***
Темные своды места, где, как и в первый раз, их собрали, стали еще темнее, нагоняя тоску и злобу. Запертые в коробке, одинокие и скучающие по дому мужчины, покрытые потом и перегаром, стоят ровно в ряд так же, как когда-то их поставил Томми Шелби. Теперь на их лицах пот, а отпечаток выпитого за последние деньки лег под глазами серыми тенями. Вместо главаря Острых Козырьков — баба. Это смешит многих, но им нужно выстоять. Дело вообще не в ней и мальчишке, нет, это скорее даже дело принципа. Запугивать итальяшек многим просто нравилось, другим служило развлечением. — Джентльмены, — Боун скидывает пальто, выглядя солидно и немного старше, — рада, что вы все живы и вполне справляйтесь со своей работой. Мистер Шелби выражает вам благодарность за труд. В углу, словно призрак, замер Соломонс, наблюдая за всем со стороны. Он обещал лишь посетить данное мероприятие, узнав о нем от Олли. Ему было интересно, все же любопытство было слабой стороной его натуры. — Также он приносит свои извинения за то, что не смог сегодня быть с нами. Оттого я буду говорить от имени его и его семьи. — Так занят делом? — раздается вопрос с задних рядов, и Элоиз чуть улыбается. — Вы правы. Он занят делом, оберегая ваши семьи от тех, кого вы решили запугать. Вы прекрасно знаете, какая участь постигла мистера Мида и меня. Не завидная, верно? Тишина снова звенит у потолка, мужчины чуть хмурятся. Тени неприятно бегают по потолку и лицам работяг. — Он не в обиде на ваши действия. Не мы начали эту войну. Не мы, — Элоиз делает шаг, затем другой, и ноги несут ее в самую толпу, в середину ряда. — Но мы здорово ее подхватили, верно? Теперь повсюду слышны смешки и хмыканье, кто-то чуть улыбается, другие угрюмо молчат. Предчувствие беды почему-то колет затылок, но почти сотня человек ровным рядом стоит и ждет, слушает и наблюдает. — Но вот беда, мистер Шелби, как и я, не хочет вендетты. Мы хотим мира, союза с людьми мистера Соломонса, дабы заработать на нужды наши и наших семей. Мужчины снова хмыкают, согласившись. Здесь они не ради Острых Козырьков, а ради шелестящей купюры, что пообещали жиды. — Единственное, о чем просит мистер Шелби, более не задирать людей, что принесли нам неудобства. Их постигнет страшная кара. Элоиз обходит одного за другим и возвращается на место ровно в ту секунду, как из тени выступает мистер Соломонс. Его веселит это действо, но не подыграть он не может. Слишком жалко выглядят люди Томми Шелби, будто их отчитывает мамашка. — Но такая же страшная кара постигнет семьи тех, кто пойдет против мистера Шелби и мистера Соломонса. Страшная, потому что мы выселим ваши семьи, ваших детей, жен и родителей прямо туда, куда никто не хотел бы попасть. Среди вас уже есть парочка человек, нарушивших заповедь «не убий». Соломонс проходит также мимо рядов, вглядываясь цепким взглядом в уродливые лица. Его кулаки чешутся, но он смотрит и ничего не делает. — Мистер Соломонс, вы знаете этих людей? — неожиданно спрашивает его Боун, и глаза ее светятся простой невинностью. — Да, мисс Боун, — Алфи встает позади молодого парня, дыша тому прямо в затылок. — Мои уши и глаза везде. Я ведь чудовище, а? А что за чудовище без глаз и ушей везде? — Именно, — улыбается Боун, и взгляд ее упирается в Китчена. — Отныне вы не делайте ничего без моего на то ведома. Не курите, не пьете, не трахаетесь, и уж тем более не покидайте стен этого здания. — Мы не рабы! — деланный ужас проскакивает в нотках голоса одного из мужчин в первом ряду. Секунда. Удар. Мужчина падает, кровь заливает его лицо, а на трости Соломонса расцветают алые капли. — Конечно, вы не рабы. Но и не гладиаторы. Восемнадцать человек сейчас сидит за решеткой, восемнадцать ваших товарищей расплачиваются за ваши ошибки, восемнадцать семей с ужасом передвигаются по родному городу. Хорошо, если они выберутся. Элоиз не двигается, наблюдая за хмурыми лицами. Кто-то сплевывает собственную желчь, кто-то и вовсе закрыл глаза, представив это дурным сном. Конечно, будет бунт и несогласие, но, в конце концов, они должны сломаться и отступить. — Не беспокойтесь, они пока еще живы. В отличие от мистера