ID работы: 6300576

Северное сияние

Гет
NC-17
В процессе
306
автор
AlishaRoyal гамма
Размер:
планируется Макси, написано 240 страниц, 18 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
306 Нравится 556 Отзывы 121 В сборник Скачать

Коронация

Настройки текста
      Она бы соврала, если бы сказала, что ей легко сдерживать слезы. Скрывая дрожь в голосе и игнорируя удивленные взгляды, приказывать до бурления греть воду, а потом следить, чтобы раскаленным кипятком наполняли ванну. Уносить обратно на кухню остывшие тарелки с едой, к которым даже не притронулись, пожимая плечами на все расспросы обеспокоенных кухарок. Самолично шнуровать трясущимися руками ленты корсета, сужая талию до немыслимых размеров. Сообщать, что прогулочную лошадь седлали, а потом с болью в сердце наблюдать, как госпожа с помощью лакея усаживается на обычное, даже не дамское седло. По первому зову откупоривать бутылки с вином одну за другой, а вечером, когда вся прислуга садилась ужинать, в дальнем углу на кухне капать горькими слезами на стол, пока руки покорно, будто в них вселился дьявол, готовили отвар из полыни. Камеристка дофины не могла ослушаться приказов своей госпожи, но и с легким сердцем изгонять плод семени королевской династии было невозможно.       Утерев глаза рукавом, камеристка понесла поднос с отваром на второй этаж. Там в гардеробной с посиневшими от холода губами в давно остывшей воде сидела в ванне дофина. Окна, как и всегда на распашку, комната вымерзла, ветер снега нанес, а северянка будто и не замечала ничего вокруг, пустыми глазами уставившись вникуда. Еще совсем недавно такая ослепительно живая и яркая, с сияющим взглядом и звонким смехом, выгорела и затухла, утратила блеск и превращалась во что-то болезненно увядающее. Северянка морила себя голодом, отказывалась ото сна, доводя себя до измора, травмировала свое тело кипятком и морозом, никому не позволяла ступать на территорию Трианона, буквально заточив себя в собственном отчаянии.       — Принеси снега, — едва различимо шевелит потрескавшимися губами дофина, не отрывая взгляда от расползающейся водной ряби вокруг ее подрагивающих коленок. И молча кивнув, камеристка направилась в кладовую на первом этаже за ведром, чтобы доверху набрать снега. Душа болела и громко кричала, пытаясь прорваться наружу, воззвать к рассудку юной госпожи — нельзя же так с собой обращаться! Погубит же себя, несчастное создание! Но с плотно поджатых губ ни единого слова так и не сорвалось. А через несколько минут она же сама, собственноручно, вытряхнула весь снег из ведра в холодную воду. Пресвятая Дева, да что же это такое творится? Своими же руками убивает сразу двоих!       Светлая кожа дофины словно ощипанная гусиная тушка, а тело затряслось так сильно, даже тихое дыхание стало жутко прерывистым. Околеет же, замерзнет до смерти! О чем дофина только думала?       Сокджин ни о чем не думала. Сил не хватало больше думать. Она больше не хотела вернуться домой к любимой матушке. Не хотела, чтобы дорогой брат пришел и забрал с собой. Не хотела услышать уверенного голоса Хосокки. Не хотела проницательного взгляда барона. Сокджин больше ничего не хотела. Она так устала, Святая Дева, так устала, так устала...       Захлебнуться ей не позволила камеристка, тут же помогая выбраться из ванны, едва дофина стала засыпать от усталости и уходить под ледяную воду. Едва перемерзшее тело оказалось под сквозняком открытых окон, Сокджин пробил озноб, и она бездумно сжалась, обнимая себя. К горлу северянки тут же подступил комок, когда руки случайно коснулись живота, и ее бы стошнило, положи она в рот хоть что-нибудь за последние несколько дней. Замученное тело содрогалось от болезненных спазмов, а пальцы, скрючившись, снова принялись драть только-только затянувшиеся царапины с прошлого приступа. Охнув, камеристка поспешила закутать госпожу в большое льняное полотенце, скорее обтереть, хоть немного разогнать кровь и отогреть, да лишить руки свободы.       Расслабилась дофина не скоро, благо позволила усадить себя на кровать в спальне, там хоть окна плотно закрыты, да втихую подтопить камин успели, пока госпожа издевалась над собой в ванне. Сокджин покорно позволила надеть на себя нижнюю сорочку, и пока камеристка готовила корсет, залпом выпила горький отвар. Он должен был быть горьким, Сокджин помнила, что он горький, вкуса, правда, совсем не ощущала уже. Почти сразу же в животе возобновились бури, замутило до черных пятен перед глазами, тут пополам и согнулась бы, но жесткий каркас затягивающегося корсета удержал спину ровно. Недостаточно туго — в ее легких все еще есть воздух. О нет, она не даст этому выродку ни шанса.       — Туже, — короткий приказ. Беспрекословно исполняющийся в то же мгновение.       Дева — свидетельница, она задушит его. Раздавит.        Ее заперли в чужой стране, оторвав дом и близких от сердца, ядом плюнули в открытую кровоточащую рану, попрали честь, поглумились над гордостью, посмеялись над чувствами, отняли все, что так грело душу. А теперь еще сделали заложницей в собственном теле, отобрав и его. Сокджин чувствовала, как это мерзкое существо по капле высасывало ее жизнь на радость лживому подонку. Расцарапать бы плоть ногтями, выдрать собственными руками из чрева, раздавить в кулаке и швырнуть под ноги его породителю. Она не позволит ненавистному оккупанту пользоваться ее телом, питаться ею, разрушать ее изнутри.       Сокджин отчаянно вцепилась в подол длинной сорочки, сжала шелковую ткань в кулаках, запрещая даже на мгновение разжимать пальцы, отчаянно сопротивляясь накатывающему приступу — у нее еще есть власть над своим телом, только она может делать с ним все, что пожелает.       — Мадам, там...       — Убирайся, — выдавила из себя Сокджин, из упрямства открывая окно. Ее сильно трясло от холода, но она не позволит сорняку прорасти в ней. Джин не боялась трескучего мороза, в суровой погоде она видела свое спасение. Выродок в ней лишь наполовину северянин, он не переживет своей первой зимы.       Тяжело осев на пол, Джин болезненно свернулась в клубок, когда острые спазмы скрутили промерзшие внутренности. Сколько она так пролежала под окном, боясь пошевелиться и моля Деву избавить ее от бремени, час или сутки — Сокджин даже не задавалась этим вопросом. Все одно — без разницы. Лишь бы освободитьбся, пусть через боль и мучения, но лишь бы освободиться. Когда дышать стало полегче, а смущение в животе хоть и не торопилось затихать, но все же убавило обороты, дофина устало вгляделась в лицо, наблюдавшее за ней. Моргнув раз-другой, Джин озадаченно нахмурилась — женщина на портрете, висевшем на стене в богатой раме, казалась смутно знакомой.       Пусть у женщины не было золотого отлива в локонах, Хосок в ее матери Сокджин узнала, хоть и не сразу. С предшествующей дофиной Джин была знакома только по портретам в Панвиле, и — о, Пресвятая Дева! — это же словно два разных человека. Как такое было возможно? Проигнорировав отвратительное сосущее чувство где-то в желудке, Джин поднялась с пола и медленно побрела к картине, оперевшись о стену рукой и сглотнув вязкую слюну. Едва в глазах перестало двоиться, Джин медленно оглядела портрет и висевшие рядом картины поменьше — ее словно холодной водой окатило. Здесь нет портретов ее мужа и детей! Пасторальные и охотничие сцены, натюрморты, портреты самой дофины-предшественницы в парке или на балкончике Трианона, но больше никого из ее семьи.       — Здесь было твое убежище, — вымученно улыбнулась Сокджин. А потом и вовсе рассмеялась, вспомнив давнешний ночной разговор с супругом. — Ты сбегала от них всех. Бросала детей, мужа и уезжала подальше от Панвиля. Рисковала здоровьем и жизнью, лишь бы быть подальше от этого всего.       Смех болью отозвался в пережатых легких. С трудом протолкнув воздух внутрь тела с глубоким вдохом, Сокджин повалилась на мягкий ковер, потеряв в ногах всякую опору. Дрожь бесконтрольно пробивала все ее тело в отчаянных попытках согреться. Что бы сказал Тэхени, если бы увидел ее в таком состоянии? А что бы стало с Хосоки, узнай, во что превратилась ее подруга? Надо было тогда уехать вместе с ним — вновь всплыла в голове мысль, что заставляла ее сердце болезненно сжиматься. Нет-нет, нужно прекратить думать об этом, сейчас же остановиться, эти мысли всегда возвращают в те ночь и утро, которые отчаянно хочется забыть, вычеркнуть из памяти. Сокджин вновь устремила взор на дофину-мать, чтобы хоть как-то отвлечься и остановить поток воспоминаний. Нахмурившись, она принялась разглядывать знакомое драгоценное головное украшение. До чего же искусно художник повторил тонкую вязь тиары. Неужели так она и проведет свою жизнь, скрываясь в Трианоне, пока ее не сразит хворь? Закроет глаза на предательство и в очередной раз проглотит обиду? Открой глаза, Сокджинни! Хватит вечно ждать помощи от брата или барона! Открой свои глаза!

***

      Разумеется, за неделю по Панвилю барон заскучать не успел. Впрочем, как и по его светлости, который, судя по всему, за этот короткий срок успел постареть лет этак на десять-двадцать точно. Не Юнги судить: сам себя он ощущал ни чуть не лучше.       — Слава Деве, вы вернулись, ваша милость! — глухо пробормотал герцог, влезая в карету. Старик встретил их в Йоне, рядом с Дворцом Королей, через который и пролегала главная дорога. — Я сразу выехал вам навстречу, как только узнал, что вы прибыли в порт. Что здесь творится, ваша милость, что творится!       И вновь Мин Юнги пожалел, что вообще решил покинуть Алатонию. Наивно полагая, что с отъездом эрцгерцога кризис поутихнет, посол еще и дал себя обмануть, прельстившись внезапной благожелательностью наследника в тот вечер. Наверное, только дорогая Юнджи не удивилась появившемуся из столицы гонцу на четвертый день его пребывания в маноре.       — Что-то долго вы, — искривила губы в усмешке она, пока Юнги, бледнел с каждым прочитанным словом в доставленном письме от ее величества.       — Зима, ваша светлость, дороги замело, — развел руками смутившийся гонец, не распознав сарказма в замечании герцогини.       Сборы много времени не заняли: сундук Юнги даже не разбирал, а Агуста Юнджи решила сразу доставить к Большому порту, там снять комнаты и дождаться брата из Винца. Впрочем, времени сокрушаться по несостоявшемуся отдыху в кругу семьи у него не было. Да, давно он не видел императрицу в такой ярости.       — А где же мадам Рояль? — с нарастающей паникой в голосе отчаянно вопросил герцог и даже выглянул из окна, убедиться, что есть еще один экипаж. К его вящему ужасу, второй кареты не было. Герцог пытливо уставился на барона.       — Вот уж как пять дней ее высочество леди Хосок является женой эрцгерцога, — устало отрапортовал Юнги и тут же протянул флягу с виски схватившемуся за сердце герцогу. — Официальная церемония состоится в канун Нового года, но было проведено засвидетельствованное тайное венчание.       — Кто свидетельствовал?       — Кардинал, княжна из Вольска, герцоги Винца, Ди...       — Пресвятая Дева, — прервал перечисление герцог тяжелым вздохом, спрятав лицо в ладонях и просидев так с несколько минут. Юнги буквально видел, как вдребезги разбивались все надежды коллеги на лучший исход. Все же, он сам прошел через этот кошмар. — А что ее величество? Одобрила?       — Тут все сложно, друг мой, — Юнги приложился к фляге. — В Нордании нет ни единой возможности расторгнуть брачный договор. Даже если миледи внезапно овдовеет, она не сможет выйти повторно замуж. Ее величество очень религиозна, она вынуждена признать этот брак законным, даже если противится ему.       — Как же вы допустили это, милорд? Как же так? Неужели вы за моей спиной спланировали похищение принцессы? Вы же прекрасно знаете в какой ситуации оказалась Алатония.       — К сожалению, я узнал обо всем слишком поздно, — потер переносицу барон. — Они были уже женаты, когда я прибыл в столицу. Я даже не знал, что принцесса со мной на одном корабле. Предполагаю, что эрцрегцог собирался уплыть без меня, если вспомнить в какой спешке они снимались с якоря.       — Вы, правда, не были в курсе затеи эрцгерцога?       — Ни сном, ни духом, друг мой. Более того, никто из его команды и словом не обмолвился, даже намека не сделал. А я слишком устал, чтобы подозревать его в чем-то. В тот вечер он говорил только о мадам Сокджин, я и предположить не мог.       Промокнув лоб платком, герцог промямлил что-то себе под нос и затих, прикрыв глаза. Юнги тоже молчал, давая коллеге время все обдумать. Ситуация вырисовывалась прескверная и вся надежда была только на дипломатический опыт Юнги, хотя, говорить на чистоту, надеждами посол себя не тешил. Чонгук будет в ярости, в этом даже сомнений никаких быть не может, единственное, на что уповал Юнги — мадам Сокджин сможет остудить горячую голову своего супруга и подвести его к мысли, что ему необходимо со всей серьезностью отнестись к ситуации и приложить все усилия к диалогу со своими министрами и послами. Юнги был уверен, что маленькой дофине — хотя, наверное стоит ее уже называть королевой, — удастся сгладить все острые углы. Все же в тот вечер бала ей хватило обиженно поджатых губ, чтобы Чонгук начал остывать. Манипулировать настроением молодого короля затея ненадежная, но пока еще действенная.       — Дядя, этому господину плохо? — тронув Юнги на предплеччье, прошептал Агуст, все это время тихо сидевший подле барона и не смевший вмешиваться в дела его не касающиеся.       — Можно и так сказать, юноша, — невесело усмехнулся герцог, все же потянувшись за флягой барона. Смутившимся Агуст не выглядел, однако мальчик не ожидал, что господин напротив знает нордский.       — Простите меня за грубость, милорд, — с достоинством кивнул Агуст.       — Какой приятный молодой человек, почту за честь знакомство с вами, — герцог пожал маленькую ладошку. — Это ваш сын, друг мой?       — Племянник, — поправил Юнги. — Юный герцог Ди.       — Он так на вас похож.       — Мы с сестрой — близнецы.       — Стало быть, он весь в матушку, — со знанием дела протянул герцог. — Вы так юны, милорд. Это первое ваше путешествие?       — Я часто бываю в маноре дяди и в столице. Это первая моя поездка за границу.       — Вам понравилось пересекать пролив на корабле?       — Мы плыли ночью, я спал весь путь.       — Завидую молодости! — улыбнулся герцог насупленному мальчику, а потом обратился к барону: — Не помню уже, когда я сам в последний раз спал, как младенец.       Барон понятливо хмыкнул. Сам он тоже давно потерял спокойный сон. Даже в эти четыре дня дома у него не было времени на полноценный отдых.       — Надолго ли вы к нам в Алатонию, юный лорд?       — На время обучения в академии.       — Я хочу отдать Агуста в академию при посольстве в Йоне, — ответил Юнги на вопросительный взгляд герцога. — Я подготовил прошение, его заверила печатью императрица. Осталось получить добро у мадам Сокджин.       — С этим у вас могут возникнуть проблемы, — удрученно вздохнул герцог.       — Почему?       — Мадам Сокджин не появляется в Панвиле. Переехала в Трианон. Никого к себе не пускает.       — Что это за новости? А что его величество?       — К нему боятся подходить и особенно спрашивать про ее величество.       — Он ездил к ней?       — Насколько мне известно, он несколько раз направлялся в сторону Малого Трианона, но виделся ли он с мадам Сокджин — я не знаю.       — Наверняка виделся, раз отправлялся, — сомнения в голосе герцога вводили барона в недоумение. Что это еще за новости такие?       — Вы меня не слушали, милорд. Мадам Сокджин дала приказ никого не пускать       — Но ведь Чонгук...       — Таков закон. Она — единственная собственница Малого Трианона и прилегающих территорий. По периметру — личная Гвардия Королевы, они подчиняются только ей.       — Это что? Государство в государстве?       — Таковы традиции, Малый Трианон всегда отходил в собственность королев или любимых фавориток короля. Последней владелицей была матушка его величества. И без ее письменного приглашения ему туда путь был закрыт. Не думаю, что он смог бы поступиться с устоявшимися традициями.       Какие-то нелепые традиции, подумалось барону. Озвучивать свои мысли герцогу он не стал.       — Получается, юному Чонгуку, чтобы попасть в Трианон, нужно с войском штурмовать дворец?       — Разумеется, нет, это лишнее. Его приказа пропустить было бы достаточно. Но чего тогда будет стоить его слово, если только вчера он отдал территорию в полное распоряжение своей жены, а сегодня бесцеремонно вломился на ее земли.       — Странные у вас порядки, друг мой, — резюмировал Юнги, приложившись к фляге.       — Уж какие есть, — пожал плечами герцог. — По крайней мере нам не нужно сталкивать жен с лестниц, чтобы развестись.       — Туше.

