***
Уже завтра утром мы оставим этот город и отправимся на другую часть континента. Каждая мысль об этом будоражит мой ум и заставляет мое сердце биться чаще обычного, ведь в любой момент что-то может пойти не так, и все узнают, кто я. Узнать меня должен лишь один человек: мой отец. И сделать он это должен только в беседе между нами, куда не сунут свои носы гвардейцы и чужие люди. Но я сомневаюсь, что он захочет разговаривать со мной. Я не нуждаюсь в его словах о прощении, нет, все, что мне нужно услышать: отрицательный ответ на вопрос о причастности к листовкам в Харнелле. Я думаю, он не станет мне лгать. На самом деле, я понятия не имею, что представляет собой этот прием, на который мы отправляемся. Мне известно одно: там будет много влиятельных людей. Богачей. И вместе с ними — тучи гвардейцев. Какова цель мероприятия — вопрос, а ответ мы сможем найти только по прибытии на прием. Я не силен в политике, в отличие от своего отца, поэтому не интересуюсь происходящим. Надеюсь, Эирин что-нибудь придумает, чтобы никто не понял, как мы здесь оказались. Хотя я очень сильно сомневаюсь, что Рутджер и его соседи по улице каждый день решают важные политические вопросы. Час назад я был вместе с Троем и наблюдал за его работой с бойцами. Он прекрасно справляется со своей задачей, а они все даже не думают пойти наперекор. Я видел, как тренируется Эирин, находясь в паре с другой девушкой, и мои вопросы о том, как она смогла достать билет и не наделать шуму ушли навсегда. У нее есть то, чего нет у других, в том числе и у меня: скорость. Ловкость. И какая-то необычная легкость движений. Стоит отдать должное ее небольшому росту и хрупкому телосложению — благодаря этому каждое ее движение выходит быстрым, резким и в то же время плавным. Не у всех это получается. Парни, к примеру, следуют иной тактике: меньше движений, больше атак. В них я узнаю самого себя в начале пути. И сам Трой таким был когда-то. Но… Я надеюсь, нам не придется использовать эти навыки за пределами Улья. Тренировку я покинул потому, что заметил, как в здание вернулся из города Баркс. Рано утром он отправился в центр, чтобы добыть для меня подходящую одежду и найти два билета на паром, отплывающий завтра с рассветом. На это была потрачена четвертая часть моих денег, лежащих без дела с тех времен, когда я еще слушал приказы Джелла и бесстрашно выходил в город и за его пределы, дабы покончить с очередным выскочкой, действующим заказчику на нервы. После этого деньги стали появляться реже — Джелл отдавал мне их только за работу с рекрутами, и это случалось нечасто. Неплохие суммы стали получать лишь сами бойцы, «выходящие на охоту». Первое время этим занимался даже сам Джелл, каждый раз с укором глядя в мою сторону, а потом и он оставил это дело. Меня не интересуют цены и товары, все, что я получаю — получаю бесплатно, отдавая лишь несколько монет Барксу за работу, которую он делает для нас всех и для меня лично. Я просил его показать этот проклятый костюм, но Баркс отвечал отказом. Он сказал, что нам стоит дождаться Эирин и ее слов и только потом смотреть на приобретенное. Смысла в его словах я не увидел, поэтому тут же пригрозил ему ножом, после чего Баркс все же сдался и протянул мне бумажный сверток с одеждой из города. Я разрезал тонкую веревку лезвием и развернул бумагу; под ней был новый костюм — не каждый богач, похожий на Рутджера, мог бы себе такое позволить. За моими движениями с напряжением наблюдал Баркс, будто боясь пошевелиться. Но я доверял ему в этом деле. И он меня не подвел. Чтобы рассмотреть одежду, мне пришлось подняться со своего места. В бумаге лежала белая рубашка с поднятым воротником, жилет