***
Проснувшись в девять утра, Глеб тщательно прощупал вторую сторону кровати, убеждаясь в том, что она давно пустует. Приподнявшись на локтях, он замечает телефон под подушкой, валяющиеся на тумбочке рядом наушники и рюкзак в углу. Значит, Марина дома. Натянув на себя спортивные штаны, он медленно поплелся на кухню, так как в ванной никого не было. По квартире витал запах жареного мяса, что было чересчур странно. Обычно с утра Кондратьева готовит что-то легкое, а иногда и вовсе просто кофе. Спустившись вниз, он слышит негромкую музыку с телевизора, и, зайдя на кухню, застает странную картину: Марина сидит за столом, перед ней сковородка с мясом, а сама она просто так наворачивает его. Нет, конечно, он не был против этого, но это было невероятно странно. — Похудеть, говоришь, надо? — он подходит к кофемашине, включив ее. Девушка при его словах конкретно дергается, быстро проводя по щеке. Заплаканные глаза он сразу же списывает на вчерашний инцидент, а ее забавная мордашка прямо-таки впечатляет. — А я и так красивая, — а еще очень скромная, сказал бы Глеб, но молчит, наблюдая, как девушка продолжает задумчиво жевать еду. — Правда же? — Конечно, — он подходит к ней, целует в макушку и отходит обратно, начиная делать им обоим кофе. Нервно сжимая в руках вилку, Марина думала. Что, если не говорить? Тянуть долго явно нельзя, но пока она может позволить себе такую роскошь. Хотя бы следующие две недели. А если что, можно и искусственно родить, но на это, скорее всего, потребуется мамино разрешение. Сунув в рот еще один кусочек мяса, девушка вдруг остановилась. Резко захотелось чего-то сладкого, и она почти даже встала за конфетами в пиале, как остановила себя. Переменчивость, и вот такое хотение сначала мяса, а потом конфет — это один из признаков беременности, если не явный крик в лицо: «Я беременна!!!». — Ты чем сегодня занят? — спросила Марина, чуть покачивая головой в такт музыке. — Как обычно, альбом делаю. Ты что-то хотела? — он мимолетно взглянул на нее, оторвавшись от телефона. — Нет, прости. Я просто хотела погулять, но ладно, я подожду, нет проблем, правда, — быстро тараторя, она поднялась со стула, принимаясь мыть сковородку. Как-то слишком яростно, и чуть сжавшимися скулами. Почему все так невъебенно раздражает? — Пошли сейчас? С утра все равно все сливаю, — он откинул телефон, облокачиваясь на стол. — Правда? Пошли! Я одеваться! — крикнула девушка уже с лестницы, а Глеб лишь посмеялся над этим ее ребячеством.***
Время летело невероятно быстро, и останавливаться не желало. Оно все шло и шло, а Марина также молчала. Боялась. Тянула, и тихо плакала в подушку рядом с Глебом. Хотелось поделиться с кем-то, но даже Влада, успокаивая ее в туалетах, не знала истинной причины этому. Ради достоверности, ходила в объемных худи, хотя скрывать еще нечего было — живота еще не было, но он относительно быстро рос. Косметика испарилась вовсе, смысл делать макияж, если после смоешь все своими слезами? Безумно хотелось поговорить с кем-то, вылить все происходящее на душе, без осуждений, без принятия решений, а просто, чтобы выслушал и поддержал. И она знала, кто мог ей помочь. Медленно плетясь в сторону студии, Марина щурилась от яркого солнца, обходя лужи, оставшиеся от снега. Это уже конец марта. Как быстро время летит. Красные глаза стали постоянной атрибутикой ее образа, точно также как и все объемное. Зайдя в студию, девушка приветственно обняла парня, чмокнув в губы Глеба, который, не отрываясь, продолжал что-то тыкать. Обняв Аню, она устало положила голову на ее плечо, пока шатенка понимающе гладила ее. Сама девушка прекрасно понимала Марину, сама как-то была беременна и слишком быстро разглядела эти симптомы в Кондратьевой. Сказала сразу, что нужно что-то делать, сидеть на месте с таким нельзя. Девушка согласилась, но предпринимать что-то все же отказалась. — Можно я пойду погуляю со Славой? Там ничего такого, я просто… — она искренне смотрела на Аню, на что та ее перебила, мягко улыбнувшись. — Иди, я же знаю, что вы давно с ним дружите. — Спасибо. Марина медленно встает, идет к Глебу. Шепчет что-то ему на ухо, обнимает, целует, а после направляется к Славе, за локоть утаскивая того со студии. Он непонимающе смотрит на нее, но следует вслед за ней, даже не