. На мгновение натянутая улыбка на его лице блекнет. — Извините, работа, — уголки его губ снова поднимаются вверх, и парень быстро растворяется в толпе. Джин переглядывается с Намджуном и разворачивает сложенный вдвое листок: “помогите”. — Это от него? — сразу же спрашивает Джун, не давая сообразить. Мысли медленно ворочаются в голове. Сразу охватывает вина, и ощущение убегающего времени вдруг становится слишком явным. — Д-да, — заикнувшись, отвечает Джин. Он еще несколько секунд смотрит на кривые значки, наспех написанные, и думает о том, что происходит с Чонгуком. Им удалось еще пару раз поговорить, потому что Юнги сам просил Джина присматривать за ним в его отсутствие. Покормить, например, убраться. Наверное, Мин доверяет ему, но почему-то уже больше четырех дней не обращался. И ключи забрал. Будто он пытается изолировать Чонгука от любых соприкосновений с внешним миром. Табун мурашек пробегает по коже. — Намджун, что нам делать? Он избивает его, насилует. Вдруг все зайдет слишком далеко... — Через пару дней на это место выйдут. Осталось немного подождать. —Кто выйдет? — Юнги садится на свое привычное место рядом с Намджуном, смеряя их обоих пристальным вглядом. И выдыхает, прикрыв глаза. — Налей мне чего-нибудь, - и Джин спешит выполнить просьбу, повернувшись к ним спиной. Мин делает круговое движение головой, разминая позвонки и, легко ухмыльнувшись, кивает Намджуну. — Ну что, как дела, мистер полицейский? — обычно он так не говорит. Человеку, который не знает его, показалось бы, что Юнги пьян или под легким кайфом, но Ким четко отличает все эти состояния и их оттенки. Юнги замкнут, обременен и упорно пытается избавить себя от мучительных мыслей о чем-то, либо о ком-то. Раньше он лучше это скрывал, либо Намджун узнал его еще ближе? — Никак, — пожимает плечами Ким. Он пытается притвориться, что все, как раньше, старается смотреть на давнего друга прежним взглядом, но чувствует, что не справляется. И знает, что Юнги тоже замечает это. Просто молчит, притворяется, что они до сих пор молоды и почти ни в чем не замешаны. — Что значит “никак”, — уже более серьезным тоном спрашивает Мин, подперев голову рукой. Джин ставит перед ним стеклянный стакан. Юнги переводит взгляд с него на Намджуна. Страшно и волнительно начать говорить об этом. У Намджуна сосет под ложечкой. Он уже не первый день чувствует необходимость поговорить с Юнги один на один. Открыто и без капли их обычных насмешек. И не о деле, не о последствиях, а в том, что происходит в его душе. Непонятное, пугающее, и его взгляд сейчас — прямое доказательство этому. Но нужно начать с конца. — Тело выбросило на берег, — почему на его лице не отражается ни единой эмоции? Как будто Мин был к этому готов или даже готовился. Ким продолжает. — Я узнал об этом сегодня утром. Думаю, еще немного и о нем накопают информацию, — Юнги, наконец, отпивает и первые эмоции проявляются на его лице: разочарование и безысходность. Он ничего не спрашивает и даже не смотрит в его сторону. Ким кидает короткий взгляд на Джина и еле заметно кивает. Тот поджимает губы, откладывает полотенце и уходит. Намджун еще несколько секунд ждет, и как только Джин пропадает из поля зрения, он хватает Мина за руку и встряхивает. — Да что с тобой, блять, не так! Ты понимаешь вообще, что происходит? На этот раз тебя точно посадят, — Юнги ставит руку у него перед лицом, качая головой. — Подожди, я допью, — Намджун раздраженно отталкивает его, отворачиваясь. Он смотрит, как тот опустошает стакан и со стуком ставит его обратно. Как достучаться до него? Почему Намджуну кажется, что Юнги уже опустил руки. — Хватит притворяться, что тебе все равно. Я устал смотреть на это цирк, — Мин больше не усмехается. Повисает молчание. Оно тяжелое и невыносимое. — Уже как-нибудь улики нашли? — Юнги вдруг снова серьезен. Намджун поглядывает на него: эти худые руки, бледная, мертвенная кожа, серебряные сережки в ушах, как всегда уложенные волосы, идеально чистая, выутюженная одежда. Но взгляд... Нет в нем борьбы, нет жестокости, нет стремления, надежд, ожидания чего-то. Холодный, потерянный взгляд. — Пока нет, но это дело времени. Буду начеку. Как только что-то обнаружится, сразу предупрежу тебя, — он не собирался этого делать. Слова как-то сами вырвались на волю. Хотя лучше, конечно, было бы прекратить все. Намджун уверен, что Юнги уже тоже