серо-синего цвета с необычными пуговицами, темно-синий плащ и такие же брюки. Под этим всем оставалась пара белых перчаток и черный галстук-лента — такие я видел на шеях у аристократов. — Неплохо, — сказал я. — Что, в таком сейчас принято ходить? — Вам стоило бы иногда вовлекаться в события, происходящие в городе, — ответил мне Баркс. — Смотреть по сторонам. Иначе вы рискуете попросту опозориться среди тех, кому желаете подражать. — Нелегко это делать, находясь в розыске, знаете, Баркс. Боюсь сказать лишнее при них всех завтра. — Тогда, должно быть, стоит помолчать, — он пожал плечами. — Помолчать стоит вам, Баркс, — резко произнес я в ответ. И он действительно замолчал, принявшись за свою работу.***
В мастерскую Баркса заглядывает Эирин. Я перевожу взгляд на нее, но ничего не произношу. Сам Баркс отвлекается от работы со станком и поднимает очки с лица. — Мы уже начали думать, что ты сегодня здесь не появишься, — говорит он. — У нас все готово. — Трой решил затянуть тренировку. Ну, у тебя уже есть одежда? — Эирин подходит ко мне. Я в ответ только киваю. — Может, покажешь? Я протягиваю ей в руки бумажный пакет, в котором все так же лежит моя одежда. — Не хочешь примерить? — спрашивает Эирин, разглядывая сложенный костюм. — Оставлю это на завтра. — Мне бы хотелось посмотреть. Едва я раскрываю рот, чтобы снова отрицательно ответить ей, меня перебивает Баркс, наклонившись к Эирин: — Сегодня не в настроении. Он говорит обо мне. — Баркс, — я вздыхаю. — Что? Вы явно напряжены из-за того, что случится завтра. Я слишком хорошо вас знаю, и вы в такие моменты можете наделать глупостей. Расслабьтесь и перестаньте нервничать или придумайте что-нибудь, что поможет вам, — Баркс сам весь на нервах. — В другом случае, беды не миновать. — Я уже все придумала, — Эирин вдруг подошла к Барксу. — Не стоит переживать. — Придумала? У тебя что, есть сценарий? — фыркаю я. — Рассказывай. — Да! Нам нужна легенда, если мы хотим слиться с окружающими. Знаешь, придется вести разговоры с ними. А это точно не по твоей части, — она оборачивается на меня. — Поэтому слушай. Мы с тобой приедем туда как… Пара. — Что? — громко прерываю я ее рассказ. — Глупости. Мне уже не нравится. — Какая разница! Тебе ничего не придется делать. Только молчать. В мастерской раздается смех Баркса, и я сразу понял, почему ему так весело: несколько часов назад он сам говорил, что мне нужно будет держать рот на замке. — Молчать? — По моей задумке, мы с тобой приехали из Харнелла, будучи мужем и женой, но ты — иностранец, не разговаривающий на этом языке, — выпаливает она. Баркс смеется еще громче. — Знаешь, это дурацкая идея. Скажи, что ты просто пошутила, — я качаю головой. — Нет. Это хорошая мысль. Нам это поможет. Ты не сможешь выдать себя, потому что не будешь ничего говорить. Все будут думать, что ты не понимаешь их слов. Слышишь? Они сами могут нам выложить что-нибудь полезное. Я думала об этом несколько дней. Я опускаю голову и начинаю думать. Думать об этой сумасшедшей идее Эирин, выставляющей меня настоящим шутом. Но, наверное, у нас нет другого выхода. — Ладно. Будем считать, что я сдаюсь, — уже в который раз. — Отлично, — она улыбается и отходит к двери. — Тогда начну готовиться к поездке. Советую тебе заняться тем же самым, — заканчивает Эирин и уходит. Я снова тяжело вздыхаю и смотрю на Баркса. Он все так же слабо улыбается, словно не в силах отойти от своего смеха. — Идиотская задумка, — проговариваю я. — И Эирин тоже сумасшедшая. — А мне понравилась ее идея. Я бы посмотрел на вас, Деон, среди всех этих людей. На ваше поведение. Думаю, это было бы забавно. — Я туда не развлекаться еду, — мне приходится подняться и подойти к выходу из мастерской. — Зайдите ко мне утром. В шесть. — Обязательно, — Баркс кивает. — Наберитесь сил. Завтра тяжелый день. Я даже не могу представить себе, насколько.***
