Северное сияние

      Душно. Джин было до жути душно. Духота и липкий жар медленно вытаскивали Сокджин из утренней дремы. Ограниченное в движениях тело затекло от неудобного положения, а во рту пересохло от нехватки свежего воздуха. Дофин тихо спал, прижав во сне к себе жену и плотно обхватив ее руками. Вот уже две недели каждое утро Сокджин, густо краснея, аккуратно пыталась выпутаться из объятий мужа, стараясь не разбудить его.       Спящий дофин, не хмуривший брови и совершенно расслабленный, походил на ребенка, вроде как он был младше ее на несколько лет. И пусть засыпали они каждый на своей половине кровати, развернувшись спинами друг к другу, просыпалась Джин прижатая к сильному телу. Тянулся ли во сне Чонгук к теплу или путал ее с кем-то еще, но привычная обида и раздражение к супругу куда-то испарялись, а нежное сердце девушки, закормленное любовными романами, вдруг начинало трепетно пропускать удары по утрам и отчаянно сбивалось с ритма, когда сухие губы дофина сквозь сон невесомо дотрагивались до ее волос на макушке или теплого спросонья лба.       Вот и сейчас маленькая дофина, окончательно проснувшись, нервно жевала губы и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить Чонгука. Ситуация неловкая, она сейчас точно со стыда сгорит. Джин аккуратно попыталась высвободить собственную ногу из их переплетенных конечностей, но супруг, почувствовав шевеление во сне, лишь сильнее навалился на жену, отчего его бедро плотно прижалось к ее промежности. Задохнувшись от смущения, Сокджин чувствовала это. Твердое, горячее и пульсирующее. Оно прижималось к ее обнаженному от задравшейся во сне рубашки животу, давило и оставляло мокрые липкие следы. Крепкое бедро мужа, с удобством разместившееся между ее ног, теплое дыхание куда-то за ухо, ощутимая тяжесть юноши сверху – все это так волновало разморенное сном девичье тело. Джин чувствовала расслабленность и напряжение одновременно, в низу живота, там внутри, почти до боли кололо и сжималось в нетерпеливом ожидании. Джин сглотнула вязкую слюну. Сложно продолжать держать обиду на человека в такие моменты, когда одно его присутствие рядом, так близко, вызывает неоднозначные желания.       А ведь у них так ничего и не было за две недели супружеской жизни. Подлог так и не раскрыли, повторных проверок никто не проводил, а Сокджин никому правды рассказывать не торопилась. Стыдно было признаваться, что не интересовала собственного мужа в этом ключе, да и новых сплетен выслушивать тоже желания было мало. Следующие дня два король и барон нарадоваться не могли своим юным подопечным, которые, наконец, консумировали брак. Сокджин была уверена, что его милость всю ночь хлебал вино из дворцовых погребов, когда узрел запятнанные благородной кровью супружеские простыни. Возможно, выпивал барон с королем и герцогом. Дофина легко могла представить этих троих, запершихся в личном кабинете короля и поднимающих бокалы за здравие молодоженов и будущих наследников.       Придворные же меньше болтать не стали, наоборот обсасывали затянувшееся супружеское дело, обрисовывали новыми красками и добавляли совсем уже странные подробности. Каких только сплетен не ходило, оставалось лишь поражаться воображению некоторых высоких особ.       Правда, ложе они все же делили. То ли король повлиял на Чонгука, то ли дофин изображал праведника перед высшим светом, но каждую ночь юноша приходил в супружескую спальню и укладывался на общую кровать, пока Джин учитывалась книгами. Кстати, морские романы про пиратов ей пришлись по душе так же сильно, как и любовные. А когда ей попался любовный роман между капитаном пиратского корабля и юной дочерью губернатора, она и вовсе двое суток от книги не отрывалась. Могла бы, и на субботнюю молитву в часовню с ней пошла.       К ней Чонгук интереса в постели не проявлял больше. Смотрел перед сном, как его жена читает при свете канделябра, а потом отворачивался и засыпал, шумно сопя и похрапывая. Что же, он вполне мог умаяться днем с маркизой и на жену сил к вечеру совсем не хватало, тут уже Сокджин его винить не могла.       Заслышав приглушенный шум из салона за дверью, Сокджин встрепенулась, убрала голову с сильной мерно вздымающейся груди и принялась спешно выбираться из супружеских объятий. Особенно неловко дофина себя почувствовала, когда поняла, что на бедре мужа после нее остался влажный след.       Когда умытую, одетую и причесанную дофину фрейлины вывели в салон к подружкам, дожидавшихся ее к утренней трапезе, Чонгука в спальне уже не было. Сокджин вообще ни разу не могла поймать его за пробуждением.       Шурша юбками нежно-розового платья, расшитого цветами, Сокджин шагала в окружении фрейлин в сторону столовой. За все время пребывания во дворце она уже легко ориентировалась во всех залах и коридорах. Большую часть времени она проводила в своих комнатах на втором этаже, и парке, а в последнее время повадилась делать выезды в столицу. На первый этаж, где располагались комнаты придворных, Сокджин спускаться не очень любила и делала это только в крайней необходимости, даже в парк выходила не через высокие двери Зеркальной галереи, а использовала лестницу Послов в южном крыле, которая вела на внутренний дворик. На третьем этаже, в комнатах короля, она была всего несколько раз.       Сокджин бы не назвала жизнь во дворце хоть сколько-нибудь интересной. Занять себя девушка решительно ничем не могла. Сидеть в салоне в окружении подружек и разговаривать разговоры на одни и те же темы перестало быть веселым уже на третий день. Оставались лишь чтение да вышивание. Бона разве что очень хорошо рисовала. Балы, несмотря на два роскошных бальных зала, проводились редко. Единственным развлечением оставались прогулки в огромном парковом ансамбле, но чем меньше изведанных дорожек и уютных двориков оставались неисследованными, тем меньше интереса он вызывал.       