Гонимые

Музыка еще никогда не была столь пьяной и веселой. Как огонек, она кружит по залитому светом залу, перебегает от одного гостя к другому и кружится, кружится, кружится… Смех и алкоголь сливаются в свою надежную, проверенную годами симфонию. «Музыкант» встречает гостей весело, пьяно и на широкую ногу. Тут и сливки общества, и простые работяги, тратившие свои последние сбережения на дешевый джин. Хозяин «Музыканта» сам за барной стойкой, разливает дорогой алкоголь особо щедрым клиентам. Молодые коллективчики, только ступившие на путь музыки и играющие очень умело, были рады поиграть на открытии столь известного места. В прошлом «Музыкант» был одним из первых заведений, где живая музыка лилась чуть ли не целые сутки. Теперь он радует не только качественной музыкой, но и дорогими напитками, вкусными закусками и убранством. Ада Соломонс охает сразу, как только заходит. На пороге толпа уже курит и хохочет, а внутри не протолкнуться. Олли крепче сжимает ее ладонь, с другой стороны Диану, и они ныряют в толпу, прямо в столб света. Хозяин узнает их сразу, ведет на второй этаж, для элиты, и дарит порцию самого дорогого джина. Ада беспокойно озирается, ищет в толпе знакомые лица. Узнает нескольких, но только морщится. — За сегодняшний незабываемый вечер, — поднимает стакан Олли, провозглашая тост. Ада пьет. Алкоголь приятно расслабляет тело. Спустя час она забывается в музыке, в сигаретном дыму и веселье. Время стремительно пролетает в танцах и смехе. К ним присоединяются еще трое, друзья Олли. Они шутят, заказывают выпивку и идут танцевать. Диана гордо держится за Олли, тот, в свою очередь, не отрывает взгляда от нее. Аду приглашает Исаак, старый приятель Олли, ухаживающий за мисс Соломонс уже добрые восемь месяцев. Они танцуют на втором этаже, с элитой, медленно передвигаясь по залу. Аде это веселье наскучивает быстро, и она ведет всех вниз, к простым, но куда более веселым людям. Там молодежь дает себе волю, и Ада, кружась снова и снова, не перестает смеяться. Исаак кажется хорошим партнером, делая с ней всякие па, раскручивая и ловя снова и снова. Соломонс в какой-то момент думает, что упадет, так сильно партнер ее раскрутил, но внезапно оказывается в сильных руках, прижимаясь всем телом к спасителю от униженного падения. Ада смеется и поднимает глаза. Свет падает на рыжую шевелюру, на крепкие плечи и лицо, усыпанное веснушками. Соломонс улыбается иначе, трепетно, когда Билли берет ее за руку. — Эй, ты! — тут же возникает Исаак, требуя свою партнершу на место. — Не надо, — Ада тут же хмурится, прижимаясь к Билли теснее, — это мой хороший знакомый, Ися, я пока потанцую с ним. Соломонс знает, какие последствия будут позже, но сейчас ей не терпится снова попасть в объятия Китчена. Мужчина только хмурится, провожая взглядом еврея. — У вас будут проблемы из-за меня, — словно читает ее мысли Билли, но руку не выпускает. — Проблемы будут завтра, сегодня я буду танцевать, — почти шепчет Ада, и внимание ее полностью принадлежит одному гостью. Музыка глохнет, наступает неловкий момент, и следующие аккорды уже более тягуче, для медленного вальса. Билли неловко сжимается, не любит он эти вальсы с рождения. В его крови бурлит скорость и грубость, не нежность, что испытывает он, когда находится с мисс Соломонс. Ада понимает это и предлагает сесть, но тут же встречает слегка удивленный взгляд, а дальше они оказываются в самом центре, и, кажется, остаются одни. Билли плавно раскачивается, не сводя взгляда с такой прекрасной мисс