Гонимые

Пальцы немного трясутся, приглаживая волосы. Ровная укладка по последней моде, яркое закрытое платье, скользящее по фигуре, алая помада в тон туфлям. Элоиз смотрит в зеркало и улыбается. Немного пьяно, почти счастливо. Иногда приятно побыть не сильной женщиной в стане врага, не умным и находчивым бухгалтером, не предателем. Элоиз выглядит моложе своих лет, своих обязанностей и того, у кого обычно на плечах такой груз. — Тебе идет, — кидает Ада, внимательно наблюдая за женщиной в зеркале. Отражение ей улыбается. — Я все-таки думаю это как-то… — Неправильно? — подсказывает Соломонс, усмехаясь. — Мой брат просто так не зовет на свидания. — Это не свидание, — тут же отрезает Боун и оборачивается. Алые бусы искрятся на платье. Ада пару секунд смотрит на них, проваливаясь в собственные воспоминания. Ее ожоги зажили, «Музыкант» восстанавливают, война между итальянцами и евреями временно прекратилась также неожиданно, как и началась. Ада думает, что это удача, не предполагая, что за две недели, проведенных в лазарете, она упустила ответные действия и волны крови, оросившие улицы Лондона. — Ты в порядке? — Боун садится рядом, аккуратно, чтобы не помять новое платье. — Да, — кивает Соломонс и улыбается слабой, беззащитной улыбкой. Элоиз не настаивает на разговоре. В ее маленькой квартирке неподалеку от пекарни Соломонсов всегда было тихо и даже уютно. Снимать она начала ее сразу же, как только проснулась после той страшной ночи. Соломонс, конечно, помог, предлагая несколько квартир попросторнее и подешевле, за чисто символическую плату, но на удивление самой себе, Боун нашла квартирку рядом с работой, да и без помощи Алфи. — Билли… — Ада давится чужим именем и как-то подавленно озирается. — Он еще в Бирмингеме, — сразу же понимает Элоиз. — Скоро приедет. Дел, знаешь ли, много. — Это правда, что он приедет с Артуром Шелби? Вопрос остается без ответа. В дверь стучат, Элоиз сразу догадывается, что стучат тростью. Глухой звук прерывает неторопливые женские разговоры, возвращая странную, почти иррациональную дрожь в пальцах. — Ему понравится, — тихо шепчет в спину Ада, глядя на цыганку. Та быстро поправляет волосы и открывает дверь. Алфи Соломонс стоит ровно, разглядывая дверные косяки внимательно и очень быстро. Будто они были из золота, будто они действительно стоят его внимания. Элоиз замирает, удивленно округляя глаза, разглядывая Соломонса в кителе, с новой тростью и аккуратно подстриженной бородкой. Он выглядит куда лучше в форме, похожий действительно на благородного военного ровно до того момента, пока не открывает рот. — Я уж подумал, вы там родили, пока открывали мне дверь, мисс Боун, — ворчит еврей и делает шаг. Недовольно скользит взглядом по своей сестре, хмурясь. Ада улыбается и целует старшего брата в щеку, скользя пальцами по золотым пуговицам. Она не помнит, чтобы Алфи хоть раз надевал бы этот китель, поневоле приносящий воспоминания о том, через что он прошел там, на другой стороне его жизни. — Хорошо проведите время, — желает мисс Соломонс и спускается вниз, оставляя наедине еврея и цыганку. На улице уже царствует теплый вечер, небо меркнет медленнее обычного, насыщаясь алыми и черничными оттенками заката. Ада машет рукой Киро, водителю Алфи, и спешит уйти. Прогулка доставляет ей удовольствие даже сейчас, когда мысли ее были далеко от Лондона. С момента выписки она даже не слышала о Билли, он будто исчез, да и в лазарете он ее не навещал. Их переписки прекратились, Ада написала еще пару писем, но они остались без ответа. В основном она хотела его увидеть, чтобы поблагодарить за спасение, за