Гиблое дело

— Повторяю, никаких жертв преступления обнаружено не было! Перекрикивая галдеж, слетевшихся точно мухи на мед, репортеров запинаясь, заикаясь, вздрагивая, краснея и бледнея, вещал капитан Хатаке. Но для человека страдающего такой сильной фобией камер, как капитан, держался удивительно твердо и глаза в обморочном припадке не подкатывал. — В аварийном здании, закрытом по соображениям безопасности, случилось обрушение. Не внявшие голосу предостережения бездомные погибли под завалом. Краснея и бледнея лгал перед камерами Какаши. Ложь бесхитростная, но тем более действенная, что прецеденты уже были. С той лишь разницей, что в прошлый раз никто не пострадал, а теперь погибли бродяги. В такую ложь, подкрепленную событиями, поверить проще всего. Ни у одного журналиста не возникнет желания проверять слова капитана, просто потому, что очевидная ложь не вызывает сомнений. Интересно, эту скучную до правдоподобности ложь придумал сам капитан или воспользовался чужой подсказкой? — Сейчас все останки извлечь из-под завала не представляется возможным. Не справиться, без помощи тяжелой техники. Для этого придется разобрать вручную верхние перекрытия, чтобы добраться до подвальных помещений и освободить свод над ними. Чтобы поднять обломки стен и перекрытий и освободить тела. Нако подпирала спиной стену. Холодный бетон, затянутый в черную, прорезиненную ткань, точно в саван. Прикладывала смоченный в холодной воде платок ко лбу. Ничего серьезного, только последствия обморока. Нако крупно повезло, что она не разбила голову или не лишилась глаза об острый угол отколовшегося с потолка бетонного перекрытия. Голова шла кругом и гудела, как гудит мчащийся на бешеной скорости состав поезда и почему-то Нако казалось, что он вот-вот собьет ее с ног и размажет кровавым месивом по рельсам. Голова Изуми, изуродованная, оскаленная у ее ног всплывала на обратной стороне век, стоило сомкнуть глаза. Как послание, как предупреждение, как стрела флюгера, утверждая направление ветра. И как женщина не хотела, не могла избавиться от взгляда этих белесых, мертвых глаз, смотрящих на нее снизу вверх. Точно предупреждая, предостерегая и прося о помощи. Нако казалось, что эта давно мертвая, снятая с плеч голова даже говорила с ней ее собственным голосом. Будто посылала предостережения самой себе, будто знала все наперед. Взгляд Нако безучастно скользнул по лицам, столпившимся у входа в торговый центр. Все они ожидали когда закончится пресс-конференция, чтобы вывезти уже извлеченные останки для дальнейшего изучения. Вот только Нако знала, что они там найдут. Это жертвы первого убийцы, наставника, учителя. На костях обнаружат следы пыток и ярости, изливающейся подобно неудержимому потоку водопада. Бессильной злобы, не имеющей возможности выплеснутся в обычной жизни. Никаких других зацепок они не найдут. Как не прискорбно и цинично, но для следствия эти останки совершенно бесполезны. То ли дело голова, подвешенная в тайной комнате под потолком, обернутая в кожаный лоскут, как подарочную упаковку. В голове все интересующие их ответы. В мертвой, с горящим глазами и оскалом голове. И о том, что они найдут знал он. Нако знала, что он следит за ней. Тяжелый, как свинцовая плита взгляд Учиха Итачи буравил ее, жег дыры, ставил клейма раскаленным до бела металлом. Она чувствовала его. От пристального взгляда, не отпускающего ни на миг, мурашки бегали вдоль ее позвоночника, тревожно и суетно. Вот только поймать его взгляд Нако никак не могла. Всякий раз, поднимая глаза и находя в толпе его лицо, Нако заставала совершенно обыденную картину полного отречения Итачи-сана от окружающего его мира. Она видела, как детектив Шимура пытался говорить с ним и видела, как ничего у него из этого не вышло. Как другие люди пытались взаимодействовать с ним, но тоже не добились успеха. И видя его таким задумчивым, размышляющим наедине со своими демонами, она понимала, что ей нет места рядом с ним. И все-таки он смотрел на нее, не взглянув ни разу. Какаши продолжал говорить, а он смотрел на нее, жег взглядом, раскаленным прутом, в самые глубины ее существа. Учиха Итачи, человек который все знал наперед. Он знал, чем закончится эта гонка за собственным хвостом. Знал, что вставший перед глазами, утвердившийся на ногах мираж ее собственной смерти реален и он тоже видел его. Но пытался ли предотвратить или нарочно толкал Нако к уготовленному концу? А в том, что он знал финал с самого начала, женщина больше не сомневалась. Стоило быть внимательней и отнестись со всей серьезностью к его словам на совещании, когда Учиха Итачи говорил, что убийца выбрал их обоих ради своих, тайных целей. Уготованную ей роль Нако теперь знала. Какая роль досталась ему? После обморока Нако пришла в себя от резкой, ввинчивающейся в мозг, как сверло с шипами вони нашатырного спирта. В окружении гомона голосов и неразберихи. На нее никто и внимания не обратил, кроме студента-аллергика, того самого, в очках с красными, опухшими глазами. Голову Изуми к тому времени уже убрали с глаз, а