Но самой скучной обязанностью во дворце была утренняя субботняя молитва. Сокджин сидела на первой скамье рядом с мужем и королем, позади нее усаживались все ее подружки. И если Юна и Бона могли позволить себе тихое перешептывание для убийства времени и скуки, то у дофины такой роскоши не было. Молитву читали с полчаса, во время которой Сокджин успевала пересчитать когти на лапах всех горгулий над алтарем, все статуи святых со странно вздернутыми руками и сделать ставки, сколько свечей потухнет в этот раз. Впрочем, скучала во время молитвы не она одна. Чонгук, казалось, спал с открытыми стеклянными глазами, король тяжело опирался на трость, а престарелая графиня Йонская нет-нет, да и заснет, приоткрыв рот и склонив голову на слишком затянутую корсетом покрытую пигментными пятнами грудь. Престарелая графиня продолжала молодиться и выбеливала, и напудривала себя настолько, что выглядела скорее смешно, чем юно, но смеяться с нее было нельзя.       Субботняя молитва в часовне была местом, где Сокджин постоянно натыкалась на Чимин. Избежать ее присутствия там было невозможно, а бывшая фрейлина первые дни после отставки всячески пыталась перехватить дофину для разговора. Сейчас она просто сидела на последних рядах среди остальных придворных, хотя Джин была уверена, что Чонгук посадит фаворитку на скамьи, если не королевской семьи, так приближенных к ней точно. Иногда дофина пересекалась с любовницей мужа в коридорах дворца или видела их двоих прогуливающихся в саду и что-то горячо обсуждающих, но старалась не показывать своей заинтересованности в этой девушке. Достаточно того, что ее муж был в ней заинтересован.       Иногда ночами, когда сил на книги больше не оставалось, Джин страшно хотелось растормошить посапывающего супруга и потребовать ответа, что же ему в ней не хватает, что такого есть у маркизы, чего нет у нее. Но порыв легко заглушался гордостью. Совсем не хотелось признавать себе, что Джинни малодушно завидовала своей сопернице. Поэтому так придирчиво выбирала с утра платье, поэтому в волосах всегда присутствовали драгоценные украшения. Поэтому так яростно контролировала себя и свое поведение, старалась выглядеть безупречной. Хотя и понимала, что эти старания заранее обречены на провал. От этого бессилия и злилась. А на кого именно, тоже не понятно.       Сокджин все так же неловко оглядела столпившихся у стен малой столовой придворных. Дамы чинно обмахивались веерами, мессеры изредка промакивали белоснежными платками вспотевшие лбы, оркестр играл что-то ненавязчивое и мелодичное в углу. Стол ломился от тяжелых блюд с яствами: там и три вида мяса, и салаты, и рыба, и фрукты, и выпечка. Сокджин в который раз задалась вопросом, куда это по идее должно деваться. Для завтрака еды слишком много, особенно учитывая, что за столом всего два человека. Король вставал и завтракал рано в силу своего возраста, Сокджин же и дома любила поспать едва ли не до второго завтрака, а дофин, как оказалось, спит и того дольше. Возможно, он бы и до вечера в кровати валялся, если бы его сон не тревожила с утра проснувшаяся жена.       Придворные к трапезе не присоединялись, только подпирали собой стены по периметру зала. Завтракали ли они раньше или наоборот садились за стол после того, как молодая чета удалялась из столовой, дофина не знала. Аппетит у Сокджин пропадал под наблюдением десятков деланно безразличных глаз и кусок в горло не лез. И привыкнуть к такой странной традиции тоже девушке было сложно. Дофина медленно цедила воду из бокала и съела пару кусочков сыра, больше в себя впихнуть под опостылевшим пристальным вниманием придворных она не смогла.       Сокджин поймала на себе взволнованный взгляд супруга, растянула губы в улыбке и снова вернулась к кусочку сыра. Дофин продолжал наблюдать за женой, нахмурился, увидев вновь пустую тарелку перед ней. Чонгук осмотрел стол, подозвал камердинера и тихо сказал поменять местами блюда. Девушка на перемену сервировки не обратила никакого внимания, со скучающим видом продолжая пить воду из бокала. Доедая рыбу, Чонгук пустился в размышления, то и дело бросая на жену подозрительные взгляды.       Чужие взгляды игнорировать было все сложнее. Завтрак непривычно затягивался, перезвон скрипок бил по ушам и уже начинал раздражать, такой ненавистный шепот разряженной толпы действовал на нервы, а супруг вдруг стал есть в два раза медленнее. Выйти из-за стола раньше него дофина никак не могла. В животе посасывало от голода, а перед глазами уже начали появляться темные пятна. Сокджин опустошила бокал с водой, заполняя желудок, в слабой попытке его временно обмануть.       Словно сдавшись, с удрученным вздохом, дофин отложил приборы и поднялся из-за стола. Дофина еле дождалась, когда камердинер отодвинет ее стул, удостоила растерянного мужа легким реверансом и поспешила покинуть столовую. Приложив руку ко лбу, будто поправляя приколотую к прическе маленькую шляпку, Джин попыталась проморгаться, чтобы унять головокружение. Вчера она так и не смогла поужинать, а на обед опоздала, поэтому, когда король уже поднялся со стола, завершая полуденную трапезу, она успела съесть всего небольшую порцию пропаренных овощей.       В салоне ее уже ожидали ближайший круг фрейлин, которые чинно расставляли тарелки с завтраком на столики. Бона подкладывала дофине побольше мяса, памятуя, что ее высочеству почти сутки пришлось голодать. Девушки устроились с тарелками кто куда: все стулья, кресла, пуфики и даже подушки на полу были заняты. Фрейлины, забыв про этикет, звонко обсуждали прочитанные книги с набитыми пирожными ртами. Потом в обсуждение попал куафер Ли, который сегодня прибудет, чтобы сделать дофине прическу на выход. И новые украшения от дофина, подаренные его жене вчера, тоже попали под горячее обсуждение. Сокджин старательно слушала щебет каждой девушки, воспринимать язык еще было сложно, однако интуитивно понять, о чем шла речь уже получалось. Юна делала пояснения для дофины, но и самой фрейлине было нелегко, учитывая ее небольшой словарный запас.       