то, что он рискнул своей жизнью ради нее, но еще мисс Соломонс просто снова хотела оказаться рядом, услышать его голос и вновь закружится с ним в одном танце. Голос мистера Китчена был самым желанным звуком, сродни колыбельной в юные годы. Ада помнит, что отец, пусть и редко, напевал старую песнь о несчастных влюбленных, которые стали звездами. Она засыпала под голос отца быстрее, и ей снились звезды, миллионы, миллиарды ярких осколков, а теперь ей снится только огонь, вылизывающий ее тело и играющий в волосах Билли. Ада старается вспомнить мотив той колыбельной, но у нее ничего не выходит. Она подходит к дому только когда закат вспыхивает последним розовым, отдаваясь во власть черной ночи. Становится заметно холоднее, но Аде не холодно, больше нет. Кажется, она никогда более не почувствует холода. — Мисс Соломонс, — слышится позади, и девушка замирает. Ей кажется, что ветер принес из самого Бирмингема тихий шепот Билли Китчена. Ей кажется, что она потеряет остатки рассудка, если обернется и не увидит хотя бы мимолетные девичьи грезы. Но Билли покорно стоит и ждет ее, улыбаясь как-то смущенно. Ада разглядывает его пару секунд, борясь с порывами своего нрава. Ей так хочется…. Она делает шаг и замахивается. Звонкая пощечина оглушает их обоих, и, кажется, случайных прохожих. Билли кивает, поджимая губы, а Соломонс смотрит на алый цвет отпечатка ее руки на чужом лице. — Ни одного письма, ни записки. Ты просто сбежал в Бирмингем, — Ада понимает, какую чушь она несет, но злость ядовитым плющом расползается по ее телу и ударяет прямо в рот, заставляя выливать всю желчь. — Я ждала тебя каждый день, а теперь ты просто… Билли кивает. Теперь он просто… пришел. Стоял у ее порога, видел, как Соломонс в кителе капитана выходит и садится в свой автомобиль, видел закат и ждал ее. Ждал покорно, как ждут верные псы своих хозяев, а теперь он, как тот же брошенный на обочину старый пес, ждал чуда, прощения, понимания. — Моя сестра умерла, — просто произносит он, пожимая плечами. Это была чистая правда. Его младшая сестра скончалась от туберкулеза, ей даже не исполнилось тринадцати лет. И теперь больше никогда не исполнится. Ада зажимает рот рукой и молчит, просто разглядывая Билли. Он выглядит собранным и сдержанным, но в уголках глаз скапливаются слезы. — Мне очень жаль, Билли, — она хочет обнять мужчину, но сдерживается. Билли кивает. Кажется, улыбается, протягивая руку чужой младшей сестре. Ее маленькая ладошка ложится в его, и Китчен просит только прогулку, час, выкраденный из-под носа Алфи Соломонса и самого Лондона. Ада соглашается, не раздумывая. Они бредут по улочкам Лондона, а те принимают их и окутывают своими туманами, скрывая от посторонних глаз. Они долго молчат, наслаждаясь прогулкой, Ада сворачивает к реке, и только тогда начинает тихо рассказывать о снах, о матери, которая сидела с ней сутками, о возвращении домой и встречи с братом. Она старается говорить о хорошем: о добрых медсестрах, о букете цветов от Олли и Элоиз, о сегодняшнем вечере. Китчен слушает, сжимая ладонь сильнее. Они замирают у реки, вглядываясь в темную гладь. — Прости, что не написал, — очень тихо произносит Билли, делая шаг к реке. — Ты спас мою жизнь. Это я должна просить прощение, — напоминает Ада и улыбается, разглядывая спину Билли. — Ада, послушай… Китчен давно принял это решение. Они и так украли много времени у самого Лондона, прекрасно понимая, что дальше будет только сильнее. Билли знает, что главное выдохнуть эти слова, и тогда Ада точно уйдет и будет счастлива, забудет о нем, как о Билли, а будет думать, как о том ирландце, который