криминалисты, точно крысы, лазали по полу, выискивая малейшие улики и зацепки, оставленные убийцей. Не было и Шисуи. Спрашивать о нем что-либо Нако не хотелось. Она боялась представить его рыдающим, на грязном полу, подле отрезанной головы невесты. Но все же услышала. Шисуи впал в ярость. Кричал, сыпал обвинения, угрожал Итачи-сану, будто это он был во всем виноват. А потом схватился за пистолет и несколько раз выстрелил. К счастью, никто не пострадал, а Итачи-сан отделался пулевым ранением прямо посередине ладони. И теперь эту современную стигмату на его кисти закрывала марля наложенных бинтов. Но больше ничто в нем не напоминало о случившемся. Шисуи пришлось уехать. Данзо вызвал Какаши и теперь капитан седьмого участка возглавлял расследование. Черные глаза, не смотря на нее, смотрели. Оставляли почти осязаемый след на коже, как прикосновение твердой руки, ножа. Вот только что значит этот взгляд и о чем думает Учиха Итачи смотря на нее так, Нако не могла понять. Был ли он виновен в смерти Изуми? Был ли он тем, в кого девушка без памяти влюбилась и ради кого оставила Шисуи? Или же он просто толкнул ее в руки убийцы? Сожалел ли? Ничего этого прочесть в его глазах Нако не могла. Но, вопреки здравому смыслу и логики, не боялась. Напротив, чувствовала себя в безопасности, пока он вот так смотрит на нее. — Вот, прими. Нако вздрогнула и отвела взгляд от чарующей темноты призрачного взгляда консультанта полиции. Конан подошла уже довольно близко, а Курасава так и не заметила ее. В протянутой, раскрытой ладонью к верху, судебный медик держала пару пилюль. В другой — бутылку воды. Нако отняла платок от лица. — Что это? — Легкое седативное. Поможет расслабиться и отдохнуть. В последнее время тебе крепко досталось. — Да, пожалуй. Нако не хотелось прибегать к помощи таблеток. Погружаться в тяжелый, медикаментозный, тошнотворный сон с кошмарами и головной болью. Но ничего другого ей не оставалось. Конечно, с куда большим удовольствием, и это было самое первое, о чем подумала Нако очнувшись, она хотела поехать в морг и проследить за вскрытием головы Изуми. Ее собственной, в будущем головы. Вот только теперь этого сделать она не могла. Какаши с особенным тщанием собирался следить за ней. И если Нако снова вздумает нарушить его приказ, то лишится работы. Впрочем, этот вовсе не означало, что она согласится все бросить. Нако взяла таблетки и отправила в рот. Запила водой. Конан улыбалась бледными, лишенными краски губами. Янтарные глаза сияли участием и симпатией, только ничего подобного к ней Нако чувствовать не могла. Вся беда в том, что им обеим не повезло влюбиться в одного и того же мужчину. Пока Нако не осознавала своих чувств и всеми силами пыталась заставить себя полюбить Шисуи, ее не волновали безответные чувства Хаюми. О, теперь она хорошо понимала, что толкнуло Конан подделывать отчеты, утаивать улики по его указке — все ради того, чтобы заслужить его одобрение. Нако и сама была готова на все, чтобы он увидел ее. Не просто увидел, а разглядел. Не так как Шисуи. Он сумел только разглядеть в ней копию Изуми, а не ее саму. Но Нако не была тщеславна настолько, чтобы верить будто у нее есть шанс на успех, когда соперничать приходилось с сияющей Хаюми Конан. Однако о том, что у них война, Конан даже не догадывалась и от этого становилось еще гаже. При другом раскладе они могли бы быть хорошими подругами, но не сейчас. И это не вина Конан. Поблагодарив судебного медика, Курасава направилась в сторону. Через двадцать минут ей смертельно захочется спать и лучше бы к этому времени оказаться поближе к постели. — Нако! — Конан окликнула ее уже возле ограждения. — Я зайду к тебе после работы. Жди. Возле подъезда ее ожидала стайка взволнованных соседок. Трясущихся над своим выводком наседок. Помимо трех первых, включая и жену домовладельца, появилось еще три женщины. Такие же замученные домашними хлопотами и заботами. Но всех объединял схожий страх. — Ну, что? Что там? Что?! — набросились они на Нако, сыпля вопросами точно из рога изобилия. — Это мафия? Якудза? Наркоторговцы?! — И, прежде чем Нако успевала ответить, отвечали сами. — Я так и знала. Это немыслимо! В нашем тихом квартале! Они добрались и до нас. Ах, мои дети! Мои малыши! Как же теперь… Нако потерла переносицу, слипались глаза. Таблетки Конан начали действовать значительно раньше, чем она предполагала. Или Конан солгала и вместо легкого седативного подсунула препарат сильнее? Оглядываться назад и сожалеть было поздно. Она поспешила успокоить наседок. — Послушайте, — они не обращали на нее внимания, галдели на все голоса разом даже не слушая друг друга. — Послушайте! Эй! — наконец, на нее обратили внимание. — Вам не о чем беспокоиться. Никакого криминала не произошло. Группа бродяг устроила ночлежку в подвале торгового центра и их придавило обрушившимся перекрытием. Несчастный случай, ничего больше. Люди погибли, но сами были виноваты. Нако осознанно повторила ложь капитана Хатаке. И вовсе не потому, что хотела поддержать общую теорию. Просто скажи она