Когда девушки успокоились и устроились кто с чем, кто с книгой, а кто с вышивкой, а кто и за сочинением виршей, в салон степенно вошел барон. Сокджин сидела за столом с Боной и Юной и старалась запоминать слова, которые девушки ей говорили, а потом составляла с ними предложения. И сейчас дофина была рада увидеть посла как никогда прежде, потому что голова от обучения пухла и отказывалась принимать новую информацию.       Фрейлины освободили место рядом с дофиной мужчине, Бона налила его милости чай и пододвинула тарелочку с пирожными дофине.       Барон выглядел как нельзя довольным. И пусть в лице он не изменился, но его движения стали более расслабленными, и Юнги даже не отказался от чая, хотя обычно просто из вежливости держал чашку в руках во время разговора.       - Как прошла ночь, мадам? – поинтересовался барон, делая неспешный глоток. Джин заучено улыбнулась и кивнула. Кажется, Мин остался доволен ответом. – Расскажите о ваших планах на сегодня.       - После завтрака я собиралась снова съездить в Йону.       - Уже четвертый раз за неделю, – подметил Юнги. – Что же вас так туда тянет?       - Сначала я посетила собор девы Йонской, во время свадьбы я видела его издалека. Пообщалась с архиепископом. Он показался мне хорошим и добрым человеком. Затем я побывала в Доме Инвалидов. Там... там очень запущенное место. Хотя Его Высокопреосвященство заверил меня в том, что большая часть пожертвований идет на поддержание госпиталя.       - Ваши намерения благие, но постарайтесь в этот период не оставлять своего мужа одного надолго.       - Вы думаете, что он может сбежать? – Сокджин сделала страшные глаза и заговорщицки зашептала в ухо барона, перегнувшись через стол.       - О вас могут пойти нелестные слухи. Пока вы не на сносях, от вас ожидается, что вы упорно трудитесь с мужем над этим. А вы дни напролет проводите порознь. Надеюсь, ночи у вас плодотворные.       Сокджин замялась и как-то даже стушевалась. Не говорить же барону, что его маленькая госпожа все еще ходит чистой, как первый снег.       - Да… мы… упорно трудимся… над этим...       - Что же, нам остается только молиться, что бы ваши упорные труды оказались плодотворными в ближайшее время.       Сокджин снова выдавила неловкую улыбку и заняла себя чаем. Наверное, изучать алатонский все же проще, чем вести такие откровенные разговоры с бароном.       - Скажите, мадам, по вашим ощущениям, что-то изменилось? – Сокджин внимательно посмотрела на Юнги, пытаясь сообразить, что именно он хотел от нее услышать и в какую сторону ей двигаться. – Какие-нибудь изменения в самочувствии?       - Мне кажется… – дофина замялась. Она не понимала, что именно пытался выяснить Мин, и сказать что-то наобум значит навлечь на себя полное обследование докторов, если не угадает.       - Хорошо, в любом случае еще рано и сроки небольшие прошли, – сам себе протянул Мин. – А что же его высочество?       - Его высочество?       - Как часто вы вступаете с ним в близость?       Сокджин покраснела и трясущимися руками отложила приборы. Его милость прекрасно знал, что часть фрейлин понимает нордский и сейчас жадно ловят каждое их слово, и все равно расспрашивает.       - Довольно часто.       - Каждую ночь?       Она не хотела врать барону, Пресвятая Дева свидетель, не хотела, особенно после того, как он защищал ее и столько всего для нее сделал. Книги привез. Оправдывал перед королем.       - Почти каждую ночь.       - Сколько раз за ночь? – Сокджин широко распахнула глаза. Это можно делать не один раз? Несколько? А сколько точно?       - Один, – тихо прошептала дофина. Барон разочарованно цыкнул и вернулся к чаю.       - Как ведет себя дофин во время близости?       Да если бы она знала! Сокджин не представляла куда себя деть и куда сбежать от дотошного барона. Он издевался? Точно издевался. Зачем ему такие подробности? Что он с ними будет делать? На что это вообще влияет?       - Мне не с чем сравнивать, ваша милость, – сдержанно проговорила Сокджин, нахмурившись.       - Да, конечно, простите, – барон побарабанил пальцами по столу, пытаясь сформулировать свою мысль. Сокджин ждала его слов как приговора. Наконец, барон поднял на нее взгляд. – Дофин изливает внутрь вашего тела свое семя?       Со стороны окна, где сидела мадам де Сард, послышался приглушенный смешок. Сокджин с отчаянием посмотрела на барона, но тот терпеливо ждал ответа. Девушка неловко кивнула. Барон довольно сощурил глаза и взял с тарелки пирожное.       Наверняка его милость сегодня отпишет матушке. Может, запрется с королем в его кабинете, чтобы обсудить услышанное. Вот он удивится, если подлог вскроется. Однако Чонгуку не за чем раскрывать обман, который ему на руку. А Сокджин… дофина просто не перенесет такого позора. Утопится. Точно утопится.       - Чуть не забыл, ваше жалование, – барон протянул девушке пухлый мешочек. – Вам полагается пятнадцать тысяч аллов ежемесячно. Вы можете их тратить на ваше усмотрение. С рождением ребенка вам положено пятьдесят тысяч. За наследника – сто тысяч.       - Это большие деньги, – пробормотала дофина, разглядывая золотые монеты в мешочке. – Я хочу пожертвовать половину Собору. А вторую половину Дому инвалидов.       Юнги замер. Медленно убрав чашку от себя, он внимательно посмотрел на девушку. Нет, не ослышался.       - Простите, мадам, – начал Юнги, – но, как вы и сказали, это очень большие деньги. Тратить такие необоснованно большие суммы на пожертвования неблагоразумно. Корона выплачивает собору и госпиталю деньги с налогов.       - Вы были в соборе, ваша милость? – дождавшись отрицательного качка головой, Сокджин продолжила гораздо увереннее. – Их фрескам нужна реставрация. А подпорки трещат от старости. Если однажды крыша рухнет на прихожан во время мессы, сколько короне придется выплатить? А в Доме инвалидов экономят даже на бинтах. Я живу во дворце, у меня все есть, а книги не стоят так дорого, зачем мне такие суммы?       - Вы должны тратить их на платья и украшения.       - У меня и так много платьев.       - Вы не можете носить одни и те же платья слишком часто. Это непозволительно, учитывая ваш статус. Таким образом вы позорите себя и оскорбляете вашего супруга. Платья в вашем гардеробе – на первое время.       - Хорошо, – согласилась Сокджин. – Пять тысяч я жалую собору, еще пять – госпиталю. И пять остаются мне...       Сокджин удивленно застыла, сбившись с мысли, когда в салон вошел дофин. Наверное, впервые за полторы недели она встретилась с ним днем. Не просто оказалась в одном зале по стечению обстоятельств и ряда обязательств, нет, муж сам пришел к ней. Дофин оглядел цветник его жены, и после его тихого приказа, все фрейлины мигом поднялись и, учтиво присев в реверансе, покинули салон. Барон обернулся и поприветствовал дофина. Чонгук сел на свободный стул за столом и внимательно осмотрел жену.       Сокджин неловко поежилась под озабоченным взглядом темных глаз. Девушка терялась в догадках, что могло привести супруга к ней так рано. Где-то глубоко-глубоко в сердце Джинни рассчитывала все же на выплату всех супружеских долгов, но… тут ночью не на что рассчитывать, а при свете дня. Срам-то какой.       - Я хочу узнать, все ли хорошо с моей женой, – Юнги поджал губы. Он был послом и доверенным представителем дофины, а не просто переводчиком, поэтому банальной вежливости от мелкого щенка он заслуживал. Дофин мог хотя бы посмотреть на него. Что же, в его оправдание, молодой человек выглядел действительно обеспокоенно. Может у них что-то произошло ночью? Дофина по своей наивности могла и не знать, а наследник вряд ли бы забеспокоился понапрасну.       - Ее высочество не испытывает недомоганий, – сухо отчитался Юнги. Если юнец хочет больше информации, то и ему самому надо бы развязать язык.       - Я могу прислать доктора, если на то есть необходимость, – предложил Чонгук, выискивая что-то известное лишь ему в лице и фигуре девушки.       - Вас беспокоит что-то конкретное? – осторожно спросил барон.       - Ее высочество совсем не ест, вот что меня беспокоит. Уже две недели я наблюдаю, как она уходит из столовой, едва ли притронувшись к еде.       - Да неужели, – задумчиво протянул Юнги, тоже внимательно посмотрев на совсем уж смущенную под пристальными взглядами дофину. На памяти Юнги, кто-кто, а Сокджин отличалась хорошим аппетитом. Не раз леди Тан ловила ее с братцем ночью на кухне за поеданием охотничьих колбас или пирожков. – Ее высочество всегда плотно завтракает и обедает со своими фрейлинами. Как можете видеть, тарелки еще не убраны.       Дофин осторожно потянулся и смахнул крошки от пирожного с зарумянившейся щеки. Девушка выглядела беспомощной, совсем не понимая, о чем ведут разговоры два самых важных мужчины в ее теперешней жизни. Супруг мягко взял ее ладонь в свою и что-то спросил, глядя прямо в ее глаза. Было страшно от такого внезапного внимания. И страшно волнительно.       - Его высочество спрашивает, обижены ли вы на него?       - С чего бы вдруг? – наверное, ее голос прозвучал бы гораздо язвительнее, если бы присутствие мужа и его близость, его неловкая забота не приворожили ее. Глупое сердце, сколько от него проблем. Все обиды сразу вылетели из головы.       - Дофин утверждает, что вы отказываетесь есть в столовой.       - Я не могу есть, когда на меня таращатся, как на диковинку.       - Мадам, таковы традиции. Придворные здесь не просто окружают вас, каждый из них занимает свое место в иерархии, и обделить кого-либо положенным ему вниманием – значит оскорбить его и лишиться поддержки его семьи.       - Я не могу есть, когда мне смотрят в рот.       - На приемах вас количество людей не смущает.       - На приемах все едят, не я одна.       Барон устало вздохнул и посмотрел на дофина, увлеченно наблюдающего за разговаривающей женой. Если так подумать, то сегодня он впервые за две недели их знакомства смог полноценно оценить голос его жены и нордскую речь в ее исполнении. Кажется, ему нравилось.       - Ее высочество чувствует себя неловко и стесненно. Многие привычные вещи для вас, совершенно новы для дофины.       - Теперь Панвиль ее дом. И его обычаи – ее обычаи.       - Дофина старается и делает все возможное, чтобы как можно скорее влиться в новую среду.       - Сегодня она должна отобедать со мной.       - Мадам, вам придется отложить поездку в Йону. Его высочество намерен отобедать в вашей компании.       - Но я не могу, – Сокджин, забывшись, посмотрела прямо в темные глаза мужа. – Мне уже должны подать экипаж. И я обещала настоятелю навестить их сегодня.       - Ее высочество с радостью принимает ваше предложение.       - Сегодня вечером мы едем в Йону на оперу. Поэтому пусть мадам рассчитает время, чтобы успеть переодеться и подготовиться к выезду в столицу.       - Это не обсуждается, – продолжал гнуть свое Юнги дофине. – И не забудьте про оперу сегодня вечером.       - Я отказываюсь ехать в оперу, если меня не пустят в Дом инвалидов!       - Ее высочество не может дождаться поездки.       Чонгук расслабленно выдохнул и коснулся губами нежной ладошки в его руках.       - Тиран, – с улыбкой отозвалась Сокджин на ласку, мило опустив глазки.