когда-то спас ее жизнь в «Музыканте». — Я знаю, — достаточно холодно выговаривает Ада и отступает на шаг. Ветер нападает со спины, заставляя вздрогнуть мисс Соломонс. Билли видит это и тут же накидывает куртку на хрупкие плечи младшей сестры своего босса. Она смотрит на Китчена долго, очень долго, ей почему-то вспоминается детство и отец, накидывающей на мать тонкий плед. Отец любил мать, что бы кто ни говорил. Ада обнимает Билли за шею, вглядываясь в глаза мужчины. Он тяжело сглатывает, разглядывая лицо напротив, и аккуратно поправляет выбившиеся пряди. На ощупь они сродни шелку, а аромат от Ады кружит голову не хуже хмельного напитка. Она очень красива сейчас, на погасшем закате, такая хрупкая и маленькая, с бешеным огнем в глазах. — Ада, — тихо выдыхает Китчен, и, кажется, впервые осознано принимает самое глупое и опасное решение в жизни. Мисс Соломонс целует его первая, просто касается своими влажными губами его рта. И ей кажется, что земля уходит из-под ног, остаются только руки Билли, губы Билли и тонкий аромат реки и табака. Он целует ее со всей любовью, что вспыхивает в груди так же ярко, как пожар в «Музыканте». Китчен прижимает мисс Соломонс ближе, чувствуя ее сладкую улыбку на губах. Никогда еще в жизни Ада Соломонс не была так счастлива.

***

Алфи проходит к окну, наблюдая за сестрой. Та удаляется подальше от него, будто сбегает от огненного демона, и Соломонс чувствует, что что-то не так. Его точит какая-то злоба, редкое раздражение на кончиках пальцев, а своей интуиции еврей доверять умеет. — Надеюсь, вы закончили, мисс Боун, а то опаздывать, знаете ли, дурной тон, ага. Элоиз пару секунд смотрит на Алфи, застывшего в своем негодовании. Она кивает ему, быстро накидывает пальто и берет сумочку. Когда оборачивается, Соломонс стоит напротив, разглядывая ее быстрым холодным взглядом. Наверняка он также выбирал себе лошадей: нормальные ли зубы, блестит ли грива, крепкие ли ноги… — Мы можем ехать, — Боун старается казаться непринужденной, даже милой. — Держите, этого не хватает любой девице вашего возраста, — Алфи достает из кармана золотую подвеску с капелькой рубина на конце. Элоиз пару секунд смотрит на драгоценность в руках, делая неосознанный шаг вперед. Золото манит ее, камень крови блестит в свете, переливаясь бордовым, будто застывшем пламенем. Простая с виду безделушка дорога в руках еврея во сто крат. — Это слишком дорого. — Я не дарю его вам, — напоминает Алфи и обходит девушку со спины. — Только на сегодняшний вечер, ага. Цацка смотрится хорошо. Элоиз напрягается, когда холодная цепочка касается ее шеи, но еще большую дрожь вызывает Соломонс за спиной, застегивающий украшение. Его пальцы на секунду обжигают шею, заставляя Боун нервно вздрогнуть и тут же обернуться. Они стоят в непозволительной близости друг от друга, чувствуя каждый аромат другого. Элоиз снова ощущает себя маленькой девочкой рядом с ним, а духи мисс Боун режут чуткий нюх Соломонса. — Время — наш главный враг, Элоиз, — голос Алфи неприятно оседает в ушах. Боун пару секунд вглядывается в его глаза, находя там сотни, тысячи вопросов. Она видит там огонь и агонию, лед и равнодушие, полное отсутствие здесь и заинтересованность. Женщинам ведь так нравится отгадывать закрытые книги, узнавать тонкую резьбу на обложке, зачитываться, захлебываясь эмоциями. — С вас танец, — еврей разворачивается на пятках и идет к двери, на его губах чуть сверкает улыбка. Он знает женщин лучше, чем они думают. Он видит не только красивое личико. И Алфи знает, что многие из них, как мотыльки, слетаются на его огонь. Но еще ни одна не выживала.