говоря отпустить его. Дойдя до ближайшего парка, где было не очень много людей, Марина также уверенно идет к ближайшей лавочке, сажает русоволосого туда, садится рядом, и уткнувшись в его толстовку, начинает рыдать. Михайлов теряется и неловко кладет руки на ее плечи, притягивая ближе к себе. Марина обнимает его и льет слезы на него, слыша лишь тихие слова поддержки. Это ведь то, чего она хотела, почему легче не становится? — Ну чего ты? — он уткнулся лицом в ее волосы, пропахшие лаймовым шампунем, с явной тревогой в глазах смотря на девчонку. — Слав, почему все так плохо? — Что случилось? Расскажи, — он треплет ее по волосам, и смотрит в ее заплаканные, искренние глаза. — Знаешь… — хлюпает носиком, кривя губы. — А я беременна. Наступает тишина. Марина молчит, дает переварить сказанное ею, она ведь сама не могла смириться с этим сначала. Не верила, что правда. Отрицала очевидные вещи до последнего. — Я боюсь. Совсем не знаю, что делать! Рожать я не хочу, мне это еще не нужно, я сама еще ребенок, какие дети?! Просто… Я не знаю, что делать, Слав, не знаю… Марина всхлипнула еще раз, сжав в кулачках толстовку друга. Они сидели молча. Кондратьева лежала головой на его коленях, пока парень успокаивающе гладил ее по волосам. Они смотрели в разные стороны: девушка в цветное небо, парень вниз. Ему было нечего сказать, мысли в голове метались, не давая ухватиться и за одну. — Кхм… Глеб знает? — Слава итак знал ответ на этот вопрос, даже догадываться не нужно было. — Не знает… — она тяжело вздыхает, перемещая взгляд медных глаз на русоволосого. — Я не знаю, как он отреагирует. Он не станет ставить меня перед выбором: он или ребенок. Но и оставить он меня тоже не сможет, Глеб ведь меня любит. Так что решать должна я сама, но выхода из этой ситуации я не вижу. Делать аборт? Я боюсь. Рожать? Еще больше боюсь. Я просто не знаю, как будет правильно, что не будет ошибкой. — Что бы ты сейчас не выбрала, Марин, все будет правильно. Ты еще молода, я так понимаю, если делать аборт, есть такая возможность, что ты останешься бесплодна, если рожать — да ты еще даже школу не закончила! — он всплескивает руками. — Ошибка уже совершена, хуже ты не сделаешь, поверь. Марина улыбается, смотря на парня. Он говорил так искренне, не заставлял что-либо выбирать и предпринимать, был к ней нежен, выслушал все переживания. Ей этого стало чуть не хватать с появлением Ани, но она также была хорошей, и Слава не мог быть все время один только потому, что есть она. В конце концов, могло быть хуже, намного. Сейчас она может с ним общаться. Этого достаточно. — Спасибо, — тянется, нежно целуя его в щеку, а после ложится обратно, отводя меланхоличный взгляд в светло-фиолетовое небо.***
Марина думала. Над словами Славы, над своими мыслями. Над тем, что стоит сказать маме. Но у ее мамы и так достаточно забот, идет активная подготовка к свадьбе, которую перенесли на неизвестный срок из-за того, что невеста, примеряя платье, сказала, что ничего не будет, пока она не родит. Истекающее время ждать ее решений не собиралось, появлялся небольшой живот, а ее мысли оказались сосредоточены точно на проблемах, коей и являлся еще не рожденный ребенок. Иногда, совсем случайно, Марина заставала себя за тем, как ласково поглаживает живот, совсем как это делают молодые мамочки. Но ее мысли все больше и больше склонялись к варианту с абортом. Но ведь это означает убить чудо, которое сейчас сидит в ней и надеется на свою маму! Тут же мотает головой от этой мысли. Она только что назвала себя мамой? Хотелось бы это отрицать, но именно так все и было. Слава стал чуть более осторожным в объятиях. Зная о ее проблеме, он старался всячески помочь, не раскрывая свои знания другим. Спрашивал, хочет ли она чего, помочь ли донести учебники до школы с утра и обратно, при условии, что сам не выспался, смотрел на Аню, ища понимание, которое та ему давала, зная, что они друзья, старался не обращать внимания на ее руки, расположенные на животе, совсем легонечко шлепая ее по лапкам, чтобы никто не заметил. И, в принципе, никто и не замечал. Марина шифровалась как могла, не показывала периодически проявляющиеся странности и аккуратно убегала в туалет. Но она все также тянула с решением. Тянула и тянула… Пока вдруг не стало ясно — поздно.