Мемуары Фокса Флинтлока

      Но… Но давайте попробуем обо всём по порядку.       Утро моё началось с того, что Антонио ворвался на камбуз и схватил за шкирку. Я не успел толком ни возмутиться, ни хотя бы проснуться, как оказался зашвырнут в каюту квартирмейстера.       Тогда-то я и увидел впервые лишённое головы алое тело; впервые, кстати, увидел Уильяма Карфакса не только без головы, но и без его мундира и килта.       Смешно, но только когда он умер, мне довелось впервые увидеть его кьютимарку. Раньше я не обращал внимания на эти странные символы на крупах пони, но теперь, пожалуй, самое время. Кьютимарка была очень колоритная: стебель чертополоха, перекрещённый с палашом.       Тогда мне, конечно, было не до эстетики; я в ужасе вскрикнул:       – О, Билли! – и начал заваливаться на бок, словно мне стало дурно; да, стараниями Маргариты девичьи привычки уж слишком глубоко въелись в меня, да ведь и впрямь я был в шоке.       Антонио не оценил моего театрального таланта и рывком за шкирку поставил меня на лапы с рыком:       – Нашёл время изгаляться, cabron!       Изгаляться действительно было не время. Я не любил Уильяма, но мне и правда жаль его. Только сейчас я понял, как он напоминал мне дедушку и дядю, которые воспитывались в горах. А главное, он был другом Жюльена.       Жюльена я никогда ещё не видел таким мрачным; он будто специально надвинул как можно сильнее шляпу на глаза и встал напротив окна, чтобы никто не видел его лица.       – Буду честным, я вижу такое впервые, – заговорил Марто, словно бы аккомпанируя моим мыслям (хотя на самом деле он осматривал тело). – Срез на шее такой гладкий, словно голову отрубили одним ударом очень острым лезвием; я даже не представляю, каким инструментом можно добиться такого. Может быть, он и мог сделать такое, допустим, кухонным тесаком, но я не уверен. Голову отрезали явно после смерти, иначе здесь было бы море крови; а вот то, что она пропала, это мистика какая-то, – врач покачал лысеющей головой.       – Мог просто выбросить её за борт, – процедил Антонио.       – Зачем кому-то понадобиться делать такое? – полюбопытствовал я.       – А это мы у тебя хотим спросить, щенок, – отозвался Руэда неожиданно злобно даже для него.       – Да откуда мне… Постойте. Погодите. Вы что, думаете, это я сделал?!       – Да кто ещё мог? – фыркнул Антонио. – На ножах с Уильямом был только ты, Флинтлок.       – Ну, вообще-то ещё Хесус, – напомнил я.       – Эй! – раздался знакомый голос снаружи каюты. Любопытный плотник из Консейсао наверняка пытался пробиться внутрь, но так как места в каюте было немного, то там были только мы с Руэдой, всё ещё державшим меня, Жюльен, Марто, ну и, собственно, покойного. Или же… или же он не пытался, потому что знал, что не увидит ничего нового на месте преступления.       Конечно, для меня было бы гораздо лучше, если б о Хесусе вспомнил кто-нибудь другой. А так… а так Антонио просто встряхнул меня, велев не делать таких жалких попыток отвести подозрения.       – Но я этого не делал! – вскричал я. – Жюльен, пожалуйста! Ты же не веришь… – мой голос оборвался. Я вот вообще не верил в происходящее. Какая-то часть меня радовалась, что строгого квартирмейстера, школившего меня, больше нет; из-за этой своей части мне становилось очень стыдно, и окружающие, видимо, воспринимали это, как проявляющуюся вину.       – Я не знаю, – капитан заговорил, может быть, впервые за утро; голос его был тихим и бесцветным. – Я не знаю… Мне нужно посоветоваться.       – О нет, ты всё ещё думаешь об острове Справедливости, – проворчал Антонио. – Серьёзно, дюКасс, просто выброси мелкого щенка за борт, и все проблемы мигом будут решены.       