Гиблое дело

— Чего надо? Громыхнул голос за спиной Нако. Женщина вздрогнула и, наконец, отпрыгнула от Шисуи. Даже не успела понять, что же почувствовала во время поцелуя. Позади стоял огромный мужик. Косматые волосы длинными прядями обрамляли его лицо, нижнюю часть которого скрывала бандана с изображением обглоданного черепа. Мускулистые, покрытые уродливыми шрамами и кустарными швами руки с легкостью держали на плече домкрат для грузовых автомобилей. Красные глаза на выкате вперились в их лица с подозрением и напряженным ожиданием. — Надо? — пока Нако глазела на здоровяка, Шисуи взял ситуацию под свой контроль. Перехватил женщину за талию и притянул к себе, так близко, точно боялся, что она исчезнет. — Зеркало, для начала. Громадный мужик скептически окинул их взглядами, потом «BMW» Шисуи. Снова вернулся к ним взглядом. Нако же смотрела на тяжелый домкрат на его плече, с суставов подшипников которого стекало масло, грязно-коричневая жижа. — Значит, для дамы зеркальце, — подытожил громила. Нако кивнула, чувствуя, как ком встает в горле от одного взгляда налитых кровью глаз. — Да, — подтвердил Шисуи и, для большего эффекта, чуть встряхнул женщину. Нако глупо улыбнулась. Почему-то именно глупость казалась ей естественной в этой авантюре. Прям анекдотичный сюжет. — А еще бампер, правое крыло и капот. Да, милая? — Котенок, ты же обещал, — надулась Курасава. Надеясь, что надулась убедительно. И нарочно тяжело наступила на уже переставшую беспокоить ее ногу. — Прости, — тут же извинился Шисуи, поправив прядь ее волос. — Хорошо, что живая осталась. Гонщица, блин! Она потупилась и почему-то покраснела до кончиков волос. Здоровяк хмыкнул, откашлялся. — Правильно, что приехали к нам. У нас огромный выбор. Он обошел их и скрипнул тяжелой железной дверью. В глубине гаража, объеденного пространства со всеми гаражами ряда, занимаемого мастерской и разборкой царил полумрак. Желтые лампы накаливания свисали с потолка на голых проводах и давали ничтожно мало света в основной зоне. На бетонном полу то и дело выпрыгивали под ноги огромные масляные лужи. Нако старалась их обходить, не хотела портить обшивку салона нового «BMW» капитана полиции. По обе стороны от входа громоздились кучи металла — ржавые запчасти на различные машины и мотоциклы, то, что в итоге отправится на металлолом. Дальше шли стеллажи. Каждый кузовной элемент подписан и занимал выделенное ему место. Узловые агрегаты хранились в деревянных ящиках, чтобы разлитое по полу масло не запачкало отмытые детали. Для всякой мелочи, вроде зеркал, молдингов и замков выделили целый бокс. Дальше располагалась контора — пластиково-стеклянная коробка, из которой открывался вид на каждый укромный угол этого гаража. А за конторой гремели, сыпля снопами искр, резаки и горелки. На полезные мелочи разбирали еще один автомобиль, отслуживший свое. Громила сбросил с плеча домкрат к куче таких же у входа, обтер руки полотенцем и, стараясь перекричать гул работающих приборов, предложил им начать осмотр с конторы. Нако этому предложению очень обрадовалась. Ей не нравился запах горюче-смазочных материалов, витающих в воздухе без каких-то средств безопасности. Казалось, что сам воздух может вспыхнуть от любой искры. В конторе не было более безопасно, зато тихо и относительно чистый воздух. — Так, что за тачка? — спросил здоровяк, убавляя громкость приемника. — Ну, такая, — начала Нако, раскинула руки, изображая что-то запредельно большое и красивое разом. Потому что понятия не имела, какую машину она могла разбить. — Милая, позволь я со всем разберусь, — с нажимом попросил Шисуи, но выбора не оставил. Наверно именно так, муж осаживает свою жену, и без того натворившую много дел. Подыгрывая, Нако скривилась, но отошла в сторону, чтобы не мешать мужчинам. Она решила осмотреться и попытаться найти хоть что-то напоминающее «Харлей» Асумы. Но не сильно рассчитывала на успех, поскольку в технике разбиралась чуть лучше блондинки из анекдота. Шисуи