***

      Барон, конечно, пообещал герцогу, что сам поговорит с Чонгуком и объяснится по поводу его сестры, но в успех операции не верил. Поэтому упросил герцога определить племянника в соседних от его покоев во дворце, если они еще не заняты, на то время, пока он не отправит его в академию. Выдавив кривую улыбку на искреннее пожелание удачи, Юнги направился за камердинером в салон Плутона, где, по его словам, у будущего короля проходило собрание министров. Что же, подумалось барону, вышагивающему в след за слугой, так даже лучше. Чонгуку придется держать лицо, а высокие мужи смогут урезонить юнца и дать дельные советы. Находу прокручивая заранее подготовленный текст, Юнги снял треуголку и дорожный плащ, вручив их кому-то в руки, даже не сомневаясь, что позже найдет вычищенные и высушенные вещи у себя в покоях.       Пройдя в открытую камердинером дверь, Юнги привлек с дюжину вопросительных взглядов к своей персоне. Опознав в нежданном госте посла, Чонгук выпрямился в кресле и пытливо уставился на барона.       — Ваше величество, — почтительно склонился в приветствии Юнги.       — Наконец-то, ваша милость, — выдохнул Чонгук, тут же обращаясь к одному из министров: — Прикажите готовить экипаж к отъезду в порт, и отправьте кого-нибудь предупредить капитана. Пускай проверят корабль, не хочу, чтобы он затонул раньше, чем доберется до берегов Ниспаты.       — Боюсь, в такой спешке нет нужды, ваше величество, — Юнги подошел к столу и протянул копию заверенного печатями брачного договора. С хладнокровной невозмутимостью барон выдержал прожигающий взгляд дофина, пока маркиз внимательно изучал документ. Сидящие рядом с маркизом министры тоже склонились над бумагами, вчитываясь в написанное и изумленно перешептываясь. — Леди Хосок не вернулась в Алатонию. Она стала законной женой его императорского высочества.       Юнги ожидал подобного эффекта на свои слова. Министры роптали, переглядывались, косили взгляды на будущего короля и, очевидно, совершенно не ожидали подобного исхода.       — Вот как, — произнес Чонгук тихо, не отводя напряженного взгляда от посла. Что сейчас творилось в его голове, предсказать было сложно. С одинаковым успехом Чонгук мог как начать обсуждение с советом сложившейся ситуации, так и пристрелить барона, принесшего дурную весть.       — Сколько кораблей нам понадобится, чтобы пересечь пролив, высадиться в Нордании и силой вернуть принцессу? — устало прижав ладонь ко лбу, спросил в пространство салона дофин. Высокие мужи затихли, не совсем уверенные в серьезности озвученного вопроса.       — Это равносильно военному вторжению, вашество, — мягко мурлыкнул маркиз, натянув улыбку.       — Тогда я объявляю Нордании войну! — рявкнул Чонгук, подорвавшись с места и ударив кулаками по столу. — Я разнесу ваш чертов остров! Потоплю в Северном море! Камня на камне не оставлю!       — Это невозможно, ваше величество, ваши предки пытались и потерпели неудачу, — Юнги сохранял спокойствие, игнорируя вспышку юноши. — И вы прекрасно знаете, что пересекать пролив зимой и держать осаду острова в таких погодных условиях равносильно самоубийству. А у Алатонии сейчас полно других забот, на которых вам необходимо сосредоточиться.       — К слову, у нас все еще действует союзное соглашение из-за династического брака, — пробормотал себе под нос маркиз. — Но продолжайте меня не слушать.       — Да, как не вовремя у Алатонии назревает война с Ниспатой, которая бы не случилась, не украдите вы мою сестру! — с издевкой протянул дофин, подойдя к барону и грозно нависнув над мужчиной. Юнги не сдвинулся с места. — Вы, ваша милость, прекрасно знали, что Хосок обещана Ниспате, вы были прекрасно осведомлены о последствиях. И вот мы здесь. По-хорошему, казнить вас надо.       — К моему большому сожалению, я не знал, — Юнги посмотрел прямо в черные глаза. — Если бы знал, то вернул ее сию же секунду.       — Она была на одном с вами корабле!       — Я не знал, ваше величество.       — Ложь! — рыкнул Чонгук, смахнув со стола документы. На лице Юнги не дрогнул ни один мускул, посол ни на мгновение не отвел взгляда от глаз разъяренного дофина, хотя вести переговоры сейчас было даже сложнее, чем с императрицей. Пусть ее упрямство было непробиваемо и требовало титанического терпения и долгих витиеватых увещиваний, Чонгук был попросту непредсказуем. Казалось, он готов был вгрызться в глотку, лишь бы заставить оппонента замолчать и сделать, что велят.       — Вы можете думать, что хотите, ваше величество. Однако это никак не поможет вернуть ее высочество. Церковь засвидетельствовала брак, они уже не могут развестись.       — Все вон, — вдруг выдохнул Чонгук, устало оперевшись о стол. Долго ждать себя никто не заставил, тут же покинув салон. Сам барон уходить не собирался, предполагая, что к нему приказ не относился. Юнги подметил краем глаза, с какими озадаченными лицами выходили первые мужи государства — им было над чем поразмыслить. — Что это за проклятье?       Юнги внимательно оглядел дофина. Да уж, последние несколько месяцев у него вышли тяжелыми. Впрочем, таковыми они бы не были, приложи тот хоть немного усилий в управлении королевством и не пуская все на самотек, надеясь на старика. Упаси Дева, но если прямо сейчас ее императорское величество испустит дух, юный эрцгерцог уверенно займет законное место на престоле. Мальчишка Чонгук на троне, во главе государства, выглядел нелепо. С такими истериками популярности среди влиятельных персон он не сыщет.       — Он уже дефлорировал ее? — глухо поинтересовался Чонгук, не отрывая сосредоточенного взгляда от стола.       — Это не имеет никакого значения, ваше величество, браки в Нордании нельзя расторгнуть.       — Хосок не норданка. Отдам ее Ниспате, а там пусть Тэхен объявляет войну герцогу, плевать.       — Вы уходите от проблем, которые сами и создали.       — Это вы с Хосок и эрцгерцогом создали мне проблемы. У меня все было под контролем, — сжав кулаки, процедил Чонгук, метнув в посла яростный взгляд, который тот благополучно проигнорировал, чем еще больше взбесил дофина. Тяжело вздохнув, юноша спрятал лицо в ладонях, а потом запустил пальцы в волосы, пытаясь придти в себя. — Я не готов к войне, — прошептал он, падая в кресло. — Не готов.       — У меня есть письмо от эрцгерцога с печатью его и императрицы, — Юнги выудил из внутреннего кармана камзола документ. — Оно адресовано лично герцогу. В нем его высочество приносит свои извинения за сорванный договор и просит пойти на диалог для разрешения конфликта. Настойчиво рекомендую вам подготовить письмо для герцога, чтобы отправить их сразу.       — Неужели вы думаете, что это поможет? — глухо хмыкнул Чонгук.       — Разумеется, это не решит проблему. Отправьте письма и подготовьте флот патрулировать в море. Алатония должна быть готова отразить удар.       — Как у вас все складно выходит.       