***

      Процессия карет в окружении кавалерии приближалась ко Дворцу Йонской оперы или, как его называли чаще, Гранд-опера. На столицу уже опустились сумерки, но все равно было душновато, а стянутая корсетом грудь тяжело вздымалась в попытках набрать побольше свежего воздуха. Сокджин сидела в карете напротив супруга, обмахивалась веером и думала, насколько же жарким будет лето в Алатонии и как она его переживет.       Мощеная дорога заставляла карету трястись и на какой-то слишком глубокой выемке экипаж ощутимо тряхнуло, веер задел одну из подколок в прическе дофины и та со звоном упала куда-то под ноги молодоженов. Сокджин хихикнула, представив, как мессер Ли схватился бы за сердце за такое варварское обращение с его произведением искусства. Чонгук пошарил на полу и, найдя подколку, озадаченно принялся разглядывать голову жены, обдумывая, куда бы пристроить украшение. На взгляд наследника, эта сугубо женская штука в его руках больше походила на инструмент пыток. Оно, конечно, красиво, но, вы только посмотрите, тут же края острые! Почему его жена должна носить этот вредный ужас?       Сокджин оставалось только озадаченно хмурить брови, когда супруг выкинул в окошко подколку. Впрочем, его поведение смущало дофину весь день.        Обед с мужем прошел весьма мучительно. Короля за трапезой с ними в этот раз не было, поэтому и освободиться быстро не получилось. Изобразить, что ей достаточно овощного салата, тоже не вышло, Чонгук самостоятельно наполнил тарелку жены закусками, мясным ассорти и овощами. Отказаться от таких откровенных ухаживаний значило бы опозорить мужа на глазах придворных. К тому же Сокджин была уверена, что Чонгук не встанет из-за стола, пока не убедится, что ее тарелка чиста. Пришлось взять себя в руки и усиленно игнорировать десятки присутствующих людей. Было сложно, Джин совсем не чувствовала вкуса еды, каждый кусок с трудом проглатывался, как бы тщательно она не прожевывала. Но юноша остался ею доволен. Закончив с едой, Чонгук помог Сокджин встать из-за стола, проводил ее под руку к гардеробной, где ее уже ждал куафер и все время переодевания сидел в одном из пухлых кресел, почитывая книгу.       Дофина сидела в гардеробной словно на иголках и никак не могла сосредоточиться на мягких трелях мессера Ли. Даже с подколками в зубах куафер очень живо и четко рассказывал про Двор чудес. А еще про балы, которые часто устраивают в столице. На таких приемах обычно бывает только молодежь, поэтому веселье гораздо интереснее, чем было во время свадьбы. Сокджин покосилась на супруга, но тому, казалось, и дела не было до разглагольствующего куафера.       - Вы очаровательны, – мессер Ли привычно сложил руки и восхищенно поцокал языком. Чонгук ненадолго оторвался от книги и довольно кивнул, оценивая работу.       Камеристкам пришлось поставить ширму, чтобы фрейлины помогли Сокджин надеть платье, так как дофин покидать гардеробную отказывался. Обед еще не успел улечься как следует, и когда Бона потянула за шнурки корсета, Джинни была уверена, что расстанется со съеденным прямо в этот момент, но обошлось. Нежно кремовое шелковое платье, искусно расшитое цветами, с коротким рукавом придавало светлой дофине вид свежей юности. А напудривая ее лицо, Бона, казалось, хотела скинуть Сокджин лет пять точно.       Сделав круг на подъездной ко дворцу небольшой площади, карета остановилась и молодожены выбрались наружу. Сокджин шла под руку со своим мужем, чуть придерживая подол платья, пока поднимались по лестнице. В это время ко дворцу подъезжали экипажи с придворными, фрейлинами и королем. Даже барон Мин не смог избежать участи посетить Йонскую оперу.       Дворец был небольшой, первый этаж представлял собой большую залу с диванчиками и пуфами по периметру, где зрители ожидали начала представления. Высокие двойные двери, украшенные позолотой и резьбой, были уже открыты, некоторые уже заходили и искали свои места, однако оставалось еще пятнадцать минут до начала представления, поэтому многие все еще кучковались в холле, встречая знакомых и пускаясь в живые беседы.       Представители высшего света восторженно принялись раскланиваться, когда Чонгук и Сокджин вошли в холл. Дофина, как ей и полагалось, улыбалась и кивала, позволяла мессерам целовать свою руку, затянутую в тонкую перчатку, когда ей представляли очередного графа или герцога. Джин прикрыла смущенную улыбку, когда из толпы вдруг выплыл знакомый маркиз в богато расшитом золотом красном жюстокоре с обилием рюшей и протянул ей небольшой букет высоких белоснежных цветов, названия которых девушка не знала, да и таких цветов еще в жизни не видела, даже в книгах. Маркиз с лисьей улыбкой чисто и без акцента буквально пропел: «Вы прекрасны, моя госпожа». Скоро рядом оказалась и чета де Сард. Граф, кивнув дофине, увлек разговором Чонгука, к которому присоединился и маркиз.       - Вы гармонично смотритесь вместе, мадам, – довольно оглядев королевских супругов, проговорила Юна. – Сегодня дофин проявлял к вам живой интерес. Как думаете, что бы это могло означать?       Сокджин иронично растянула губы в улыбке на игривое подмигивание фрейлины.       Девушка почувствовала, как напрягся ее муж, когда к ним подошел высокий крупный мужчина в парадном военном камзоле. Мессер выглядел непринужденно и сурово, было видно, что вся эта пестрая шумиха ему в тягость и он не одобряет такой праздный образ жизни. Офицер окинул дофину холодным взглядом, коротко кивнул ей в знак приветствия и полностью перевел внимание на дофина, с легкостью отстраняя маркиза всего лишь одним скупым движением.       - Это фельдмаршал, мадам, – тихо зашептала мадам де Сард. – Именно он обеспечивал вашу безопасность во время церемонии передачи и традиционного выезда в столицу в день свадьбы.       - Кажется, мое общество неприятно ему, – озабоченно поделилась переживаниями Сокджин, ловя раздраженные взгляды офицера.       - Он был из тех, как бы сказать, кто выступал против вашей женитьбы с дофином, – усиленно подбирая слова, ответила Юна.       - Почему же? Представители семей Чонов и Кимов и раньше вступали в браки.       - Но не наследники. Кажется, его не устраивает, что в перспективе северянин взойдет на престол. Мой муж говорил, что в основном были опасения, что у Нордании появятся официальные притязания на Алатонский престол. И, наверное, ваш брак так и не состоялся, если бы в восточных государствах не начались восстания. Сейчас Алатония как никогда нуждается в сильных союзниках.       Сокджин понятливо кивнула. Она все никак не могла понять, какие именно чувства вызывают у нее слова подруги. Наверное, все же печаль. Что же, она была в тягость не только мужу, но и политике ее новой страны.       - Несколько невежливо обсуждать дамам вашего положения высоких мужей, стоящих прямо рядом с вами, – фельдмаршал отвлекся от разговора с дофином и всем корпусом четко повернулся к девушкам. Сокджин залилась стыдливым румянцем. Кто же знал, что он понимал нордский.       - Простите ее высочество, ваше высокопревосходительство, – заискивающе улыбнулась де Сард. – Мадам юна и ветрена.       - Весьма печально, – и со скорбью на лице, офицер удалился.       - Не обращайте на него внимания, мадам. Он тот еще зануда. Ему бы солдафонами командовать всю жизнь, а с дамами обращаться совсем не умеет. Он до сих пор не женат, хотя партия выгодная. Его дед и отец тоже были фельдмаршалами до него.       - Как зовут его?       - Фельдмаршала-то? Граф Намджун Ильсанский.       Все время до того, как Чонгук повел ее по парадной лестнице к балконам второго этажа, дофина чувствовала на себе жесткий взгляд фельдмаршала, из-за чего девушка сильнее жалась к супругу и крепче сжимала его руку. Чонгук с удивлением поглядывал на обеспокоенную жену, но лишь переплел с ней пальцы, чуть сжимая и привлекая к себе ее внимание немой поддержкой.        В королевской ложе уже сидел его величество, неспешно что-то обсуждавший с бароном. Граф де Сард занял кресло позади его жены, которая в королевскую ложу вошла с дофиной. Бона, так же как и Юна, впервые оказавшись в этой ложе, увлеченно разглядывала весь зал со своего кресла. Раньше она занимала места только в ложах бенуара.       Сокджин с интересом наблюдала за представлением на сцене. Роскошные костюмы и мудреные декорации погружали в сказочную атмосферу, яркий грим позволял даже издалека разглядеть лица певцов. Девушка наслаждалась пением, пыталась уловить знакомые слова, однако и без перевода Джин легко смогла втянуться в сюжет. Звонкие голоса наполняли зал, словно пронзали стрелами, заставляли кожу покрываться мурашками на очередной сильной вокальной партии. Дофина удивленно смотрела на мужчину уверенно стоявшего посреди сцены и певшего высоким голосом, совсем как у женщины. Если закрыть глаза, то от женщины точно не отличить. Певец варьировал свой голос, птичьими переливами задевал струны в душе Сокджин, отчего ее сердце то замирало, то пускалось в бешеный пляс. Зал стоя рукоплескал певцу, и Сокджин, очарованная сильным голосом, аплодировала, наверное, громче всех.       Когда на сцену вышла Чимин, дофине стала понятна любовь Чонгука к опере. У Чимин был прекрасный голос, она пела живо и эмоционально, захватывая зрителей и удерживая их в напряжении тем сильнее, чем выше поднимался ее голос. С филигранной точностью девушка голосом вырисовывала вязь мелодии. Голос звенел словно трели птиц, а потом и вовсе стал напоминать Сокджин то ли флейту, то ли скрипку. Дофина ловила каждый звук, даже не заметив, как затаила дыхание, когда Чимин долго тянула, почти свистела верхние ноты. У маркизы был несомненный талант.       Сокджин обернулась, когда дверь в ложу открылась и кто-то вошел. Оторвавшись от оперы, король грозно посмотрел на дерзкого визитера, но вмиг сменил гнев на милость, поднялся со своего кресла и, широко раскинув руки в приглашающих объятиях, направился к новенькой девушке. Чонгук тоже отвлекся от выступления и с любопытством развернулся на своем месте. Все присутствующие радостно улыбались и довольно переговаривались. С новоприбывшей дамой, очевидно, все были в очень теплых отношениях. Когда король вернулся на свое место, граф де Сард уступил свое кресло даме, ближе пододвинув его к балкону. Девушка показалась Сокджин очень красивой. Ее волосы отливали медью в отблеске свечей, тонкие благородные черты лица выдавали представительницу высшей знати, а широкая искренняя улыбка и лучистые глаза притягивали взгляд. Звонко хохотнув, девушка села рядом с Сокджин и внимательно на нее посмотрела.       - Ох, это же вы, – с легким акцентом, почти не бросающимся в ухо, вдруг живо зашептала девушка. – Вы – Сокджин, да? Жена моего братца! Я – Хосок, кровная сестра Носача.       - Кого? – ошеломленно переспросила Джин.       - Чонгука, – довольная реакцией дофины, заговорщицки пробормотала Хосок, склонившись к самому уху Сокджин. – У него в детстве такой длинный нос был. Да и сейчас не маленький.       Дофина заинтриговано покосилась на мужа, разглядывая его нос. И в самом деле, у Хосок носик был прямой и аккуратный в отличие от ее брата. Заметив повышенное внимание к себе, а точнее к определенной части своего лица, Чонгук хмуро шикнул на развлекающихся за его счет девиц. К неудовольствию дофина, он перестал скучать по сестре всего лишь через две минуты после ее возвращения. Хосокки следовало бы покинуть отчий дом еще на три года.       - Я так мечтала с вами познакомиться, – оживленно продолжала Хосок. – Как только получила письмо от Носача, что он женится на вас. Он такой счастливый был. Целых три листа исписал, подробно описывая ваш портрет.        А вот это просто удивительно. Вот этот человек? Вот этот отчужденный и игнорирующий собственную жену юноша испытывал радость и нетерпение в ожидании свадьбы? В голове не укладывалось. Сокджин недоверчиво глянула на мужа. Тот все еще подозрительно разглядывал принцесс. Одарив друг друга смущенными улыбками, молодожены развернулись в сторону сцены, на которой уже давно сменили декорации.       - Ах, вы такая красавица, – промурлыкала принцесса, разглядывая дофину. – Мне очень нравятся ваши волосы. Такие белые.       - Спасибо, ваш цвет волос тоже очень необычен.       - Да, необычен. А мне вот не нравится. Я бы хотела как у вас. Знаете, я была в Нордании три раза, и мне так понравилось. Особенно в первые дни зимы. Все такое белое и блестящее. Снег чистый и нетронутый, скрипит под ногами. Правда, холодно, но красота... какая красота. Здесь такого не увидишь.       Сокджин улыбнулась, вспомнив родной дом, зимний сад матушки с ледяными фигурами, и тот самый период Первого снега. В это время зима добрая. Уже потом, спустя месяц зима становится суровой, если не лютой, вымораживая королевство.       - Я поэтому нордский и выучила, мне так нравится ваш язык. И ваша мода. Узоры на платьях такие красивые и мудреные. И прически такие удобные.       Девушки синхронно удрученно вздохнули. Как бы мессер Ли не пытался, каким бы искусным куафером ни был, алатонская мода требовала от девушек мучительно затянутых прядей волос.       - Вы только с дороги? – тихо спросила дофина, указывая на дорожное платье, заметив, что король возмущенно поглядывает на щебечущих дам. Хосок, казалось, совсем не смущали недовольные взгляды ее деда.       - Да, мы направлялись в Панвиль, но проезжая Йону, узнали, что все собрались в Гранд-опера, поэтому экипажи с поклажей я отправила во дворец, а сама приказала доставить меня сюда. Что мне одной в Панвиле делать?       Затихнув, девушки обратились в слух и принялись наблюдать за выступлением. Однако Сокджин распирало любопытство, принцессу хотелось расспросить, задать множество вопросов. О ее пребывании в Вольске, о ее женихе, как она справлялась с тоской по дому, как она нашла общий язык с будущим мужем. Также ее очень интересовало детство ее мужа. Носач, подумать только! Кажется, отношения дофина и принцессы сильно отличались от той теплой привязанности эрцгерцога и эрцгерцогини. Хотя, они все еще были дружескими. Но утверждать наверняка Сокджин не могла.       Сокджин снова украдкой глянула на Чонгука. Он с неподдельным удовольствием следил за действом на сцене, прикрывал глаза от удовольствия на особо впечатлительных партиях и явно наслаждался оперой. Джин чувствовала себя польщенной, что ее муж захотел разделить с ней свое увлечение.       - Это ошень феликолепно, – дотронувшись до ладони супруга, тихо проговорила она ему на ухо.       - Вы великолепны сегодня тоже, – так же тихо отозвался дофин, взяв руку жены в свою.       До самого конца выступления Сокджин боялась пошевелиться, но Чонгук не торопился выпускать ее ладонь из своей, наоборот уже привычным движением переплел с ней пальцы, а второй осторожно поглаживал в такт музыки, вызывая толпы мурашек, стремительно бегущих от заласканной ладони по всему телу. И даже пристальный одобрительный взгляд барона не остудил распаляющийся жар внутри маленькой дофины.       Когда пришло время возвращаться в Панвиль, было уже очень поздно. Поджидая карету на парадной лестнице, Чонгук заметил, как жена старательно скрывает сонные зевки за веером. Поэтому и принял решение остаться на ночь в столичной королевской резиденции. Уставшая с долгой дороги Хосок тоже изъявила желание заночевать в Йоне.       Из-за общей утомленности оценить роскошь Дворца Королей Сокджин не смогла, однако дофина пообещала себе осмотреть его с утра, как проснется. Девушка безвольно шла за супругом, позволяя тому вести себя, куда тому заблагорассудиться. Дофин путь держал в спальные покои. Слуги сопроводили принцессу по крови в другую часть дворца, девушки едва успели распрощаться и пожелать друг другу спокойной ночи.        Пока камеристки раздевали и готовили дофину ко сну, уже подготовили спальню и постель. Волосы ей не трогали, чтобы завтра Сокджин могла с достоинством вернуться в Панвиль. В комнате горела всего одна свеча, Чонгук уже шумно сопел, едва ли не с головой завернувшись в одеяло. Впрочем, сама Джин тоже только и мечтала последний час о постели, поэтому, едва ее голова коснулась взбитой подушки, девушка тут же и заснула.