этого хочет. Какого-то конца, эпического завершения его не такой уж и плохой жизни в этом баре, чтобы начать новую, где-нибудь в другом месте с другими людьми. Но он все-таки не может сделать за него выбор. Пусть Мин сам решает, бежать или нет. — Ладно, окей, — спустя несколько минут ответил Мин. Они оба понимают, на какой риск идет Намджун, но Юнги слишком тяжело даются слова благодарности. Да и есть ли за что. — Пойдем потусуемся, а то сидим здесь, как пленные, — и он, не дожидаясь, идет вперед. Намджун смотрит ему в спину, гадая, что же на уме у этого человека. Остается только надеяться, что Юнги слишком сильно не любит признавать поражение, чтобы долго говорить об этом. *** Снова увидеть его — разряд тока по телу. Бодрит, возбуждает нервную систему, и Тэхёну уже не хочется спать. Он тихо прикрывает за собой дверь, и прислоняется к ней спиной, опасаясь, что Юнги не сдержет свое слово и ворвется сюда, выпроваживая его на коридор. А Тэхён точно не хочет уходить. Юнги закрывает с обратной стороны дверь. Он сам будет контролировать их время нахождение здесь. Всего одна ночь. Мало. В комнате темно и только маленькая прикроватная лампа горит, как в прошлый раз. Тэхёну кажется, будто он и не уходил отсюда. Чонгук лежит к нему спиной на самом краю кровати. Он худой. И Тэхён думает, что слишком живописный. И отвращения к нему не испытываешь, даже после увиденного, только какое-то благоговение. Уже можно не бояться, не бежать, только смотреть и делать все, что Тэхён посчитает нужным. Он делает несколько первых шагов, не зная, с чего начать. Несвойственное Тэхену волнение охватывает его. Руки чуть дрожат и, он уверен, голос тоже. Чонгук лежит и кажется даже не дышит. Только когда Ким садится на край кровати, он тихо говорит: — Отпусти меня, — и Тэхёна пронзает чувство дежавю, будто все это уже случалось с ним. Может во снах, может наяву. Чонгук говорит слабо, беспомощно, без особой веры в свои слова. Это ведь он Юнги говорит? Значит, Мин не только убивает, но и держит в неволе. И сколько их еще таких было и будет, если ничего не сделать? — Пока что не могу, — отвечает Ким, внимательно наблюдая за реакцией. Вот теперь Чонгук точно задерживает дыхание. А Тэхёна наполняет лишь какое-то тепло, потому что очевидно, что этот кто-то знает его. Чонгук резко оборачивается, и уставляет на него свои черные глаза. Какой-то маленький, беззащитный взгляд птенца. Его черные волосы торчат в разные стороны. Парень пятится назад, пока не падает с кровати на колени и не моргая продолжает смотреть. Ким сгоняет с лица непрошенную улыбку. В его душу просачивается что-то теплое, мягкое, нежное. Так непривычно. И ему даже хочется казаться хорошим в глазах этого парня, хоть он таким и не является. Хочется вырезать из себя все плохое, чтобы ненароком не обидеть, не поранить. И вдруг мрачные картины вчерашней ночи всплывают в его памяти. И Тэхён уже даже не знает точно, когда это было и с кем. Руки, губы, чьи-то прикосновения. Темнота возвращается. Тэхён много чего не хочет, но увидеть или чтобы это еще предположили с этим парнем — ни за что. — Прости, что ничем вчера не помог, — голос по привычке холодный. — Я не в праве вмешиваться в чужие отношения. Знал бы он, как путает эта каждая фраза мысли Чонгука. — Тогда почему ты здесь? - хрипит Чон, крепче сжимая в кулаках край одеяла. Враждебные нотки в его голосе даже слегка задевают, но только усиливают желание доказать, что Ким не враг. Но Тэхён вспоминает свою изначальную цель. — Ты ведь знаешь меня? — сейчас увидеть удивление на лице довольно предсказуемо. Все так смотрят на него. Многие люди думаю, что есть вещи, которые невозможно забыть, но это не так. И даже самые дорогие и близкие уходят в небытие, если так того захочет мир. — Я попал в аварию и потерял память. Возможно, это навсегда. Но я не помню только промежуток жизни. И если ты что-то знаешь, то я прошу помочь мне. Чонгук впервые за все это время отводит взгляд. Он издает странный звук, похожий на приглушенный то ли смешок, то ли стон и сгибается еще сильнее, запуская пальцы в волосы. Тэхён пока не понимает, почему его так ломает, но он впервые за долгое время чувствует себя не одиноким в своей боли. Этот покалеченный человек — отражение его души, которая сейчас точно также корчится внутри, ноет и стонет, просыпаясь каждый день. О ком-то тоскует, кого-то