правду, эти женщины извели бы себя и членов своих семей. Они посадили бы своих детей под замок и не отпускали бы от себя дальше, чем на шаг. Если позволить беспокойству захватить головы этих женщин, они испортят жизнь не только себе, но и детям. Этим наседкам не объяснить, что убийца никогда больше не вернется в эти края, что он и не убивал здесь, а только прятал останки, и, тем более, не заставить понять, что дети убийцу вообще никогда не интересовали. — Никакого криминала, — подчеркнуто произнесла Нако. Женщины смотрели на нее, мигали вытаращенными глазами, но молчали. — Можете спать спокойно. Повисла тишина. Нако сказала все, что могла, чтобы успокоить этих женщин. И теперь ждала, когда они услышат и, что самое важное, поймут ее слова. Укрепят в своем сознании мысль о безопасности для себя и своих детей. — Спасибо, Нако-тян, — первой пришла в себя жена домовладельца. Опыт общения с множеством постояльцев научил ее быстро справляться со стрессом. — Прости, что побеспокоили лишний раз. — Ничего, — улыбнулась Нако, стараясь подавить зевоту. Она вошла в подъезд, но чувствовала, что женщины-наседки смотрят на нее. На ее испачканную в бетонной пыли пижаму и засохшую кровь на пуховике. *** В квартире стояла звенящая, статичная тишина. Тишина, в которой отчетливо слышны механические звуки биения сердца и скрежет вяло текущих в сознании мыслей. За окном темно, так что сразу не разберешь — ранняя зимняя ночь или позднее морозное утро. Но лучше утро, с близким розовым рассветом, прорезающим черноту ночи словно меч языческого Бога, чем ночь. Лучше утро, ведь это значило бы, что весь прожитый день и события полнящие его через край — сон, иллюзия, мираж… Что не было и не будет залитых в бетонные сваи останков, не было не нужных ни ей, ни ему признаний Шисуи и не было отрезанной, точно варварский ритуал, головы Изуми у ее ног с искорёженным, исковерканным, но ее лицом. Ничего этого не случилось и жизнь ее, в общем обыденная и скучная, текла своим чередом. Лучше утро… Звенящую тишину неожиданно и бесцеремонно разорвал громкий, клокочущий рев автомобильного мотора. Совсем близко, под самым окном. И именно это внезапное происшествие заставило Нако наконец подняться с дивана и выглянуть в окно. За окном темнела ранняя зимняя ночь. Черноту ее полотна разрывали только редкие яркие островки вокруг фонарей уличного освещения и искрящиеся в отражении их света сыплющиеся с неба снежинки. Они, будто крошечный светлячки порхали за гладью оконного стекла, пытаясь проникнуть внутрь или хотя бы разглядеть, что же творится за хрупкой прозрачной преградой. А под окнами, яркой серебренной вспышкой-молнией остановилась и, выпустив из своего нутра пассажира, умчалась в ночь серебряная машина. Ни номеров, ни значков марки с высоты своего окна Курасава не разглядела, но была твердо уверена, что уже видела эту машину прежде. Хотя и не успела толком рассмотреть даже ее очертаний. Пассажир машины тем временем, быстро добрался до ее подъезда и позвонил. Нако не знала, чего именно ожидала. После тяжелого, наркотически-медикаментозного сна плохо соображала, но не удивилась, когда звонок раздался в ее собственной квартире. — Нако, открой. Голос Хаюми Конан Курасава узнала сразу, но даже не двинулась с места. Ей не хотелось говорить с кем-то, тем более с Конан. Вяло текущие, еще не проснувшиеся мысли однако весьма расторопно подкинули неприятное воспоминание. Конан и Итачи, очень близко, даже слишком. Беглые, бережные и легкие касания, откровенные взгляды, перемешанное тепло тел. Ее дыхание на его волосах, а улыбка в отражении глаз. Нако знала, что не имела права злиться на это, даже обращать внимание. У них общее прошлое, пусть и практически неизвестное ей, это ничего не меняло. Конан имела право прикасаться к нему так, как хотела, но не могла Нако. Он бы никогда не позволил ей этого, а видеть презрение в его глазах? Что же, он уже презирал ее. Не даром же всеми силами пытался избавиться от нее. Но Конан… Нако не должна ненавидеть ее, но не могла простить. Нако должна была быть профессионалом, но место рассудительного полицейского заняла уязвлённая женская гордость и ревность. Она рассыпалась и не хотела, чтобы именно Конан видела это. — Нако, я знаю, что ты проснулась. Я сама рассчитала дозировку. Открой, — настойчивость Хаюми поражала. — Ты знала, что я приду. Если ты не откроешь, я буду звонить во все квартиры подряд и донимать твоих соседней. Кто-нибудь все равно впустит меня. Нако! Угроза возымела эффект, Нако открыла двери, но вовсе не испугалась недовольства соседей. По большему счету ей были безразличны люди, обитающие с ней в одном доме. Она просто не хотела шума. Не хотела, чтобы ее фигура стала объектом пристального внимания соседок. Чтобы ее личную жизнь обсуждали все сплетницы. И, тем более, чтобы ее жалели. Надо же, дочь без отца. Еще и мать отвернулась от нее. Эта правда удивительным образом всплывала, стоило ей только попытаться с кем-то сблизиться. Даже если она ничего о своей жизни не рассказывала. Впрочем, кто бы захотел