что-то говорил громиле, довольно тихо, так что слов женщина не разобрала. Зато окрик здоровяка услышала. — Ты шутишь, мужик?! Эта тачка месяц как в продаже появилась! — Так и я о чем, — в полголоса шикнул капитан полиции. — А эта курица уже трижды боднула им столб! Я на сервисы денег выкинул больше, чем тачка стоила изначально. И я так полагаю, что это не последний раз, когда я обращусь к тебе. Сравнение с несушкой Нако не понравилось. Но в целом игра Шисуи была весьма убедительна. Даже она сама поверила, что постоянно врезается в столбы, путая педали тормоза и газа, а бедному мужу приходится платить за ее невнимательность. Она даже собственную вину перед семейным бюджетом ощутила. Громила, видно, разделил ее мнение. Он несколько минут напряженно думал, сверялся с каталогами машин, пытаясь найти похожие детали, которыми можно было заменить оригинал без ущерба для внешнего вида. Но ничего не получалось. Кажется, Шисуи заранее знал это, и именно на это и рассчитывал. — Слушай, — громила отодвинул мышку и повернулся на офисном стуле лицом к Шисуи. — С деталями помочь не могу. Не сейчас. Но если оставишь предзаказ и оплатишь расходы… У нас договоренности с другими мастерскими и разборками, они охотно помогут в поисках. — Ну, выбор у меня не велик, — пожал плечами Шисуи. — Сколько с меня? — Двести тысяч. — Двести тысяч?! — взвизгнула Нако. Она конечно понимала, что запчасти не дешевое удовольствие, но не настолько же?! — Милая, я сам разберусь, — бросил ей Шисуи и полез в карман. — Банковские карты принимаете? Налитые кровью глаза поверх банданы с изображением обглоданного черепа алчно блеснули, а мускулистые руки с крупными узловатыми пальцами потянулись к карте. — Я позову специалиста, — продолжил здоровяк, когда убедился, что оплата прошла. — Он займется вашим случаем. Ему все и расскажете. Здоровяк ушел, не громко хлопнув дверью. На миг пустив в контору скрежет металла и визг диска по металлу. — Двести тысяч? — налетела на Шисуи Нако. Она не понимала, что за игру он затеял, да и зачем было тратить столько денег? Он мог в определенный момент предъявить удостоверение и допросить. — За что?! — За то, что они возьмутся угнать машину на разбор. — Угнать? — звучало дико, но вполне логично. — Но ведь нам не нужно, чтобы они угоняли машину. — Не нужно, — Шисуи смотрел на нее, но старался не выпускать из вида входную дверь. — Но мне нужен человек, который занимается угоном. По-другому к нему не попасть. — Ясно, — Нако еще раз огляделась кругом. С панорамы окон открывался прекрасный вид на кладбище машин. Большая их часть была угнана или куплена незаконно. И этот бизнес процветал. Дверь открылась снова. В контору вплыл еще один здоровяк. В ширине плеч он уступал первому, с банданой на лице, зато выигрывал в росте. Нако даже голову задрала к потолку, чтобы разглядеть его узкое, с глазами на выкате лицо, покрытое рваными шрамами и пятнами машинного масла. — Босс сказал у вас проблема, — заговорил он язвительным, немного певучим голосом. Вытер руки полотенцем, перебросил его через плечо. И только тогда увидел своих клиентов. — Шису-у-и. Протянул он так, точно бросился в пропасть. Не скрывая злости, здоровяк швырнул полотенце на пол и плюнул в сторону, будто от одного вида Шисуи его тошнило. — Кисаме, — совершенно ровным голосом поздоровался Шисуи. — Рад видеть. — А я нет, — здоровяк скривился, нехорошо сверкнул глазами. — Чего приперся?! Если ты по поводу наших дел с Итачи-саном, то с этим иди к нему, а не ко мне. — Нет, — остановил его Шисуи. Судя по всему, здоровяк не очень любил капитана полиции. — Но если откажешь помочь, я с удовольствием вспомню все ваши выкрутасы с Итачи. Все вскрытые тачки и двери. И я очень сомневаюсь, что он станет тратить свое время, чтобы выпутать тебя из этой каши. — Ты нихера его не знаешь, ясно! — рявкнул сотрудник разборки. — Итачи-сан не такая скотина, как ты себе представляешь. Он своих не бросает. — Посмотрим, посмотрим, — с