В предрассветных сумерках, поглотивших мою комнату, я встаю перед небольшим старым зеркалом, без того темным из-за своего возраста, чтобы рассмотреть, как сидит на мне вся одежда, купленная Барксом вчера утром. Это сложно, потому что оно слишком мало, и разглядеть себя полностью невозможно. К тому же, слабая лампа не дает много света. Но времени ждать рассвета нет. Через час нам с Эирин нужно быть на борту корабля. В моем кресле расположился Баркс; я видел, как он волнуется, наблюдая за мной. Он все еще не в восторге от идеи поездки в другой город, я уверен. В полной тишине раздается слабый стук. Это Эирин. — Ты можешь войти, — вполголоса произношу я. Она открывает дверь и входит в комнату. Я перевожу взгляд на нее: непривычно видеть Эирин в другой одежде, особенно если это платье с корсетом и открытыми плечами. Никогда я не видел ее такой. Ее или других девушек из отряда новобранцев. Нет. — Ого, — восторженно вздыхает она. — Я поражена. Может, ты сменишь свою форму на костюм? — Ни за что. — Я вас никогда не видел таким, — говорит Баркс, сложив руки на груди. — Клянусь, вы видите меня таким в первый и последний раз. Это все не для меня. — По-моему, наоборот. Все идеально, — вступает в наш разговор Эирин, опустившись на мою кровать. — Никто даже не подумает о тебе так, как не стоит думать. Я слышу смех Баркса и поднимаю свой взгляд на него; он тут же умолкает, вернув серьезное выражение лица. Как только Эирин поднимается, я смотрю уже на нее. — Осталось совсем недолго, — произносит она и отходит к столу. — Я надеюсь, это поможет нам спрятать твои шрамы. В руках у нее небольшая баночка из темного стекла с белой крышкой. В таких аптекари продают таблетки, я встречался с этим. Думаю, Эирин не заставит меня что-то принимать. Нет, она опускает в баночку палец, и я понимаю, что там нечто похожее на мазь. Точно. Эирин подходит ко мне ближе и осторожно касается моего лица пальцами, нанося эту странную «маскировку» на мои шрамы и некоторые части лица, что незначительно меняет мои черты. — Ого, почти не видно, — говорит Баркс и подходит ближе, с удивлением разглядывая меня. — Что это такое? — Не могу сказать. Но это поможет. Постарайся не притрагиваться к лицу. — Без проблем. Мы можем выдвигаться? — Конечно, — она кивает. — Идем. Баркс подходит к двери и открывает ее для нас, чтобы мы могли выйти в коридор Улья. По лестнице он идет прямо за нами, очевидно, желая нас проводить до самого выхода. На пороге здания я останавливаюсь около Баркса и протягиваю ему ключ от своей двери. — Вы знаете, что с этим делать, — я смотрю ему в глаза. — Надеюсь, мы с вами еще увидимся, Баркс. — Я тоже на это надеюсь, Деон. Будьте аккуратнее, — он пожимает мне руку и оглядывает нас с Эирин еще раз. — Удачи вам. Она понадобится. Мы отходим от Улья, и я слышу, как закрывается дверь. Теперь назад пути нет. Солнце над городом еще не поднялось; его первые лучи едва касаются неба, окрашивая восток в алый цвет и заставляя тьму убираться как можно скорее. Звезды уже померкли, луна зашла за горизонт, и совсем скоро все дома в округе будут залиты золотым светом солнца. Когда это случится, мы будем на полпути к другой стороне континента. Это заставляет меня волноваться. Эирин осторожно берет меня под руку; я опускаю взгляд на нее. — Я чувствую, как сильно ты взволнован, — тихо, почти шепотом замечает она. — Перестань думать, что все пойдет не так. — Не могу. Ничто не проходит гладко. Мы обязательно споткнемся. — С твоим настроем — да. Выдохни и почувствуй себя аристократией. Когда-то я ей был. Несмотря на ранее утро, в порту Харнелла уже много людей; многие из них одеты богато, и это сразу указывает на то, куда они решили направиться. Наши попутчики. Некоторые посмотрели на нас, едва мы приблизились к их толпе. Мне не перестает казаться, что все они узнали во мне того человека с плакатов, развешенных по всему городу. Но, думаю, им до этого нет дела. Должно быть, Эирин права, и я сам себе затуманиваю мозг этими размышлениями. Когда люди начинают входить на борт, я непроизвольно сжимаю руку своей спутницы, понимая, что теперь пути назад точно нет.***
Я не видел этого ни разу в своей жизни. Моя дорога из Миркнесса в Харнелл прошла в грузовом трюме судна, поэтому мне было совсем не до видов за бортом. Однако сейчас я понимаю, почему все так восторгаются путешествием. Зеркальная гладь воды изредка покрывается рябью от легкого ветра, дующего с запада. Сегодня хорошая погода, впрочем, на моей памяти, в том городе она редко бывала плохой; бóльшую часть года стояла мягкая солнечная погода, воздух был всегда теплым, порой даже жарким, и о холоде и снегах жители знали только из книг и рассказов приезжих людей. И я был таким человеком. Для меня стало необычным ощущение холода, когда в Харнелле наступила зима — тогда я впервые увидел снег и даже не мог подумать, что его может быть так много. Ну, а в Миркнессе все продолжают наслаждаться лишь проливными дождями, что время от времени сменяют солнечную погоду. За холмами виднеется город: его светлые дома, порт и высокая колокольная башня — выше, чем в Харнелле. И чем ближе мы к этому месту, тем неуютнее мне становится. Ко мне подходит Эирин. — Мы почти на месте, — говорит она. — Даже не верится. — Как давно ты была дома? — я поднимаю взгляд. — Пару лет назад. А что? Я качаю головой. Такой маленький срок вряд ли можно сравнить с тем десятком лет, что я провел в Харнелле. Она наклоняется ниже, чтобы никто нас не слышал. — Ты помнишь, о чем мы договорились? — Помню. Только дай мне слово, что ты не будешь переигрывать и вживаться в роль, — отвечаю я, глядя на воду. — Я не настроен на это. — Я думаю, ты не захочешь меня убить, если я пару раз возьму тебя за руку. Так? Если мы не будем делать ничего подобного, это тоже вызовет подозрения, Деон. Подумай об этом. — Я подумал об этом уже тысячу раз. С нами уже успели поговорить люди, которые так же, как и мы, из Харнелла отправились в Миркнесс. Я, впрочем, не подавал никаких признаков того, что вовлечен в разговор — моя задача сыграть иностранца оказалась очень простой, ведь все, чем я занимаюсь — молчу и практически не вникаю в рассказы наших собеседников. Эирин, к примеру, ведет себя так, будто она всю жизнь провела в окружении таких людей, она свободно вела с ними разговор, смеялась и улыбалась. Но когда одна дама заговорила о «человеке, которого ищет гвардия» — эта женщина оказалась женой офицера — я напрягся и стал слушать ее, стараясь не вмешаться в разговор: по «легенде» я не знаю языка. Она жаловалась нам на это «безобразие», и ее не устраивал тот факт, что «этот зверь ходит по улицам города, когда его место на плахе». Резкие высказывания этой дамы заставили меня начать нервничать, и я, нагнувшись к уху Эирин, тихо сказал ей, что оставлю их вдвоем, а потом отошел, слыша, как она сказала той женщине, что мне просто немного нехорошо из-за морской болезни. Эти люди знают, кто я. Знают обо мне. Но не видят, что перед ними тот самый «человек с плакатов». И мне бы так хотелось задать им несколько вопросов, особенно жене того офицера гвардии, ведь она наверняка могла знать что-то, чего не знают узколобые гвардейцы с