делиться с окружающими такой правдой? И только для того, чтобы избежать этого, Нако открыла двери. Конан появилась на пороге ее крохотной квартирки через считанные секунды. Словно она не вызывала и не ждала лифта, а взлетела под самую крышу пятиэтажки на одном дыхании. Выглядела Хаюми если не взволнованной, то как минимум взвинченной и усталой. Ее обыденно безупречный макияж размазался по лице, под глазами залегли длинные тени туши и подводки, губы бледнели естественной бледностью. Но одета она была безукоризненно. Маленькое черное платье, темно-красный пояс, подчеркивающий тонкую талию, туфли на высоком каблуке, хотя на улице намело сугробов. Впрочем, Хаюми не добиралась к Нако на общественном транспорте. Она придирчивым, цепким, коротким взглядом осмотрела сразу всю квартиру Нако и ее саму. Женщина взъерошила спутанные, торчащие во все стороны со сна волосы, желая скрыть смущение. — Я только собиралась принять душ, — оправдалась Курасава. Конан улыбнулась. — Ничего страшного. Я на долго не задержу тебя. Она шагнула в квартиру оставляя на гладких половицах мокрые следы. Сняла длинные кожаные перчатки с идеальных рук и бросила на диван. Тофу, заметив в квартире постороннего и явно незнакомого ему человека, зашипел, выгнул спину дугой. Шерсть на его белоснежной шубке встала дыбом. Но Конан агрессия животного не испугала. Она протянула руку и попыталась погладить взъерошенного кота за ухом. Тофу ответил выпадом когтистой лапы и чуть не расцарапал судебному медику ладонь. — Какой милый, — успела отдернуть она руку. — У меня у самой три кошки. Говорят, что заводчики кошек живут в среднем втрое дольше, чем любители собак. Все из-за уникальной способности котиков снимать стресс. Хотя лично я не замечала особой разницы. И как зовут этого красавца? — Тофу. — Тофу? Прелесть, — всплеснула руками Хаюми и оставив кота в покое устроилась на табурете за крошечным столом служившим и обеденным и рабочим местом. — Но я не за этим сюда пришла. Ожидая ее дальнейших слов, Нако щелкнула электрический чайник на небольшой стойке в углу и присела напротив гостьи, расставляя перед ней чашки. Это была сумбурная и ничего не значащая суета, просто чтобы занять руки. Конан пришла вовсе не для того, чтобы пить чай и говорить о погоде. Разговор обещал быть тяжелым и мало приятным, судя по царившему вокруг напряжению. И чем тяжелей он был, тем сложнее его начать. Нако налила чай, из угощений нашлась только половина шоколадной плитки в холодильнике, замерзшая до хруста. — Так, что ты хотела мне сказать? — Нако позволила себе привыкнуть к мысли, что дальнейшие слова Конан будут относиться к отрезанной голове Изуми и тому, что это могло значить. Они обе знали, что именно. Но Конан удивила ее. — Ты нужна ему. Сейчас, — сказала она и эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Нако застыла на месте, так и не успев поднести к губам чашку ароматного чая. Озадаченно смотря на гостью. Конан тоже застыла, но вовсе не от шока, а потому что ждала реакции и внимательно наблюдала за ней. Под пристальным взглядом янтарных глаз, Нако ненароком подумала, что речь идет о маньяке. Ничего удивительного с учетом того, что она видела отрезанную голову принадлежащую ее двойнику. Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять посыла. Учиха Итачи говорил ей, что убийца выбрал ее и теперь Нако точно знала свою роль во всей этой кошмарной постановке. Она жертва. Или должна стать ею в последствие. Разумеется, к такому выводу пришел и Учиха Итачи, даже гораздо раньше, чем она. И если он хотел поймать убийцу используя ее как приманку, Нако была согласна. Все лучше, чем сидеть без дела. — Кому? — голос ее дрогнул. Не от страха перед опасной операцией. На считанные доли секунды в ее голове не осталось ни одной мысли об убийце и расследовании. Она могла думать только о нем. И кажется, Конан заметила это и интерпретировала правильно. На мгновение в Нако не осталось ничего, кроме лишенной здравого смысла влюбленной женщины, только и ждущей того момента, когда возлюбленный поманит к себе. И она надеялась, что этот момент настанет именно сейчас. — Шисуи, — холодный, даже неприятный взгляд Конан скользнул по ее лицу и поймал, тщательно скрываемое, но вырвавшееся на свободу, разочарование. — Голова Изуми… Для него это было ужасным потрясением. — Нако собралась было что-то ответить, но Конан не дала ей и рта раскрыть. — Я знаю, что ты тоже перенесла шок. Я даже представить не могу, как бы повела себя, увидь на жертве свое собственное лицо. Но ему гораздо хуже. Пойми, Нако, Шисуи искал Изуми долгие годы. Он единственный, кто не хотел верить в ее смерть. И теперь, когда всплыла эта отвратительная правда, боюсь, он может сломаться. — Но почему ты пришла с этим ко мне? — недоуменно спросила Нако. — Между нами все кончено и Шисуи знает это. У него есть друзья и семья, разве они не могут ему помочь? — Ему нужна ты! — с нажимом повторила Конан и подалась вперед, подпирая руками округлую грудь. — Как ты не видишь, Нако? Только тебе одной он открылся спустя