Соломонс. Ее платье открывает белые плечики и тонкую, длинную шею, волосы заколоты высоко и заметно, как тяжело им не укутать свою хозяйку от чужих взглядов. От чужих, но не от его. Билли ведет достойно, держа дистанцию. Его огромная мозолистая ладонь покоится на тонкой талии Ады, и вся она будто сделана из стекла и дыма, такая невероятно красивая. Ада невольно прижимается ближе, Билли кажется ей огненным, прямо как цвет его волос. Они не разговаривают о ерунде, просто смотрят друг на друга, и Аде кажется, что она никогда более не говорила так открыто с человеком. Затем музыка становится быстрее, задорнее, и вот уже на лице Билли расцветает заговорщицкая улыбка. Они кружатся вместе, тесно прижатые друг к другу, не сводящие друг с друга взглядов. Билли не может поверить, что его Ада сейчас смеется, танцует с ним, и ничего им не мешает… Олли появляется неожиданно и в самый неподходящий момент. Он следил все это время, и последней каплей было то, как быстро (и надо отметить изящно) Китчен оторвал Соломонс от земли и закружил. Олли накрыл праведный гнев и вот он, смотрит в глаза этому ирландцу. — Можно тебя? — он обращается к Аде. Неохотно они расстаются, и Олли уводит сестру Соломонса наверх, туда, где сидят недовольный Исаак и вполне счастливая Диана. — Что это такое, сестра? — пышет гневом Олли, отводя Аду чуть дальше. — Танцы, — с улыбкой выдает Ада. — А если твой брат узнает, а? Подумала? Да он убьет бедолагу, а Билли Китчен, кстати говоря, не в пример хороший работник. Да и человек он Шелби. — Олли, да что ты завелся? Мы танцевали вертикально, а не горизонтально. Олли до красноты возмущен. Он не знает, когда это успел Билли привлечь внимание младшей Соломонс, но точно знает, что сделает с ним Алфи, если узнает. И словно в замедленной съемке, кто-то отдаленно кричит «пожар!». Сначала ни Ада, ни Олли это не слышат, увлеченные спором, но музыка резко прерывается, и вместо нее уже слышатся крики. Ото всюду кричат о пожаре, люди, как в бешенстве, бегут к спасательным дверям. Дым, тем временем, быстро начинает окутывать зал, сея панику. Ада на секунду столбенеет, и только Олли и его стальная хватка не дает девушке забиться в истерике. Он хватает Диану и бежит вниз, к лестнице. Народа и там полно, все бегут и расталкивают друг друга, кто-то падает, кто-то прыгает прямо с балкона. Аде становится трудно дышать и она глотает слезы, боясь выпустить спасительную ладонь Олли. Слышится, как что-то падает, и вдруг прямо под потолком начинает танцевать пламя. Теперь это его зал и его музыка, музыка огня и смерти, криков и стонов. Ада на секунду замирает, кто-то больно бьет ее прямо по ребрам и девушка, к своему ужасу, выпускает руку Олли. Сквозь стену криков и лиц она не видит и не слышит своего друга, она только быстро спускается, и то потому, что толпа двигается вниз. Почти все кашляют, кричат и матерятся. Давка становится неестественной, теперь на кону жизни и всем плевать, кто ты и как тебя зовут. Кто-то стреляет, рядом с Адой падает женщина и ее тут же затаптывают. Потому Соломонс не останавливается. С ней может быть то же самое, ее просто затопчут, и страх этот чуть ли не больше, чем страх перед ревущим племенем. Тот, в свою очередь, облобызал уже все стены и двигается к столам и людям. Ада оглядывается, все еще ищет Олли, но плотная завеса дыма уже не дает что-либо разглядеть дальше пяти метров. Люди бегут и матерятся, что-то страшное происходит на входе. Ада совершенно не хочет туда приближаться, но позади ее толкают, сильнее