Я вздрогнул: вспомнилось, как закончились мои отношения с капитаном Мейном.       – Ну выбросите вы меня, а кто будет противовесом «красоте» Дженни? – поинтересовался я, храбрясь.       – Фокс, ты всё же не в том положении, чтобы подшучивать, – сказал Марто мягко.       – Да не убивал я его! – вспыхнул я. Казалось невероятным, что мне не верят, ведь я знал это как факт. – Конечно, у меня были причины, но уж наверное я бы выбрал способ поинтереснее, чем отрезать голову и прятать её чёрт знает куда, сами-то как, Спящий поглоти, думаете, а!?       – Может быть, ты его застрелил, а голову отрезал, чтобы скрыть это! – Руэда не сдавался. – Розарио как раз накануне практиковался, так что твоего выстрела могли и не разобрать.       – Так, вот только Рейчел сюда не впутывай, ты! – я вырвался и оттолкнул канонира.       – Хватит! – приказал Жюльен внезапно. – Давайте… Давайте все вернёмся к работе. Антонио, побудь пока за квартирмейстера. Фокс… приготовь ужин.       – А вдруг этот псих решит травануть нас всех? – выпалил Руэда.       – Да, конечно, де Арке травить не стал, а вас отравлю, – закатил я глаза.       – Кстати, Уильяма могли ведь и отравить, – вдруг заговорил Марто. – Отсутствия головы это не объясняет, но опять же, как сказал Антонио, убийца мог отрезать её, надеясь скрыть истинную причину. Была бы голова на месте, я бы…       – Так, вы все!!! – заорал я, не имея сил больше терпеть всё это. – Слушайте!.. То есть, не слушайте, стойте! Ждите здесь! – я вылетел из помещения и понёсся на камбуз, сшибая всё на пути. Там я схватил свой журнал, и таким же тараном полетел обратно, бешеным вихрем влетая в каюту покойного, чтобы швырнуть тетрадь на палубу – точно туда, где должна была быть его голова. – Вот, теперь слушайте! И смотрите! Мой журнал! Я в него записываю всё важное, что случается! Берите! Листайте! Ни слова об убийстве Билли!       – Что, не будете читать!? Ну и пожалуйста! – я резко рванулся вперёд, чтобы подобрать журнал (по какой причине я так старательно избегаю слова «дневник», кстати?). Я хотел с достоинством уйти, но вместо этого запнулся о труп и рухнул к лапам Жюльена. И как раз в этот момент появился Розарио.       – Жюльен, я осмотрел всю шхуну – нигде ни головы Уильяма, ни чего-то ещё подозрительного, – затем он обратился ко мне. – Эээ… приятель, если ты убил Уильяма, так ты прощения не выпросишь.       – Да не убивал я его! – взвыл я, вставая.       – Хотелось бы верить. Кстати, ты меня с лап сшиб, когда мимо пролетал. Хорошо, я успел сообразить, что это ты, а то бы застрелил.       – Ну спасибо тебе, – сказал я кисло.       – У меня ведь рефлексы, да и сам понимаешь – мы тут все на взводе, – Розарио развёл лапами. – Ты на камбуз сейчас, ужин готовить, да? Жюльен, я съем твою порцию? У тебя сейчас явно кусок в горло не пролезет, а я что-то голодный.       – Ага, как хочешь, – откликнулся Жюльен.       Сопровождаемый Розарио, я побрёл на камбуз. Не уверен, шёл ли он за мной из собственного желания составить мне компанию, или его приставили за мной следить, но я в любом случае был рад, что меня не оставляют одного.       Меня трясло. То ли от шока, то ли от обиды, а может, даже от скорби. Не помню, доводилось ли мне прежде терять друзей?       Записав дрожащей лапой пару строчек в журнале, я бросил его и решил взяться за ужин. Сначала я хотел повидаться с Рейчел, но Розарио сказал, что она пока побудет у Жюльена. Сказал, мол, мера предосторожности. Всё равно несправедливо. Кто у меня есть роднее сестры? Я могу сколько угодно изливать душу в бумагу, но ведь бумага мне не ответит.       Даже заплакать хотелось, но отчего-то не получалось. Видимо, совсем сухой был. Выпить, кстати, тоже не давали, так что мне было совсем плохо.       