Вечные

      Пустоши бесконечны. Ему нравится бродить здесь в одиночестве именно утром, когда небо того же цвета, что и туман, который стелется у ног, словно пес, давно ждавший хозяина. Он чувствует себя среди холмов, поросших низким лиловатым вереском, как дома, хотя родился, взрослел и умер далеко отсюда, за пределами Большой Воды. Большая Вода ежегодно отъедает у материка несколько дюймов — прожорливая, никак не может набить свое брюхо, в котором и так уже плещутся потерянные корабли, погибшие города, люди, ушедшие и невернувшиеся. Когда-нибудь исчезнут и верещатники, и негде будет бродить ему, не боясь забрать лишнее, потому что он слишком огромный — ничто не вмещает его, кроме собственного тела, в которое он запечатан шрамом на предплечье. Большой Воде бы не понравилось, если бы ее запихнули в бутылку. Он тоже не в восторге, но смирился, если к нему вообще применимо такое понятие, как «смирение». Если к нему применимы хоть какие-то понятия.       Сэм со своими птицами, красным, ломающим пространство, телекинезом и телепатией думает, наверняка, что сравнялся с ним, в кои-то веки достиг его, встал рядом, что они — равносильные партнеры, непревзойденные убийцы, единокровные братья, но как всегда упускает суть из виду. Клинок, на который Сэм косится с настороженностью каждый раз, когда он вертит его в руках играючи — всего лишь старая-престарая кость, не дающая больше никакой мощи. Он давно перерос необходимость подпитываться от чего-то и даже от кого-то. Он давно перерос все, что можно было перерасти, до той степени, что сжался до себя изначального — это как коллапс звезды, вырождение из одного существования в другое, которое невозможно понять, пока не увидишь, а если увидишь, то прекратишься. Причинно-следственные связи, всего-навсего. Какие-то иные связи, может быть.       Если он скажет, что повсюду, Сэм ответит, что нельзя оказаться в двух местах одновременно, потому что это противоречит стотысячной теории, созданной людьми. Если он скажет, что не существует, Сэм ответит, что они будут существовать вечно, поскольку выпали из концепции времени в странное n-мерное пространство: неизвестно, что откладывать по осям координат. Сэм, естественно, будет прав в каждом случае. Сэм, естественно, ошибется.       Все оси — это смерть.       Все оси — это он.       Черный туман расползается по холмам. Черный туман висит в воздухе. Вереск увядает. Птицы падают вниз, потерявшись во тьме. Утро меркнет и не возвращается.       Местные говорят, что Человек-из-Темноты вновь пришел, и крестятся, сжимая в ладонях распятия. Ни один дом не был построен здесь за тридцать лет, потому что и бетон, и камень, и все разрушается, стоит туману спуститься на верещатники.       Дин смеется.       Большая Вода грызет высокие берега.