улиц. Она, наверное, была бы в силах дать нам подсказку о том, с чем связать те листовки, и наша поездка на прием к моему отцу, возможно, потеряла бы весь свой смысл. Но мне нельзя разговаривать с ними. И эти вопросы сразу же могут выдать нас с потрохами. Так что молчать стоит и Эирин, не только мне. Я провожу рукой по своей штанине, проверяя, на месте ли то, что я с собой прихватил из Улья. Оружие. Эирин не знает и вряд ли видит — полы плаща закрывают все от ее глаз. Но я не мог позволить себе отправиться в другой город с пустыми руками. Это опасно. Я не умею заглядывать в будущее и не знаю, что может ожидать меня на этом приеме.***
Яркое солнце, по-моему, вот-вот иссушит меня полностью. Почему я не подумал о том, какая здесь жаркая погода? По сравнению с гостями, приехавшими на прием с разных концов города, я одет по-осеннему. Они же одеты легко, но в то же время роскошно. Никто не упускает возможность показать свой статус и продемонстрировать новый наряд, который они после этого приема, скорее, больше никогда не наденут, потому как могут сделать это. Они позволяют себе разбрасывать деньги в разные стороны, и это всегда меня раздражало. Мы приехали сюда без единых знаний о приеме, и я все еще не знаю его назначения. Меня интересует только одно: время, когда я смогу пробраться к отцу и поговорить с ним с глазу на глаз. Конечно, это непросто; отец никогда не хотел видеть тех, кого он к себе не приглашал. Но мне необходимо пробраться к нему без приглашения. Любым способом. — Я видел тучи на западе, — говорю я, наклонившись к Эирин, чтобы только она могла меня слышать. — Ты знаешь, если я попаду под дождь, вся моя маскировка тут же смоется. — Мы этого не допустим, не волнуйся. Будь спокоен и старайся не выдать себя. — Я надеюсь. Нам необходимо было слиться с толпой этих богатых людей, одетых так же, как все мое окружение почти одиннадцать лет назад — у нас это получается, конечно, не без помощи лжи. Каждый старается переплюнуть своего приятеля, показать, насколько он богат, как много он может себе позволить. Находиться среди них тяжело, особенно в тот момент, когда приходится молчать и изображать из себя человека, ничего не понимающего из того, что говорят люди вокруг. Эирин, возможно, здорово придумала с этим всем, ведь это действительно помогает нам оставаться незамеченными. Более того, никто даже подозревать не может нас в чем-либо. Быть может, мне стоит поблагодарить Эирин за эту маскировку. Но мне постоянно кажется, что этот ее «грим» предательски норовит смыться с моего лица и обнажить все то, что он обязан скрыть от чужих глаз, способных узнать меня. В округе Миркнесса мы не увидели ни одной листовки с моим лицом, и гвардейцы, работающие сейчас, очевидно, даже не знают о моем розыске. Но все же нет шансов для риска: здесь есть люди из Харнелла. А там сейчас меня обсуждают, будто я известная и популярная личность. До меня доносятся далекие раскаты грома, звучащие вперемешку с играющей тихой музыкой здесь. Я тут же перевожу взгляд на Эирин. — Я снова чувствую, как ты волнуешься, — произносит она. — Если начнется дождь — мы спрячемся под крышей, не стоит беспокоиться. — Было глупо заявляться сюда, — я качаю головой, разочаровавшись в собственном решении. — Мы здесь уже несколько часов, и ничего не происходит. — Я слышала, что скоро все начнется. Остальные тоже переживают по этому поводу. — Понимаешь, как мне неуютно в этой одежде в такую погоду, — вздыхаю я. — Здесь другой климат. Нужно было это учесть. Посмотри, как одеты другие. И посмотри на меня. — Если тебе нехорошо, ты можешь отдохнуть в тени. Но постарайся не уходить далеко, ладно? Мы должны быть рядом, — Эирин кладет