The Other Was a Star-Shaped Hole

В горле Сэма есть пиявки. Он чувствует, как их зубы впиваются в слизистую, когда дыхательные пути медленно закрываются, а тела набухают. Сэм рефлекторно вцепляется пальцами в шею, но такое действие будто заставляет их погрузиться в кожу еще глубже. Это выводит, и он должен сообщить о них кому-то, потому что больше не может делать вид, что все нормально, скрывая Ад внутри. Пиявки двигаются, поднимаются к носу и выше… Они сделают Сэмовы глаза черными, если все-таки доберутся к ним. И это нужно прекратить. Он ищет что-то острое - что-то, что можно использовать, чтобы очистить себя от всей этой гнили, но руки внезапно становятся обездвиженными из-за мохнатых насекомых, роящихся вокруг них. Парень пытается выдавить крик сквозь полностью забитое горло и просыпается. Просыпается, когда действительно кричит. Его руки все так же обездвижены, но теперь благодаря чужим человеческим ладоням, и хватает всего нескольких секунд, чтобы отойти от кошмара. Дин сидит на нем еще где-то минуту, крепко сжимая, затем переваливается на свое место на кровати. — Есть кровь? — спрашивает Дин. Сэм вздыхает, желая пропустить эту «контрольную проверку» и вновь заснуть, но знает, что старший брат просто так не отступит, поэтому просто покорно осматривает свой нос, рот и ногти. — Нет, ее нет. — Температура? Да, было несколько ночных случаев, когда кожа Сэма достигала такой температуры, что к ней было чуть ли не больно прикоснуться, а он сидел и ничего не предпринимал, пока Дин не опускал его в ледяную воду. Но сегодня не тот случай. — Ниже тридцати восьми. — Тошнота? Сэм вспоминает о пиявках, о том, как их тела толкались в горле друг с другом, когда они жадно впивались в слизистую. Но блевать ему не хочется — желудок лишь просто болит. Ну, это естественно, ведь парень не ел несколько суток. — Под контролем. — Боль? Этот вопрос является самым худшим. Они всегда умели притворяться, но сейчас скрыть физическую боль сложнее всего. Сэм знает, что Дин ненавидит себя за то, что ничего не может сделать, когда его брат корчится. Однажды младший Винчестер пробовал не шевелиться, чтобы не заставлять свое тело отзываться болезненными импульсами, что позволило тщательно скрыть ужасные ощущения от старшего. Но потом он его раскусил. И реакция на ложь оказалась намного хуже реакции на правду. Дин всегда раскусывает Сэма. — Шесть из десяти. Дин вздыхает, и в тусклом свете их спальни Сэм видит, как он роняет голову в ладони, закрывая лицо. — Сможешь выпить кое-что? Сэм снова вспоминает о пиявках и закрывает глаза. — Не сейчас. — Сэмми… — Позже, Дин. Все, чего я хочу сейчас, — это поспать. Дин молчит в течение долгого времени, а это значит, что он собирается сдаться. Сэм знал, что так и будет. Сегодня он поддается проще, чем всегда. — Перевернись на живот, — говорит русоволосый. Сэм открывает глаза, чтобы посмотреть на него. Тот сидит без рубашки рядом. Они так и не купили шторы для второго этажа, поэтому окно спальни остается обнаженным и открытым, позволяя свету из широкого Канзасского неба проникать в комнату и волшебно ложиться на торс Дина. Его лицо остается в тени, но Сэм понимает, о чем он просит. — Дин, тебе не нужно… — Я хочу. Давай, перевернись. Ты говорил, что это помогает. — Да, это так, — тише произносит Сэм. Он с трудом переворачивается, и становится неловко из-за того, что Дин может наблюдать за тем, как ему трудно только лишь поменять позу. Но когда его живот все-таки касается матраса, руки брата появляются на спине мгновенно. — Теперь я в порядке, — пробормотал Сэм в подушку, которая