***
В квартире витала вдохновляющая атмосфера. Приглушенный свет создавал уют, а по комнате витал запах фруктового чая и снежной зимы, доносящей морозный запах из окна. Марина сидела, полностью закутавшись в плед, держа в одной руке чашку зеленого чая, который отчего-то ей уж очень полюбился, а в другой руке книгу, для пущего вида натянув на нос круглые очки из стекла, как у Гарри Поттера. Она тихо, но с интонацией читала одну из самых популярных книг Рэя Брэдбери, думая, что Глебу было бы интересно узнать, о чем она. Как повезло, что блондин забыл сказать, что и сам читал ее. Приятный голос девушки обволакивал каждый уголок комнаты, заставляя грифель карандаша тихо шаркать по бумаге, иногда что-то зачеркивая. Глеб иногда поглаживал ее ноги в смешных носках с котами, что умостились на его коленях, продолжая писать текст. Он лился на бумагу так легко, что это приносило лишь одно удовольствие. Нет, конечно, Глеб любил свое хобби, иначе, зачем ему было вообще заниматься этим? Но обычно каждый трек создавался не менее, чем за неделю, приписывая кусочки через некоторое время, а тут Глеб лишь кидал взгляд на свою возлюбленную и в голове автоматически появлялась идеальная строчка. В который раз заметив его заинтересованный взгляд на себе, Марина оставила закладку на странице, прикрывая книгу и откладывая. Сделав глоток чая, она решила проверить, когда он поймет, что она перестала читать. — Ты такая красивая… — Ты меня не слушал! — обиженно буркнула девушка, все же расплывшись в смущенной улыбке. Глеб и в правду ее не слушал, но слышал. Как ее голос иногда стихал на интересных моментах и чуть поднимался, когда она, видно, была чем-то недовольна. Заметив в его руке карандаш, Марина так легко рассмеялась, делая атмосферу еще уютнее. Так он все это время писал что-то! — А ты никогда не пила зеленый чай, — он втянул приятный запах в свои легкие, откладывая скетчбук, используемый им для текстов песен, а не рисования. Уж больно он не любил блокноты в клетку и линейку. — Не думала, что ты заметишь. Девушка наклоняет голову набок, продолжая обворожительно улыбаться такому приятному чувству. Он запомнил. Она в принципе никогда не выставляла свою нелюбовь к зеленому чаю на показ, так что то, что он заметил, действительно грело душу. Значит, он замечал вещи, связанные с ней. Марина ни за что не смела бы сомневаться в его любви к ней. Но она же девушка, она не может без предрассудков. Вдруг, не любит? Вдруг, ему просто удобно, что она рядом? Эти вопросы часто всплывали в ее голове, но никогда не задерживались там надолго. Он сам их вытеснял своими поступками. Она в принципе любила в нем все, каждый недостаток и каждую деталь. Светлые блондинистые волосы, которые он хочет отстричь, глубокие зеленые глаза, чувственные губы, его худощавое тело, с еле заметными кубиками, любовь к собакам (хотя сама она души не чаяла в котах), радостную улыбку, когда он вновь появлялся на сцене и искреннюю любовь к фанатам, что ценили его творчество, заинтересованность в своем хобби и уважение к друзьям. Казалось, будто она его знала кардинально. Единственное, чего она боялась, так это то, что в один момент у нее могут это все отнять, не давая больше и прикоснуться к его миру и кончиками пальцев. Глеб смотрел на нее и понимал, как сильно он ее любит. Коричнево-рыжие волосы, безумно мягкие и красивые, которые она все хотела отстричь, теплые медные глаза, согревающие по ночам, пухлые губки, подтянутое, но не спортивное тело, еле заметные веснушки, любовь к котам, даже самым беспородистым (хотя сам он души не чаял в собаках), необъятную любовь к шоколаду и мятным конфетам, любознательность, попытке помочь всем, кому можно, бесконечную преданность друзьям, даже тем, что оставила в другом городе и тихий приятный голос, что обволакивал его весь вечер. Он знал ее почти точно полностью. Одно из немногого, чего он боялся, так это то, что однажды она уйдет, и заберет все, что дорого ему и его сердцу. Нельзя так любить. — Как я мог не заметить, если ты часто говорила об этом? Марина пожимает плечами и перелезает к нему, обнимая и сладко утыкаясь носом в ключицы. Он обвивает руками ее талию, залезая руками под безразмерную футболку. Она издает звук, похожий на мурчание котов с явной улыбкой на губах. Они от этого легко смеются, не прерывая объятий. Через некоторое время, они чуть разлепляются, оставаясь в объятиях друг друга. Марина вновь берет книгу в руки, начиная читать ее с момента, где остановилась, а Глеб продолжил писать новый текст для трека.***