явным удовольствием скрипнул зубами Шисуи. Итачи-сан доводил не только Нако, но и Шисуи, долгие годы. Кто-то должен положить конец его самоуправству. Кисаме тоже это понимал и, кривя лицо, точно в рот ему напихали лимонов, кивнул головой. — Чего ты хочешь? — Некоторое время назад вы забрали «Харлей» на старой трассе, — Шисуи запустил руку во внутренний карман и достал снимок белого микроавтобуса. — И не говори, что это не твоя машина. — Моя, — Кисаме бросил на снимок только короткий взгляд, скрестил руки на груди и вздернул подбородок. — И что? Это была законная сделка. Мужик захотел избавиться от старого хлама, назначил встречу… — Этот мотоцикл принадлежал убитому Сарутоби Асуме, — вмешалась Нако, решив, что с играми покончено. — Когда вы его забрали, Асума уже был мертв. — Тише, дамочка! — взвился, как ужаленный, Кисаме, подняв вверх руки. — Я к этому никакого отношения не имею! Позвонил мужик, сказал, что хочет продать байк на запчасти. Указал место, где состоится встреча. Сказал, что байк прикатит его племянник — все! — Какие доказательства у тебя есть в собственную защиту? — нажал Шисуи. Кисаме смерил его таким взглядом, что даже Нако захотелось удавиться. Но Шисуи закалился, конфликтуя с Итачи-саном не первый год. — Никаких. Только номер счета, на который я перевел деньги после сделки. — А мотоцикл где? — поинтересовалась Нако. Тлея надежду, что на мотоцикле обнаружатся следы, указывающие на личность убийцы. — Продали. В тот же день, — пожал плечами Кисаме. — Байк оказался редким экземпляром, хоть и ушатанным. Один поклонник марки купил под восстановление. Все документы по сделке у Какузу. — Нам нужны копии всех этих бумаг, — снова подала голос Нако. Кисаме смерил ее вдумчивым, даже заинтересованным взглядом. Потом хмыкнул. — Хорошо. Я все передам, но позже, когда Какузу не будет на месте. А пока, — он подошел к столу, склонился над ним и вынул из-под столешницы большой ящик, забитый купюрами. Быстро пересчитал банкноты. — Вот твои двести тысяч. Из моей доли, чтобы Какузу не знал. Если пойдет слух, что я якшаюсь с полицией… — Твоя тайна в полной безопасности, — заверил Шисуи. Но у этих слов была и другая цена, слишком высокая для Кисаме. И он запомнит это. — Ему можно верить? — спросила Нако, когда они уже сели в «BMW». Машина с хрустом покрышек о камни тронулась с места. — Кому? Кисаме? Безусловно! — Мне так не показалось, — ее грызли сомнения. Шисуи устало выдохнул, словно эта тема порядком ему надоела. — Все дело в Итачи, — Нако не удивилась, что виновен был именно он и поняла, почему Шисуи так устал от этих разговоров. Да и вообще, каждая их беседа неуклонно скатывалась к персоне консультанта полиции. — Кисаме, как и многие другие, считает, что мы с Итачи воюем. Но я всего лишь хочу привить ему ответственность. Хочу донести до него, что в его возрасте играть в неадекватного подростка не престижно. Увы, ничего не выходит. Итачи себе на уме и уверен, что так поступать и нужно. Поэтому, я часто злюсь на него и кричу, но это не война. — А Кисаме? — Нако по прежнему не понимала жесткую линию личного взломщика консультанта полиции. — Кисаме, — Шисуи свернул с шоссе на узкую гравийную дорогу, — предан Итачи так, как только способен быть предан человек. В самом начале своей карьеры Итачи спас его от тюрьмы. Так что Кисаме считает своим долгом отплатить спасителю. — Активно нарушая закон, чтобы в итоге в тюрьме и оказаться, — буркнула Курасава. Шисуи окинул ее заинтересованным взглядом. Вид оживленной трассы за окном сменили живописные поля, покрытые тонкой коркой льда. — Кисаме никогда не скрывал, что он вор, взломщик, угонщик, но не убийца, — его голос прозвучал зычно и глухо, будто из-под воды. — К несчастью, тогда ему никто не верил. Он был временным работником в богатой семье, без алиби и хорошей характеристики, а мама убитой девочки была точно уверенна, в его виновности. Как водится, полиция пошла по пути наименьшего сопротивления, признав виновным