***
Элоиз смеется, глядя на Аду Соломонс, крутящуюся возле зеркала. Девушка выглядела как солнце: сияющее, яркое и молодое. Ада улыбается без повода, хотя на самом деле повод лежит у нее сложенный вдвое под подушкой. Их переписка с Билли теперь более живая, словно фейерверк. — Думаю, завтрашнее шоу в «Музыканте» будет непревзойденным. — Ты ведь не одна идешь, верно? — Боун аккуратно садится на край кровати, ребра все еще отдают ноющей болью. — Если пойдет Алфи, то с ним. А если нет, то с подругой и Олли. Уверена, брат меня отпустит, ему это выгодно. Элоиз криво усмехается. За неделю, проведенную в обществе семейства Соломонсов, Боун во многом поменяла отношения к ним обоим. Ада предстала как заботливая, добрая девушка с чистым сердцем и крайне скверным умением врать. Ее улыбка заставляла растягивать губы в искреннем порыве поддержать юную Соломонс. Боун невольно усмехается, когда Ада протягивает ей один из своих нарядов. — Если ты забыла, то у меня сломаны ребра, — Элоиз придирчиво осматривает черное закрытое платье. — Ты вполне себе двигаешься, сама сказала, что идешь на поправку. Так что, я думаю, небольшое развлечение тебе не повредит. — Я, пожалуй, еще повременю. Ада складывает руки на груди, поворачиваясь к Боун. — Брат не будет против и не выгонит тебя с этого дома, — Соломонс делает шаг, затем еще, оказываясь возле кровати. — Я слишком злоупотребляю вашим гостеприимством. — Какой вздор! Ты пока что входишь в тот малый круг людей, который может выдерживать присутствие моего брата дольше пары часов. Я часто заставала его выходящим из этой комнаты. — Ада! — Элоиз хмурится неожиданно грозно даже для себя. — Твой брат помог мне, поддерживал. Я не ожидала такого со стороны мистера Соломонса. — Думаю, он тоже, — Ада усмехается, заставляя цыганку невольно скривиться. — Мой брат несносный тип, я знаю. А выдержать его крайне проблематично… — Спасибо, сестренка, — Алфи Соломонс стоит на пороге и наблюдает за ними вот уже кучу времени. — Я таки не вру, братишка, характер скверный, хоть застрелись. — Ты знаешь, где мое ружье. Ада улыбается, порхая в его сторону. Легкий поцелуй запечатывается на щеке Соломонса, и тот невольно хмурится. — Куда собралась? — Это на завтра. «Музыкант» ждет нас, брат. Но ты-то забыл об этом. — Я забываю все, что связано с «Музыкантом». Иди вниз, мне нужно поговорить с мисс Боун. Ада пару раз хлопает ресницами, прежде чем взгляд из подозрительного становится хитрым. — Что случилось? — Элоиз быстро встает, и в раз темнота накрывает ее. Она старается не показывать Соломонсу слабости, он все еще остается для нее хищником. Но мужчина и сам видит, потому бросает короткий приказ, а сам устраивается в своем излюбленном за последнюю неделю кресле. — У нас начались сложности с вашими людьми. Я сказал об этом Томасу, он хочет приехать. Думаю, завтра вас таки переправят обратно в Бирмингем, ага. — Обратно? — Элоиз встает, на этот раз плавно и аккуратно, и подходит к окну. — Что за проблемы? Алфи пару секунд молчит, забивает табак в трубку, а затем поднимает взгляд на женщину. Болезненная бледность делает ее еще более привлекательной, как и этот сосредоточенный взгляд прямо в душу дьявола. — Возьмите, — Соломонс протягивает газету. Ничего интересного Боун в ней не находит, пока не долистывает до некролога. Там, маленький пометкой, говорится о зверском убийстве молочника Шоу, на лбу которого было вырезано слово «макаронник». — С чего вы взяли, что это цыгане? — Боун садится напротив, Алфи все еще не разрешал ей курить. — Без моего ведома мой народ ничего не сделает, но ваш… Как бешеные псы, ворчат и забрызгивают всё слюнями, ага. Вам ли не знать, что делается с бешеными псами, забрызгивающими всё слюнями. — Да, я знаю. — Тогда вы, мисс Боун, должны понять мои намерения избавить Кэмден от этой напасти в виде бешеных псов. Я не люблю, когда псы кусаются, — Алфи поднимается и идет к окну, разглядывая улицу пристальным взглядом. — В таком случае я обычно пускаю им пулю в лоб, освобождая от мук. Но я-таки не сделаю этого с вашими псами, лишь прогоню. Элоиз слушает его внимательно. Сейчас Алфи был напряжен, его голос снова стал сухим и скрипучим, словно по стеклу гвоздем проводят. Он сообщает эти новости и уходит, закрывается в своем кабинете, полностью отдаляясь от всех людей, а уж тем более женщин.***