столько лет затворничества и упорного молчания. Только тобой так дорожит… — Потому что я похожа на Изуми, а вовсе не потому, что Шисуи чувствует ко мне что-то! — И пусть, — безразлично махнула рукой Конан проигнорировав гневный взгляд Курасавы. — Какое это сейчас имеет значение? Разве не твоя работа спасать людей? Так почему ты отказываешься, если тебя просят спасти человеку жизнь?! — И все-таки, почему я? Гневный и даже обвинительный тон Конан Нако не нравился. Судебный медик всеми силами пыталась заставить Курасаву чувствовать себя виноватой во всем, что случилось с Шисуи. Причем не только за то, к чему она могла иметь непосредственное отношение, но и за то, что произошло задолго до ее появления в жизни капитана. К счастью, за плечами Нако имела хорошую полицейскую школу, чтобы вовремя обнаружить подвох. Конан, как отражение в зеркале, точно и безошибочно определила настрой Нако и резко сменила тактику. Она улыбнулась, откинулась назад, прислонившись плечом к стене и сделала крупный глоток уже остывшего чая. Глаза ее при этом не отрывались от лица Нако, точно мир сошелся клином у нее на физиономии. — Ты же знаешь, — начала она поучительно и немного высокомерно, хотя агрессия из голоса исчезла. — Мы в ответе за тех, кто пустил нас внутрь себя. Окажись ты на его месте, уверена, он был бы сейчас здесь и сдувал бы с тебя пылинки. Просто потому, что такова человеческая природа. Нас всегда тянет к убогим. Прозвучали ее слова вовсе не как попытка уговорить или задобрить. Казалось именно в этот момент Конан мучилась куда более серьезной дилеммой, чем попытка образумить Нако и открыть ей глаза на реальный окружающий мир. Ты совершаешь ошибку, Нако! Так должен был звучать ее голос. Но слышалось в нем вовсе не порицание, а понимание и тоска. — О чем ты? — чай давно остыл, да Нако и забыла о нем. Взвинченная словами Хаюми, заведённая, грозная. Теперь весь ее пыл сошел на нет, от одной только фразы брошенной тоскливым серым голосом. — Ты, я, Ино… — пространно махнула она рукой. Тоже забыла про чай и напиток стыл, распространяя вокруг себя кисловатый запах испорченного белка. — У нас один груз и одна боль, пусть и с разными именами. У тебя Шисуи с его болезненной любовью к бывшей уже мертвой девушке. У меня Итачи. У Ино — художник. — А что с Саем не так? — Нако нарочно пропустила мимо ушей слова о Итачи-сане. Но больших усилий стоило придать своему лицу невозмутимый вид. Конан и Итачи-сан? Несомненно, в своем воображении именно их рисовала Нако рядом. Но то только воображение. Их ничего, кроме общего прошлого не связывало. Не сейчас во всяком случае. Она бы заметила, если бы Итачи-сан… А, впрочем, ничего бы она не заметила. Смотря на него Нако только и видела объекта своих девичьих грез, а что скрывалось за фантазиями, что было на самом деле? К этому Нако оставалась слепа. Так может и правда, у них куда больше общего, чем Нако могла себе представить? Но ни сейчас об этом думать! — Нет, ничего. Просто… Когда он смотрит на меня этим своим немигающим взглядом, будто плотоядная ящерица. Брр! Мороз по коже. Нако прекрасно понимала Конан. В свое время она тоже шарахалась Сая, как чумы, но привыкла. Да и какая разница Конан, как Сай смотрит. Главное, чтобы Ино это не мешало. — Но это не делает его ненормальным. — Не делает, — согласилась Конан легко и охотно. — И это вовсе не повод, чтобы ты говорила мне с кем я должна спать. — Спать! — взвизгнула слишком громко Хаюми и рассмеялась, задорно, переливчато. — Я вовсе не говорила, что ты должна с ним спать. Оговорка по Фрейду, Нако? Значит, хочешь. Нако ничего не ответила, только нахмурила брови. Как ребенок, честное слово: «тили-тесто, жених и невеста»! Но спросила: — Чего же ты тогда хотела? — Чтобы ты навестила Шисуи. Узнала, как он. Поддержала, — она замялась. Зашуршала оберткой шоколадки, отломила кусочек и отправила в рот. Долго жевала смакуя послевкусия. А Нако ждала, не отрывая от гостьи пристального взгляда. — Да и не я хотела. Итачи попросил попросить тебя приглядеть за Шисуи. Их взаимоотношения очень странные и все же они очень близки. Остро чувствуют, когда кому-то из членов семьи плохо. Хотела бы и я так. Нако снова не нашлась что сказать. Итачи-сан. Вот, значит, что. Он попросил Конан сосватать Нако. И гением быть не нужно, чтобы понять, чего он хочет. Однажды он уже толкнул Нако в объятья Шисуи. Умело так, с холодным и злым расчётом. Сделал, так сказать, подарок брату, а то сама Нако так и не решилась бы провести с ним ночь. И теперь, когда Шисуи требовалось чужое тепло, чтобы не чувствовать себя одиноким, он снова толкал к нему Нако. Толкал не сам, точно боялся запачкаться, а через Конан. Разумеется, Хаюми сделает для Итачи-сана все, о чем тот только попросит, даже улики скрыла потакая его капризам. Что уж говорить о том, чтобы пихнуть Нако в постель к Шисуи. Не самой же! Но почему Итачи-сан? Какое ему дело? — Что же Итачи-сан сам не пришел меня уговаривать? — с вызовом бросила она. Конан хотела ответить, даже рот открыла, но Нако не стала ее слушать. Подскочила