***

Они приезжают в назначенный час. Элоиз с удивлением оглядывает старый особняк, больше похожий на замок, и раскинувшийся у подножья сад. Она готова поспорить, что дальше непроходимый лабиринт, но Алфи быстро тащит ее к входным дверям, где их встречает дворецкий, принимающий пальто. Алфи подставляет локоть, пытаясь выглядеть джентльменом, и Боун быстро цепляется за него, то ли боясь потеряться, то ли отпустить Соломонса одного. Она будто попала на другую сторону зла: тут мужчины носят форму, такие богатые, ухоженные толстосумы, играющие жизнью простых солдат. Их женщины как на подбор красивы и легки, украшены бриллиантами, равнодушием и презрением к другим людям. Боун замирает у порога, как и Соломонс, переглядываясь друг с другом. Перед ними светлая гостиная, диваны подвинуты к светло-голубым стенам, легкая музыка кружит головы молодым офицерам и их женам. Кто-то танцует, но в основном все сидят, пьют и едят, окидывая других подозрительно-пронзительным взглядами. — Неужто боитесь, мисс Боун? — тянет гласные Алфи и с улыбкой наблюдает за цыганкой. — Не этих людей, мистер Соломонс, — тут же отвечает на его же манер девушка. — А зря, — смеется еврей и делает уверенный шаг в свет. К ним подходит какой-то человек в точно таком же кителе, что и у Соломонса, и добродушно улыбается. Он заговаривает на французском, очень эмоционально и радостно, Алфи сдержанно кивает и отвечает на том же языке. Боун пару секунд с удивлением глядит на спутника, как нельзя лучше вписывающегося в данную обстановку. Его французский все еще был на высоте. — У тебя наконец-то появилась невеста, Алф, — смеется француз, и внимание его тут же переключается на Элоиз. — Элоиз Боун, — опережает мужчину цыганка и гордо улыбается. Француз льстиво кривит губы и целует женскую ручку, показывая свою проплешину на затылке. В целом он был обаятельным мужчиной, с тонкими усиками и бородкой, черноволосый, с глубоко посажеными карими глазами. Боун охотно улыбается, знакомясь с месье Франсуа. С Соломонсом они вместе служили, и Элоиз была приятно удивлена, узнав, что Алфи был бравым и храбрым капитаном, спасшим месье Франсуа от неминуемой гибели. — Парочка шрамов на теле этого жида по моей неосмотрительности, — смеется мужчина, протягивая бокал шампанского девушке. — Я тоже ловил пару пуль из-за него… Алфи наотрез отказывается пить. Он высматривает в толпе нужную фигуру Мосса, но так и не находит. Иногда вставляет едкие фразы в рассказ француза, сыплющего комплиментами в сторону цыганки. На удивление, Боун ведет себя достойно высшего общества. Сам Соломонс с этой ролью всегда справлялся из рук вон плохо. — Он обещал позвать на свадьбу, — доверчиво сообщает Франсуа, — теперь беру с вас обещание. Алфи довольно хмыкает, кидая быстрый взгляд на цыганку. Та расплывается в улыбке, встречаясь с ним взглядом, и кивает. — Боюсь, вам, как и мне, придется подождать со свадьбой. Для начала ведь нужно влюбить в себя жениха. Франсуа хмурится, чуть сужая глаза, разглядывая новую знакомую иначе. Он сразу узнает яркую внешность другого народа, но старается умолчать, только улыбаться. Франсуа знает, что Соломонс тут не просто ради выпивки и еды. Ему нужен определенный человек, а хорошенькая девица лишь способ отвлечения. — Может, потанцуем? — предлагает месье Франсуа, глядя на Боун. — Конечно, — быстро соглашается девушка и уходит кружить в танце. Алфи пару секунд наблюдает за умелыми движениями его когда-то соратника. Соломонс отстукивает по набалдашнику трости в такт музыки, здоровается с несколькими знакомыми и скрывается в соседней комнате. Элоиз внимательно наблюдает