просит. Может именно этот парень расскажет ему о том важном, что нельзя было забывать? Тэхён поднимается и подходит к Чонгуку со спины. Он хочет укрыть его, но вид красных полос, гематом от укусов и засосов парализует. — Это все шутка? Так ненавидишь меня, что решил притвориться мертвым? Скажи, зачем ты здесь и уходи, — резкие слова возвращают в реальность. — Не могу, — Тэхён все же снимает с себя куртку, накидывая ее на чужие плечи. Чонгук снова резко дергается, как будто запуганный им. Снова смотрит, как дикий зверь, но отступать некуда. Его руки хватаются за края одежды, как за спасательный круг, как будто это может скрыть его от взгляда. — Я вижу, что ты знаешь меня и хочу, чтобы ты помог, — твердо повторяет свою просьбу Ким. Чонгук хмурится и морщится. Тэхён пытается поставить себя на его место, чтобы хотя бы приблизительно знать, что испытывает он, но не получается. Может, если они на самом деле были близки, Чонгук знает о нем больше, чем все остальные. — Может, знаешь, где я жил? — молчание. Для обоих решающее. Почему-то Тэхён хочет, чтобы Чонгук прошел его проверку. И когда тот кивает, сердце уходит в пятки. Кима охватывают смешанные чувства. То, что он искал несколько месяцев, сейчас сидит перед ним в своей жалости. И он требовал бы объяснений, если бы так сильно не боялся этой правды. Не хочет Тэхён знать, где был этот человек, когда он только очнулся после аварии, когда узнал, что ничего не помнит, когда было ему невыносимо больно и дико в окружении всех тех чужих людей. Теперь, когда он нашел новую зацепку, можно не торопить события. Главное - не потерять его больше из виду, потому что он единственный, кого, кажется, Тэхён знал. И даже сейчас, ничего не помня, чувствует себя так, будто знакомы они сто лет. — Где это? — более резко, чем хотелось бы, спрашивает он. Чонгук опускает голову, поднимаясь на негнущиеся ноги. Теперь они почти на равных. — Я не знаю точный адрес, но знаю, как добраться, — он обходит Тэхёна и пихает тому обратно в руки куртку. Ковыляя, идет к дверям рядом и включает свет — ванная. Ким внимательно наблюдает за ним. Чонгук что-то достает и возвращается к нему обратно. — Больно двигаться, — виновато и обрывисто говорит он, — поэтому пока помоги мне, — он протягивает аптечку и садится на кровать, сразу опустив глаза. — Все равно нам не выйти отсюда, даже если сильно нужно. Я вообще не знаю, когда смогу выйти отсюда. Тэхён настороженно садится перед ним на корточки, обдумывая, что же делать. — Ты даже район не скажешь? — Чонгук виновато качает головой. Ким тяжело выдыхает. Он открывает аптечку, рассматривая разные средства. Снова нехотя поднимает взгляд на Чонгука, осматривая раны, и решает для начала просто обработать спиртом, а потом забинтовать что нужно. Гематомы помазать охлаждающей мазью. Тэхён начинает с шеи — самого уязвимого и израненного участка. Аккуратно и медленно он продвигается вверх. Чонгук то задерживает дыхание, то шумно выдыхает, то тихо мычит. Когда Чонгук начинает говорить, Тэхён на секунду замирает. — Твоя квартира находится на двадцать третьем этаже. Когда входишь, первое, что бросается в глаза — огромное окно на целую стену. Я до этого никогда не видел такого. Дыхание перехватывает. Весь город на ладони, — Тэхён прижимает ватку к ранке, и Чонгук замолкает. С каждым его словом Тэхёна охватывают неопределенные чувства. Ким представляет это, и ему кажется, что картинки в его голове — не просто плод воображения. Они существуют в реальности. Это все равно, что рисовать Чонгука, никогда не встречаясь с ним. Но Тэхён ведь его рисовал последние несколько дней. Правда, в образе ангела или еще кого, но это просто случайность. Все из-за песни. — Перед окном стоит диван, на котором постоянно лежит несложенный плед. Ты не любил спать в спальне, потому что кровать слишком большая для тебя одного. Постоянно снятся кошмары. Ты никогда не рассказывал, что тебя так сильно пугало, поэтому не могу сейчас передать тебе. Но я думаю, что это что-то очень страшное, ведь ты не такой трусливый, как я. — Тэхён пытается заглянуть Чонгуку в глаза, но тот избегает взгляда. Его ладони напряженно сжимаются на коленях. Боясь спугнуть, Ким просто спокойно продолжает свое дело. — Если пройти чуть дальше, буквально несколько шагов, то с правой стороны будет дверь. За ней мастеркая. Там всегда бардак и много-много картин. Перед