вся пропахлась ими. Он вспоминает, как говорил Дину, что тот не нанимался его сиделкой, на что получил лишь слабую улыбку, а после его старший брат продолжал перевязывать ему лодыжку. Сейчас он проводит ладонями по бокам и ногам Сэма, начиная со ступней, а затем просто легко и мягко массажирует напряженные мышцы. Дин любит касаться брата в такие ночи, когда у него нет ни рвоты, ни крови, ни галлюцинаций. Он двигается медленно, потихоньку обнажая кожу Сэма, уделяя особое внимание шрамам и почти зажившим швам. Темные мысли и существа не кажутся реальными сейчас, в раннем утреннем времени. Они будто застряли где-то между кошмаром и бодрствованием. Сейчас, в лунном свете Дин будет делать то, что никогда не стал бы делать при дневном свете, например: гладить подушечкой большого пальца область вокруг шрама, который изогнут на бедре Сэма, наклоняться и оставлять поцелуй там, где он заканчивается. Последние несколько ночей он только это и делает — целует каждый миллиметр родной кожи, пока не добирается до желанных губ. В тихой темноте рассвета, который едва-едва начинается, Дин иногда позволяет Сэму дарить ему те же прикосновения, путаться телами и прижиматься кожей к коже, пока их не сотрясают самые волшебные ощущения в мире, когда они держаться друг к другу так близко, как только могут. В такие моменты они выражают все чувства, которые не могут выразить словами, с помощью тел. Прикосновения друг к другу становятся более привычными. Это немного приводит в порядок их собственный безумный путь. Они потеряли слишком много в прошлом, и это является смыслом хвататься друг за друга так отчаянно, будто в следующую секунду один из них собирается исчезнуть. Но пока еще есть время. То, что происходит сейчас, похоже на сделку Дина, за исключением того, что на этот раз это хуже, потому что им отведен не один год, а черт его знает, сколько. Кажется, что с каждым зомби и существом их совместная жизнь становится короче на день. И когда Винчестеры касаются, чувствуют присутствие друг друга, они еще и находят спасение от этого ужасного мира. Сэм побеждает существ, не нанося себе физические увечья, уже несколько недель. Первый из них появился, когда он и Дин завтракали на крыльце, наслаждаясь неимоверно теплым осенним днем, и он убил его, используя только лишь свой разум. Винчестеры стали истреблять зомби более уверенно. Так, будто делали это на протяжении многих лет. Половина, правда, скончалась на электрическом заборе, и Дину оставалось только отложить мачете и отдохнуть. Сэм не потрудился встать, когда почувствовал пришествие существа. Он даже не поднял глаза — просто обхватил руками колени и засунул в них лицо, сосредоточившись на ране внутри, которая ныла, гноящаяся отравленным куском Ада. Это было похоже на то, будто Люцифер возвращается в него вновь и вновь. Он не потерял сознание, когда существо исчезло в воздухе, и ему даже удалось подняться на ноги, когда подбежал Дин, готовый осмотреть тело Сэма на наличие травм. — Я сделал это, — попытался сказать Сэм, но он кашлянул. Кашлянул кровью, которая брызнула из его носа и рта. Кровотечение продолжалось достаточно долго. Сэм все время держался за руку Дина, как будто он был маленьким ребенком. Русоволосый заставил его выпить апельсиновый сок, который он потом еще и пытался не вырвать. В тот вечер он заснул, положив голову на плечо Дина, который был рядом и лежал с ним под одним одеялом. В некотором смысле действительно стало легче. Хоть и каждый бой с существом оставляет Сэма слабым и с головной болью, большинство непосредственных последствий