за ним, и, как только жид скрывается за дверью, извиняется перед Франсуа и идет следом. По дороге капитан нагоняет ее, останавливаясь прямо перед Боун. — Не думаете, что он просто пошел в туалет? — Слабо верится, что у мистера Соломонса недержание, — усмехается в ответ Элоиз. — Да, абсурдно звучит. Но я бы не пошел за ним, — Франсуа отпивает шампанского. — Этого я и не сделал. — Он хороший командир. — Блестящий. А еще превосходный тактик, неплохой дипломат и отличный боец. Такие таланты были полезны в военное время. Но сейчас… — Боюсь, понятия военного времени у каждого свое, — Элоиз пытается обойти француза, но тот легко хватает ее чуть выше локтя, аккуратно и бережно, и тихо, почти шепотом произносит: — Алфи Соломонс до сих пор на войне. Она кипит в его жилах так же, как желание поживиться. Или взять себе самый сладкий слиток золота. Элоиз молчит. Она видит взгляд француза на цепочке и невольно прикрывает ее рукой. Будто что-то постыдное, запретное, скрытое от посторонних глаз. Хватка на руке расслабляется и мужчина довольно отступает. Когда-то давно из-за Алфи Соломонса он потерял того, кого любил. И пусть любовь была его запретна, невидимым отпечатком обида до сих пор горит в груди мужчины. А теперь, видя Соломонса с кем-то, кто может полюбить его, месье Франсуа мечтал раскрыть героя войны. Мечтал, но до ужаса боялся еврейской мафии во главе с кровожадным психопатом Соломонсом. За дверью также люди, пара официантов снуют туда-сюда, но нет и признака Алфи Соломонса. Элоиз неспешно выходит на террасу, накидывая на плечи предложенный плед. В ее руках сигарета, она пару секунд крутит ее прежде, чем вставить в рот и заметить огонек прямо перед ее носом. Невольно она поднимает глаза, в надежде увидеть Соломонса, бесцеремонно бросившего ее в самом центре змеиного гнезда, но вместе него она узнает китайца, который пару недель назад поджидал еврея. Мужчина был относительно молод, явно моложе Соломонса на десяток лет. Одет он в простой, но дорогой фрак, без каких-либо медалей и украшений. Острые скулы выделяются на бледном лице, стальной взгляд следит с интересом и смешинками. Губы мужчины изогнуты в подобие вежливой улыбки, но Элоиз кажется, что так могут улыбаться только акулы перед тем, как наброситься на жертву. — Курение убивает, — без акцента произнес китаец, убирая зажигалку обратно в карман брюк. Элоиз выдыхает сигаретный дым прямо в лицо мужчины. Лучшая защита, это нападение, — так говорила ей Полли Грей и брат. Элоиз хорошо запоминает информацию. — Кто вы? — Боун чувствует угрозу, от этого мужчины она буквально ползла по сторонам. — Я? Я просто наблюдатель в этом мире… — Не нужно всей этой философской бредятины, — девушка отходит на шаг, кутаясь в плед. — Не любите философию? Как жаль, — печально вздыхает мужчина. — Господин Алфи читает много. — Вы его друг или враг? — Наблюдатель, — снова поправляет Элоиз китаец, делая шаг навстречу. — У меня нет стороны и связи, просто интерес. Наблюдателям тяжко приходится по жизни, они все видят, но не могут вмешаться. Элоиз хмурится, сигарета в ее руке застывает. Она знает, куда ведет этот «наблюдатель», потому молчит, не скрывая своего раздражения. В ее груди зарождается противное чувство как тогда, перед Сабини. Беспомощность и страх, она один на один с кем-то, кто может ее спокойно убить. — Не бойтесь, мисс Боун, я не выдам ваш маленький секрет от Соломонса, — смеется мужчина, перехватывая из тонких пальцев сигарету. Он затягивается, выдыхая сизый дым в лицо собеседнице. Та улыбается, отчего-то нежно и почти ласково. Будто немая сцена из хорошей книги, где