Возможно, Юнги удалось вселить ему надежду. Чонгук — неопытен, ему нужна направляющая рука, к сожалению, Шихек Первый слишком размяк на старости лет и не смог со всей строгостью взяться за своего наследника. И вот к чему это привело: мальчишка еще даже не коронован, а уже почти рассорился с двумя сильными державами.       — Я подготовлю необходимые документы к завтрашнему совету, — дождавшись кивка, Юнги вытащил второе письмо. — Ваше величество, у меня будет просьба. Прошу вас позволить моему племяннику проходить обучение в академии при посольстве в Йоне.       – Этим занимается Сокджин, — отозвался Чонгук, а после скривился, будто съел что-то кислое. — Поговорите с ней.       — Где я могу ее найти? — осторожно прощупывал почву барон, внимательно наблюдая за переменами на лице юноши.       — Откуда мне знать? — раздраженно выплюнул дофин и отвернулся к окну. — Я не видел ее уже неделю!       — Она же ваша жена, как так вышло, что вы не знаете, где она? К тому же она дофина, как она может пропасть?       — Пропала же как-то мадам Рояль, — голос дофина сочился ядом. Невесело хохотнув, Чонгук вновь приложил ладонь ко лбу: юноша выглядел действительно уставшим. Кажется, эта неделя не прошла для него без следа. — Сокджин уехала в Малый Трианон. Слуги говорят, что она не покидала дворец. Самому убедиться у меня не вышло, но вы можете попытать удачу, ваша милость, возможно, вам она позволит войти.       — Мне передать ей что-нибудь от вас? — участливо предложил барон.       — Скоро коронация, о чем она только думает? — Юнги не был уверен, услышал ли его вопрос Чонгук, или тот бездумно бормотал себе под нос. — На меня теперь свалились еще и ее обязанности по подготовке к церемонии. Она занималась этим целый месяц, если не больше, откуда мне знать что там и как? У меня будто других хлопот нет!       Тихо отклонявшись, барон вышел из салона, беззвучно прикрыв за собой дверь. Пресвятая Дева, и как же с этим справляться? Казалось бы, всего-то неделю отсутствовал. Ну и заварили же эти юнцы кашу. А расхлебывать кому? Самая настоящая нянька вы, ваша милость, самая настоящая.       До Трианона Юнги решил дойти пешком, заодно хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию, только сначала дождаться, когда ему принесут второй комплект верхней одежды. Сказать честно, барон ожидал всплеска дофина, юноша все-таки не сдержанный и порывистый, и он не умеет справляться с собственным гневом, чего он совершенно точно не ожидал, что порыв Чонгука быстро стихнет. Барон не сомневался получить угрозы, обвинения, которые, впрочем, не заставили себя долго ждать, и были вполне справедливыми, даже был готов к удару по лицу, все еще свежи были воспоминания с того злополучного вечера, в худшем случае развития событий, он ожидал, что его заключат под стражу или даже отправят обратно в Норданию, без права когда-либо возвращаться, но все прошло довольно быстро и относительно гладко. Судя по всему, у того уже не было никаких сил, все-таки выглядел Чонгук довольно уставшим и замученным. Очевидно, его терзали страхи о войне, он был взбешен и обижен побегом своей сестры. Возможно, Сокджин из солидарности к подруге заперлась в Трианоне, отказывая супругу во встречах, чем только больше накаляя атмосферу и добавляя душевных переживаний юноше. С девицей необходимо было поговорить и убедить в важности наискорейшего перемирия в семейной паре. Как только Чонгук разрешит хоть одну свою проблему, его определенно воодушевит эта маленькая победа. И, если Дева позволит, подуспокоится и начнет больше прислушиваться к своим советникам. Все же ему не стоит терять их доверия в самом начале своего правления.       От глубоких раздумий барона отвлекла юная графиня де Сард, бойко махнувшая ему рукой. Второй она крепко прижимала к себе шпица, чья мордочка и лапки, были мокрыми от снега.       — Ваша милость, — раскрасневшаяся от мороза, она, подобрав подол юбок, спешно направилась к мужчине. — Мадам Рояль уже прибыли?       — Нет, мадам, ее высочество ныне замужем за эрцгерцогом, — глаза графини широко распахнулись на заявление барона. — Сейчас они готовятся к официальной церемонии. Раньше весны их можно не ждать.       К чести графини, она быстро взяла себя в руки, поборов сильнейшее удивление от услышанного. Пару раз она беззвучно открывала рот, пытаясь что-то сказать, но все никак не могла подобрать слов. Барон участливо ждал, сложив руки за спиной.       — Ох, — наконец вырвалось из ее сиятельства. — Это... это все усложняет.       — Абсолютно с вами согласен.       — Могу я попросить вас об услуге, милорд? — несколько застенчиво обратилась графиня. Возможно, понимая, что будет звучать нелепо. — Танни, этот шпиц, пожалуйста, передайте его мадам... эм, миледи Хосок. Он единственный, кто уцелел, моя служанка успела его мне принести. Остальных его величество приказали утопить. Я пока держу его у себя, но если узнают, сами понимаете.       Пришла пора Юнги удивляться. К чему было это зверство по отношению к собакам? Понятное дело, Чонгук хотел отомстить Хосок, но вымещать злость на животных — последнее дело. И он еще успел порадоваться, что дофин быстро принял неутешительную новость! Видимо, за неделю сильно успел нервы себе истрепать, и сейчас Юнги столкнулся лишь с остатками затихнувшей ярости.       — Хорошо, я зайду к вам ближе к вечеру, мадам, — согласно кивнул барон, почесав песика за ушком. Песик с любопытством ткнулся черным носом в ладонь Юнги. — Вы возвращаетесь от дофины?       — Нет, совсем нет, — удрученно покачала головой графиня, оглянувшись на небольшой дворец в конце въездной аллеи. — Мадам никого к себе не пускает, даже дофина. Я прихожу сюда выгуливать Танни, здесь нас не заметят. И заодно пытаюсь напроситься хотя бы на короткую аудиенцию с госпожой, но все без толку. Мне хотя бы увидеть ее, убедиться, что она живая, спать не могу, так сердце болит за нее, ваша милость.       — Вы знаете, что произошло?       — Без понятия. Никто не знает, — тяжело вздохнула графиня, вновь бросив тоскливый взгляд на дворец. — Это случилось в утро вашего отъезда. Мы пробыли в парке до самого рассвета, разговаривали ни о чем, вдруг мадам засияла и бросилась во дворец. Мы сначала подумали, что она к мадам Рояль спешит проститься до отбытия, она подойти обещалась, но ее все не было. Мы отстали, а когда вернулись во дворец, нам сказали, что мадам пошла в свои покои. И вдруг она появляется на лестнице, бледная как статуя в парке, глаза страшные, никого перед собой не видит. Села в карету и уехала в Трианон.       — Ничего не говорила?       – Ни слова. И с тех пор ее не видели.       — А как провизию доставляют во дворец? Тоже не пускают?       Графиня неопределенно пожала плечами, удобнее перехватывая собачку.       — Там все есть, запасов на несколько зим хватит.       Юнги тоже устремил взор на маленький дворец. Высокие кованые ворота были заперты, на территории — солдаты. Впервые барон усомнился, что его пропустят, однако не попробовать он не мог.       — Благодарю вас за информацию, мадам, — Юнги почтительно склонился перед юной особой.       — Пожалуйста, поговорите с мадам Сокджин. Мы очень за нее переживаем.       — Непременно.       С легким реверансом, графиня Юна, кажется, так звали самую приближенную фрейлину дофины, поспешила в сторону Панвиля, кутая шпица в свою накидку. Юнги же направился прямиком к воротам.       Офицер его уже ждал на подходе. Отечески улыбнувшись, он кивнул барону, ожидая, когда тот подойдет ближе.       — Добрый день, — поправив шарф под горлом от порывистого ветра, поприветствовал Юнги. — Говорят, вы никого не пропускаете.       — И вам добрый, — добродушно отозвался офицер. — Увы, милорд, таков приказ ее величества.       — У меня письмо от матушки ее величества, императрицы Нордании,— Юнги достал конверт из внутреннего кармана пальто и продемонстрировал императорскую печать. — Мне велено передать его.       — Давайте мне, — офицер протянул руку через прутья ворот, — я передам.       — Я должен передать письмо лично в руки мадам Сокджин, это приказ ее величества.       — Тогда ничем не могу помочь, милорд.       — Мессер, я официальный представитель мадам Сокджин в Алатонии, и у меня в руках личная корреспонденция от императрицы для ее дочери. Никто, кроме ее величества, не в курсе, что в письме. Вы хотите взять на себя ответственность за возможные последствия?       Естественно, офицеру не нужна была такая головная боль. Обдумывал слова посла он тоже недолго. Он уже было повернулся пойти и доложить о бароне, как из дворца навстречу выбежала знакомая Юнги служанка.       — Ее величество велели принять его милость, — спешно отрапортовала она офицеру. — Я провожу.       Улыбнувшись так легко решенному вопросу, офицер махнул открыть проходную дверцу в воротах, пропуская барона. Юнги последовал за нетерпеливо ожидавшей его камеристкой Сокджин. Едва они отошли от офицера и других солдат, камеристка отчаянно зашептала, опасливо оглядываясь:       — Ее величество не знает, что вы здесь, ваша милость, мне пришлось соврать. Она бы и вас не пустила. Пожалуйста, вы должны ей помочь. Она сама не своя. Почти не ест, не спит, пьет полынь...       — Что? — Юнги ослышался? Полынь? Да что здесь произошло? — Как такое случилось? Что произошло?       — Я не знаю. Меня вдруг вызвали из дворца сюда, — принялась скоро причитать камеристка, поднимаясь по лестнице. — Когда я приехала, она уже была сама не своя, разбила графин. А потом стало хуже. В нее словно бес вселился, ваша милость.       — Думай, что говоришь, — прошипел Юнги. Не хватало еще таких сплетен про его подопечную. — Держи язык за зубами.       — Не глупая я, ваша милость, — испуганно зашелестела камеристка, остановившись у одной из дверей. — Да и жить хочется. Ее величество денег дала. Но и молчать велела. Сказала, если проболтаюсь...       — Она там? — указал Юнги на дверь. Камеристка кивнула. — Хорошо, иди, не надо обо мне докладвать.       — Благодарю, ваша милость.       Служанка шустро шмыгнула по лестнице на первый этаж и скрылась на кухне. Сняв треуголку и пальто, перекинув его через руку, Юнги осторожно вошел в покои.       До чего же здесь было холодно. Это столько снега намело под окном? И почему в камине нет огня? Сокджин он даже сразу не заметил в высоком кресле за столом, бледная и истончившаяся за столь короткий срок, она просто терялась на фоне светлых стен. Чем дольше барон вглядывался в черты лица еще совсем недавно бойкой девицы, тем больше приходил в ужас. Некогда мягкие милые щечки ввалились, прехорошенькое личико заострилось, под мутными глазами залегли темные тени, создавая ощущение, будто глаза дофины провалились вглубь черепа. Нежные губы теперь были истерзаны, синюшние вены проступали через почти прозрачную кожу, что была покрыта трещинами. Джин дышала настолько медленно, казалось, вот-вот испустит дух. Чонгук показался Юнги уставшим? По сравнению с Сокджин он выглядел полным сил молодцем.       Барон не знал, как поступить сейчас. Он боялся напугать Сокджин внезапным шумом, но так же не хотелось, чтобы у бедняжки остановилось сердце от страха, когда он внезапно окажется в поле ее зрения. Прочистив горло, Юнги медленно ступал к столу, едва ли не крался, внимательно отслеживая реакцию дофины. Тут он и заметил туго перетянутый корсет. Домашнее платье не могло скрыть эту подчеркнутую узость талии. Больше барон не сомневался — Сокджин знала о беременности. Почему пыталась вызвать выкидыш — еще предстоит выяснить. Юнги быстро пресек желание строго отчитать глупую девочку. Успеется.       — Мадам, — вполголоса позвал барон, усаживаясь напротив дофины. Сложно было сказать, услышала ли она его. Некогда искрящиеся смешинками голубые глаза отливали пустотой застывших льдинок. — Мадам, это я, Мин Юнги, барон Сарданский. Вы узнаете меня?       Сокджин чуть нахмурилась и медленно моргнула.       — Я так устала, — тихо отозвалась Сокджин, еле шевеля губами. Барону пришлось напрячь слух, чтобы разобрать бедняжку. — Так устала притворяться и изображать счастливую жену в счастливом браке. Сил моих больше нет. Не могу больше и не хочу.       Барон молчал, не смея прерывать откровения своей подопечной. Голос у девицы дрожал от осевших в горле слез, но глаза оставались сухими. Возможно, выплакала уже все из себя.       — Я следовала всем указаниям матушки: была милой и отзывчивой, никогда не жаловалась и не донимала своими проблемами, всегда поддерживала его и была на его стороне, — голос Джин несмело набирал силу. Так дело стало быть не в отъезде Хосок? Барон задумчиво почесал подбородок. — Я избегала неуместных тем и закрывала на многое глаза, молчала и терпела, никогда не выходила за рамки, знала свое место. Я никогда не претендовала на то, что мне не принадлежало.       Судорожно втянув воздух носом, Сокджин прикрыла глаза. Барон наблюдал за едкой ухмылкой, что вдруг обезобразила ангельское лицо маленькой дофины.       — Я пыталась понять и относилась с уважением к чужому выбору, и пусть я не могла смириться, я продолжала молчать и улыбаться. Я убеждала себя, что если буду идеальной женой и буду следовать советам матушки, то все получится, и в моей семье не будет разлада и никого лишнего, — барон поежился от почти истеричного смешка. — И я даже поверила, что смогла построить свое маленькое счастье, что моя любовь в надежных заботливых руках. Поначалу даже на мгновение было страшно поверить, что вся эта нежность для меня, прекрасные слова для меня, обещания только для меня. А потом...       Юнги не был уверен, что хочет знать окончание исповеди. Он и так догадывался, что сейчас скажет Сокджин, что изо всех сил сжимала пальцы в кулаки и рвано дышала, зажмурившись, будто пыталась вытравить из головы травмирующие воспоминания. Лучше молчите, мадам, молчите и ничего не говорите. У Юнги сердце кровью обливалось видеть страдания его маленькой госпожи, любимой зимней феи всей Нордании.       — А потом я увидела их... — с вымученным надломом громко выдавила из себя Сокджин, а потом тяжело задышала. На слабом выдохе и продолжила: — На нашей постели. Он разрушил, уничтожил меня.       