Когда слегка успокоился, то поинтересовался у Розарио, где же были остальные. Выяснилось, что Хассан не смог вынести вида обезглавленного трупа, так что Дженнарино отвёл его к себе под предлогом помочь изучить свойства сферы Хоука.       Сейчас, когда я заканчиваю эту запись, команда ужинает. Кроме Жюльена – он стоит на мостике и следит за курсом. И кроме меня – я заканчиваю запись. Да и мне тоже не хочется есть, если честно. Даже орешки, которые я купил в Вуэлос-Айресе на свою долю награды от Люсии Маркес, не приносят радости.       Интересно, что это такое – остров Справедливости? Хотелось бы верить, что происходящее там соответствует названию, и всё то, что сейчас творится на нашей «La Délivrance», разрешится хорошо. ______________________________________________________________       Ой, вы бы знали, что там случилось. Опишу всё так, как помню, но ни за что не ручаюсь – если вы решите, что я нынче совсем заврался и перевёл эту историю в разряд сплошной фантазии, то у вас будут для этого веские основания.       Однако же я помню всё случившееся даже слишком хорошо. Вы знаете, что я не из пугливых, но это жутко даже по моим меркам.       Никто из нас так до конца и не понял, что произошло. События пронеслись вихрем, одно невероятнее другого, и сейчас мне довольно трудно собраться с мыслями, чтобы изложить всё по порядку.       Начнём с того, что… Не знаю, кому придётся это читать, так что, может быть, вы удивились, прочитав про город, расположенный на облаках. Но едва ли, ведь это вещь хотя и довольно редкая, но всё же довольно обыденная. Но я ведь родом с маленького острова и отродясь не видел небесных мегаполисов. Предположим, что и вы из какой-то задницы. Но всё равно должны были слышать о том, что создания Неба, такие, как грифоны или пегасы (интересно, а бывают ли другие небесные расы?), часто строят свои столицы в облаках – я же слышал.       Но остров Справедливости – это совсем другой уровень. Знаете ли, его ещё называли Городом Потерянных Кораблей? Так вот, неспроста. Хотя название не совсем точное. Потому что это не остров, заваленный потерянными кораблями. Это и есть потерянные корабли.       Ага. Весь «остров» – это сотни сцепленных вместе кораблей, больших и маленьких, кое-где застрявших на рифах и переломившихся, кое-где просто стоящих в спокойной воде… Вместо склонов холмов здесь – покосившиеся палубы, а вместо тропинок – перекинутые с одного корабля на другой доски. Ступать по ним я не решился, так что спасибо матушке с отцом за крылья.       Чудное место. Довольно людное, хотя когда-то там была закрытая коммуна с жёсткими порядками. Все корабли, которые прибивало к берегам Города Потерянных Кораблей, становились его частью, а команды их либо соглашались покориться тогдашнему чокнутому то ли губернатору, то ли адмиралу, либо… Так, я здесь свою историю рассказываю или чью!?       Марто описал мне нынешний остров Справедливости как «рай для контрабандистов». Поскольку снаружи Город защищён кольцом из рифов и останков кораблей, причалить здесь может лишь сравнительно небольшое судно, а это значит, что военные корабли сюда не доберутся. Да и кроме того, подавляющим большинством моряков Город Потерянных Кораблей почитается за место вымышленное; в тайну посвящена всего лишь сотня-другая контрабандистов. Руководит там бывший корсар Шарль де Мор, и именно к нему Жюльен прибыл за советом. Марто рассказал ещё, что когда Жюльен только-только брался за наше нынешнее ремесло, Шарль помог ему парой советов. И вот, когда нас настигло… ну, то, что случилось с Карфаксом (вы не поверите, что с ним случилось, но об этом позднее и нет, ему не просто отрезали голову), он решил повидаться с ним ещё раз. Плюс, наши обычные дела. Это продать, это купить, это убить – ну вы понимаете.       