Гонимые

На бумаге сотня фамилий прописана мелким почерком. Настолько мелким, что Элоиз едва ли может разглядеть их. Поезд нещадно трясет, и девушка закрывает глаза, подписывая сверху фамилию старшего. Билли Китчен. — Он будет старшим пекарем? — молодой парнишка-переводчик заглядывает в тот же список, нацепив очки на самый край носа. — Верно, — Элоиз старается не засмеяться, глядя в перепуганное лицо, усыпанное веснушками. — А мы тогда кто? Зачем в пекарне переводчик? — Арнольд Мид глядит то на Боун, то на застывших на соседнем сидении мужчин. — Мы бухгалтера, помогающие мистеру Соломонсу с налогами, — девушка подписывает свое назначение, глядя на косую роспись Томаса. — Мистер Шелби не сказал, как долго продлится командировка… — Значит, знать тебе это не нужно, — шипит один из молчаливых спутников по имени Майкл, скрещивая руки на груди. Лондон встречает серебряным туманом и густым смрадным запахом. Элоиз была здесь не раз, но город всегда вызывал в ней странный, почти благоговейный трепет. И звуки, и переругивания, и окрики, и льющаяся вода — всё было сплошным Лондоном, грязным и серым, неугомонным и подвижным. На вокзале их встречает машина. Два высоких жилистых еврея везут их в гостиницу, не спрашивая и не отвечая. Их номера представляют собой пусть и жалкое зрелище, зато теплое. Боун достается номер просторнее всех, и девушка мысленно благодарит Томаса. Горячая ванна приводит ее в чувства и снимает усталость. Утро только-только отступает, начинается предобеденное время, и вот уже Боун стоит и не шевелится перед зеркалом, осматривая себя в отражении. Белая блузка, черная юбка, ничего лишнего, только маленькая подвеска спускается до ключиц. Почему-то создать первое впечатление Элоиз считает необходимым, зная, что это поможет в дальнейшем, зная, что если понравится мужчине, он сделает для нее многое. А еще она читала небольшое досье на Алфи Соломонса и ничего хорошего там не нашла. Томас обещал, что он ее не обидит, но Томаса пока что здесь нет, а вот встреча с Соломонсом предстоит через 30 минут. Элоиз наносит помаду на губы и распускает волосы, собирая передние пряди на макушке так, как делает Полли. Теперь они очень похожи, только Боун чувствует себя не так уверено, как Шелби. Маленький нож она все же прячет на поясе юбки, всегда нужно быть наготове. Автомобиль стоит под крышей здания, все ждут даму, и евреи тихо переговариваются, поглядывая на рубашку Боун и на желтый костюм в мелкую синюю клетку Мида. — Они считают, что женщинам не место в их бизнесе, — шепотом говорит Мид, переводя взгляд на сидящих впереди евреев. — Это я и так знала. Арнольд, переводи все, что я скажу тебе, — Элоиз оборачивается к парню, и тот только улыбается, полностью погруженный в свои мысли. Пекарня оказывается в двух кварталах от гостиницы. Элоиз выходит следом за Арнольдом, невольно оглядываясь по сторонам. Острый запах Темзы бьет в ноздри, урчание воды перебивает даже проезжающие машины, белый кирпич изжарен на солнце, и от пекарни веет огнем и солодом. У ржавых железных дверей стоит высокий молодой человек в костюме-тройке и белом фартуке. Он и еще двое быстро осматривают людей Бирмингема, ищут оружие и не находят. На женщину у них рука не поднимается, молодой еврей с вопросом смотрит на нее, а потом на чистом английском без акцента спрашивает имя. — Элоиз Боун, бухгалтер Шелби-компани, — девушка перекидывает кейс на другую руку, вглядываясь в темные глаза. — У вас при себе есть оружие? — он спрашивает, вежливо и с нотками веселья. — Нет. — Проверь ее, Олли, — голос раздается из глубин помещения. Элоиз вглядывается в человека, что идет к ним на встречу. Издалека он похож на медведя, огромного и медлительного, трехногого медведя. Но чем ближе мужчина подходил, тем менее похожим на зверя он был. Да, Алфи Соломонс был крупным, широкоплечим мужчиной, примерно одного возраста с Томми Шелби. Он опирался на трость, но не при ходьбе, его короткая борода накидывала ему с десяток лишних годков, и вблизи он не казался страшным монстром, что любят так описывать детишки. Он был мужчиной со странным взглядом и скрипучим голосом, его еврейский акцент удивительно складно переплетался с чистым английским, и руки его были руками солдата, а не пекаря. — Женщинам, Олли, доверять совсем нельзя, совсем, — Алфи Соломонс останавливается