и сильнее, подгоняя, как ломовую лошадь. Снова что-то гремит, потолок провисает и паника увеличивается еще больше. Летят обломки штукатурки и прочий мусор прямо на головы, под ноги, и люди заметно стали выдыхаться, обжигая глотку. От неожиданности, Соломонс кричит, когда падает. Ее нога зацепляется за кусок какой-то проволоки, и ей исключительно везет, когда первые пять человек не топчут ее, даже не наступают. Следующий мужчина явно не видит и наступает точно на больную ногу, и Ада кричит, высоко и пронзительно, пытаясь выбраться и царапая себе руки и ноги. Ей нестерпимо больно, но слез нет, не сейчас. Еще ей безумно страшно. Так, что сердце, кажется, выпрыгнет через рот, стоит лишний раз закричать. Потому Ада молча пытается высвободиться, но силы будто оставляют ее, убаюкивает оранжевое пламя и дым, его аромат заполняет собой все пространство, легкие и живот. И Аде кажется, что она невесома. Ей кажется, что она летит высоко-высоко, что папа берет ее на руки и качает, прямо как в детстве. А вот Алфи, такой озадаченный и чумазый, бежит к ней и отцу навстречу и хохочет. Смех Алфи был красивым, как колокольчики. А с ними рядом старший брат, Алим, важно выпрямив спину, учит Алфи жизни. — Ада, — она неожиданно слышит голос сверху. Темнота вокруг, и дым едкой пеленой застилает глаза. Ада кашляет. Больно и надрывно, но понимает, что к ней кто-то обращается. Она разглядывает Билли, на его лице какая-то тряпка. Он просит ее насчет «три» выдернуть ногу из проволоки. Ада послушно выполняет все указания и просит отдых. Сквозь нее еще доходят крики, но сама она кричать больше не может. Билли что-то шепчет ей, даже сквозь кашель, и пробирается с Соломонс на руках к черному ходу. Официанты и хозяин «Музыканта» ушли именно отсюда. Китчен только просит силы, чтобы дотащить бессознательную Аду до выхода. Он только молит, чтобы она спаслась. Только это… И только молитва и дрожащее тело Ады Соломонс делают чудо. Они оказываются на улице и глубоко вздыхают.

***

Смех разносится высоко по улице, ударяет о каменные стены и возвращается обратно. Трость стучит мирно к шагам, неторопливым, но бодрым. Навряд ли кто-либо из прохожих узнает в мужчине Алфи Соломонса. Потому что тот улыбался. Немного криво, радушная улыбка просто не ложится на губы еврея, но открыто, честно, и гортанный смех временами отскакивает от стен, перемешиваясь с тонким женским, куда более мелодичным и тихим. Элоиз рассказывает о детстве и забавных ситуациях. Она молчит о Шелби, молчит о брате и деле отца, но с радостью рассказывает о гаданиях и бабке, которая не давала им спокойно жить. Алфи был удивительным собеседником: внимательно слушал и не перебивал, изредка вставляя едкие комментарии. Сам он говорил меньше, больше о юности, о службе и забавных происшествиях. Они гуляли много часов подряд, как-то ненормально шлялись по городу и почти ничего не ели. Уже свернув на знакомую улицу, Соломонс вдруг прищурился. — Можно зайти ко мне, переодеться и поехать в «Музыкант». Пройдоха Эл умел делать шоу, ага, — Соломонс слегка кивает сам себе. Решение принято. Элоиз не имеет право отказать. И совсем не хочет. Вопреки ожиданиям, прогулка с Соломонсом была приятной и удивительно легкой. И она хотела продолжить вечер так же, как и мистер Соломонс: под музыку, танцы и выпивку. А потом… На будущее они старались не смотреть. Уже подходя к дому, Алфи замечает экипаж. Ему кажется это странным и он, впервые прерывая собеседницу, спешит к кучеру. Тот извиняется, и из кареты выходит