Марто… Тогда, в свете последних событий, мы с Жюльеном отдалились друг от друга, и я стал больше общаться с нашим врачом. Вообще, вся команда от меня отдалилась, и фруанцузский пегас был единственным, кто продолжал относиться ко мне благосклонно.       Почему я рассказываю об этом так, как будто прошло десять лет, если это было только вчера?       Перед тем, как он ушёл с остальными на встречу с Шарлем де Мором, я попросил его ответить честно, думает ли он, что это я убил Уильяма.       – Я не уверен, что кто-то из наших и правда думает, что это сделал ты, – вот что ответил мне пегас-врач. – Ты свой парень в команде, и тебя все ценят, особенно Жюльен. Видит Небо, нам не хватало ещё одного беззаботного весельчака, потому что Розарио не справляется один, а Хесус… ну, это Хесус, – Марто усмехнулся. – Но… ты и правда единственный, кто был на ножах с Уильямом, а учитывая твой горячий нрав… В общем, подозревать им больше некого, – пегас развёл крыльями. – Не переживай зря: как только выяснится, что ты невиновен, все полюбят тебя по-прежнему. Только не дразни лишний раз Дженнарино. Я всё понимаю, но он плохо такое переносит.       – Да оно правда само выходит! Я столько раз пытался себе клюв заткнуть!       – Дааа… Ладно, мне пора лететь. Тебе же Жюльен велел сидеть в таверне.       – Потому что это как раз то место, где мне нужно быть. А ты будь там, где нужно тебе. И вообще, будь. Бывай, то есть. И ещё: спасибо тебе за честность, Марто.       Пегас-врач кивнул и улетел, я же нырнул в трюм большого корабля, то есть в таверну. Таверна была забита до отказа, и кого там только не было: грифоны, пони всех мастей, зебры, ослы, буйволы (ого!), даже кое-какие представители совсем диковинных рас с окраин мира, причём попугаи – ещё не самое удивительное.       Единственное свободное место было как раз там, где мне совсем не хотелось быть: рядом с Хесусом. Плотник-контрабандист с Консейсао не был повинен в смерти Уильяма, но тогда я смотрел на него косо, помня, как он уже подставил меня однажды.       Вместе с Хесусом был охровый единорог с тёмно-ореховыми гривой и хвостом, перетянутыми у основания белыми лентами, носивший на крупе изображение парусника, а на остальном теле – разнообразные татуировки и шрамы. Оба были уже изрядно выпившие (как и все остальные в таверне), что и развеяло мои сомнения. Подозрения подозрениями, а я не для того родился на Изумрудном острове, чтобы сейчас оказаться единственным трезвым в огромной компании пьянчуг.       – Это мальчик или девочка? – пробормотал единорог задумчиво, взглянув на меня. – Или… или мне уже всё равно? Эй, давай знакомиться!       – Отвали, и без тебя здесь полно кораблей, – сказал я ему, подойдя к столику и тыкнув в его кьютимарку. Сев на табурет полубоком и закинув лапу на лапу, я крикнул, – Рому мне! – бросая монету на барную стойку, и попытался щёлкнуть когтями. Не вышло. Надо будет не забыть попрактиковаться.       Единорог хлопнул по столу копытом и встал. Точнее, попытался. Наверное, хотел преподать мне урок вежливости. В любом случае, у него ничего не вышло, потому что он зашатался и рухнул к моим лапам.       – Ну, эта драка кончилась быстро, – сказал Розарио флегматично. Он сидел за соседним столиком и, очевидно, следил за мной. Было в этом факте что-то обидное. Я покосился на него недобро и наклонился к лежащему:       – Милый юноша, да ты бессовестно пьян! Нет, это никуда не годится… мне надо срочно тебя догонять!       А тут как раз и мои бутылочку принесли. Не больше десяти секунд заняло вылить её содержимое в клюв.       – Хр-хр… Слыш… птиц… ты кто по жизни, а? – с того места, где лежал единорог, донеслось пьяное ворчание, сдобренное горным акцентом. Ну, знаете, у Уильяма был такой же.       – Я… – начал я, собираясь пустить в ход обычное объяснение нашего капитана насчёт команды универсальных поставщиков, но вмешался этот скотина (скотина!) Хесус, перебив меня самым скотским образом (скотина!):       – Он? Хо-хо, не поверишь. Он отрезает головы горцам-единорогам.       Этого стерпеть было нельзя; ну, то есть, я бы ещё стерпел такое от, скажем, Розарио, но от Хесуса, этого негодяя, который подставил меня тогда в Филлидельфии, заставив подставить Жюльена?       Ого, вот это предложеньице я намутил тут. В общем, я перепрыгнул через стол, хватая плотника с Консейсао за лацканы дорогого кожаного плаща, купленного ему Жюльеном (неблагодарная скотина!). В процессе я запнулся за всё ещё лежащего под ногами единорога-горца, так что мы оба присоединились к нему на полу.       И умер бы наш Хесус чуток раньше положенного, кабы в таверну не вломился жёлтый пони без передних ног, стеная от ужаса. Я бы и внимания на него не обратил – ну подумаешь, не хватает пары конечностей, тут таких полно – если б не содержание его стонов:       – Там… Патрик… бедный Патрик… что-то случилось… его голова, она… она вдруг исчезла… я схватил его за шею, и мои передние ноги, они…       – Ха? – я обернулся, позабыв о Хесусе. – Ты сказал – голова исчезла?       – Да, звучит знакомо, не правда ли? – процедил плотник, выплёвывая кровь мне в лицо.       – Мои ноги исчезли! А голова здесь, – после этого выкрика жёлтый пони обмяк: подбородок на полу, круп кверху. На крупе, кстати, была нарисована медуза.       После этого обитатели таверны решили, что пора паниковать. Хотя на первый взгляд, дело было совершенно обычное – пьяный калека вваливается в таверну, несёт бред, отрубается. Но стоило мне обернуться…       А там парила голова алого единорога с белыми и золотыми прядями – голова нашего дорогого Уильяма, да примет его светлую дисциплинированную душу мрачный хаос моря. Голова была мертвее некуда, но на кончике рога искрилась магия. По другую сторону от неясного контура, напоминающего тело пегаса, в воздухе висела ещё одна голова единорога – на этот раз розовая, с двухцветной гривой – фиолетовой и светло-зелёной. Это, я подозреваю, и был «бедный Патрик».       Как только то, что скрывалось за контуром тела пегаса, прояснилось, почти все в таверне откровенно завизжали от ужаса, вынуждая прикорнувшего под столом горного единорога промычать что-то насчет того, что мы должны вести себя тише, потому что у него башка трещит. Впрочем, хотя это и было, вы не поверите, тело пегаса, им было, отчего паниковать.       Тело было загробно-молочного цвета, лишённое шерсти, гривы и хвоста. Его окутывала аура могильного молчания, которую можно было ощутить даже несмотря на все вопли вокруг. Тело было усеяно дырками, большими и маленькими. Из этих дырок выползали бесчисленные насекомые, которые сновали по коже мертвеца (в том, что это был именно мертвец, сомневаться не приходилось). Всё его тело было покрыто тонким слоем этих тварей. Надо думать, это и было главной причиной для всеобщей паники. Спасибо ещё, что это не улитки были, а то бы и я завизжал. Я, впрочем, раздумывал, не кинуться ли в обморок, но решил, что не хочу пропускать такое.       – И что это такое? Я же пока всего одну бутылку выпил! – возмутился я. – Дай сюда! – я вырвал склянку у ближайшего пони, с разинутым ртом наблюдающего за происходящим. – Мне нужно как минимум пять, чтобы осознать это.       