сейчас женщина должна его застрелить. Но у женщины нет пистолета, а мужчина готов пойти на все, ради жизни. — Конечно, не выдадите. Но вдоволь насладитесь шантажом. — О, нет-нет, я не из таких, нет, — мужчина поворачивается спиной и идет дальше, замирая у перил. — Мой профиль куда более узкий. — Позвольте догадаться? — Боун встает рядом. — Опиум? Китаец улыбается, словно чеширский кот, выкидывает сигарету вниз и поворачивается к девушке. Пару секунд они смотрят друг на друга, и Элоиз замечает странный запах, исходивший от него. Так пахнут полевые цветы, когда их только сорвешь. — Передайте мистеру Шелби, что я хочу с ним встретиться. Мне нравится, как он ведет дела с мистером Соломонсом, — мужчина наклоняется к уху Элоиз, поправляя чуть выбившуюся прядь за ухом. — Это будет нашей маленькой тайной от Алфи. Как и то, что в его строю милая маленькая мышка Шелби. Элоиз глубоко вдыхает, глядя на удаляющуюся спину мужчины. Ей хочется рассмеяться тому в лицо, но она покорно ждет, когда он уйдет и оставит ее один на один с горьким табаком. Ее пальцы цепляются за холодные перила, а взгляд скользит по земле и деревьям, утонувшим в ночной темноте. Конечно, она человек Томаса Шелби, и Соломонс об этом знает. Он не знает только об одном: каждые три дня Элоиз посылает Томми телеграммы с отчетами. В последнее время они были все меньше. Радость от того, что ей так или иначе приходиться стучать на Соломонса растаяла еще очень давно, но Острые Козырьки оставались ее бандой, а Бирмингем — домом. Томас Шелби не менее опасен, чем Алфи Соломонс. И он чувствует, когда его люди что-то скрывают. Холодный ветер бьет по лицу, и Боун отрывается от созерцания сада с нерабочим фонтаном, спеша обратно в тепло и свет. Она больше не ищет Алфи, знает, что он сам за ней придет. На удивление, Соломонс в том же зале, восседает на мягком кресле, ожидая ее. В его руке Боун замечает бокал шампанского и тонну негодования. — Где вас черти носили? — тихо шипит Алфи прямо в ухо своей спутнице. — Вы обещали мне танец, — напоминает Элоиз, за что получает почти яростный взгляд Соломонса. — Вот я и искала вас. — Когда-нибудь в другой раз, мисс Боун. Я вам не ручная собачка, помните об этом, когда пытаетесь уйти с поводка Томми Шелби. — О чем вы? — Элоиз пытается сделать шаг назад, но чувствует руку на своей талии. Соломонс не отпускает своих жертв. Никогда. — Нам пора ехать. — Вы не ответили мне. — Я не обязан, — рука Алфи сжимается, Элоиз чувствует неприятную боль. — К чему такие перемены? Алфи чертыхается и резко разворачивает девушку к себе спиной. Сердце Элоиз пропускает удар, когда она чувствует чужие руки на своем животе и горячий шепот где-то у виска. — Ты знала, что Томми Шелби подложит мне такую свинью, а? Ты знала? Элоиз чуть кивает, поворачивая голову в сторону Соломонса. Она знает, что за ними наблюдает добрая половина зала, другая же занята представлением у входа в зал. — Я все еще по другую сторону, Алфи, — тихо и холодно выдает Боун. — Приезд Артура лишь скрасит наши будни. Соломонс отпускает цыганку, наблюдая, как к той с улыбкой и бутылкой коньяка подходит Артур. Алфи и представления не имел, что Шелби был знаком с капитаном Моссом, человеком, который собрал их всех сегодня. И сегодня его карточный дом, его хорошая выигрышная партия прямо из-под рук уплыла к Острым Козырькам. — Позволь предоставить тебе помощь, Алфи, — раздается позади голос Лао. — Ты будешь последним, у кого я буду брать помощь, ага, — Соломонс идет к выходу, подальше ото всех этих цыган, французов и китайцев. Он идет навстречу холодной ночи, в новое время для Лондона.