***

      За окном все так же было темно, когда Джинни проснулась. Да и поспала она, по ощущениям, всего пару часов. Ночи в Алатонии становились все теплее, и одеяло сбилось где-то в ногах. Сокджин уже хотела перевернуть подушку более прохладной стороной и повернуться на другой бок, как в сонную голову пришло осознание, что Чонгук тоже не спит. Сокджин чувствовала, как принялось краснеть ее лицо, когда она осознала, что муж творил с ее телом. Горячие сухие губы медленно скользили по ее шее, срывая мерное сонное дыхание девушки. Кажется, Чонгук не знал, что своими действиями разбудил жену. Сокджин совсем не представляла, что ей делать в этой ситуации. Большая ладонь уверенно задрала ткань нижней рубашки жены, поглаживая открывавшиеся участки нежной кожи бедер. Плотно закрыв глаза, девушка сдерживала легкие стоны, в любой момент готовые сорваться с ее губ. С каждым мгновением притворяться спящей становилось все сложнее. Горячее дыхание у самого основания шеи и на плече, осторожные трепетные поцелуи, ладонь, скользнувшая с бедер на живот... О, Пресвятая Дева, помоги! Направь, что делать?       Легкими касаниями пальцы оглаживали живот и пробирались все выше, лаская грудь и самые верхушки чувствительных розовых сосков. Сокджин шумно втянула носом воздух и сорвано выдохнула. Чонгук замер, прислушиваясь к жене. Вот как поступить? Как дать понять, что она уже не спит? А стоит ли это делать?       Пока девушка мучилась вопросами, дофин все же решил, что супруга не проснулась и смело продолжил ласку. Чонгук действовал настолько уверенно, будто уже знал, как вызвать нужную ему реакцию. Неужели он?..       Додумать предательскую мысль не дали пальцы супруга, внезапно сместившиеся с груди в самый низ живота. Джин облизала пересохшие губы, когда поняла, насколько сильно она намокла. Чонгук жадно дышал в самое ухо Сокджин, поглаживая пальцами внизу, собирая влагу и сильнее размазывая ее по поразительно чувствительной к незамысловатой ласке в том месте жене. Юноша чуть навалился, придавливая девушку собой к постели, беспорядочно зацеловывал ее щеку и висок, терся о ее бедро уже совсем твердый и, вдруг, протолкнул в нее палец. Сокджин задохнулась от неожиданности, совсем разморенная лаской сжалась, вызвав у мужа приглушенный стон прямо в ее ухо. Палец двигался мягко и неглубоко, раздражая нежную кожу, периодически выходил из нее, чтобы погладить слишком чувствительный маленький бугорок, и снова нырял обратно в горячее влажное нутро. Сокджин дышала громко, совсем уже не заботясь, увидит ли Чонгук, что она уже не спит или нет. Наоборот, она очень хотела, чтобы он сообразил, что жена проснулась. Но, кажется, Чонгук сейчас вообще мало что соображал, дорвавшись до желанного тела.       Удовольствие накатывало волнами, закручивалось в животе, бросало в дрожь и опаляло жаром, Джин напряженно поджимала пальчики на ногах, под коленками покалывало, но вдруг, все прекратилось. Чонгук внезапно убрал руку. Сокджин успела испугаться, что муж, увидел, что жена его обманывала все это время. Но нет. Чонгук все так же тяжело дышал, бездумно прихватывая губами кончик аккуратного уха дофины и... что? Что он делал? Сокджин так и не открыла глаза, поэтому могла лишь предполагать по странным ритмичным чавкающим звукам рядом, но ничего в голову путного так и не приходило. В какой-то момент Чонгук весь напрягся, замер, сдавленно простонал, а на ее живот вдруг попало что-то горячее и вязкое. Юноша медленно восстанавливал дыхание, тяжело пару раз сглотнул и осторожно краем своей нижней рубашки вытер живот Сокджин. Затем обнял жену, притянув к себе поближе, и, нежно поцеловав за ухом, кажется, провалился в сон.        Сокджин еще не скоро заснула, разглядывая полог кровати и обдумывая их маленькое ночное происшествие. Тело медленно отходило от возбуждения, а еще девушка все никак не могла избавиться от навязчивого чувства незавершенности и внезапного раздражения.       Уже засыпая с первыми лучами солнца, Сокджин подумала, что не стоило все же притворяться спящей. Она бы, конечно, застала супруга врасплох, но, может, он бы продолжил. И тогда они дошли бы до... официального консумирования брака. Может, тогда, в следующий раз?