в нескольких метрах от них. Разглядывает всех гостей по очереди, его губы при этом беззвучно шевелятся. Он доходит взглядом до женщины, медленно ощупывает ее фигуру и после этого только задает вопрос: — И кто бухгалтер? Боун не видит удивления в его глазах, когда она делает шаг вперед. Еще пару шагов и расстояние между ними сокращается, и девушка протягивает кейс. В помещении пахнет ромом, и запах этот ей напоминает отца, который напиток любил и пил каждый день. — Тут все имена и фамилии, мои люди прибудут где-то через, — Боун смотрит на часы, — час. — Час? — Соломонс хмурит брови, разглядывая позади притихших мужчин. — А эти кто? — Переводчик и моя охрана, мистер Соломонс. — Хм, переводчик, — его взгляд фокусируется на бедном Арнольде. — Qu'est-ce tu te tais, gamin?* Элоиз узнает французкий и с удивлением косится на Соломонса. Этот мужчина больше ее раза в два, и сейчас почему-то она остро это ощущает. Он может в любой момент сломать ей шею одной рукой, и последнее, что она увидит, будут огромные перстни на его пальцах. — П-простите, сэр, я просто не знал… — Не знал? — голос Соломонса то утихает, то возрастает, как на американских горках. — Французский не знал, пацан? Это гребанный французский, его знает каждый переводчик, верно, Олли? А ты не знал, мать твою? Олли молча соглашается, кивая. Он смотрит на всех с усмешкой, и в его глазах плещется веселье. — Je voulais dire que je ne me suis pas calmé, monsieur**, — быстро проговаривает Арнольд, но его безобразный французский пугает даже Боун. — Хорошо-хорошо, мой мальчик, — Алфи разворачивается и идет вперед, полагая, что за ним последуют. — Только с акцентом поработай, а то будто дерьмо во рту держишь, ага. Элоиз усмехается. Про экстравагантное поведение еврея Томми предупреждал. Но, судя по всему, одного предупреждения мало. — Теперь бухгалтер, — Алфи закрывает дверь прямо перед носами всех желающих посмотреть на продолжение шоу. Он впускает в свой кабинет только женщину, и когда та устраивается напротив его кресла, садится сам. Складывает руки на столе, сцепляя в замок, и разглядывает, будто она диковинка. Элоиз его поведение не нравится. И этот взгляд тоже. Оценивающий взгляд Алфи Соломонса предвещает беды, вот что точно о нем известно. И голубые глаза, не такие как у Томми, нет, у Соломонса они словно выпачканы карим и зеленым, смотрят неотрывно, будто пытаются прочитать саму душу. — Мистер Соломонс, — Элоиз не отводит своего взгляда от мужчины, также глядя точно в глаза, — мы можем час играть в гляделки, а можем заняться делом. По его губам скользит едкая усмешка. Алфи моргает, откидывается на сидении и достает из-под стола виски. — Вы правы, миссис? — Мисс Элоиза Боун. Мистер Шелби прислал вам договор и… — Скажите, мисс Боун, — бесцеремонно перебивает ее Алфи, — как я могу доверять женщине, которую даже не проверили? — Хотите обыскать меня? — Я? — Соломонс выражает крайнюю степень удивления. — Боже упаси, я и пальцем к вам не прикоснусь без вашего разрешения, ага. Вот только вы должны сказать, мисс Боун, — Алфи снова наклоняется к ней, и его взгляд будто резко потухает. Становится мертвым, пустым и абсолютно холодным, — зачем вам здесь оружие? Мои люди не трогают женщин, они их уважают. Я тоже не трогаю, как уже сказал. Так скажите мне, зачем вам нож? Элоиз теряется на долю секунды, и это отражается в ее глазах. Она молча достает нож и кладет на стол. Алфи пару секунд смотрит на него, затем встает и достает из полки бумаги. — Вы бухгалтер, так? Значит, умеете считать, так? Вот вам отчеты, которые Олли загубил, там одна ошибка, ага, найдите мне ее. И тогда… — Соломонс разводит руки в стороны и садится на свое место. Элоиз пробегает глазами по бумажкам. Тонким почерком выделены счета, цифры особенно складно получаются, строчка к строчке. На несколько минут Боун погружается в отчетность, чувствуя по-прежнему, как Алфи Соломонс дырявит ее взглядом. Кажется, он засекает время, но Элоиз особо не обращает внимание. Через семь с половиной минут она протягивает отчет обратно. — Там все верно, мистер Соломонс, — Элоиз на манер хозяина откидывается на сидении, сталкиваясь с ним взглядом. — Я ведь сказал про ошибку… — Это отчет не Олли, мистер Соломонс, а ваш, — кивает девушка, и достает из кейса письмо. — Ваш почерк. Уголок губ у Соломонса