Кисаме. — А Итачи-сан его вытащил, — подвела итог Курасава. Шисуи качнул головой, одновременно соглашаясь и отрицая. — Итачи увидел в нем что-то, чего не видел никто. Только взглянул и сказал: это не он. Его слово тогда ничего не значило, а до вынесения приговора Кисаме оставалось сорок восемь часов. И Итачи вычислил убийцу. Нашел его на операционном столе. Приставив пистолет к виску хирурга потребовал вывести пациента из наркоза, прямо во время операции. Используя ужасную боль, как мотивацию, он добился от убийцы признания, — Шисуи потряс головой и скривился, вспомнив ужасный момент. — Больше в паре с ним я не работал. — Это ужасно, — Нако передернуло. Она представила себя на месте оперируемого пациента. Как ей, разрезанной, с вывернутыми наружу внутренностями отключают анестезию. Жуткая боль, что пронизывает все тело, ломает сознание и разум, Заставляет пойти на все, только бы закончилась боль… — Это правильно, — не согласился с ней Шисуи. Его рука соскользнула с ручки селектора переключения передач на ее колено. — Итачи сделал то, что не смог бы сделать ни один полицейский. Нарушил закон, чтобы спасти невинную жизнь. Оба замолчали. Нако все еще не могла избавиться от ощущения невыносимой боли и отвращения, которое эта боль вызывала в ней. Шисуи думал о своем. Наконец он ухмыльнулся. — Почему все наши разговоры сводятся к Итачи? — Может, потому что у него прекрасно получается выводить меня из себя и подкладывать несимпатичных хрюшек в расследовании? — буркнула Нако, хотя вопрос Шисуи носил чисто риторический характер и вовсе не требовал от нее отчета. Замолчать она почему-то не могла. Учиха Итачи оказался весьма благодатной темой для умело скрывающейся внутри нее сплетнице. Она чувствовала, что могла говорить о нем часами: жаловаться, обижаться, кричать, ругаться… Но и слушать могла не меньше. — Куда мы едем? Она будто только сейчас заметила, что они свернули с трассы и уже некоторое время двигались по ухабистой проселочной дороге. Машина то и дело подпрыгивала на кочках и Нако боялась лишний раз открывать рот, чтобы не прикусить язык. Шисуи загадочно улыбнулся. — Скоро увидишь. Они проскакали по кочкам еще метров триста. Потом взобрались на крутой и скользкий пригорок. И, когда оказались на самом верху пригорка, Курасава ахнула и, кажется, забыла, как дышать. Перед глазами стелилось огромное, отгороженное высоким деревянным забором поле. Приземистый домик чуть в стороне, до которого вела извилистая тропка, достаточно широкая, чтобы на ней разъехались две машины сразу. Из старинной трубы валил дым. А по полю, словно стадо лошадей, метались из стороны в сторону страусы. — О, господи! — не удержалась от удивления Нако и даже подалась вперед, чтобы лучше видеть. Она непременно встала бы во весь рост, но крыша машины не позволила. — Настоящие страусы. — Единственная страусиная ферма в стране, — поделился Шисуи. Его приятно порадовала реакция женщины. Впрочем, именно этого он и добивался. — Здесь готовят лучшие в мире гамбургеры из стейка страуса и самую большую яичницу из одного яйца. При упоминании еды, Нако ощутила усиленное слюноотделение. Сосредоточившись на работе, она больше ни о чем не думала. А между тем, полдень давно миновал и организм требовал свои положенные калории. Однако детский восторг, при виде огромных не летающих птиц, затмил собой все. Нако всегда любила животных. С раннего детства она запоем смотрела программы о них по телевиденью, и всегда спешила к началу нового шоу. На этом ее познания о мире дикой природы и заканчивались. В отличие от любых других детей в мире, Нако никогда не была в зоопарке. Хотя безумно хотела этого. Жизнь Нако никогда не была сладкой, но она же приучила Курасаву мириться с несправедливостью. Ее отец бросил мать, как только узнал, что она забеременела. Мать хотела избавиться от ребенка, но бабушка настояла. К несчастью, она погибла за неделю до рождения Нако, точнее, именно ее гибель под колесами автобуса и стала