Глубокой ночью, когда бессонница окончательно берет свое, Элоиз спускается вниз, в надежде застать Соломонса в кабинете. Но там оказывается пусто, а будить главу еврейской мафии даже бесстрашные цыгане побаиваются. Боун замечает в гостиной отблески света и неспешно идет к огню, словно мотылек. Чувствует, что сгорит, но ничего с собой поделать не может. Вместо широкоплечего Алфи и тоненькой Ады, в кресле у камина сидит неизвестный гость. Но при первом же взгляде можно догадаться, что истинная хозяйка этого дома вернулась. Миссис Соломонс, маленькая хрупкая старушка, курит тонкую сигарету и следит за пламенем в камине. Укутанная в мягкий платок, скрывающий ее плечи и руки, женщина кажется сонной и расслабленной. Элоиз уже собиралась уйти, как голос, тихий и довольно молодой для женщины ее лет, нагоняет Боун в двери. Цыганка оборачивается, встречаясь взглядом с большими карими глазами, в темноте кажущимися чернее ночного неба. — Гости моего дома обычно здороваются, прежде чем остаться хотя бы на пять минут. Но гости моего сына мне не нравятся, а моей дочери рано приводить в дом своего отца гостей. Так, получается, заслужить мое доверие могут только мои гости, не правда ли? — Миссис Соломонс, я прошу прощения… — Не стоит, — женщина указывает на кресло рядом с собой. Пока Боун садится, миссис Соломонс внимательно следит за ней. Затем предлагает сигарету и, слыша робкий отказ, чуть кривит пухлые губы. — Я знаю, девочка, что ты цыганка. Не люблю я цыган, знаешь ли. Элоиз молчит. Пламя в тишине словно бушует, как и мятежность в душе цыганки, но та умеет держать под контролем своих демонов. — Мой сын крайне озабочен бизнесом и своими причудами. Весь в отца. Хотя отец его был еще той гадиной. Но, в отличие от отца, Алфи женщин уважает. Элоиз молчит. Она смотрит на женщину и думает, как бы убежать такой поздней ночью обратно в Бирмингем, хотя этого ей хочется меньше всего. Примерно такое же ощущение иногда складывается у нее перед Алфи, хоть и в последнее время мысль о переезде кажется скорее удручающей, нежели желанной. — Уважает, но никогда не пускал под кров. Так чем же зацепила его цыганка, а? — Мы с вашим сыном работаем вместе, — тихо начала Элоиз, но тут же услышала едкий смешок. — Работаете? Ну-ну, девочка, каждый называет это как хочет. Конечно, это очень древняя профессия… — Я не шлюха, миссис Соломонс, и уверяю, ваш сын никогда бы не пустил шлюху в дом своего отца. Миссис Соломонс молчит, и молчит красиво. Разглядывает цыганку, а затем медленно закуривает. — Я хочу внуков, и, если честно, мне все равно, от кого эти внуки будут. Хоть от шлюхи, хоть от цыганки, хоть от шлюхи-цыганки. Боун думает, что встать и уйти будет лучшим решением. Она уже поднимается на ноги, но тонкая рука тут же хватает ее, а острые коготки впиваются в нежную кожу. — Сядь, девочка. Я лишь хочу предупредить, что Алфи любить умеет. Ну, или умел. Во всяком случае, мой сын — хороший мужчина, но ужасно опасный. Порой, я и сама боюсь его. Но он мой сын, а ты первая женщина, какую он привел в дом с момента его совершеннолетия, ага. — Мы не… — Я знаю, что вы не. Напомни, как тебя зовут? — Элоиз. — Элоиз… — женщина долго молчит, глядя в огонь, а затем поднимается, заставляя встать и Боун. — Ты не похожа на цыганку. — От вас звучит, как комплимент. — И на язык