дергается, когда он видит свое письмо в ее руках. — Устроить вам экскурсию, мисс Боун? — глаза все также следят за жертвой. — Буду признательна, мистер Соломонс, но для начала взгляните на документы. Она вытаскивает кипу бумаг и кладет на стол. Лист за листком они проходят сквозь гибкие, украшенные кольцами пальцы Алфи. Настает очередь Элоиз рассматривать мужчину уже при хорошем освещении. На его прямом носу красуются очки, и взгляд, наконец, устремлен куда-то в сторону от нее. Она с удивлением глядит на татуировки, и еще с большим удивлением на неряшливый внешний вид хозяина пекарни. Его белая рубаха кое-где запачкана, рукава закатаны до локтей отнюдь не ровно, и волосы стоят торчком. Он кажется слишком неправильным, неуклюжим и грузным, но при этом Элоиз с удивлением отмечает, что не боится его. Что страх перед Алфи Соломонсом исчез, будто его никогда и не было. — Вы готовили бумаги? — после получаса тщательного просмотра вопрошает Алфи, и взгляд его снова устремлен на женщину. — Вы чем-то недовольны? — Нет-нет, как раз, напротив. Очень даже хорошо, очень. Мне вот просто интересно, — Алфи вздыхает и снова складывает руки поверх стола, — неужели у Томми Шелби нет бухгалтеров-мужчин? Я бы никогда не послал женщину, причем молодую и хорошенькую, прямо в руки жиду, ага. Элоиз натянуто улыбается. Она не боится, нет, взгляд Соломонса ни яростен, ни злостен, он просто пропитан интересом. И она для него не более чем дикая зверушка, ягненок на заклании, только говорящий и думающий. — Томми считает, что я отличный специалист в своем деле. — И я рад за Томми, — Алфи кивает, его губы едва заметно шевелятся, словно он выговаривает какие-то слова про себя. — Но женщинам не место, нет, не место в нашем деле. Удивление и досада затапливает девушку настолько, что, кажется, лицо ее остается непроницаемым. Она слышит голос Соломонса, его речи, но видит только неправильно голубые глаза, в которых ничего, совсем ничего, нет. — Мистер Соломонс, — Элоиз встает, и следом встает Алфи и приказывает ей сесть. Его голос отлетает от стен и садится ей в уши. Элоиз не удивлена и не напугана, и она не садится, продолжает стоять и ждать, когда Алфи обойдет стол и станет возвышаться над ней громадной стеной. Трость он держит двумя руками перед собой и Элоиз замечает, что он даже на нее не опирается. Чертов симулянт. — Вот почему женщинам не место, понимаете? — Алфи теперь говорит тихо, совсем шепотом, и от этого у Боун по спине мурашки бегут. — Вы не умеете выполнять приказы. Вы хрупки, и мы любим вас, и вас наверняка кто-то любит. Возвращайтесь, я скажу Томми, что вы нам не подходите. — Мы хрупки, — Боун заглядывает в глаза этого еврея, различая там смутный огонек интереса. — Мы слабы и не умеем выполнять приказы. Но мы можем вести дела, которые вам, мистер Соломонс, и вашим мужланам не ведомы. Мы видим больше, мы более внимательны, точны и любопытны. Я нужна вам, и вы хотите, чтобы я осталась, просто хотите, чтобы я сама попросила Томми оставить меня. Но нет. Элоиз делает шаг вперед, чувствуя, как адреналин кипит в крови, и жар прокатывается по всему телу. От Алфи Соломонса пахнет хлебом и пергаментом, свежей мукой и мускусом, и мужчина также замирает, внимательно ее слушая, не отводя взора. — Мне омерзительно здесь находиться, мне омерзителен ваш ром, ваш хлеб и ваш бизнес. И, если честно, от нашего с вами сотрудничества я тоже не в восторге. И если вы думаете, что я подношение Томаса Шелби, которое раздвинет ноги и будет делать все, что вы велите, вы ошибайтесь. Я не раздвину перед вами ноги, даже если вы будете последним мужчиной на этой планете. Алфи Соломонс, как оказалось, умеет улыбаться. Его глаза блеснули весельем всего на секунду, Элоиз даже почувствовала азарт, когда мужчина чуть наклоняется вперед, и тихо-тихо, совсем неслышно выдыхает: — Это мы еще посмотрим. В эту самую секунду, когда лицо Алфи Соломонса так близко, что можно разглядеть каждый шрам, каждую невидимую веснушку на носу, каждую темную крапинку в его глазах, дверь открывается и Олли замирает, нервно оглядываясь. Алфи выпрямляется во весь рост и смотрит на своего помощника вопросительным взглядом. — Ты дверь открыл на меня полюбоваться, дорогой Олли, или сказать чего? — Сказать, — Олли переводит взгляд на девушку, — они прибыли. Ждут дальнейших указаний.