Хозяйка блистательной вселенной

      Отправившись в поход, повелитель оставил в столице своего доверенного визиря- Кара пашу, а гарем поручил Валиде. Зная строгий нрав госпожи, гаремные красавицы притихли. Перестал звучать заливистый смех и гомон, все сгрудились кучками за вышиванием. — Госпожа, Валиде ждет вас, — проговорила Дайе.        Войдя к матери, Хатидже поклонилась, выжидательно глядя на нее. — - Вызвали меня, Валиде? — Да, дорогая моя, проходи, — сказала Хафса, — я бы хотела поговорить с тобой. Ага сказал мне, что вчера ты была не в духе, кто-то обидел тебя или что-то случилось? — Когда повелитель покинул столицу, направляясь в поход, нет повода радоваться, — опустила глаза Хатидже. Вздохнув, Валиде взмахом руки велела Дайе хатун удалиться. — Хатидже, дай Аллах, с повелителем все будет хорошо! Будет много походов и множество побед, не нужно так расстраиваться. Или, я все же права, и дело в другом? Ты стала такой грустной, дитя мое, а мне бы не хотелось, чтобы ты провела свои лучшие годы в печали и тоске. — Валиде, вот уже какой день мне снится сон, что я снова покидаю дворец, покидаю вас, повелителя. Тогда я просыпаюсь, и сердце бьется, словно птица в клетке, в такие моменты мне так страшно! Валиде, я прошу вас, я не хочу никогда покидать дворец и вас! — сказала Хатидже, глядя на мать. — Что же, — замешкалась Хафса, не ожидая такого ответа — Хатидже, а разве ты бы не хотела вновь выйти замуж? Обрести счастья, мужа, детей? — Валиде, я еще не забыла Пири пашу, и вряд ли забуду, — опустив глаза, солгала девушка, — прошу вас, не надо! — Что же, я поняла тебя, но ты не должна забывать, что ты из семьи султана. Османы не показывают своих слабостей и не мечтают о постыдном, — сурово сказала она. <и>Поднявшись, Хатидже поклонилась и отправилась в свои покои. -Им нет никакого дела до меня, абсолютно, — думала она, глядя на синее море, — интересно, где сейчас Ибрагим? — Султанша, к вам Хюррем хатун, — проговорила служанка Хатидже — Алия. — Пусть войдет. — Султанша, утро доброе! — на Хюррем красовалось шелковое платье цвета изумрудов. Зеленые глаза горели, алые губы смеялись, весь вид девушки олицетворял радость. — - Здравствуй, Хюррем, — не могла не улыбнуться Хатидже, — проходи. Принеси нам щербет из роз и лукума! — распорядилась она служанке. Болтая с Хюррем о пустяках, Хатидже делала вид, что все хорошо, но проницательная хатун все поняла. — Султанша, вы так грустны и печальны. Что произошло? — поинтересовалась она. — Я беспокоюсь о повелителе, Хюррем, — сказала Хатидже, — это его первый поход. — С ним же Ибрагим, _ подлила масла в огонь хатун. Вздрогнув, Хатидже выронила кубок с щербетом. — Да, действительно, _ проговорила она, — Ибрагим- верная опора государства и повелителя,- пытаясь хоть как-то скрыть свою тревогу при упоминании имени Ибрагима, девушка встала. — Султанша, простите меня за мою дерзость, вам ведь нравится Ибрагим? — Что?! — не ожидала Хатидже, — он- слуга повелителя, слуга династии, — проговорила она как можно равнодушнее. — А как Ибрагим смотрит на вас, когда думает, что никто не видит, — продолжила Хюррем, _ у влюбленных свой мир, который не поймут те, кто не любят. Госпожа, я не говорила и не скажу не единой души. — Это заметно? — заулыбалась Хатидже, на что Хюррем кивнула. — Это пустые мечты, Хюррем, — снова сникла султанша, — Валиде ни за что не позволит, она скорее выдаст меня замуж за столетнего пашу, чем за Ибрагима. — Но вам бы, несомненно, хотелось стать женой Ибрагима? Ведь так? — лукаво спросила Хюррем, прекрасно зная ответ. — Хотелось бы, — призналась Хатидже. — Госпожа, ну, вы же султанша, любимая сестра повелителя, разве он вам откажет! Смелее! — Хюррем, как я могу сказать такое повелителю? Это неприлично! — покраснела Хатидже,  — нет, это немыслимо! — Я могу поговорить с повелителем, так осторожно, не напрямую, — предложила Хюррем. — Нет! Никто не должен знать, Хюррем! А если дойдет до Валиде! — испугалась Хатидже. — Султанша, успокойтесь, никто ничего не узнает, пока вы сами не захотите. Ну, разве это дело, если влюбленные не могут соединиться? Повелитель никогда не пойдет против истинной любви, — сказала