уменьшилось. Только чтобы постичь Сэма в остальные дни. К счастью, кровоизлияния повторяются не так уж и часто, а у Дина есть запас крови под рукой. Когда-то он спер целый контейнер пакетов с кровью из больницы. Тошнота почти постоянна, но Сэм закрывает на нее глаза, отшучиваясь тем, что поварам многих закусочных повезло из-за того, что он больше у них не ест, ведь они точно сочли бы извержение желудка за оскорбление. Длинноволосому почти всегда удается справляться с болью. В конце концов, он Винчестер — человек, который создан, чтобы делать это. То, что происходит с Сэмом в этот период, является чуть ли не самой худшей вещью за всю его жизнь. Они появляются неожиданно и могут длиться от нескольких минут до нескольких часов, оставляют длинноволосого дезориентированным, сотрясаящегося в ужасе от того, что он сделал в то время, которое не может вспомнить. Дин практически не отходит от брата. За исключением абсолютно необходимых обстоятельств, например, когда у них кончается еда или лекарства, которые держат температуру под контролем. Он потратил целый час на то, чтобы доказать младшему, что во время приступов тот ничего не делает. Просто сидит. Сэм знает, что для Дина эти моменты еще хуже, чем для него самого. Потому что в эти моменты Сэм не узнает его. Именно из-за этого такие ночные моменты кажутся и ощущаются гораздо важнее. Когда Дин прикасается к Сэму, тот дышит в такт с движениями его пальцев. Руки русоволосого плавно скользят по широкой спине, расслабляют литые мышцы, большие пальцы давят на выпирающие позвонки. И младшему стыдно перед старшим из-за того, что он довольно-таки заметно похудел. Стал более сухим и тощим. Будто читая его мысли, зеленоглазый выдает: — Зато ты все еще выше, — он слегка ударяет его по лопаткам, затем смягчает жест, наклоняясь и целуя в затылок. — Ага, и все еще могу надрать тебе задницу, — Сэм зевает, — в камень, ножницы, бумага. Дин фыркнул, потом, закончив с массажем, осторожно перевернул брата на спину. — Может, тебе все-таки стоит попробовать подчинить всех этих тварей… — Может быть… Старший Винчестер убирает волосы с лица младшего. Оба они притворяются, что не замечают, как подцепленная пальцами небольшая прядь выпадает. Сэм теперь почти спит, но находит в себе силы подвинуться ближе к родному телу, положить голову на грудь, дабы просто услышать мирное сердцебиение. Собственное сердце Сэма часто пропускает удары, оно трепещет за ребрами, как беспокойная птица в клетке. «В некотором роде я подхожу на роль такого лидера» — думает Сэм. Он был проклят через шесть месяцев после рождения, впервые скончался в двадцать три года… Только благодаря казне Ада и безжалостной любви его брата, Сэм получил второй и третий шанс. И стоит ли тогда вновь переходить на темную сторону? Его тело не выдержит долго. Но они не говорят об этом, как и о сотне других вещей: как по всему дому по стенам пляшут антиангельские сигилы, как Дину удается платить за всю еду и скрывать газеты от Сэма. Они не говорят и о том, что люди, подобные Джесс, их маме и отцу, могли бы сказать, если бы увидели их отношения сейчас. В глубине души Сэм всегда знал, что так оно и закончится — в крови и огне. Но ему хватает банальной радости из-за того, что придется сражаться с силами Ада, а не вести их, и он сделает это с Дином. Он целует его в грудь, туда, где отчетливо бьется сильное сердце. А затем слегка прикусывает мягкую кожу, пока Дин рычит ему на ухо… Да, определенно, все существа в голове Сэма в такие моменты перестают казаться реальными. И он почти может поверить, что все будет в порядке.