Сокджин затихла, переводя дыхание. Она словно заново пережила тот момент сейчас, прочувствовала по новой все эмоции, на открытую рану самостоятельно сыпала себе соль. Юнги не знал, как утешить девочку, но отчаянно хотел найти способ облегчить ее страдания. Собственные высокопарные слова, сказанные тогда на борту корабля эрцгерцогу встали теперь поперек горла. Никакое всеобщее благо не стоит жизни их светлейшей эрцгерцогини.       — Я слишком долго молчала, — голубые глаза Сокджин вдруг прямо посмотрели в глаза барона, а ее голос звучал неестественно ровно и спокойно. — Я больше никому не позволю так обращаться с собой.       Юнги удивленно наблюдал, как Сокджин поднялась с кресла и подошла к окну. Девушка полной грудью вдохнула, улыбаясь ласке холодного ветра, раздувшего ее волосы и подол платья.       — Мне не страшно, ведь мне больше нечего терять, ваша милость, — Юнги вздрогнул на внезапное обращение. Что-то было не нормально. В словах, лившихся тягучим медом с ее губ. В ее взгляде и улыбках. — Я заставлю его пожалеть о том, что посмел так нагло насмехаться надо мной. Я лишу Чонгука всего, что он любит и что ему дорого.       — Мадам? — все-таки испуганная нотка проскочила в голосе барона. Сокджин открыла высокую шкатулку, стоящую на столике рядом с окном и вытащила что-то. У Юнги сердце било дробью под горлом.       Сокджин развернулась, горделиво приподняв подбородок и водрузив на светлую голову изящную бриллиантовую тиару, ослепительно сверкающую даже в скудных лучах зимнего солнца.       — Я приехала сюда, чтобы стать королевой, что же, они увидят королеву. Они все склонятся передо мной. И этот мерзавец, и его маленькая шлюха. Я возьму сама то, чего я заслуживаю. Я отберу у него все и уничтожу на его глазах! Вы со мной, ваша милость?

***

      — Соизвольте объясниться, ваша милость! — прошипел Чонгук, упарившись в тяжелой церемониальной мантии. — Я отнесся с понимаем, когда вы заявили, что моей жене нужна еще одна неделя, чтобы подготовиться к коронации. Я согласился, когда вы просили позволить ей явиться непосредственно перед коронацией. Коронация должна была начаться уже как пятнадцать минут назад. Гости уже устали ждать. Где Сокджин?       — Уверяю вас, ваше величество, она уже в пути, — примирительно отозвался Юнги, сложив подрагивающие ладони за спиной. — Возможно, возникла заминка с платьем? Оно довольно громоздкое, думаю, в нем проблематично сесть в карету.       — Почему она не могла приехать за день до церемонии? — фыркнул Чонгук, поманив к себе церемониймейстера. Мессер Седжин что-то вполголоса докладывал, видимо о настроении толпы внутри собора. Сам помазанец Пресвятой Девы и вся свита стояли перед закрытыми высокими дверьми в Йонский собор, ожидая прибытия северянки, дабы начать церемонию коронации. — Ждем еще пять минут, и если она не явится, начинаем без нее.       — Воля ваша, ваше величество.       Чонгук лишь тяжело вздохнул и закатил глаза на спокойный комментарий посла. Чонгуку было жарко, а еще он жутко нервничал. По сути он пробыл королем последний месяц, но сегодня он получит этот титул официально. Переживал он, правда, не только из-за церемонии. Поправив шейный галстук и утерев шелковым платком покрытый испариной лоб, без пяти минут король несколько раз вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоить колотящееся сердце.       — Вон! Едут! — указал в конец главной дороги Седжин, где крошечная точка медленно превращалась в помпезную карету, запряженную белой породистой восьмеркой.       — Отлично, — успокоенно выдохнул Чонгук облачко морозного пара. — Проведете ее величество через боковой вход и покажете дорогу к ее месту. Потом откроете двери.       Седжин кивнул и поспешил встретить подъезжающий экипаж. Юнги отошел подальше, затерявшись в толпе свиты, наблюдая, как церемониймейстер открыл дверцу кареты, откинул ступеньку и подал руку дофине. Потом перевел взгляд, чтобы заметить, как нетерпеливо облизал Чонгук губы, во все глаза высматривая свою жену. Как никогда прежде барон Юнги гордился своей подопечной сейчас.       Такая величественная и статная, с несгибаемой царственной осанкой и гордым взглядом, она даже слушать не стала церемониймейстера, в одно ленивое движение отмахнувшись от него, как от назойливой мухи. Степенно Сокджин проплыла мимо свиты, мимо Чонгука, не удосужив ошеломленного мальчишку ни единым, даже мимолетным, взглядом; приподняла подол шелкого, расшитого бриллиантами и жемчугом, белого платья с широким панье, поднялась по мраморной лестнице к самым высоким дверям и стукнула по массивному дереву.       Через мгновение, равное одному встревоженному вздоху, двери отворились, подкупленными довеча бароном послушниками.От Юнги лишь требовалось изобразить на лице удивление, когда взбешенный Чонгук прожег его взглядом, впервые проявив поразительную проницательность, а потом сам бросился вверх по лестнице, путаясь в шлейфе разложенной под ногами мантии.       Никто сразу не понял, что произошло. Невидимый хор торжественно запел где-то под сводами собора, сливаясь с голосом органа, аристократы, уставшие от ожидания, охотно обернулись к открытым дверям и обомлели, когда вместо дофина в проходе увидели северянку в тиаре предыдущей королевы и ее дочери. Полуденное солнце заставляло сверкать всеми цветами радуги большие и маленькие бриллианты, что цветами усыпали изящный платиновый венец, вплетенный в светлые волосы дофины.       Сокджин чинно вышагивала по красной дорожке, глядя прямо на застывшего в изумлении Архиепископа. Она не торопилась, позволяя всем и каждому внимательно рассмотреть ее. Казалось, всего полгода назад, она боялась и шага ступить под таким пристальным вниманием со стороны придворных, и королю пришлось ее чуть ли не волоком за собой тащить к алтарю. Но не сегодня. Сегодня она упивается своим торжеством. Длинный шлейф складки Ватто тянулся вслед за дофиной и мягко шелестел, сплетаясь с шепотом гостей.       — Что происходит?       — Почему она зашла через парадный вход?       — Она даже не сложила руки, как подобает, посмотрите. Она идет как король.       Сокджин заметила ее среди всей знати. Дофине даже не понадобилось искать ее в толпе, она стояла в проходе. Пусть эта дешевка с купленным титулом внимательно посмотрит и поймет, что значит настоящая королева.       Улыбнувшись Архиепископу, Сокджин обошла старика и направилась к своему трону, что стоял сбоку от алтаря, открывая прекрасный вид на происходящее. Встав перед довольно мягким на вид креслом, Сокджин медленно окинула взглядом всех присутствующих, неотрывно наблюдающими за ней, заметив Чонгука в проходе, махнула ему начинать церемонию и, расправив юбки, опустилась на сидение, с удобством устроившись на пухлых подушках. Всю церемонию коронования Чонгука Седьмого Сокджин ловила на себе возмущенные взгляды своего супруга, и впервые за последние недели она чувствовала удовлетворение.