Ах да, забыл самое главное – головы Карфакса и его товарища по несчастью были насажены на пики, которые мёртвый пегас держал в крыльях. Головы пони на палках. Не знаю, почему, но мне кажется это очень забавным… А, полагаю, для этого имеет смысл отрезать пони голову. А то я всё гадал, зачем бы мне могло такое понадобиться.       Пока я пил, мертвец поплыл по воздуху в сторону наибольшего скопления народа; те, не будь дураками, ломанулись прочь из таверны. Тогда он двинулся к Розарио, который смотрел на всё происходящее с маской безразличия, которая, однако, плохо скрывала любопытство.       – Эй-эй, уважай личное пространство, чувырло! – стрелок, не любивший рукопашные столкновения, отлетел далеко в сторону и поспешил выпалить в Су_ щество из четырёх пистолетов.       – Браво. Теперь в нём стало на четыре дырки больше, – сказал Хесус саркастично. Как ни хотелось врезать ему ещё разок, а он был прав – мертвец ничего и не заметил. Хотя ему, наверное, сложно было заметить вообще что-либо: глазницы его были заполнены клубками копошащихся насекомых. Они, кстати, стали заползать в четыре новые дыры на теле Су_ чьего сына с явным энтузиазмом.       Розарио произнёс что-то очень тихо и стал перезаряжать пистолеты, вжавшись в стену.       Я к тому моменту как раз допил свою вторую бутылку и подлетел к С_ транному созданию сзади, чтобы огреть его по затылку.       Бутылка крякнула и пошла трещинами, затылок же с хрустом (приятный такой звук треснувшей кости) смялся. Я хотел ударить ещё раз, но вспышка магии из двух единорожьих голов на пиках отбросила меня назад. Я врезался в мирно сопящего охрового единорога; тот заворчал и перевернулся на другой бок.       – Ну ладно, раз так, я пойду за следующей, – решил я, вставая.       За барной стойкой обнаружился Хесус: он под шумок складывал в сумку спрятанные там монеты. Каков скотина, а? Я треснул его треснутой бутылкой. На этот раз череп остался цел, а стекло рассыпалось; я взял вместо почившей склянки другую (уже третью, оставалось немного). Собранные плотником деньги я аккуратно пересыпал в свою сумку.       Зачарованный мертвец тем временем доплыл до безногого жёлтого пони, всё ещё лежащего там, где он упал. Облако магии, вышедшее из рога, принадлежавшего когда-то Уильяму Карфаксу, подняло его в воздух и прижало к телу мертвеца. Тот обхватил его копытами; насекомые окутали жёлтого пони полностью, и спустя секунды его тело рухнуло на землю, а мертвый пегас поплыл дальше, ища следующую жертву. Вмятины на его затылке как не бывало: голова снова выглядела целой и крепкой. Но даже не это поразило меня: тело жёлтого пони оказалось теперь усеяно крупными сквозными дырами. Я захихикал: уж очень оно теперь походило на сыр.       – Смешно ему, блять, – выдохнул Розарио. – Что за срань вообще происходит, а!?       – Я как раз пришёл это выяснить! – произнёс с фруанцузским акцентом ворвавшийся в таверну единорог. Его тело было белым, встрёпанная грива – нескольких оттенков синего, а одет он был в дорогой костюм синих и красных цветов. Это и был адмирал Шарль де Мор. – О, ciel… – пробормотал он, заметив усеянного насекомыми мёртвого пегаса, парящего в воздухе, держа в крыльях две пики с насаженными на них головами единорогов. А может, это сказал не он, а появившийся следом Жюльен. А может, Марто. Но в том, что «Hostia! Que cojones es esto!?» кричал Антонио Руэда, я не сомневался.       Последним в таверну вошёл Хассан, наш учёный скакун. Он-то и объяснил нам вялым от шока и страха голосом, что cojones на самом деле был Люцием Корнелием Су_ ллой – диктатором из древней Эквестрии, восставшим из мёртвых точно в тот момент, когда я наконец собрался как следует напиться – не раньше и не позже!       Точнее, не то чтобы Сулла именно восстал… О, мы наконец добрались до Филлидельфии. Видать, придётся продолжить эту потрясающую историю попозже.