причиной преждевременного появления Нако на свет божий. Из-за недоношенности, Курасава была болезненным и вялым ребенком, но это не помешало ее матери спихнуть дочь в ясли, как только она начала ползать. Мать все время пыталась построить свою личную жизнь. Найти мужчину, который взял бы на себя ответственность за ее жизнь и жизнь ребенка. А может, заставил бы ее избавиться от ненужного груза в виде Нако. Самой ей на принятие такого решения никогда не хватало духа. Однако, Нако знала, что воспитатели в яслях, а позднее и в детском саду, ругались с ее матерью, потому что та никогда не забирала дочь вовремя и им приходилось задерживаться на работе, в ущерб своим собственным семьям. В такие моменты мать Курасавы отвечала, что воспитатели могут забрать ее к себе, если девочка так им мешает. И Нако действительно забрала к себе воспитательница, однажды, но на целые выходные. Потому что ее родная мать умотала с очередным любовником, в попытке построить личное счастье. Этот мужчина, как и все прочие в жизни матери Нако — исчез, как только узнал о ребенке. В их маленьком провинциальном городке не нашлось мужчин готовых взять на себя ответственность. Так что, спустя несколько лет безумных поисков, как раз к тому моменту, как Нако пошла в школу, мать оставила попытки пристроить их обеих под надежное крыло. Отец Нако напомнил о себе лишь однажды, на девятый день рождения девочки. Она помнила, как постучали в двери, а когда мать открыла их, увидела почтальона. Он передал красивый красный конверт, улыбнулся и ушел. В конверте была открытка с поздравлением и чек: «Пусть моя детка ни в чем себе не отказывает» — гласило послание внизу. На подарок однако сильно разгуляться не получилось бы. В то время им с мамой очень требовалась новая стиральная машина и холодильник. Особенно холодильник, потому что стирать одежду за собой и мамой собственными руками Нако научилась еще в пять лет. А вот хранить продукты без холодильника они не могли. Но Нако была маленькой и глупой. И она очень хотела поехать в зоопарк в столицу, на поездку в который собирали деньги в школе. Двухдневная поездка, с проживанием и обслуживанием. Помимо зоопарка — экскурсия по самым знаменитым местам столицы. Нако очень хотела поехать и мать впервые не отказала ей. Девочка была на седьмом небе от счастья, все дни ожидания поездки, но так и не попала в автобус. Заболела за день до отъезда. Подхватила лихорадку от кого-то из соседских детей и вместо экскурсии провела три недели в постели с жаром. Самое обидное, что денег за поездку так и не вернули. Организатор с сожалением сообщил, что матери Нако следовало принести справку от врача за день до отъезда экскурсии. После, когда все средства были потрачены, они уже ничего не могли сделать. Этот неудачный опыт стал камнем преткновения в их с матерью отношениях. В дальнейшем она ни раз упрекала Нако за детскую глупость, из-за которой деньги пошли по ветру, а могли стать первым взносом за новый холодильник. Так что Нако научилась ничего больше не просить. Она знала, что если чего-то хочет, должна заплатить за это сама, из собственных средств. Такие средства у нее появились только в старших классах, когда она устроилась подрабатывать в небольшое кафе недалеко от школы. Но и приоритеты тогда изменились. Нако хотела поступить в высшую школу полиции, а для этого ей требовалось, как минимум, попасть в столицу, чтобы сдать вступительные экзамены. А если сумеет поступить, то требовались деньги, чтобы устроиться в столице на время обучения. Так что Нако старалась изо всех сил, чтобы обеспечить себе будущее, и не прогадала. — Ты так радуешься, будто никогда страусов не видела, — заметил Шисуи, когда они припарковались на маленькой стоянке и он помог ей выбраться из салона. — Только издали, — соврала Нако. Ей не хотелось, чтобы Шисуи знал о ее печальном прошлом, которое она старалась забыть. Это прошлое ложилось на ее плечи жгучим позором, поэтому она старалась его скрыть. Но сумела