***

      К балу в честь коронации в Зеркальной галерее установили два трона, развесили вымпелы и штандарты. Впрочем, больше ничем убранство галереи не отличалось от украшений во время других танцевальных вечеров. Даже оркестр играл одни и те же менуэты — на третий раз это уже начинало приедаться. И если раньше ее хотя бы развлекала Хосок, то сейчас дорогой подруги не было. По крайней мере она была в Винце, рядом с ее братом и матушкой, а не в грязных лапах похотливого старика.       Сокджин украдкой попыталась прощупать край корсета за лифом платья и чуть оттянуть его — резкие боли от постоянного давления не та вещь, к которой легко привыкнуть. А после того, как барон все же заставил ее начать есть, спазмы становились только беспорядочнее. Переубедить ее перестать затягивать корсет и пить полынь у него таки не вышло. Упрямством она пошла в матушку, как он, скорее всего, и сокрушался про себя.       Джин резко отдернула руку с подлокотника, когда краем глаза уловила движение со стороны Чонгука, сидящего рядом. Пальцы Чонгука поймали воздух, где всего мгновение назад была ладонь его жены. Одна только мысль, что он может ее коснуться, заставляла все в животе скрутиться, а к горлу подступал ком отвращения.       — Мадам, не подарите мне танец? — тихо позвал Чонгук, склонившись к жене.       — Я не в настроении, — эхом вернула, казалось вечность назад, безразлично брошенную дофином фразу. Сокджин не оборочивалась, ей и не нужно было видеть, она и так чувствовала на себе пристальный взгляд черных глаз. И даже от него тошнило.       — Мадам, вы обижаетесь?       Юная королева стремительно поднялась с трона, не желая больше слушать нерадивого супруга. Обижается ли она? Конечно же, нет — она была в ярости! Да как у него язык вообще поворачивался обращаться к ней, не то, что задавать подобные вопросы. Или она и это покорно проглотить должна была, по его мнению? Что за мерзавец.       — Ваше сиятельство, — громко обратилась Сокджин к фельдмаршалу, стоявшему в окружении своих сослуживцев недалеко от тронного постамента. Намджун тут же обернулся и поклонился королеве. — Потанцуете со мной?       Как-то в зале стало тише. Фельдмаршал неуверенно бросил взгляд на молодого короля.       — Неужели вы боитесь? — подтрунивала Сокджин, рассмеявшись. — Меня?       — Что вы. Почту за честь, моя королева, — улыбнулся Намджун, протягивая руку.       Наблюдая, как юная королева одаряла графа милыми улыбками, пока тот кружил ее в танце, Юнги считал, что Сокджин играет с огнем. Робкое возмущение Чонгука разгоралось и грозило вспыхнуть неукротимым пожаром. Но северянка демонстративно игнорировала, как супруг неотрывно сверлил ее взглядом, поднявшись со своего места. Пары мастерски огибали его, расступаясь в стороны, позволяя королю медленно шествовать за своей женой, ни на мгновение не выпуская ее из виду.       Видимо, неладное почувствовала и сама Сокджин, в последний раз улыбнувшись Намджуну, она спешно направилась к выходу из галереи. Ни медля ни секунды, Чонгук отправился следом, но путь ему — ах, так не вовремя! — перегородил фельдмаршал, на которого тот и налетел. Юнги оказался куда расторопнее.       — Карету! — тяжело выдохнула Сокджин, когда барон нагнал свою подопечную. — Немедленно.       — Сокджин! — рявкнул Чонгук на бегу, догоняя беглянку. — Остановись сейчас же!       — Стою, — развела руками Сокджин, развернувшись на каблуках. — Вы что-то хотели, ваше величество?       — Куда ты собралась?       — Я устала за день, хочу лечь спать.       — Давай я провожу тебя до наших покоев.       — До ваших покоев можете провожать кого угодно, — парировала Сокджин, — я возвращаюсь в Трианон.       Юнги не слушал супругов с самого начала. Он все рассматривал перепачканный шлейф платья и никак не мог определить природу пятен из-за неровного света свечей. Когда взгляд зацепился за дорожку темно-красных пятен, вереницей следующих за Сокджин, его охватили сомнения — каким образом у королевы мог наступить цикл, если она беременна? До чего же много крови...       Ужасное осознание всплыло настолько внезапно в умудренной голове, казалось, ударило под дых и выбило весь воздух из легких — Сокджин добилась своего.       — Мадам, как вы себя чувствуете? — перебил Чонгука Юнги, подхватывая Джин под локоть. Сохранять невозмутимость на посеревшем лице ей становилось все сложнее. — Вам надо прилечь и доктора.       — В чем дело? — взяв лицо жены в ладони, обеспокоенно спросил Чонгук. В следующий миг его щеку опалило разлившейся болью от звонкой оплеухи.       — Не смей меня трогать, мерзавец, — процедила Сокджин, из последних сил цепляясь за уплывающее сознание. Сопротивляться больше тьме она была не в силах, размякнув на руках барона, отчаянно звавшего лекарей.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.