старый знакомый Соломонса. Алфи невольно хмурится, когда мужчина азиатской наружности тихо и переливчато здоровается. — Тебя тут не ждут, — обрывает Соломонс. Элоиз не подходит ближе. Она чувствует, что что-то не так. Она бы зашла в дом, да незваные гости преградили путь, а высовываться ей почему-то не хотелось. — Я с миром, Алфи, — говорит азиат, поправляя обычный английский камзол. — Тут новости есть, плохие, сугубо плохие. — Так не морочь голову, Лао, а выкладывай, ага. — Ну-ну, не кипятись, старый друг. "Музыкант" подожгли, — мужчина выдерживает исключительно длинную паузу, глядя на то, как голубые глаза еврея наливаются кровью. — Сестру твою там видели. — Она жива? Лао пожимает худыми плечами и усмехается. — Новость в том, дорогой друг, что тут Сабини захотел отомстить твоим псам из Бирмингема. Думаю, он и тебя захочет ранить. — Ну, спасибо, — Алфи усмехается. Лао кивает, знает, что Соломонс говорит это хоть и с ехидцей, но искренне. Уже вбираясь в карету, Лао замечает женщину у обочины. Он просит отъехать медленно и недалеко, а сам, обводя взглядом массивный темный дом, наблюдает за Соломонсом и женщиной, бросившейся к нему. Они о чем-то быстро поспорили, и Лао замечает совсем уж странность: Соломонс провожает эту женщину взглядом долгим и каким-то печальным. Лао улыбается. Ему так нравится эта игра. Эта война. И Соломонс, его надежный прекрасный клиент. Элоиз тут же оказывается возле Соломонса, вглядываясь в напряженное лицо. Морщинки прорезают его лоб, он думает, невесомо гладя набалдашник трости. — Мистер Соломонс? — выдыхает Элоиз, и почему-то ей хочется немного встряхнуть еврея. — Послушайте, мисс Боун, — он начинает тихо, очень тихо, его глаза словно затянуты льдом, но голос не дрожит, как и руки, — сейчас вы пойдете в дом, закройте все окна и двери. Затем войдете ко мне в кабинет, ага, пройдете к столу и со второго ящичка достанете револьвер, вам понятно? Элоиз резко бледнеет, но взгляда с Соломонса не сводит. — Закройтесь в комнате моей матушки и охраняйте дом. Откройте только мне, вам понятно? — Алфи хмурится, глядя на испуганную женщину. Она болванчиком кивает, кажется, полностью не понимая. — Элоиз, — Алфи делает шаг, хватая девушку чуть выше локтя. — Защитите мой дом. Он говорит раздельно и четко, вглядываясь в бледное лицо цыганки. Алфи на секунду тянет поправить выбившуюся прядь женских волос, что он, собственно, и делает, аккуратно скользя по холодной щеке. Боун будто выныривает из ледяной проруби, и взгляд ее сковывает железом. Она быстро вбегает в дом Соломонса, не останавливаясь и не оборачиваясь. Она знает, что если сделает это, то о последствиях будет жалеть долго. Цыганка тут же идет в кабинет Соломонса, выхватывая револьвер и горсть пуль. Следующий ее пункт — задний вход, затем гостиная. Она застает миссис Соломонс в коридоре, возле спальне. — Доброй ночи, — улыбается Элоиз, и стремительно идет к женщине. Закрывает дверь сначала на ключ, затем бежит к окну, закрывать его шторами. Миссис Соломонс внимательно наблюдает за цыганкой, лениво развалившись в своем любимом кресле. — Где мои дети? — задает вопрос женщина, и взгляд ее становится неприятно суровым. — В безопасности, — коротко изрекает Боун и встречается взглядом с еврейкой. — Врешь? — Вру, но во благо. Миссис Соломонс тяжело поднимается и бредет к комоду, тогда как Элоиз опускается на стул, скрытый в углу комнаты. Старая женщина достает увесистый сундук и подзывает к себе девчонку, глядя на ту очень остро. — Знаешь, милая, кара