*

— Возможно, это был последний. Дин кладет руки на плечи Сэма в успокаивающем жесте, проверяя его глаза, рот, кожу. Его голос дрожит каждый раз, когда он говорит это. Длинноволосый не отвечает. Лишь потирает левый глаз, пытаясь убрать размытость. Правый — безнадежен; два дня назад Сэм почти перестал им видеть. Это было едва ли не первая часть тела Сэма, на которой отображались все следы внутренней борьбы. Дин снял все зеркала в доме, когда его брат начал выглядеть плохо. Поэтому тот пробрался в гараж, пока первый спал, и посмотрел в боковое зеркало «Импалы». Казалось, что на него смотрит самый настоящий зомби: бесцветная кожа плотно обтянула кости, щеки и шея покрылись странными темными пятнышками, волосы стали намного реже, обрамляя и без того тонкое лицо. Это было жуткое зрелище, но Сэм вздохнул с облегчением. Его слабовидящий правый глаз был не в лучшем состоянии, но он хотя бы не являлся черным. …Дин пытается поднять его с того места на полу, где он рухнул в гостиной, уничтожив существо, которое плавно и стремительно поднималось по ступенькам у крыльца. Они становятся более смелыми, злыми… но никто все равно не может войти в дом благодаря защитам. — Пойдем. Сэм автоматически проходит обычную проверку возможных осложнений, когда болезненно поднимается на ноги. У него нет ни кровотечения, ни рвоты. Только вот парень все равно не может вспомнить, что они делали до появления существа, но это нормально. Это ничего. — Дин… — Мы собирались пообедать, — отвечает Дин на невысказанный вопрос. Его руки скользят по ребрам Сэма, когда тот наклоняется к нему. Теперь он достаточно худой и думает, что Дин может почувствовать ангельские сигилы, когда-то давно выженнык Касом на костях, прямо через кожу. — Ты не завтракал, помнишь? Ты был… не в духе. Сэм не помнит. Его правая рука болит, под ногтями кровь, кожа в области волос неприятно покалывает. Его воспоминания про Ад начали просачиваться сквозь яму в сознании, заставляя забывать, что он больше не животное, попавшее в клетку. — Прости, — говорит он Дину. Простое извинение является единственным, что он может сделать сейчас, и этого недостаточно. Этого никогда не хватало, чтобы восполнить все, что он сделал, и все способы, которыми он был не прав. Сэм знает, что должен был извиняться перед Дином всю жизнь. Русоволосый игнорирует извинения и опускает Сэма на кухонный стул. — Что насчет яблок? — спрашивает он, открывая холодильник. — Да, конечно. Яблоки, — второй кивает. Желудок уже начинает бунтовать при упоминании о еде, но его владелец столкнулся с Адом. И благодаря своему брату вернулся. Самое меньшее, что он может сделать, — это съесть яблоко для него. — Тебе ведь тоже нужно поесть, — говорит он Дину, откусывая от фрукта маленький кусочек. Дин порезал яблоки на ломтики, разогрел их и посыпал сахаром. Они мягкие и сладкие, почти как яблочный пирог. — Ты начинаешь выглядеть так же болезненно, как и я. — Поем позже, — Дин кривит губы в натянутой улыбке, и Сэм сразу же чувствует укол совести за свою неуместную шутку. Если Дин действительно хочет притворяться, что все в порядке, когда он наблюдает за Сэмом, когда массирует ему спину, держит волосы, пока тот блюет, вытирает кровь, когда братово тело кровоточит, тогда ладно. Хорошо, пусть. Сэму удается впихнуть в себя три ломтика, прежде чем он согнется пополам. Дин гладит его по спине и шее, а затем возвращает в гостиную, чтобы тот смог лечь на диван. Обычно они больше не смотрят фильмы, потому что длинноволосому трудно сосредоточиться на экране только одним рабочим глазом, а иногда голоса в телевизоре все перемешиваются с голосами в голове Сэма, пока тот не начинает кричать, чтобы заглушить их все. В одну ночь он попросил Дина