ли? Шисуи внимательно посмотрел на нее и взял за руку. — Пойдем. Они двинулись в сторону огражденного поля, по которому галопом носились огромные птицы. Почти сразу, из маленького, покрытого слоем свежей краски сарая, им навстречу поспешила молодая девушка. — Мы можем покормить птиц? — осведомился организатор неожиданной прогулки со страусами. Нако удивленно заморгала, поднимая глаза на Шисуи. На лице капитана играла озорная улыбка. — Конечно, — расплылась девушка. Видно, далеко не все желали приближаться к страусам. — Идите за мной. В сарае, снабжённом удобными лавочками, крючками и полками, Нако предстояло полностью преобразиться. Первым делом, ей подали высокие резиновые сапоги, такие огромные. Что она без труда влезла в них в своей обуви. Инструктор пояснила это тем, что лапы у птиц очень мощные, с большими когтями, которыми они взрыхляют землю лучше культиватора. Так что на поле очень грязно. Вторым средством защиты стала бейсбольная перчатка. Инструктор пояснила, что страусы больно кусаются и сильно бьют клювом. Ну, а третье средство защиты — пожалуй, самое странное — длинная палка с закреплённой на конце шляпой. Ее следовало держать высоко над головой, чтобы страус считал, будто стоящий перед ним человек огромен и не пытался нападать. Вооружившись всем нехитрым скарбом Нако вышла на поле под руку с инструктором. Девушка умела общаться с птицами, а те слушали ее и повиновались. Стоило ей свистнуть особым образом, стая страусов, находясь у дальней части ограды, резко остановилась, повернула свои лупатые головы и, как по команде, рванула к свистнувшей девушке. Земля дрожала под топотом лап страусов и Нако решила, что согласилась на весьма опасную авантюру. Чего стоило двухметровым птицам с огромными мускулистыми ногами затоптать ее? Все обошлось. Девушка инструктор весело хохотала, пока Нако, втягивая шею под палкой со шляпой, щурясь и вскрикивая пыталась осилить натиск оголодавших клювов на бейсбольную перчатку. На нее свалилось всепоглощающее восхищение. Такое же она испытывала, когда домовладелец позволил ей завести кота в съемной квартире. Тофу был первым ее питомцем, а значит и самым особенным. Как и страусы. Нако чувствовала себя так, будто часть детской, засевшей глубоко под коркой мечты исполнилась. — Спасибо! — она порывисто обняла Шисуи, как только избавилась от обмундирования отважного кормчего страусиного стада. — Это было волшебно, спасибо. — Нет, — его глаза горели, как угли, засыпанные в очаг. Чуть тлели, окрашивая бока багрянцем, но готовые вот-вот вспыхнуть во всю свою мощь. — Нет, это ты волшебная. Они целовались как школьники, которых в любой момент могла застукать мама: жадно, неистово, напористо. Шисуи прижимал ее к себе так крепко, как только мог. Будто не мог жить в отдалении, будто не мог дышать без ее близости. В воздухе витало ощущение сказки и волшебства, навеянного детскими мечтами и взрывной эйфории переполнявшее ее адреналина. Но волшебства к мужчине рядом Нако не чувствовала. Не чувствовала ничего, кроме глубокой признательности и благодарности. Кроме жаркого дыхания и влажных губ. И ненавидела себя. Ненавидела, потому что хотела быть с ним. Потому что любая разумная женщина хотела бы быть с ним. Она же ничего не чувствовала. Может, потому, что расследование отнимало слишком много сил и она ни на чем другом не могла сконцентрироваться? Или она боялась повторить судьбу матери? В любом случае, обе эти проблемы легко устранялись. Она обязана их устранить. Обязана пойти навстречу Шисуи, обязана переступить через себя. Они заказали яичницу. Самую большую яичницу из одного яйца, которую только видела Нако. Ее подали на одном блюде, украшенном зеленью латука, лука и кориандра. К яичнице подали молочный коктейль в пустых, чистых скорлупках страусиных яиц. И, смотря на это изобилие, Нако сомневалась, что вдвоем они осилят хотя бы половину. — Страусиное яйцо, — поддержал ее сомнения Шисуи, — равно двадцати четырем куриным яйцам. — Не