Искушение

Дверь мне открыла девочка. Молоденькая, почти совсем ребенок. Она смотрела на меня широко открытыми зелеными глазами и силилась улыбнуться, но у нее не получалось. Наверное, я выглядел сейчас так же. Ошеломленным, потерянным и напуганным оттого что, она стояла на пороге его дома в узких джинсах и старенькой растянутой футболке и кусала губы. А на щеке у нее была мука. И на руках тоже. И она то и дело проводила ими по джинсам, оставляя на них белые полоски. Я где-то видел ее, эту девочку. Но никогда не думал, что встречу ее сегодня в доме, который я где-то очень глубоко в душе уже давно считал своим. — Брижит, — шепнула она и протянула мне руку, еще раз вытерев ее о джинсы. — А вы… Матье? — Она снова прикусила губу и выглядела такой несчастной, словно я мог выставить ее на улицу вот прямо так, в этих ее измазанных мукой джинсах и дырявой футболке. Словно я имел на это полное право. Но, даже если бы оно у меня было, я бы никогда не стал разрушать что-то… такое. — Когда я тут жил, здесь никогда не пахло домом, — проговорил я, пожимая ее тонкие пальчики. Я хотел было добавить, что ей нечего бояться, что я не отниму у нее… ее дом. И что я просто зашел поздороваться со старым другом. Но я промолчал. Отчего-то отчетливо вспомнились наполнявшие раньше старенькую мансарду ароматы кофе и табака, и я тяжело сглотнул, прогоняя назад набежавшие было на глаза слезы. Я сам был во всем виноват… Но вот так было правильно. Если Влад это понял, значит, я не зря уехал тогда. И не зря выключил телефон. И пусть мне снова пришлось сглотнуть, чтобы изгнать из горла сдавливающий его комок, пусть… От сознания того, что все пропало, становилось странно спокойно. Больно, конечно, но терпимо. Так, как должно быть. — Проходите? — Девушка отошла от двери и робко взглянула на меня, приглашающе взмахнув рукой. — Влад… Он скоро придет. Звонил минут двадцать назад, сказал, что закончил репетировать и… — ее голос с каждым словом становился все тише, пока она не замолчала совсем. — Вы ведь зайдете, Матье? — шепнула она еле слышно. — Он будет рад… он часто… —Девушка снова прикусила губу и взгляд ее стал потерянным. — Хотите кофе? Я не умею, как Влад, конечно… Но… И вы курите, я знаю. Я найду пепельницу, хотите? Я покачал головой. Я не хотел. Я не имел права хотеть. И дом был не мой, и девушка чужая, и все, что связывало меня когда-то с этим местом, давно исчезло. Я сам… Я снова был сам по себе, свой собственный. И хотя сердце словно провалилось куда-то и, кажется, встало, обвиснув в груди сотней мелких ошметков, способных только дрожать от боли и разочарования, так было лучше. Не было больше ни порочных иллюзий, ни запретных надежд, ни всепожирающего чувства вины. Только разочарование в себе. Потому что Влад смог. А я нет. Я так и ушел тогда, не переступив порога. И Брижит смотрела мне вслед до тех пор, пока не хлопнула старенькая деревянная дверь, выпуская меня на улицу. Осенний ветер подхватил меня и понес прочь, все дальше и дальше от узенькой улочки, затерянной в глубине Латинского квартала. А потом я сидел на мосту Искусств и курил. Влажные деревянные доски пахли рыбой и гниющими водорослями. И прелой листвой. Мимо меня шли люди и смотрели странно. Но мне было все равно. Наверное, впервые в жизни. Я раз за разом набивал трубку. И рядом со мной все росла и росла горка пепла. Я потрогал его пальцем. Он был жирный и холодный и лип к коже, делая ее грязно-серой. Я провел пальцем по доскам моста, оставляя жирный след. А потом еще раз. И еще, исчерчивая темное мокрое дерево, словно школьную тетрадь. А потом позвонил Влад. И я снова, как полгода назад, смотрел, как в моей руке бьется в судорогах телефон, и не мог нажать на кнопку. А потом еще раз. И еще… и еще. Но он звонил и звонил, и звонил. И я даже занес руку с телефоном над темной водной гладью и держал-держал-держал… А потом снял трубку. Влад говорил много, долго и сбивчиво. И все просил меня о чем-то. Но я не слышал. Я просто слушал его голос, мягкий завораживающий…. Мне его так не хватало. Всего его. Я вспомнил стоящую на пороге его дома девушку и почувствовал волну такой опаляющей злости и зависти, что мне стало страшно. Я положил трубку и убрал телефон в карман. А потом встал и побрел домой. В узенькую комнатушку, найденную для меня моей матушкой. Там, закутавшись в одеяло и почти притянув колени к груди, я и заснул. Мне снился весенний ветер, пахнущий кофе и цветами, и сладкий вкус на губах. И в душе ворочалось что-то большое и темное, страшное. Что-то, чему я не мог найти названия. Оно обвивало меня, связывая по рукам и ногам, сдавливая грудь. И больше всего на свете мне хотелось исчезнуть навсегда, чтобы это прекратилось. Потому что так было бы правильно. Потому что изъян, оказывается, всегда был во мне, в самой моей сути.