почитать ему вместо этого, и теперь Дин делает это почти каждый день. Братья начали с нескольких старых фаворитов Сэма, которые он припрятал в багажнике «Импалы». Его вещи Дин, как уже известно, религиозно держал во время его отсутствия. После «Властелина колец» и «Темной башни» Дин поехал в город и вернулся с кучей книг — удивительно разнообразной коллекцией, которая включала в себя все, начиная от дрянной романтики, — Сэм так смеялся, когда Дин вслух прочитал «пульсирующий член», что почти потерял сознание и должен был сидеть с головой между коленями для остальной части главы. Сегодня он читает «Над пропастью во ржи» так, будто знает героя наизусть и просто рассказывает о старом друге. — «Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи», — говорит Дин, держа книгу одной рукой, другой — потирая мягкую кожу внутренней стороны лодыжки Сэма. — «Тысячи малышей, и кругом— ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть». Сэм думает о полях у их дома и воображает, что они бегут через них, солнце светит в затылок, грязь чувствуется под ногами. Они бегут к краю скалы, что ожидают их в самом конце… Он изо всех сил пытается успокоить дыхание, не желая пропустить ни единого слова, когда Дин продолжает читать своим мягким, глубоким голосом. — «Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак». Сэм падал всю свою жизнь, и Дин ловил его каждый чертов раз. Только однажды, на том самом кладбище, он не сделал этого, потому что пообещал. И такая ситуация привела их к этому: Сэм сражается, чтобы не царапать свое сознание, добираясь до самого мозга, а Дин читает слова из своей любимой книги дества, потому что других у него попросту не осталось. — «Я был просто человеком, ловящим детей во ржи, и все», — говорит Дин, когда Сэм кусает губу и пытается игнорировать вездесущий запах смерти и то, что тени на половицах выглядят, как лужи крови. — «Я знаю, что это безумие, но это было единственным, что мне действительно нравилось делать». Когда Дин заканчивает эту главу, Сэм ползет ему на колени и целует в губы. Дин держит его слишком крепко, но вскоре второй все равно просит его отпустить.

*

Сэму наконец удается уснуть по-настоящему. Спустя несколько месяцев. И во время завтрака на кухне появляется существо. Дин вскакивает со стула с коротким рыком, но Сэм не двигается, будучи уже запертым внутри, где тысячи черных тел поднимаются вверх с острыми клыками и когтями. Они больше не в уме — они разбросаны по всему телу, толпятся под его кожей, прогрызают дыры в органах и проскальзывают внутрь. Когда его сердце гоняет кровь, он может чувствовать, как к плоти будто по зову прилипают клещи. Он ощущает, как его тело цепенеет, все внутри опухает и толкается ближе к горлу, готовясь вырваться. Голоса кричат, воют, но через такой ужасный шум Сэм просто не может разобрать ни единого слова. Ему снился сон сегодня. И он даже его запомнил. Только вот голосов и существ уже не было. Ему снились самые близкие люди: Он видит свою мать в старом доме в Лоуренсе. Со светлыми волосами, такую красивую. Она говорит ему, что ей очень-очень жаль. «Все в порядке» — отвечает Сэм. Он видит папу в больнице, беспокойного, но такого уверенного. Он просит Сэма принести ему кофе. «Да, конечно. Все в порядке» — Сэм соглашается. Парень видит Джессику в старой квартире. Она стоит на кухне, планирует приготовить печенье и просит его поскорее вернуться домой. «Все в порядке» — заверяет он ее. Он видит Дина, стоящего перед ним в убежище Бобби. Он выглядит испуганным, надеющимся и готовым сделать что-либо, чтобы спасти мир. «Все в порядке» — Сэм обнимает его и первый раз в жизни не чувствует ни малейшего беспокойства. Он не сердится, не пугается. Он чувствует