простая задача, для тех, кто привык обходиться парой куриных, — заметила она. Шисуи улыбнулся. — Есть все вовсе не обязательно. Однако, Нако привыкла вести строгий учет деньгам, даже не своим, и выбросить их на ветер не могла. Конечно, со временем, когда она добьется признания в полиции, когда ее утвердят на повышение, когда ее имя будет украшать двери капитанского кабинета — она перестанет считать деньги. Но до того дня еще очень далеко. — Очень вкусно, — она проглотила первый пробный кусочек. Белок на вкус показался ей более плотным и тугим. Съесть много не вышло бы. И, будто понимая это, повара подали удивительно приторный коктейль, сладость которого постоянно приходилось заглушать яичным белком. Но даже эта хитрость не помогла. Нако поняла, что наелась уже через пару минут. От сладкого коктейля свело зубы, от тяжелого белка — желудок. Кажется, ее организм оказался не приспособлен к таким экспериментам. Шисуи тоже ел мало. Больше просматривал и отвечал на сообщения в телефоне. — Нужно ехать, — наконец, с сочувствием, изрек он. Нако тоже было жаль, что приходится возвращаться к работе. Этот день мог стать по истине фантастическим, но они не располагали свободным временем. — Да, — согласилась она и подозвала официантку. — Я могу забрать с собой яичницу? Девушка кивнула и, забрав блюдо, удалилась на кухню. Шисуи удивленно посмотрел на Курасаву. И, отвечая на его немой вопрос, Нако улыбнулась. — Я подумала, что парни не откажутся от натурального белка, — пожала она плечами. На самом деле, на ум женщине пришел только Киба, старательный сержант, заботящийся о ее кофе каждое утро. Так почему она не могла ответить ему тем же. Нако сильно сомневалась, что имея столь огромную семью Инузука позволял себе нечто подобное. И уже потом она вспомнила о безликом, тихо стучащем клавиатурой Шикамару. Парень работал так много и почти не выползал из-за своих мониторов, что игнорировать его Курасава не имела права. — Кстати, — спросила Нако, когда они уже садились в машину, стремясь покинуть рай огромных нелетающих птиц, — Итачи-сан ест яйца? — Только если они сделаны из шоколада, — усмехнулся Шисуи. Любовь консультанта к сладкому сложно было не заметить, но Нако и представить себе не могла, что все так запущено. Шисуи вырулил машину на проселочную дорогу, по которой они добирались до страусиной фермы. Конечно. Нако надеялась, что Учиха Итачи не окажется в офисе, когда они приедут. Что он исчезнет, занимаясь своими делами или его похитят инопланетяне, но вселенная избавит ее от него. Тем более, что сегодня был ее день! И все должно было сложиться самым лучшим образом. Каким образом мысли о приятно проведенном времени в компании с Шисуи переключились на объект ее ненависти, Нако понять не сумела. Она заметила это только когда озвучила свой вопрос и получила ответ Шисуи. — Он что, действительно ничего не ест, кроме сладкого? — Почему же, — Шисуи будто не хотел говорить об этом, но ему пришлось. — Микото-сан внимательно следит, чтобы ее сыновья питались правильно. Поэтому каждый вечер она приглашает Итачи на ужин. — То есть, он не живет с ней? — с сомнением спросила Нако. Впрочем, прокручивая в голове визит в дом Учиха, она могла в это поверить. Кроме фотографий на каминной полке, ничто не указывало на присутствие в этом доме Итачи-сана. И пусть она не видела всего дома, только гостиную, о том, что в этом доме живет Саске, говорили его машины. — Нет. Итачи не живет в этом доме с тринадцати лет. С тех пор, как поступил в университет. — Что?! — Курасава даже на месте подскочила. — В университет в тринадцать? — Да, — подтвердил Шисуи. — А в пятнадцать бросил его за неделю до выпускных экзаменов и сбежал. — Наверное, Нако слушала слишком внимательно и заинтересованно, потому что следующие слова Шисуи должны были привить ей отвращение к персоне Итачи. — Что до сладостей, то ими он заменяет кайф от наркотиков с пристрастием к котором боролся в семнадцать. — А в восемнадцать стал