с места, забрала чашки с остывшим чаем и, развернувшись к раковине, принялась их мыть. Если Конан и говорила что-либо, за шумом воды Нако все равно ничего не услышала. В голове ее царил хаос. Мысли, рассерженными пчелами вились вокруг одной, весьма приметной фигуры и жалили его, жалил… Как он мог так обходится с ней! Как он мог использовать людей по своему желанию?! Кто дал ему право! Мокрая от воды и пены чашка выскользнула из ее рук и упала на дно раковины, разбилась. К счастью, Нако не повредила руки. — Черт! — выругалась она и закрыла кран. И словно вся ее злость разбилась вместе с этой чашкой. Чего она собственно завелась? Ведь логично, что именно от нее Шисуи будет ждать поддержки. Что именно ей уготован этот крест. И нет в просьбе Конан ничего зазорного. И в постель к Шисуи ее тоже никто насильно не тащит. Она села на подоконник, вытянула руки вдоль тела. Устала. Мысленная борьба вытянула из нее все силы. Или таблетки Хаюми еще не перестали действовать. — Я думала, ты придешь, чтобы поделиться со мной результатами вскрытия. Дать подсказку. Ведь я не могу получить результаты законным путем. Конан несколько раз моргнула, словно проверяла, не спит ли. И привыкала, к внезапно круто изменившемуся настроению Нако. Улыбнулась. — Хорошо. Я расскажу все, что знаю. Только не выдавай меня, — она снова отправила в рот кусочек шоколада и заставила Нако ждать, пока не прожевала его. — Я мало что могу сказать. Если брать конкретику. Но мы установили, что голову отрезали посмертно. Это ведь хорошо? Нако не ответила. Искорёженное лицо Изуми до сих пор стояло у нее перед глазами. И, если это не отражение ужаса перед смертью, то что же ей довелось пережить? Сколько мук выпало на долю этой женщины, прежде чем она лишилась головы? Если отсечение головы могло избавить ее от мук, то Нако искренне жаль, что умереть ей пришлось иным путем. — Что стало причиной смерти? — спросила она. Конан пожала плечами. — Без тела невозможно установить причину. А тела мы так и не нашли. Его нет среди замурованных останков, — она бросила на Нако взгляд из-под длинных ресниц, проверяла, какую реакцию это вызовет на лице Нако. Но Курасава сумела выключить часть мозга отвечающую за эмоции и превратилась в сосредоточенного профессионала. — Что-то еще? — Голова высушена. Кожа в очень хорошем состоянии, почти без следов разложения, а значит, самостоятельного этого произойти не могло. Скорее всего убийца использовал соль, чтобы сохранить голову. Но результаты экспертизы скажут точнее. Что до орудия — голову отсекли одним ударом острого лезвия. Мы сделали слепок и теперь доктор Орочимару пытается определить тип орудия. — Как долго это займет времени? — Не знаю, — честно признала Хаюми. — Может, пару дней. Если капитан Какаши не надавит на лабораторию. — Это все? — Хаюми кивнула. — Спасибо. Держи меня в курсе. Вот так просто Нако дала понять Конан, что больше не хочет ее видеть и разговор окончен. Хаюми возмутилась, по ее красивому лицу пробежала рябь. Конан открыла рот, но так ничего и не произнесла, должно быть поняла, что в холодности Нако виновата она сама. Поднялась с места. — Удачи, Нако. Та кивнула. Конан подобрала перчатки с дивана и вышла в коридор. Через миг звякнул, раскрываясь перед ней лифт. Прозвучал голос Конан, словно она говорила с кем-то по телефону. — Забери меня. Нако принялась убирать со стола. Тофу все еще шипел из-под дивана, не веря, что их обитель оставили в покое. Когда женщина закончила с уборкой, стараясь проанализировать все, о чем они говорили с Конан. И не только касательно расследования. Под окнами заревел мотор автомобиля, как предполагала Нако, того самого, что привез к ней Конан. Но выглядывать снова она не стала, а прямиком направилась в душ. *** Серебряная пуля «Астон Мартин» остановилась около подъезда и Конан быстро добежала до нее и забралась в уютный, теплый салон. Из темноты на нее внимательно и требовательно смотрели черные, словно мертвые, глаза Учиха Саске. Он ждал ответа и Конан повернулась к нему. — Я сделала, как он просил. А еще добавила немного от себя, но никому об этом знать не нужно. В конце концов, кто станет ее осуждать за то, что она пыталась получить что-то хорошее и для себя. — А художник? О нем ты узнала что-нибудь? — Саске будто только этого и ждал. Его руки нервно перебирали по поверхности рулевого колеса, сжимались и разжимались, будто под пальцами не пластик и металл обтянутый кожей, а шея потенциальной жертвы. — Я спросила, — Конан поправила прядь волос за ухо. Ей не нравилось смотреть в лицо Учиха Саске. Сейчас он вызывал у нее странное, неприятное чувство. — Но его имя не вызвало у Нако никакого отторжения. Она даже пыталась защитить его. Саске промолчал. Сжал губы в тонкую полоску и устремил взгляд на дорогу. Тронул машину с места. Его лихорадочное, тщательно скрываемое возбуждение передалось и Конан и она заерзала на сидении. Нет ничего хуже, чем сидеть на месте и ждать. Ждать, когда случится хоть что-нибудь и случится ли. Саске тоже вымораживало бездействие. Он