Вечные

      — Что ты делал, когда оставил меня в покое?       Вопрос жесткий, как краюшка хлеба, которую Сэм крошит голубям. Парк в ретро-стиле — гравийные дорожки, низенькие фонтаны, скамейки, деревья — воплощенное прошлое, в котором они росли когда-то. Сэм поражается Диновому умению выискивать такие места в беспросветных сотнеэтажных мегаполисах, вроде Бразилиа, где лишь бетон, неон и бесчисленные люди. И жара, куда же без нее.       Дин, загорелый, белозубый, черноглазый, сменивший привычные темные шмотки на легкий светлый лен, вальяжно разваливается на скамейке и смотрит на солнце без очков, подставляется ему, мол, давай попробуй спалить меня, давай поиграем, мне скучно. Скука разливается душной плавленой волной, тянется и тянется, как патока, как разогретая руда. Дин перемещается сюда из Нью-Йорка — раз и нет, поминай, как звали. Океан далеко, чтобы остановить его. Пресная вода Параноа — просто вода.       У Сэма уходит неделя, чтобы найти его: Дин не подсказывает, не усыпает свой путь трупами, как когда-то — кажется, все дни сидит в парке, глазея на великолепных, крутобедрых бразильянок. Солнце вместо смерти дарит ему поцелуй — Дин бронзовеет, делаясь красивым до чертиков, словно на каникулах давным-давно, в шестнадцать, в восемнадцать и в девятнадцать — тогда они кантовались в южных штатах, пока отец решал свои никому не нужные дела. Девчонки в маленьких городках из кожи вон лезли, чтобы заезжий красавчик обратил на них внимание. Дин смеялся и был абсолютно доволен, словно кот, рядом с которым поставили аквариум — запускай лапу и лови любую.       Сэм помнит, как будто это было вчера. Дин, наверное, нет. Сэм не может представить, на сколько брат теперь старше, чем он: время Ада почти такое же тягучее, как скука. Время Ада искажено чужой памятью, вытекшей из расколотых голов. Из ямы размером с могилу их непонимание друг друга превращается в пропасть, непостижимо глубокую и широкую, и вечность, в которой они замерли, только сглаживает острые края, но разводит по разные стороны.       — Что ты делал, когда оставил меня в покое? — повторяет Дин, не поворачиваясь к Сэму, сидящему на другом конце скамьи, в тени огромного фернамбукового дерева.       — Работал, — уклончиво отвечает тот, — ты знаешь.       — Что, даже собаку не завел? Или Джессику? Или в универ не пошел?       Издевка висит в воздухе. Сэм подкидывает голубям крошек.       — Я умер почти сразу, — вздыхает он. — Не успел.       — Лжец, — усмехается Дин. Сэм хочет возразить, но захлопывает рот.       Девочка лет пяти проворно забирается на скамейку, устраиваясь точно между ними на границе света и тени, и беззаботно болтает ногами. Голуби, как ни в чем ни бывало, продолжают расхаживать рядом по мелкому белому гравию. Сэм, мягко улыбаясь, протягивает девочке ладонь с крошками. Девочка глядит на него с любопытством, но без опаски.       — Ты болеешь? Ты белый, — говорит она и зачерпывает крошек, просыпая их себе на платье. — И холодный.       — Он вампир, bebé, — усмехается Дин, — это нормально.       Сэм едва заметно качает головой.       — Я не маленькая! — восклицает девочка и смешно надувает щеки. — Я сеньорита!       — Я знаю, bebé Алиси. — Дин проводит рукой по ее волосам, тугими кудрями спадающими на спину. — Где твоя мама, сеньора Жулия? Где твой братик, малыш Энцу? Где сестричка Мануэла, у которой глаза почти такие же черные, как у меня?       — Что ты… — начинает Сэм, но голос исчезает. Девочка, не задумываясь, кивает в сторону.       — Там. Вы заняли нашу скамейку, senhores.       — Правда? — со смешком спрашивает Дин и смотрит вперед: у фонтана женщина, склонившаяся к коляске, пытается успокоить кричащего младенца, девочка-подросток со скучающим видом сидит на нагретом солнцем бортике, уткнувшись в телефон. «Не смей!» — думает Сэм, прекрасно зная, что Дин слышит. — А тебе мама не объясняла, малышка Алиси, что нельзя разговаривать с незнакомыми сеньорами? Что нельзя оставлять свою семью?       — Ты знаешь, как меня зовут, — замечает Алиси и тянет к нему ручонки. — Ты всех знаешь.       — Знаю, — соглашается Дин и поднимается вместе с ней. Красное платьице выделяется на фоне белой рубашки. Девочка кладет голову Дину на плечо, он целует ее в макушку.       Сэм содрогается, когда чувствует едва уловимое касание к волосам.       Я целовал тебя так же, малыш Сэмми, и носил так же. Ты был непоседой. Я все помню, не сомневайся. Я не могу забыть.       Дин идет — гравий легонько шуршит под ногами. Голуби взлетают, но быстро садятся, отъевшись до такой степени, что крылья не держат. Алиси, выглянув из-за Динова плеча, машет Сэму рукой: пока, сеньор Вампир.       Пока, bebé, ты не знаешь, как тебе повезло.       — Извините, сеньора, — говорит Дин, — кажется, вы потеряли кое-кого.       Женщина отвлекается от кричащего младенца.       — Алиси! — всплескивает она руками. — Неугомонный ты ребенок! Мануэла! Я же велела тебе смотреть за сестрой. — Девочка-подросток, которая явно не хочет находиться здесь, спешно прячет телефон в карман, но мать все равно замечает. — Ради всего святого! Я утоплю твой смартфон в Параноа!       — Ничего же не случилось, мама! — возражает она.       Женщина строго смотрит на нее, и Мануэла поджимает губы, но виновато опускает голову.       — Благодарю вас, сеньор, — говорит женщина, забирая хнычущую Алиси у Дина и передавая старшей дочери.       — Не хочу к ней, — хнычет девочка, — она противная! Сеньор Escuro, ты же знаешь, что она противная!       — Алиси! — одергивает ее женщина. — Простите…       — Меня бы выпороли, будь я на месте Мануэлы, — спокойно говорит Дин. — Прощайте, сеньора Жулия. Пока, bebé, больше не убегай из семьи.       Алиси кивает. Мануэла крепче сжимает ее ручонку: этот человек какой-то странный — от него дрожь ползет по спине. Жулия озадаченно глядит Дину вслед — когда она успела назвать свое имя? — но возвращается к сыну, который заливается слезами, как будто испугавшись чего-то.       — Что ты делал, когда оставил меня? — спрашивает Дин в третий раз, занимая солнечный край скамейки и отпуская Сэма, который теряется с ответом, потому что вопрос, лишившись слова, становится слишком объемным. Пропасть между ними распахивает пасть, и ее клыки намного убийственней Сэмовых.       — Я…       — Жаль, что ты не горишь на солнце, Сэмми, — перебивает Дин и улыбается, — я бы посмотрел на это.       Сэм молчит. Зубы пропасти смыкаются точно над макушкой, ровно над местом, где оставлен Динов поцелуй.