себя спокойно. Парень чувствует себя спокойно, когда настолько погружается в воспоминания о своем сне, что на мгновение может представить, что люди, которых он любил, все еще живы и все еще любят его. Тогда Сэм не мог спасти их. Да и сейчас тоже. Но он может сделать кое-что другое, может спасти то, что осталось от него самого, поэтому, умирая, может представить лица в уме, произнося их имена одними лишь губами. По ощущениям мир — это пылающий горячий шар внутри него, плотная коллекция секунд, материи и слияния с ядерным солнцем. Сэм борется за дополнительный маленький толчок, который запустит реакцию, уничтожая изображения Ада и трупы, и смерть. Он просто будто сосредотачивается на создании искры, чтобы можно было иметь пламя. Существо на кухне издает странные звуки, вызывающие дикую головную боль, делает шаг к Сэму и протягивает руку. Дин кричит его имя. Искра. Сэма сшибает со стула, когда взрыв прорывается изнутри. Священный, очищающий огонь, он без колебаний сжигает черные тела под кожей. Они вопят, когда умирают, дико цепляются за расплавленные внутренности и плоть клешнями. Пламя заставляет их просто лопаться, пуская яд по венам хозяина пузырями, но огонь прижигает и их, словно раны, обращает в элементарную золу. Огонь будто выбрал Сэма. Сначала взял его мать, затем Джесс, отца, брата… он постиг и младшего Винчестера, когда тот прыгнул в Ад. Его жизнь тесно переплетена с пламенем. Но Сэм уверен, что этот раз — их последняя встреча. Огонь облизывает мозг Сэма пламенными языками, тело неестественно скручивается, кости тают, кожа трескается. Он открывает глаза с великим трудом и уверенностью в том, что те кипят. Существо исчезает перед ним. От него не остается ничего, кроме кучки пепла. И тогда все замолкает. Сэм облегченно вздыхает. Он лежит на полу, на спине, уставший и холодный. Через несколько секунд Дин оказывается рядом с ним, помогает сесть, трогает повсюду, желая проверить тело на ранения. Но на этот раз их нет. Не снаружи. — Возможно, это был последний, — отчаянно шепчет Дин, когда его пальцы надавливают на выпирающий позвонок брата. — Да, — выплевывает Сэм ответ сквозь горло, которое почернело, будучи сожженным. — Думаю, что да. Дин выдерживает немую паузу, садится на колени, чтобы заглянуть в глаза брата. — Сэмми… — он все еще говорит шепотом. Будто если он повысит голос, то сразу же разрушит хрупкую надежду, которой сейчас светится его лицо. — Что ты только что сказал? Ты… это… все кончено? — Все кончено. Сэм кашляет черной кровью, но Дин не замечает этого, потому что крепко обнимает его, отчаянно бурчит в ухо: — Я знал это, Сэмми… Я знал, что ты сможешь это сделать. Теперь все будет хорошо. Ты поправишься, мы преодолеем это, и… — Дин, — младший Винчестер снова кашляет, и на этот раз старший замечает кровь — она брызгает ему на рубашку. Он отрывается, чтобы снова взглянуть на Сэма, и что-то внутри него разбивается. Это видно по зеленому омуту глаз. — Это конец. — Нет, Сэмми, нет, — Дин качает головой. — Нет, с тобой все будет хорошо. Давай поднимем тебя… — Мне нужно на улицу. У Сэма возникают некие проблемы с обожженным организмом, но ему все равно удается слегка сжать ладони на плечах Дина. — С тобой все будет хорошо, — это звучит больше, как мольба, а не команда. Голос русоволосого предательски дрожит, на глаза наворачиваются слезы. Сэм пытается улыбнуться, дать знать, что «да, все будет хорошо». Винчестеры узнают смерть, когда видят ее. — Пожалуйста, Дин. Я хочу на улицу. Дин действительно всегда был великолепен в том, чтобы отрицать все, что говорит его брат, и делать по своему. Но сейчас не тот случай. Сэм слабо думает, когда Дин обнимает его за талию и скользит рукой под коленями. Это предсмертное