нервничал, психовал и злился, но делал это сугубо внутри своего собственного сознания. Конан так не умела. Ее трясло по настоящему, с ощутимым тремором рук. Они проехали мимо затянутого в черное торгового центра. За минувший день рабочие успели разобрать крышу и сняли почти все стропила на которых она держалась. Конан снова поежилась, вспомнила голову Изуми и снова водоворот неприятных событий закрутился в ее голове. — Как думаешь, ее найдут? Саске сжал руль и слишком резко выдавил педаль газа. Зад машины занесло и он пошел юзом, но почти сразу выровнялся. Его лицо при этом стало бледным и похожим на статичную маску. — Ты слышала, что по этому поводу думает Итачи, — он запнулся, точно слова приходилось вырывать из его горла. — Скорее всего, Ино уже мертва. Конан хотелось упрямо возразить, но она не смогла. Итачи никогда не ошибался в своих предположениях и сейчас она возненавидела его за эту особенность. О том, что Ино пропала Конан узнала уже под вечер. То есть еще утром, придя на работу Хаюми заметила отсутствие подруги. Ну и пусть. Последнее время Ино часто оставалась ночевать у своего приятеля художника, а потом ехала через весь город в свою квартиру, чтобы принять душ и переодеться. Потому и опаздывала, иногда сильно. Этим утром Конан тоже решила, что подруга задержалась из-за жарких объятий бойфренда. В конце концов люди искусства такие непредсказуемые. А потом навалилось: сообщение о найденных останках, голова Изуми, убитый горем Шисуи — ни о чем другом Конан думать уже не могла. Даже когда привезла в морг голову, собрала материал для анализов. И только начав вскрытие, решила обратиться к Ино за консультацией. Не тут-то было. Яманака так и не появилась на работе. Конан звонила, оставляла сообщения на автоответчике, искала в соцсетях, даже домой к подруге ездила — без толку. Тогда Конан и подняла панику. По закону, полиция начнет активные поиски только через двое суток. До этого времени оставалось ждать и надеяться, звонить родным и близким, мало ли что случилось выходящего за рамки обычного, что могло заставить Ино уехать, бросив все и всех, без предупреждения. Сай тоже не мог внятно ответить куда подевалась его девушка. Провели вечер вместе, проводил домой. Утром был занят, не звонил и понятия не имел, что с ней что-то случилось. Он итак Конан не нравился, а после такого заявления и подавно. Но проблему это не решало. Ино нигде не было и никто ее не видел. И только Итачи, вопреки ожиданиям и надеждам, без подготовки, выдал: Ино уже мертва! Известие об исчезновении Ино повергло в шок и Саске. Яманака не была этому надменному, эгоистичному ублюдку посторонним человеком. Вообще удивительно, что Ино так бережно и внимательно относилась к нему. Еще со школы, и потом, когда Саске вопреки ожиданиям, выбрал себе в жены ее лучшую подругу и в скором времени у них родилась дочь. Казалось этим событиям Ино была рада больше всех, даже молодых родителей. Это Ино всеми силами и знакомствами помогала Саске найти врача для заболевшей Сарады и привезти его в Японию. И это Ино переживала их развод, как свой собственный и больше других волновалась о судьбе Сарады, а та даже не была ей крестницей. Все-таки между Ино и Саске была связь, особая, странная. Может даже любовь, только больная, исковерканная. Нет, Конан была права, когда сказала, что их тянет к убогим. Вот и ее саму тянуло до боли к Итачи с самого первого дня знакомства. Она помнила его как сейчас. Предпоследний курс медицинского, практика в городском морге, старый, маразматик учитель. Она только рассталась со своим парнем, студентом с хирургического отделения, на год старше самой Конан. Расстались, потому что учебу он любил больше, чем Конан. За последний год их отношений они виделись всего раз десять и то большая часть этих встреч приходилась на обще студенческие мероприятия. А тут появился он, мальчик, с мистическим черным взглядом и миловидным лицом. Только исполнилось восемнадцать, действительно ребенок. Но этот ребенок работал консультантом полиции и постоянно указывал преподавателю Конан из морга на его ошибки. Дошло до того, что этот мальчишка начал присутствовать на вскрытиях, указывая именитому доктору что и как делать. Ставил под сомнение любой вывод врача. Но девчонкам с курса он нравился, милый, маленький, наверняка девственник. Боже, да они готовы были глотки друг другу перегрызть за возможность соблазнить этого мальчика. Но Итачи удивил и здесь. Сам подошел и просто так, обыденно, будто речь шла о погоде или другой глупости, предложил ей заняться сексом. Конан тогда чуть дара речи не лишилась и переспрашивала все: — Ты уверен? Серьезно? Со мной? — Не хочешь, не надо, — буркнул милый мальчик с пронзительными глазами и пошел своей дорогой, засунув руки в карманы. Вот так просто, словно не смог договориться о поставках соли домой. Конан смотрела, как он уходит и не могла поверить, что делает это. Окликнула, подбежала. — Нет, нет. Я согласна. Ты не так меня понял. Просто это неожиданно и… — В десять у тебя. Жди. — Не дал ей договорить и