Линия жизни

      Ёнгук сбросил на кровать ручку и блокнот. Он с некоторым удивлением смотрел на распластавшиеся клетчатые страницы, на которых красивым почерком были записаны ровные строки. Он так давно ничего не писал, но «в лисьем взгляде разбивается космос» не даёт никакого покоя, и каждый раз, приходя в компанию к другу, он ищет того, кто засел глубоко в восприятии.       В голове бардак мешал сосредоточиться на важном, и Пан Ёнгук бесился. Он не ходил с друзьями в клуб, не бежал играть в рулетку или ставить на очередного гонщика лишние тысячи долларов, чтобы пощекотать себе нервы. И ведь не забыть, ведь теперь его свобода даже не стоит ничего без улыбки парня, подаренной украдкой. Он чувствовал кожей, как парень въедался в его кожу.       Кажется, он состоял из себя «до» и «после» обеда с тем мужчиной, и в попытках найти себе место — он терялся среди осколков воспоминаний той встречи. Укоренялось мнение: Ким Химчан — хитрая кумихо, умеющая манипулировать чужим сознанием до такой степени, что человек может забыть, когда ему есть и когда ему пить.       Ёнгук чувствовал себя идиотом.       Ёнгук чувствовал себя школьником, обдолбанным апрельской первой влюбленностью под цветением вишни.       Ёнгук не хотел это понимать, ведь то, что было «до» — брутально, здорово и с множеством свободного времени. Всё, что «после» — заперло парня в клетке из собственных мыслей, где он бродил в лабиринте, стены коего были расписаны разными словами о любви. Ёнгук хотел удавиться, забыться и напиться до беспамятства, выкидывая парня из головы.       Не получалось — пробовал. Под алкогольным бредом появлялись совершенно не те ассоциации, к которым он привык. — Чувак, ты, блядь, натурал, какого хуя? — тихо спросил он себя, откидываясь на подголовник кресла, и ведь нельзя было не сказать, что он стал сомневаться. Даже недавно в клубе пытался зацепиться парня так похожего на этого умника с космическими глазами, — проебался, конкретно проебался.       Когда позвонили в дверь, он не верил. Время клонилось к полуночи.       Когда он открыл эту дверь, он не верил своим глазам. Он был бледнее, чем во время их первой встречи.       Черная футболка, простые джинсы. Голодный взгляд. — Почему ты не выходишь из моей головы? — шепотом произнёс он, и Ёнгук ничего не мог услышать. Лишь видеть, как шевелятся розовые губы. Он облизнулся, — Кто ты такой и что ты сделал? — Я бы хотел спросить это же у тебя, Ким, — резче, чем хотелось, сказал Гук, пока соображал, что для соседей это не та ситуация для сплетен. Он лёгким и плавным движением втянул парня в комнату, и тот аж заалел. Он нервно сглотнул, попытался куда-то деть свои руки, но карманы были наглухо зашиты, и Чан воровато огляделся в прихожей. — Нихуя себе, — лишь выразился Ким в чужие губы, забываясь. И руки резко никуда не надо девать, они автоматически обвили шею мужчины напротив. Где-то ещё царапалось здравомыслие: — Я натурал. — Я тоже, — выдохнул в чужие губы Ёнгук, заебавшийся искать оправдания этому состоянию. Благо, он не идиот и уже давным-давно не школьник, чтобы теряться, да и перед ним не девушка, с которой нужно было быть аккуратным. Такой же крепкий мужик с хриплым голосом и полноватыми бедрами. От него сносило голову, рвало тормоза и отказывали системы контроля.       Или он всё-таки идиот без способности мысли логически? Пан Ёнгук хотел похоронить себя за плинтусом, ведь если он пойдёт дальше, а Ким Химчан его не остановит, он себе не простит. Не простит за спешку, за то, что не разобрался. Имел ли он на это право? Определенно, он сам себе давал отрицательный ответ, но это не мешало Киму продолжать рвать ему мозг.       Секретарь с остервенением царапал пальцами по чужой спине. Он резко собирал ткань футболки и пытался себя остановить до точки невозврата.       Раздался звонок. Ким Химчан хрипло выругался, смотря на то, как Ёнгук отстраняется и отвечает на вызов, медленно успокаиваясь. Пан улыбается, показывает знаком на кухню и сам идёт туда же. Ким, словно ведомый, плетётся за ним.       И когда Ким Химчан успел так проебано влюбиться в этого нетактичного идиота?