руку на мое плечо. — Не забывай о том, кого мы изображаем. — Глупая идея. Очень глупая. Очень, — отвечаю я со смехом, напоминая ей о разговоре в мастерской Баркса. Она тоже смеется. Будем ли мы смеяться через пару часов? Очень сомневаюсь. Я сажусь на одну из скамеек под тканевым навесом около стены здания. Судя по тому, что практически все они заняты — не один я чувствую себя не очень хорошо в своей одежде. Прием проходит под открытым небом, и это куда хуже, чем встречи в просторных прохладных залах здания отца. Повсюду стоят столы с закусками — отец не поскупился, заказав многое из соседних городов и даже с острова, что находится к востоку от континента, совсем недалеко от Миркнесса. Над фруктами то и дело летают осы — ненавижу этих тварей, ужасные создания. Здесь они агрессивны, куда агрессивнее гвардейцев в холодном Харнелле. Но никого из гостей, похоже, это не волнует, ведь рядом с фруктами стоит кое-что важнее: алкоголь. Дорогой, крепкий, тот, который сами они никогда бы не поставили на стол перед своими гостями, желая сберечь каждую бутылку для самих себя. Мы с Эирин договорились ни к чему подобному не притрагиваться: не для этого мы здесь. Я провожу перчаткой по лбу, аккуратно стирая пот. Люди вокруг стали подходить ближе к стене здания, поднимая головы. Что-то происходит. Мне приходится подняться и направиться к Эирин. Она встречает меня и тут же берет мою руку. Каждый раз мне остается только молча терпеть это. Я тоже поднимаю голову и замечаю на большом балконе — я знаю это место, ведь бывал там, когда был подростком — своего отца. Он почти не изменился за столько лет. Люди, работающие в его кругах, всегда говорили, что я похож на него, но сейчас я готов отрицать этот факт; мой отец и я — совершенно разные люди. Его волосы уже затронула седина, сам он никогда не придерживался хорошей формы — ему и незачем: сражаться за его жизнь будут другие люди, не он сам. Мы не похожи. Моя спутница сжимает мои пальцы, и я знаю причину этому: на балконе рядом с моим отцом она заметила свою мать, с которой хотела увидеться. В наших разговорах Эирин упоминала, что ее мама крутит роман с главой города. Но сейчас это тяжело воспринимать. Как ей, так и мне. Отец подходит ближе к перилам балкона. Похоже, сейчас пора забыть о своей роли и «начать понимать» слова. Он будет говорить. Говорить громко и не очень долго, как он это обычно делает. Делал. Я опускаю голову. Он приветствует всех собравшихся и говорит несколько слов о своем «чудесном приеме» — не похвалить себя он не мог. А потом он начинает говорить о цели сегодняшней встречи. Каждое слово впивается в меня, подобно игле. Мы не знаем, к чему он ведет. — Я рад сообщить всем вам, что наш союз с Северной Провинцией, — он сейчас говорит о Харнелле и прилегающих нескольких городах, — окончательно скреплен! — Что это значит? — шепотом спрашивает у меня Эирин. Я поднимаю палец, чтобы она дала мне время для раздумий. Тот человек в Харнелле, кричащий о безопасности в городе. Этот прием. Да, стоило слышать Баркса, говорящего мне о жизни в городе. Необходимо быть в курсе всего происходящего. Без этого никак. В статьях говорилось о «провинциальном объединении» — Провинции Севера, Запада и Юга приняли решение о союзе, но целей этого союза я не знаю. Возможно, стоит узнать о случившемся лучше. Больше я своего отца не слушаю. Я отпускаю руку Эирин. — Ты в норме? — все так же тихо задает она вопрос. — Понятия не имею. Меня эти новости не обрадовали, — признаюсь я. Это могло значить только одно: скоро эти три провинции станут практически одним целым. И последствия у этого могли быть плохими для всего Улья. «Чисткой» города займутся уже другие.