остра, — вздыхает миссис Соломонс. — Никаких приворотов, девочка, это единственное условие. К тому же, думаю, они тебе и не понадобятся, раз мой сын так долго тебя скрывал, что аж не рад маменькиному приезду. — Думаю, он рад, миссис Соломонс. Женщина смотрит прямо, она маленького роста, старость уже опустилась и ссутулила ее плечи, но взгляд черных глаз оставался трезвым и зорким. Элоиз едва заметно улыбается, когда женщина опирается на ее руку, ища тем самым надежную опору. — Живи, сколько хочешь. Я знаю обо всей ситуации, сплетни нынче расползаются в два счета, ага. Только аккуратно, если мой сын чего захочет, получит. А это не всегда хорошо заканчивается. — Миссис Соломонс… — Мама? — наверху Алфи вглядывается во тьму, туда, где стоят две женщины. Ему на миг кажется это дурным сном, ну, или его продолжением. Но мужчина спускается, оглядывая таких разных, противоположных в чем-то хранительниц очага. Усмехается, как самой больной несмешной шутке. — Уже успели познакомиться? Хотел перенести на завтра. — Никогда не откладывай на завтра то, что может тебе помешать сегодня, сынок, — миссис Соломонс отпускает руку Элоиз и медленно бредет вдоль коридора. — Спокойнейшей ночи. — Спокойной ночи, миссис Соломонс, — тихо говорит Элоиз, чувствуя на себе внимательный взгляд Алфи. — Помни о внуках, сыночка. — Маман, — Алфи чуть удивлен и, скорее, его это даже рассмешило, нежели расстроило. — Почему вы не спите, мисс Боун? Элоиз будто выныривает из своих мыслей, и взгляд ее смешно фокусируется на Соломонсе. Только сейчас она понимает, в какое неудобное положение она поставила их обоих. — Я хотела с вами поговорить. — Таки начинайте, пока я здесь бодрствую. Боун пару секунд смотрит на мужчину, удивительно похожего чем-то на свою мать. В молодости миссис Соломонс наверняка была привлекательной, и что Алфи, что Ада унаследовали эту природную черту. — Это по поводу нападений. — И? Собираетесь прочесывать округи в поисках виновных? — Нет, мистер Соломонс, — Боун хмурится, складывая руки на груди, — вы были правы. — Я часто прав, мисс Боун. Томми… — У Томми своих дел полно, здесь моя вотчина. И тем самым я бы хотела вернуться в строй и взять своих людей под контроль. У Соломонса дергается уголок губ. Он щурит глаза, а затем делает шаг, так, чтобы расстояние между ним и цыганкой сократилось до неприличного. Элоиз не уступает, смотрит прямо в лицо, даже когда резкий жар обдает ее тело. Алфи возвышался над ней, во всем сильнее, могущественнее, опаснее. Он выдыхает, будто побежден невидимой силой женского упрямства, а затем чуть запрокидывает голову. — Думаете, что они послушают женщину? — Нет, — честно отвечает Элоиз, — обычную женщину они не послушают. Но женщину, у которой есть защита в лице Алфи Соломонса и Томми Шелби — да. У них есть свои мотивы, все это началось из-за нас с Арнольдом, и я смогу это уладить. — И сколько времени вам нужно для этого? Боун молчит. Много, на самом деле. Но говорить такое Соломонсу она не будет. — Больше недели. Я улажу конфликт между вашими людьми и моими. А затем уеду. — Если уладите, — Алфи отступает, бредя в сторону своего кабинета, — будете моим полноценным партнером, ага. — Я подумаю, мистер Соломонс. Элоиз разворачивается и твердо идет к лестнице. Уже лежа в своей кровати ее накрывает дрожь, мелкая и горячая. Это все так смешно: их негласный договор под покровом ночи, в домашнем халате и тапочках, и невыполнимая задача, которая легла на плечи незаметно, но твердо. Боун знает, что нужно сделать. Знает, что если конфликт разгорится, Томми пошлет сюда либо Джона, либо Артура. И тогда Алфи Соломонс взбесится и убьет всех, кто попадется ему под руку. Но он не сможет убить ее. Не в ближайшее время. И пока это время не исчерпано на пустую болтовню, Элоиз может уладить конфликт. Или она думает, что сможет.