желание. Теперь он достаточно легкий для того, чтобы старшему Винчестеру не доставляло никаких трудностей просто перенести его. Сэм хочет пойти на поля пшеницы, чтобы он мог представить, что он бежит по ним. Но Дин не выдерживает и приземляется на крыльце. Они располагаются бок о бок на ступеньках, и когда младший обнимает старшего, тот хватается за него так, словно боится, что его у него вновь заберут. Сэм чувствует себя сухим и хрупким, как листья, оставленные на слишком долгий промежуток времени под солнцем. Он запутанный, уставший, взгляд расфокусирован. Единственное, на чем удается сосредоточиться, — это на беспокойном биении выжженного сердца. Но ему хватает всего мгновения, чтобы понять — Дин что-то говорит прямо в его шею, опаляя кожу нервным и горячим дыханием. — Все в порядке, — повторяет Дин, его голос дает петуха, когда он содрогается в тихих рыданиях. — Ты в порядке. Все нормально. Сэм вроде хочет смеяться; но Дин плачет, и первый думает, что тоже может. Это те слова, которые старший брат говорил ему, когда он был маленьким и сидящим на его коленях. Дин говорил эти слова Сэму всю жизнь, но он никогда не слышал их по-настоящему. — Дин, — Сэм пытается говорить, но кровь во рту покрывает его язык и десны вокруг зубов, делая слова невнятными. Он думает вернуться к своей мечте ощущать мир, она помогала ему справляться в Аду, дарила надежду. — Все нормально. Дин… Сэм начинает бессильно склоняться, так, будто планирует вот-вот упасть, потеряв сознание, за которое так долго пытается ухватиться, и Дин запутывает пальцы в его длинных волосах, придерживая второй рукой. Их лбы соприкасаются. — Не так, — прошипел он в нескольких дюймах от губ Сэма. — Сэмми, я вытащил тебя из Ада, это не должно быть так… — Да, это так, — Сэм слегка наклоняет голову к Дину, заставляя его чувствовать тяжесть своего бессильного тела. — Это должно быть так. — Пошел ты, — рыдает Дин. Он отчаянно и легко дергает Сэма за пряди волос, этот жест отзывается у второго яркой вспышкой в поврежденном разуме. Затем русоволосый сокращает невыносимое расстояние и целует его. Сэм открывает рот и делает все возможное, чтобы поцеловать брата в ответ, но на этот раз он уступает свирепой, всепоглощающей любви. — Дин, — пробормотал Сэм, когда выдается момент для того, чтобы набрать в легкие воздуха. Его грудь трескается и горит. — Дин, я хочу, чтобы ты… — Не смей, — огрызнулся Дин, кусая губы Сэма так, что тот начинает хныкать. — Я ничего не пообещаю тебе. Не смей, блядь. — Нет, это не то, что я имел в виду, — Сэм с трудом остается в сознании. — Я хочу, чтобы ты снова сказал мне… — Сказал тебе что? — руки Дина перешли от его волос к его спине, поглаживая и придерживая по бокам. Он делает это так, будто прикосновения могут закрепить Сэма в этом мире. — Скажи мне, что я в порядке. Дин замирает. Затем его тело содрогается, словно подверженное землетрясению. Он обхватывает ладонями лицо Сэма и наклоняется для последнего поцелуя — мягкого, глубокого и отчаянного. — С тобой все в порядке, Сэмми, — шепчет Дин прямо в его губы. Он снова плачет, но наигранно сохраняет голос спокойным. — Ты в порядке. Сэм закрывает глаза и опускает голову на плечо Дина. Когда тьма начинает сгущаться вокруг, он не боится. Кто-то кричит его имя. Он знает, что это не галлюцинация, потому что Дин напрягся под ним, и из его груди вырвался удивленный вздох. — СЭМ! Голос кажется до жути знакомым, но он все равно не может его распознать. И когда он отрывается от Дина, вид кого-то, кто шагает по их лужайке, имеет еще меньший смысл. Только когда человек приближается к ступенькам, Сэм начинает его узнавать. — Бобби? Что ты… Бобби замахивается, ударяет Сэма в челюсть, и мир становится черным.