Очередная тарелка, случайно попавшая ей под руку, с треском и звуком битого стекла летит вниз. Сцена ревности, в который раз безжалостно убивающая тарелки. — Ты думаешь, я не вижу?! Как ты смотришь на нее! — всплескивая руками, Аня яростно истерила, вновь закатив истерику. — Да что, ты блять, видишь?! — Слава стоит рядом с ней, прижимая к себе, и неосознанно оставляя на запястьях синяки. Она злобно сверкает глазами, начиная вырываться. Оказавшись на долгожданной свободе, Аня резко отскакивает от русоволосого, хватая кружку со стола, когда Михайлов вновь хочет подойти к ней. — Ты же ее любишь! Ее, а не меня! — Мы с тобой уже разговаривали на этот счет, дура! Он откидывает голову назад, когда она в очередной раз заводит разговор о Марине. Если сначала все было спокойно, и она, вроде с пониманием отнеслась ко всему, то сейчас каждую неделю он был удостоен скандала. То он не так посмотрел на нее, то обнял дольше обычного «долго», то купил ей, к слову, попрошенную шоколадку, на которую Кондратьева еще и деньги пыталась впихнуть, а ей нет, то… Да можно бесчисленно перечислять, что он сделал не так, по отношению к Ане! По ее словам, по крайней мере. — Разговаривали. Но ты ее любишь! — она всплескивает руками и стакан летит в стену, прямо в картину, которая с таким же грохотом падает вниз. — Я, блять, тебя… — он на секунду замолкает, понимая, что не может соврать ей в этом. Как бы то не было, он не любил Аню. — Я в тебя влюблен, идиотка! Когда же ты поймешь это?! Орлова, всплеснув руками, безумно откидывает волосы назад, тыкая в него пальцем. — Видишь! Видишь, ты не можешь сказать, что любишь меня, хотя я могу! Я могу сказать, что люблю тебя… Неожиданно резко она успокаивается, а на ее невероятных серо-зеленых глазах застывают слезы вместе с обидой. Руки опускаются, а волосы опять скатываются на лицо, прикрывая мокрые дорожки от его глаз. Поняв, что ее очередная истерика закончилась, он мягко улыбается, подходя к своей девушке. Нежно убирает волосы с ее лица, смотря прямо в глаза. Пальцами вытирает слезы и потекшую тушь с ее щек, одной рукой за подбородок поднимая ее лицо. — Успокоилась? — улыбнувшись, он убирает локон за ее ушко. — Ага, — бесцветно кивает на его вопрос, отведя взгляд вниз. — Нют, ты просто не понимаешь. Я влюблен в тебя, а это первый шаг к любви. Такой же, как и у Марины с Глебом, раз ты им завидуешь, — она поднимает на него заплаканные и ошарашенные глаза. — И вовсе я не завидую! — обиженно складывает руки на груди, стараясь отвернуться, но Слава не дает, еще сильнее улыбаясь. Он прыскает от смеха, все-таки заметив сомнение в глазах, после произнесенной фразы. На самом деле, Аня завидовала им. Не черной завистью, а как-то по-доброму, радуясь за них. Они часто обнимались, часто говорили «люблю тебя», Марина иногда скромно целовала его, стараясь не особо попадаться на глаза друзей, они смеялись, вместе поедали пиццу и играли с волосами друг друга. А взгляды друг на друга такие нежные-нежные, что Ане только и оставалось тихо завидовать им, в их присутствии, и закатывать истерики в присутствии Славы. — Это единственное, что ты поняла из того, что я сказал? — он лукаво улыбается. Аня вдруг резко стушевалась. — Ну, нет… — она тяжело вздыхает. — Прости за опять испорченную посуду. Я тебя люблю. Она тянется к его губам и почти губительно нежно целует. Славе хочется верить, что это лишь маленькая ложь во благо, и он не губит девчонку собственными руками, что позже, он сможет и в правду полюбить ее и отпустить такую наивную привязанность к Марине. Слава притягивает ее ближе к себе, медленно и тягуче прекрасно целуя ее пухлые губы. Аня улыбается и за шею тянет ниже, вставая на носочки. Они аккуратно пробираются к спальне, стараясь не задеть осколки побитой посуды, которую завтра будут вместе же убирать. Как же Михайлову хочется подолбиться об стенку. Так, чтобы пробить себе череп и наконец-то понять, какое чудо он имеет рядом. Анна Орлова — это чудо, а он может его отпустить, только если другая вдруг неожиданно потянется к нему. Ее поцелуи не сносят крышу, но приятны, точно также как и секс. Она, честно говоря, была настолько обычной, что не вызывала особых эмоций. Он уверен, что если бы его еще раз поцеловала Марина, как в тот раз, под возбудителем, он бы сам проявлял инициативу и постанывал от удовольствия, прирыкивая. Он уверен, что секс с ней был бы самым нежным и восхитительным в его жизни. Он может столько всего сказать про нее, столько всего необычного описать в ней. Слава испытывает такой жгучий стыд, что хочется кричать. Какая же он тварь. Находясь со своей девушкой, он думает совершенно о другой, которая в добавок была еще и девушкой его лучшего друга. Он не заслуживает Нюту, и точно не был в нее даже влюблен, она лишь симпатизировала ему. Он должен восхищаться ею, и уметь описать ее особенности, то, за что она ему нравится. Но ведь она настолько обычная, если брать в расчет все, кроме внешности. Она любила платья и красивый маникюр, прогулки по магазинам с подругами, студенческие тусовки, высокие шпильки и кроссовки, поочередно меняя, любила модную и дорогую одежду. Это было настолько неинтересно для него, что Слава чуть ли не задыхался от своих эмоций, не понимая, зачем нужно было влюблять ее в себя. Он был чертовым идиотом, и эгоистом, который губил девушку, не предназначенную ему. Аня была лишь заменой, настолько очевидным чувствам. Слава отвратительный человек, после всего этого, он мог со спокойной душой это признать. И все же отпустить странную любовь к Марине — он не мог. Как бы не старался.