Мида, чья семья похоронила только голову паренька. А он был хорошим человеком, добрым и открытым. Боун делает шаг, когда Соломонс снова укрывается в тенях. — Я бы убила голыми руками каждого, кто причинил вред мне и убил его. Конечно, убила бы. И я понимаю. Но если в ближайшее время кто-нибудь из вас попытается учинить драку, оскорбит или хотя бы косо посмотрит не на того человека, за вами и вашей семьей мы вышлем карательный отряд. А возглавит его Артур Шелби. Все мы знаем его прозвище, верно? Тишина была оглушительной. Элоиз улыбается, касаясь ладонью на секунду Билли. — Можете выпить по стаканчику рома и приступать к работе. Мужчины, переговариваясь, выходят один за другим, бросая на Боун отнюдь не добрые взгляды. Поднимая того, кого огрел Соломонс, они невольно ненавидят всех евреев и их подстилок с итальяшками. Но страх перед Шелби гораздо острее, оттого почти все опускают взгляд и смиряются. — Слишком жестоко, — тихо начинает Китчен, но его тут же перебивает глава еврейской мафии. — Твоего мнения не спрашивают. Впервые они сталкиваются так близко и так остро. Китчен знает, что сразу не пришелся по вкусу Соломонсу, но теперь эта была открытая конфронтация, и Билли не уверен в своей победе. — Я знаю, другого выхода нет. Мы не сократили их выплаты, мы лишь припугнули. И еще, Билли, — Элоиз чуть щурит глаза, делая к нему шаг. — Завязывай с тем, что ты начал. Незаметно для Соломонса в кармане Китчена оказывается письмо, написанное тонким почерком Ады Соломонс.***
Элоиз хмурится, когда автомобиль замирает у порога пекарни, и оттуда быстро, словно боясь, на свет выходит Джереми Бакли. Мистер Бакли был старым знакомым семей Шелби и Боун, и он надеялся всю свою жизнь, что это знакомство так и останется далеким и не особо приятным. Потому он был удивлен письмом сначала Томми Шелби, а затем Элоиз Боун с приглашением в пекарню Соломонса. Бакли был далеко не последним человеком в мире закона и порядка, потому его китель и ордена, вычищенные до блеска, красовались на нем, словно броня. — Мистер Бакли, — Элоиз улыбается, разглядывая молодое лицо. Бакли был примерно ровесником Томми, тощим и больным в детстве, сейчас же вымахавшим, крепким и гордым мужчиной, с оставшейся на всю жизнь трусостью. Элоиз всегда знала, какие связи в полиции есть у Томаса, потому выбрала самую легкую мишень. В конце концов, Томас сам дал ей все контакты знакомых полицейских, грех не воспользоваться. — Теперь констебль, мисс Боун. Вы прекрасно выглядите, — Бакли легко касается женской руки и целует. Для него Боун только похорошела, из грязной и избалованной малышки она выросла в красивую женщину. — Какими судьбами вы и мистер Соломонс работаете вместе? — улыбается широко Джереми, и его усы, похожие на щетку, странно скрючиваются. — Думаю, Томми все объяснил. — Томми здесь? — в голосе Бакли чуть заметное опасение, граничащее со страхом. — Нет, здесь мистер Соломонс, и он хочет поговорить. Элоиз не присутствует на этом разговоре. Провожает до двери, прямо в лапы Алфи. Тот улыбается, даже руку пожимает, но незаметно вытирает об штаны. Видимо, ладони мистера Бакли вспотели. Боун не вмешивается. Достаточно того, что восемнадцать арестованных уже на свободе, едят и смеются где-то в Кэмден. Через каких-то десять минут Бакли, довольный и заметно взмокший, выходит из кабинета Соломонса. Он идет строго вперед, не оборачиваясь, и даже не видит, как позади него идет Боун. Она окликает его уже на улице, замечая, как тот невольно вздрагивает. — А, это вы, мисс Боун, — с облегчением произносит Джереми, утирая белоснежным платком лоб. Бисер пота застывает даже на его пышных черных усах, заставляя выглядеть мужчину каким-то… слабым. — Разговоры с мистером Соломонсом не всем приносят удовольствие, — усмехается девушка, и ее так и тянет указать на усы. — Но я к вам с просьбой. Бакли нравится, когда его о чем-то просят. Умасливают, улыбаются, вьются и охаживают. Незаметно он окидывает Элоиз быстрым взглядом, ее фигурка приходится по вкусу. — Мистер Соломонс вполне ясно выразил, что хотел. Я понимаю, оружие и люди всегда нужны. — Я не про это, но спасибо, — Элоиз