какая в нашей семье? — миссис Соломонс откидывает крышку сундучка. Там, в украшениях золотых и бриллиантовых, в окружении рубинов и изумруда, лежит револьвер. Он чуть меньше того, что отягощает карман Элоиз, и в окружении колец, серег и браслетов оружие смотрелось устрашающе. — Женщины Соломонсов всегда воевали за своих мужчин, — тихо шепчет старая еврейка и усмехается. Она достает револьвер и кладет в карман старого шелкового халата. А потом, секунду подумав, достает еще кольцо. Красивое, золотое, украшенное бриллиантами и увенчанное сапфиром. Такое кольцо будет стоить состояние, такое кольцо обеспечит престиж. — Я вывезла это кольцо тайком из России. Кольцо моей семьи, Рохмановых*. И если когда-нибудь мой сын сделает предложение достойной женщине, я подарю его им. Но только той, которая будет достойна, ага. Элоиз усмехается про себя, но взгляд с кольца не сводит. Цыганок все же тянет к побрякушкам. Женщины садятся на кровать, по разные стороны, и вслушиваются в тишину. Они не чувствуют страха, только усталость. Уже ближе к рассвету, не сомкнувшая глаз Элоиз слышит шорох в коридоре и тут же встает. Следом поднимается миссис Соломонс, но с постели не встает. Они замолкают и слушают шаги, тяжелую поступь, быстро приближающуюся. Элоиз взводит курок и отходит на шаг, нацеливая дуло прямо посреди двери. Стрелять ее учили, и это давалось Боун хорошо. И теперь ей нужно защитить мать Соломонса, которая, кажется, ее ненавидит. Вдруг в дверь стучат трижды. Тихо, но уверено. — Надеюсь, вы там, чертовы женщины, — ругается Алфи. Элоиз резко выдыхает, опуская револьвер, а миссис Соломонс с гордостью проплывает мимо Боун и открывает сыну дверь. Целует его в обе щеки и только потом спрашивает, где Ада. — Она в порядке, в больнице. С ней все будет хорошо, — Соломонс переводит взгляд на Элоиз, — ее спас мистер Китчен. — Кто это? — хмурится еврейка, но Алфи только отмахивается. Он не сводит взгляда с улыбающейся Боун. Кажется, она вот-вот заплачет, но нет, женщина отдает револьвер владельцу и улыбается. — Было тихо, — проговаривает Боун. — Да, есть куда более плохие новости, — Алфи разводит руками, будто приглашает их к столу. Миссис Соломонс предлагает выпить кофе, и ее идею с радостью все поддерживают. Вместо кофе миссис Соломонс наливает им немного рома, всем троим, и уходит с кухни вместе со своим стаканом. — Что случилось? — шепчет онемевшими губами Боун. Она не смотрит на Алфи, куда-то исключительно в стол, считает царапины. — Пятьдесят три человека погибли при пожаре, — Соломонс пьет одним махом. — Итальянцы расправились с пятнадцатью цыганами, угодившими в больницы. Только их тронули, и никого больше, ага. Боун кивает. Ее мысли путаются, а усталость и бессонная ночь дают о себе знать. — Ложитесь спать, мисс Боун, — устало выдает Соломонс. Его голос ровный и спокойный, отдаленный, как звезды. — Завтра все станет яснее. — Вы тоже, мистер Соломонс, — девушка встает и опускает руки в карманы. Удивленно замирая, она опускается обратно на стул, и достает из кармана то самое кольцо с сапфиром. — Я бы подумал, что вы воровка, — хмурится Алфи, но улыбка таится в его губах. — Но моя мамаша никогда не выпускает это кольцо из виду. — Что это значит? Алфи неопределенно пожимает плечами. Элоиз аккуратно оставляет кольцо напротив Соломонса и выходит. Мужчина берет побрякушку в руки, катает ее меж пальцев, наблюдая, как в свете первых солнечных лучей блестит сапфир. Такого же цвета глаза были у его отца. Соломонс прячет кольцо к себе в карман.