тем как идти спать, ты принимаешь душ. Всегда ходишь босиком и пьешь много воды. Любишь лапшу быстрого приготовления. Не знаю, может что-то еще, но мы всегда ели это. А еще… — Чонгук вдруг останавливается. Он глубоко вдыхает, втягивая шею, и медленно выдыхает. Тэхён чувствует, как он дрожит. — Еще ты любишь фотографировать, немного играешь на гитаре, твой гардероб пестрит разноцветными рубашками. И у тебя очень светлая душа. Прости. Повисает молчание. Ким остолбенел, не может пошевелить даже пальцем, по несколько раз прокручивая в голове одну и ту же фразу: “у тебя светлая душа”. Но почему именно это сказал Чонгук? Ни о его внешности, но о картинах, ни о деньгах, ведь Тэхён думал, что у него есть все это, но только не “светлая душа”. Особенно в последнее время он буквально чувствовал в себе злобу, который как будто не один год копилась в нему и рвется наружу, это желание отомстить. Почему-то до этого момента Тэхён не думал о том, что чувствуют те люди, которых он забыл, и каким он был в их глазах, и за что Чонгук отчаянно пытается извиниться. Ким только хочет спросить, но сразу же понимает, что ничего уже сегодня больше не услышит — Чонгук заливается слезами. Его глаза стеклянные, и он кусает губу, комкая в руках свои штаны, и неотрывно теперь смотрит на Тэхёна. Ким знает, что где-то он уже видел. Чонгук совершенно обескураживается, запуская руку в его волосы, убирая их назад со лба, ведя обратной стороной ладони по щеке вверх, и чуть ли не валится на него, сползая с кровати на пол к Тэхёну, бормочет что-то совершенно неразборчивое, вперемешку со словами извинений, соплями, всхлипами. Тэхёну дико от такой неожиданной близости незнакомца. Ему неловко и даже слегка неприятно видеть эти слезы, но он понимает, что так не должно быть. Чонгук ведь не виноват в его потере памяти и атрофированных чувствах. Скорее всего. Тэхёна в этот момент выбрасывает в другую реальность. И это тоже уже было с ним. Ванная, вода, белая мгла кругом, кто-то навзрыд просит прощения. Но Тэхён ни на кого не обижается, ему просто до боли в груди сжимается сердце за этого кого-то, но к Чонгуку в этот момент он не испытывает буквальным счетом ничего. — Я т-так счастлив, что ты жив. Я не могу поверить, — заикаясь, хрипит парень. — Скажи, что это ты, Тэхён, — но тот молчит, потому что не знает. В памяти не наступает неожиданного просветления. Все такая же тьма. Этот парень точно помнит и знает его, а вот Тэхён его — нет. — Мне жаль, — хуже слов не подобрать, но они и единственные возможные в этом случае, по крайней мере правдивые. Если бы мог, Ким простил бы этого парня. Просто, чтобы так не мучился, но он не может, потому что не помнит, за что должен прощать. И это замкнутый круг. Незнание злит, раздражает, но Чонгук очевидно слишком разбитый для того, что все подробно рассказать. Ким встает, чуть оттолкнув парня от себя, и протягивая ему руку. Тот смотрит на него опустошенно, шокировано. Должно быть он ожидал другого. Чонгук снова чувствует себя преданным, как и вчера. Это не Тэхён, но Тэхён. Он любил его, но не знает теперь. Сейчас его голова взорвется. Чонгук не поднимается на ноги. Он отворачивается к Киму спиной и сам заползает на кровать. Слезы вдруг закончились. Правильно, это просто воспоминания нахлынули, непонимание всей тяжести ситуации и вообще реальности того, что Тэхён не помнит его. Но он правда не помнит. “Их” уже не существует в его памяти. Только “кто-то” и он. Но даже когда Тэхён ложится рядом, Чонгук не может удержать свои руки. Он гладит его волосы, нежно перебирая все те же, когда-то белые пряди. В глаза не смотрит, потому что не хочет больше обременять этого Тэхёна своими чувствами. Он бы мог сейчас сказать, что на самом деле любит его даже таким, но не хочет слышать в ответ тишину. — Можно, я тебя поцелую? — вдруг спрашивает Ким, и Чонгук замирает, все-таки попав в ловушку чужих глаз. Он мотает голову, потому что не хочет марать Тэхёна своей грязью, не хочет, чтобы тот почувствовал его измену, будто это знание может передаться через поцелуй, даже если сейчас это уже не имеет значения. Но Ким все равно целует. Ему интересно знать, какого это, когда тебя по-настоящему любят. А Чонгук любит, все кричит в нем об этом. Губы его с железно-кисловатым привкусом. Он не сопротивляется, не отвечает, не дышит. Тэхён делает свои выводы. Он вернется за ним.