Хюррем. — Возможно, Хюррем. Ну, мою участь, как всегда, решит Валиде, — с тоской сказала Хатидже. — Госпожа, пойдемте лучше погуляем, в саду такая чудесная погода! _ сменила тему Хюррем. — Хюррем, — вдруг сказала Хатидже, — у Валиде есть советница, иногда она приходит и подолгу беседует с ней. Кажется, Эсма хатун. Говорят, она предсказывает будущее, ты не хочешь составить мне компанию, и узнать, что нас ждет? — не ожидая такое от кроткой султанши, Хюррем удивленно оглядела ее. — С радостью, султанша, — проговорила она, позвав Алкаса. — Ты можешь найти эту женщину? — сурово спросила она у евнуха. — Госпожи, чей лик прекраснее месяца, осмелюсь ли я сказать, что знаю одного предсказателя, Кемаля. Он арап, что чернее самой черной ночи и точно видит будущее. Если вы хотите, я сопровожу вас, _ поклонился он. — Мы хотим! — сказала Хатидже, — ну, же, Хюррем, пойдем! — весело смеясь, девушки облачились в длинный чаршаф черного цвета, полностью закрывающий лицо и фигуру и, вслед за Алкасом, выскользнули из дворца через черный ход. — А нас точно не хватятся? — поинтересовалась Хатидже, беспокоясь. — Нет, я сказал, что вы в хамаме, госпожи. Идя по узким улочкам, девушки весело смеялись, стараясь не отставать от евнуха, который шел впереди. — Мы пришли, — сказал Алкас, останавливаясь у неприметного дома, — сейчас я переговорю с Кемалем. — Тебе не страшно, Хюррем? — спросила Хатидже, оглядываясь. — Нет, султанша, не страшно, — улыбнулась Хюррем. — Пройдемте, — вышел к ним Алкас. Введя их в дом, он вдруг остановился, — Кемаль сказал, что примет каждую, но по одиночке. Султанша, прошу вас.       Войдя в следующую комнату, Хатидже поморщилась от спертого, накуренного благовониями воздуха. — Проходите, султанша, — услышала она скрипучий голос. Вздрогнув, она подошла вперед.       Невысокий черный мужчина в тюрбане сидел в центре комнате на вышитой подушке. — Присаживайтесь, — велел он, — прошу вас, дайте мне руку, — несмело Хатидже протянула ему свою тонкую руку. — Будущее можно прочитать на руке. Нити судьбы так хитро переплетены, но их возможно прочитать, — нараспев проговорил он. — Откуда вы знаете, что я султанша? — не удержалась Хатидже. — У меня свои секреты, — улыбнулся Кемаль, — вы что-то хотите спросить? — Я..я не знаю, как сказать, — проговорила Хатидже, — один человек, он уехал.я бы хотела знать, вернется ли он? — Он вернется, очень скоро, и обретет то, о чем мечтал, — туманно сказал Кемаль, — величие и смерть тесно переплетаются, но без одного нельзя обрести другого. Я вижу огни и огненное колесо, оно крутится все быстрее и быстрее. — Какое колесо? — не поняла Хатидже. — Вы скоро узнаете, госпожа, — проговорил Кемаль, — будет много походов, и после каждого величие этого человека будет расти. Он подле льва, но вскоре он взберется с ним на вершину, на самую вершину. Но подле льва есть еще одна тень. Много теней возле золотого льва, — отпустив ее руку, он поклонился. — Благодарю, — пролепетала Хатидже, поднимаясь. Выйдя, она перевела взгляд на Хюррем. — Идите скорее, госпожа, _ подтолкнул Хюррем Алкас.       Войдя, она смело прошла вперед, опускаясь перед Кемалем. — Вашу руку, — сказал он, внимательно глядя на линии судьбы. — У меня есть вопрос! — смело сказала хатун. — Смелая, — улыбнулся Кемаль, внимательно глядя на нее. Девушке на миг показалось, словно она без чаршафа и этот странный мужчина видит ее полностью. — Вы, словно маленький цветочек, сорванный и, перенесенный в другую страну, в другой климат. Но здесь вы расцветете небывалой красой и роскошью. Я вижу корону на вашей голове и корона эта золотая. Вижу вас подле льва, вижу как равную. —  я стану госпожой? — не выдержала Хюррем. — Вы рождены госпожой, — сказал Кемаль, — хатуне, можно родиться в семье султана, а можно родиться простым человеком, но с начертанным величием в судьбе, как у вас. Велика власть ваша будет, но тяжела золотая корона и обагрена она кровью. — Я хочу знать! Будут ли другие женщины? — спросила Хюррем. — Это зависит только от вас, — сказал мужчина. Поднявшись, Хюррем обдумывала его слова, пытаясь точно понять, что они значат. — Других никогда не будет, не позволю! — сказала она.