консультантом полиции? — не верила Нако, будто и не слыша последних слов Шисуи. Он коротко кивнул. — Фугаку-сан постарался. В ту пору у Итачи был сложный период. Он пытался начать жизнь заново, после того, как бросил наркотики. Дядя пытался загладить свою вину, но так и не получил прощения. Он погиб как герой, но ни один из его сыновей не появился на похоронах. — Почему? — Нако все больше интересовала история семьи Учиха. Тем более, что сама она ничего не могла выяснить. Конечно, не нужно быть гением, чтобы понять, что в семье Учиха произошел раскол, но что послужило этому? Этот вопрос интересовал Нако с того самого момента, как она увидела фотографии на каминной полке. Шисуи посмотрел на Нако так, точно сомневался в ее умственных способностях, но пожал плечами. — Если хочешь знать — будь по-твоему, — они наконец выехали на асфальтированную трассу и спокойному разговору ничего не мешало. — Итачи с самого детства был не от мира сего. Предпочитал расчёты межличностным отношениям, никого не уважал и не слышал, но его никто не ругал. Да и успеваемость в школе у него зашкаливала. Как я уже говорил, школу он закончил в двенадцать, а в университет поступил в тринадцать. Дядя возлагал на него все свои надежды, пророчил Итачи великое будущее. Что он станет самым молодым капитаном полиции за всю историю. Но, как ты понимаешь, все его чаянья пошли прахом. Итачи оказался не приспособлен к университетской жизни. Правильнее сказать, что его совратила поп культура современности. Девочки, выпивка, наркотики — он узнал о них слишком рано и не сумел правильно отреагировать. Потом он бросил университет и сбежал с подружкой, старше его на четыре года, и компанией бродячих хиппи-музыкантов. Где он жил почти два года, никто не знал. Потеряв надежду вернуть сына на путь истинный, дядя обратил все свое внимание на Саске. Но не учел, что Саске совсем не похож на брата, он больше чувствует, больше переживает, больше страдает. Саске не мог сравниться с гением Итачи, а отец требовал не только догнать, но и превзойти. В итоге Саске заработал нервный срыв и попал в психиатрическую больницу. Тогда ему было всего одиннадцать лет. Когда Итачи узнал о том, что стало с любимым братом, заявился в больницу и избил дядю. Хорошо так избил, что пришлось накладывать швы, а сам Фугаку-сан еще несколько недель щеголял с черным лицом. Фугаку-сан Итачи сдал полиции и его закрыли на пятнадцать суток. После всего, Итачи не хотел оставлять брата с отцом, который не заботится о его здоровье. Фугаку же не мог доверить сына второму сыну, страдающему от наркозависимости. Разразилась настоящая война за тушку Саске. Разрешила конфликт Микото-сан. Будучи умной женщиной и опасаясь, что может потерять обоих сыновей — Итачи из-за его пагубных пристрастий, а Саске по вине мужа — она разрешила Итачи заботиться о брате только с тем условием, что он пройдет курс реабилитации и никогда больше не притронется к наркотикам. Она знала, что ее решение верное. Итачи пошел бы на любые жертвы ради Саске. Так она спасла их обоих. Итачи завязал с разгульным образом жизни, поступил в колледж, а Фугаку-сан решил помочь ему, устроив на работу в полицию, консультантом. Но проблем между сыновьями и отцом это не решило. Ни Саске, ни Итачи Фугаку-сана так и не простили. Они вычеркнули его из собственной жизни, как огрызок от яблока. — Тебя это злит? — догадалась Нако. Именно отношения с отцом стали камнем преткновения в отношениях кузенов. Шисуи судорожно выдохнул. Темно-синяя «Тойота» седан посигналила сзади, требуя уступить дорогу. — Мой отец тоже был полицейским. Служил вместе с Фугаку-саном. Погиб, при исполнении. Уже давно, но я не могу представить, чтобы я не почтил его память. Как бы мы ни ругались, как бы ни ссорились… Смерть, есть смерть. Она всех уравнивает. Возразить на это оказалось нечего. Дальнейший путь они проделали в полном молчании. А Нако раздумывала о том, что даже в благополучной семье нет спасения от плохого отца.