Линия жизни

      Ёнгук даже не старался сохранить спокойствие, когда на пороге уже их новенького, только недавно купленного большого дома, оказалась большая корзина. Их жизнь была прекрасна на протяжении уже нескольких месяцев, и Пан решил тогда подарить ему прекрасное место, что было недалеко от работы самого парня. А теперь их маленькое пряничное счастье началось разрушаться. И причиной была эта самая злосчастная корзина и ошибка Пан Ёнгука семь месяцев назад в одном из клубов. Как же он ненавидел себя за тот незащищенный секс в туалете с этой пышнотелой красавицей.       Когда Химчан наклонился заглянуть в корзину, Пан хотел заволочь парня обратно и объяснить всё это. Ему было чертовски стыдно, лицо залило краской, а глаза бегло забегали по месту, где можно спрятаться. Он прекрасно помнил, как регистрировал вместе с той девушкой, Квон Суён, этого ребёнка. Пан сейчас был готов провалиться сквозь землю. — Там ребёнок, — сухо произнёс Химчан, поднимая на руки тяжелую ношу, — надо звонить в полицию, — от этого тона у Ёнгука бежали по коже мурашки. В душе закралось подозрение — сейчас будет чей-то эмоциональный взрыв, и Пану надо что-то быстрее решать. — Не надо, — шепотом произнёс было Пан, озираясь. Не видят ли соседи этого малыша, — давай Чунхона сюда. Я тебе всё объясню.       Химчан обладал исключительной проницательностью. Химчану не нужно было объяснять ничего после того, как Пан назвал ребёнка по имени. Ким умудрился ухватиться за косяк двери, чтобы не упасть, пока Ёнгук заносил малыша в дом со словами «я сделаю чай». Он косо посмотрел на удаляющуюся темноволосую макушку, державшую в руке корзину.       Глубокий вдох не привёл в чувства.       Химчан с минуты две ещё стоял на ступеньках резко ставшим чужим домом. Заходить обратно ему совершенно не хотелось, как и чувствовать то, что внутри растёт чёрная дыра. Нет, дети — это счастье. Но в таких парах, он знал, дети не образуются. Ни природа, ни ученые ещё не придумали способа рождения детей у мужчин.       На вид малышу было месяцев семь, и Химчан понимал — Пан был волен встречаться с кем угодно. Но при чём тут сам Ким? Его осторожно позвали, и Ким закрыл за собой дверь. В ранее уютном доме резко заиграли серые ноты декора. Он не слышал собственного сердца. — Я всё объясню, — в коридоре попытался оправдаться Ёнгук. — Мне надо привыкнуть. Я понимаю, что мальчик — твой сын? — шепотом произнёс Химчан, открыто посмотрев на мужчину. — Мой, — согласился Ёнгук, — Чунхон. Он родился ещё до нашей встречи с тобой, и я не знал, как тебе сказать. — Почему его подкинули нам? Где его мама? — непонимающе произнёс парень. — Я не знаю. Я пытался ей позвонить, но она не берёт, — он усадил парня на мягкие подушки дивана и тяжело вздохнул: — я должен был рассказать раньше.       Химчан с минуту смотрел на корзинку молча. Ким повторил их диалог в памяти, пытаясь выбрать для самого себя тактику поведения в такой ситуации. Он чувствовал себя участником какого-то дешевого сериала, так любимого его мамой. Химчан бы даже сейчас нашёл силы в себе рассмеяться, чтобы снять это тянущее раздражение не ребёнком, а секретами этого парня. — Пан Ёнгук, — не выдержал Ким, — ты меня заебал, — тихо прошипел он. Пан спрятал глаза, как школьник: — Даже не так, ты — мудак и уёбище, — не жалея его в высказываниях, Химчан наконец-то выстрелил своей злобой. Лицо исказила маска отвращения, ярости и желания придушить этого медведя, — ты держишь от меня дохера секретов и тайн, а мне потом расхлёбывай. Заебал, — секретарь крупной компании встал с места, — Пропадаешь, не знакомишь с друзьями, теперь ещё и ребёнок. Ты просто сукин сын, Пан Ёнгук, — он пошел к выходу из гостиной, заметив как ребенок от его громкого голоса завозился в корзине. — Ты уходишь? — Я иду греть молоко, еблан ты эдакий, ребёнок есть захочет. Сейчас проснётся. А ты еблан, — и Пан растянулся в улыбке. Он наконец-то увидел именно живого Ким Химчана, умеющего злиться.       Ким злился, орал внутри себя, и совершенно не хотел видеть лицо мужчины, который его вечно подставляет и не думает о последствиях. И как такому доверили вести бизнес — Химчан не понимал. Он бы Ёнгуку не доверил бы даже велосипед, не то что ребёнка.       Бутылочек в доме не было. И заменить её он не знал, и великий google ему не подсказал. Химчан нервничал. Чем кормить ребёнка в семь месяцев он совершенно не знал. Да и детских вещей в доме, где жили два парня — ну, откуда им взяться? Ким чувствовал, что пока Ёнгук переживает всё им сказанное, от него дельного не жди. А с ребёнком нужно работать, ребёнка надо воспитывать, с ребёнком слишком много мороки.       У них дома нет ни коляски, ни кроватки. В автомобиле нет детского кресла. У них нет даже игрушек и горшка. — Пан Ёнгук, — громко позвал он мужчину, и тут тот же час появился с ребенком на руках. Тот мило агукал и совершенно не плакал. Ким тяжело вздохнул: — Если ты хочешь его оставить, тебе придётся позаботиться о его вещах. — Но… — Бери, черт побери, ответственность за свои поступки. Собирайся, мы едем в детский магазин, — Ким окончательно разозлился, чувствуя нехорошее. Ребёнка подкинули будто не отцу, а Химчану. Именно в его голове рылись множество мыслей о том, как и что сделать правильно, а не в голове хозяина дома. — Никаких андеграундных тусовок теперь, — зажал первый палец Химчан, — после работы сразу домой. Я подберу нам кандидатуру няни, чтобы она сидела с ребёнком, пока мы на работе. — Ким, — тихо позвал Ёнгук парня, притягивая его к себе, — ты как настоящая мамочка. Спасибо, — шепотом он произнес на ухо парню. — Этим ты так просто прощение не вымолишь. Поехали, — Ким забрал ребёнка к себе на руки, чувствуя, как маленькие ладошки сжали его футболку. Кажется, лёд тронулся, — Чунхон-а, я искренне надеюсь, что ты не в папочку… — тяжело вздохнул секретарь.       Ёнгук улыбнулся.       Ким Химчан принял его со всеми своими скелетами в шкафу.       Старой жизни подведена черта. Пан Ёнгук пообещал больше не вести такой образ жизни, какой вёл раннее. Время быть ответственным человеком для своей... семьи?