достает небольшой клочок бумаги. — Я бы хотела, чтобы вы больше узнали об этом человеке. Скажем так, мистеру Шелби и мистеру Соломонсу не нужно это знать. Бакли смотрит на фамилию, а затем усмехается. Да, девочке придется постараться. — Я не нанимался в частные детективы. — А еще в приспешника бандитов, но вы с удовольствием выполняете все их прихоти, — Элоиз переводит дыхание, — не нужно усложнять жизнь. Бакли закуривает, убирая бумагу во внутренний карман формы. Ровные зубки Элоиз больно могут укусить, Джереми понимает это. Он не глуп и знает, что водиться с преступниками, даже такими, как Шелби, опасно. А Соломонс и вовсе вызывал в мужчине приступ тошноты. — Я бы выполнил вашу просьбу и без угроз, — улыбается Джереми, протягивая сигарету даме. — Но не просто так. — Деньги не проблема, — Элоиз берет сигарету, вертит в руках. — Меня не интересуют деньги, мисс Боун. А вот ваша приятная компания даже очень. Сегодня открытие «Музыканта», сходим? Обещаю угощать вас только самым дорогим джином. В руках Джереми вспыхивает огонек на том уровне, что девушке пришлось бы чуть пригнуться, чтобы прикурить. Пару секунд Элоиз смотрит на него, вертит сигарету. Всегда можно уйти, ссылаясь на срочные дела. — Я не люблю подобные заведения, — улыбается Боун и чуть нагибается, закуривая. — Можем потом поехать ко мне. Я угощу вас настоящим армянским коньяком. Большая редкость в наших краях. Хотя я и предпочитаю французский. — Я тоже. Элоиз вздрагивает, пытаясь не засмеяться от вида пораженного Бакли. Тот выронил сигарету при виде подошедшего к ним мистера Соломонса. — Хотя ненавижу коньяк, — продолжает Алфи, отбирая сигарету у Элоиз. — Но вот виски, другое дело. — Мистер Соломонс, у каждого свой вкус на выпивку, — тихо начинает Джереми, стараясь увести тему в безопасное русло. Невольно его взгляд скользит по тому, как Соломонс по собственнически касается своей огромной ладонью талии Боун. Все резко встает на свои места, и Бакли кривится. Подстилка. — Это ведь отлично, когда вкусы совпадают, особенно с выпивкой, ага. Но я, по правде говоря, ненавижу, когда вкусы эти совпадают на женщин или места. Да, это ужасно, когда кто-то смотрит и сидит в твоем заведении с твоей женщиной, ага. Я бы сказал, мне это смертельно не нравится. Элоиз невольно фыркает. Она чувствует руку Соломонса на талии, чувствует его сарказм и запах сигарет. Никогда раньше она не видела, чтобы он курил простые сигаретки. Алфи сплевывает на том моменте, когда Джереми с ними прощается. Автомобиль отъезжает сразу же, и в ту же секунду Соломонс одергивает руку и выбрасывает сигарету. — Отрава, — выплевывает жид, растирая в ладони запах сигарет. — Как можно это курить? — Спокойно, — невольно хмурится Элоиз, буравя взглядом свое начальство. — Мистер Соломонс, ваше поведение просто… — А? — в глазах Соломонса буря, он не злится, нет, просто что-то поднимается в нем каждый раз, когда цыганка начинает с ним так разговаривать. Он не мальчишка, не ее защитник. Он просто вышел и увидел, а дальше инстинкты. А инстинкты Алфи Соломонса не подводят. — Мне нужна была услуга от Бакли. — Неужели? Я всегда полагал, что трахаться с полицейскими крайне опасно в наше время, ага. Да и найти могли посимпатичнее, усы у него общипанные, как и петуха. — Да что вы? Мне лично нравится гладкое лицо, потому трахаться с Бакли я не вижу смысла. — Выбирайте партнера по волосатости? — Не люблю бород и усов. — Какая жалость, — Соломонс багровеет то ли от злости, то ли от смеха. Элоиз же зла как черт, но все это настолько комично, что девушка не выдерживает и улыбается первой. Она смеется, и ветер подхватывает ее смех и уносит далеко за пределы пекарни, в город. — Предлагаю немного прогуляться, — остывает Соломонс, наблюдая за ветром. — Только если курить я буду тогда, как захочу. — Я вам не папочка, — кивает Алфи. Через пару минут, стоя на пороге пекарни, Элоиз закуривает. Это был долгий день. Бесконечно долгий. И потому, когда Алфи выходит к ней, в старом черном пальто и шляпе, Боун не думает о плохом. Она просто гуляет с ним, а он просто показывает ей город. И закат окрашивает Кэмден алыми красками.