пред фактом поставил и, вроде как свидание назначил. В то время Конан снимала квартиру еще с тремя девушками с курса. Платили поровну у каждой свой койка за умеренную плату. Конан пришлось как следует постараться, чтобы выдворить подруг ночевать куда-нибудь в другое место. К ней ведь парень придет, да еще какой. Она была уверена, что у Итачи еще никогда не было женщины, так что подготовилась. Купила вина, свечи, нашла диск с романтической музыкой. Но все это не пригодилось. Итачи взял, что называется, быка за рога с порога. Причем действовал уверенно, напористо и вовсе не как девственник. Конан едва поспевала за ним, стараясь и себя показать в этом танго. Но мальчишка явно не собирался тянуть резину. Вошел, поцеловал, снял одежду, повалил на кровать. Это на словах, на деле все обстояло куда жарче. Она еще долго горела, плавилась вся, исходила жаром, а он ушел. Сделал свое дело, как на работу сходил, и оставил ее одну. Ни нежных слов, ни поцелуев, ни объятий. Но, черт возьми, никто и никогда не доводил ее до такого исступления, как этот мальчишка. А ведь Конан на четыре года его старше и опытней. Хотя последнее под большим вопросом. Так и повелось. И не роман и других парней Конан не пыталась искать, только Итачи. Сначала он, по своему обыкновению, ставил ее перед фактом, мол, приду сегодня, жди. Потом перестал. А в какой-то момент Конан огляделась и вдруг заметила, что уже не ждет его, просто знает, что придет. Не сегодня, так на следующий день или через неделю, но придет. В ее комнате даже вещи его хранились, чистые носки, сменное белье, зубная щетка в ванной. Это действительно походило на отношения, или ей так только казалось. Последний год учебы Конан Итачи помогал ей готовиться к экзаменам. Делал это тоже по особому, с личным, так сказать, шармом. Рассказывал ей о разложении и трупах во время секса или сразу после, когда хотелось разомлеть в его объятьях и ни о чем не думать, но нежностей от Итачи было не дождаться. Именно его наставления и помогли Конан сдать экзамены на отлично. Профессора пришли в восторг от ее познаний, слишком углубленных для простого студента. А потом ей пришлось уехать. Вернуться в родной город и отработать пять лет в городском морге патологоанатомом, которого до нее там никогда не было. Вернуть муниципальные средства, выделенные городом на ее обучение. В родной глуши Конан могла сделать головокружительную карьеру — конкуренции никакой. Но не стала. Душа рвалась назад в столицу, к Итачи. И она вернулась. Нашла работу, в разы хуже, чем была дома, но лишь бы рядом с ним. А Итачи не узнал ее. Взглянул, мазнул глазами, будто по пустому месту и прошел мимо. Конан бросилась следом. — Стой! Это же я. Ни уж-то не помнишь? — Помню, — холодно и отчужденно. — Я же к тебе вернулась. Из-за тебя. — Зря. Меня больше это не интересует, — и ушел, ни слова, ни взгляда, одно безразличие в глазах. Однако потом именно Итачи дал ей рекомендацию, когда капитан тринадцатого участка, тогда Учиха Фугаку, решил нанять для участка отдельного судебного медика. Конан хотела отблагодарить Итачи, но он опять проигнорировал ее. — Ничего личного. Просто я знаю, что ты знаешь. Я сам вложил эти знания в твою голову. И кто из них старше и опытней, у кого жизненный путь длиннее? Даже когда ему было восемнадцать он наставлял Конан, что говорить теперь, спустя шесть лет? Итачи всегда был непомерно далеко от нее. Конан решила, что все-таки есть шанс. Раз помогает, рекомендует, значит помнит еще, что было между ними. Значит ни все умерло. И она попыталась. Сначала напомнить прошлое, потом вызвать ревность, завела роман с Шисуи, но только потратила время. С годами Итачи стал только более отчужденным и замкнутым. Но потом лед треснул, и если не любовь, то дружба укрепилась между ними. Дальше — больше, думала Конан. Не рассчитывала, что на пути еще кто-то встанет. Не с Итачи. А тут… Она знала его слишком хорошо, чтобы не заметить, чтобы пропустить. Он изменился, ведет себя странно. Нет, он всегда ведет себя странно, таков уж его гений, но есть вещи которые и на странном фоне выглядят странными. И все странности связаны только с ней, Курасавой Нако. Вот и сейчас, когда пропала Ино, Итачи повел себя более чем странно. — Сходи к Нако, — наставлял он, прекрасно зная, что ради него Конан сделает все, что угодно. Этим и пользовался. — Убеди, уговори. Сделай так, чтобы эту ночь и последующие она провела с Шисуи. Ей опасно оставаться одной. Он беспокоился о Нако. А как же она, Конан? Кто позаботиться о ней? Только сама, всегда сама. Вот и сказала Нако, что у них с Итачи что-то есть. Пусть хоть на ее словах, но мечта станет правдой. Нако, конечно, молодец. Виду не подала, будто не услышала. А если и правда проигнорировала — тем лучше. Итачи все еще принадлежит ей, на правах бывшей девушки, подруги, пособника. И Конан была бы счастлива своей маленькой победе при других обстоятельствах. Но не сейчас. Сейчас пропала ее подруга, исчезла бесследно и Итачи считал, что ее уже нет в живых. Сейчас не время ликовать — время скорбеть.