before your heart stops

Раф горела и чувствовала, как умирает. Изнутри. Постепенно. За прошедшие годы боль — это единственное, что она вообще способна чувствовать. Ну, не считая гребанного стыда, угрызений совести и жалости к самой себе. Последнее было, в общем-то, самым мерзким — даже ужаснее того, что она чувствовала после очередного предательства мужа, которого теперь по праву ненавидит. Ей с детства было противно, когда кто-то бросал хотя бы один соболезнующий взгляд в ее сторону, не говоря уж об открытом и словесном утешении. Возможно, в этом виновато воспитание, полученное в стенах холодного и почти пустующего детдома, который никогда не славился чем-то хорошим. Еще с юных лет Раф научилась доверять только себе и поступать так, как нужно для выживания. Потому что верила, что однажды непременно выберется из этого дерьма, чего-нибудь добьётся и будет счастлива. Ну, знаете, как в банальном американском фильме: купит дом у озера, заведет деток и будет украшать камин цветными носками на Рождество. Сыграет великолепную свадьбу, будет кормить вместе с мужем семейство уток и любоваться достижениями сына, которого когда-нибудь родит. Сына. Того самого, которого она позволила себе убить, тем самым перечеркнув всё, к чему стремилась. В глазах невольно щиплет от непрошеных слез, а под ребрами — там, где находится сердце, — что-то так болезненно колит. Тоскует и очень-очень болит. Да так сильно, что хочется выдрать на себе все волосы, лишь бы как-то отвлечься и перестать думать о невозможном. Тебе ведь почти смешно, да, Раф? Ну же, дорогая, признайся хотя бы себе, что это действительно весело. Иначе бы ты не хохотала как сумасшедшая, скрючившись в позу эмбриона на холодном полу. На секунду закрываешь глаза и слышишь тихий, почти эфемерный детский голосочек, неустанно повторяющий: «Мама… Мамочка…» А потом вдруг возникает образ маленького мальчика с милейшей улыбкой, золотисто-карими глазками и роскошной шевелюрой густых темных волос. Он так мило на тебя смотрит и доверчиво протягивает пухленькие ручки, будто надеясь почувствовать твоё тепло. И ты как-то неумело тянешься к нему в ответ, но в следующую секунду картинки размазываются, образ пропадает и ты снова оказываешься в своей крохотной, грязной квартирке, которую давным-давно запустила. Горло сжимает в новом потоке спазма, и тебе кажется, что содержимое желудка сейчас выйдет наружу. Да вот только выходить-то и нечему, ведь в последний раз ты ела где-то пару дней назад, да и то по требовательному настоянию. Сама бы не смогла и запихнуть в себя пару ложек. Ведь сейчас смерть кажется чем-то спасительным, приятным и расслабляющим. В твоем представлении там будет покой, тишина и умиротворение. Под ногами мягкая и бархатистая травка, а над головой — вечернее розовое небо с облаками в форме каких-нибудь животных. Рядом будет стоять твой маленький сыночек, что сейчас, должно быть, непременно тебя ждет. Ты ведь, Раф, точно знаешь, что твой малыш попал в рай. Да вот только тебе-то туда проход закрыт. Ты считаешь, что потеряла право на это сразу после того, как легла под нож, позволила себя выпотрошить и вытащить из своего живота ребенка. Да, срок был совсем маленький, а Сульфус, проявив наивысшую доброту, нашел тебе лучших врачей в городе, которые гарантировали удачный результат. Операция и впрямь прошла быстро и, как тебе кажется, не очень-то болезненно. Тогда это казалось не таким уж страшным решением: всего лишь удалить сгусток крови и клеток из твоей матки. Жизнь-то на этом не кончается. Дети должны быть любимы и появляться при обоюдном желании обоих родителей. А не вот так с бухты-барахты, когда ты еще сама совсем ребенок, а твой муж — прогнившая скотина, которая тебя даже за человека не держит. Сульфус, в общем-то, сразу дал тебе понять, что нужно делать. Посадил напротив себя и сказал очень просто, почти безэмоционально, как будто не замечая твоей истерики, слез и то, как изо всех сил ты прижимала ладони к животу. Он дал тебе выбор, и ты его сделала. Либо рожаешь и остаешься одна без возможности на дальнейшее существование и повторных попыток выйти замуж, либо по-быстренькому делаешь аборт и вы спокойно живете дальше. И ты, преодолевая саму себя и свои жалкие попытки протеста, сделала выбор. Да вот толку, если всё равно в конечном итоге ты проиграла? После аборта Сульфус не появлялся в поле зрения около трех месяцев, а когда объявился, предложил закончить эту нелепость и развестись. Тогда тебе было так противно даже смотреть на него и не вспоминать вашего потерянного первенца, что ты без каких-либо сожалений просто согласилась. Вас развели очень и очень быстро, ведь, как сказал тогда сам Сульфус, детей-то общих у вас нет, раздумывать не о чем. Это было вровень хлесткой пощечине, и ты почувствовала, будто удар и правда пришелся по лицу, а не по сердцу. Тогда было даже все равно, что через некоторое время он вновь женился на одной из своих давних любовниц. Было уже не больно. И даже не интересно. Свой смысл ты уже все равно потеряла. Даже когда тебе начало казаться, что все еще может наладиться, ничего не получилось. Ты, не имея ни образования, ни связей, должна была просто сгнить в этом мире. Или, например, можно было пойти в проститутки, чтобы хоть как-то заработать. Однако судьба словно дала тебе второй шанс и появился человек, способный вытащить тебя из этого омута грязи. Гейб, твой милый друг и бывший парень, которого ты когда-то отвергла, протянул руку помощи. Научил снова улыбаться и потихоньку выводил из долговременной депрессии. Все было очень постепенно и неторопливо, за что ты была благодарна. Гейб, понимая, что после всего произошедшего тебе будет трудно снова кому-то поверить, ничуть не спешил. Все началось со случайной встречи на улице, одного телефонного звонка и неловкого свидания, которое произошло только спустя полгода после первой встречи. Он не настаивал и не склонял к чему-то против воли, предпочитая платоническую любовь. И ты была крайне благодарна, хоть и понимала, что никогда не сможешь полюбить его так же, как Сульфуса. Но было доверие, уважение и привязанность. А это уже стоило того, чтобы что-то начать. И все равно, что, отвечая на его нежные поцелуи, ты против воли думала о бывшем муже. Плевать, что именно Сульфус снился тебе ночами. Плевать, что ты как идиотка продолжала мечтать о том, как он прижимает к себе вашего сына. Ты пыталась вытравить его из своего сознания всякий раз, как прижималась по ночам к Гейбу и вдыхала запах его кожи. Пыталась забыть и не думать о прошлом, когда будущее уже стучалось в окно под неспешные ласки твоего нового мужа. Ты помнишь, как на третью годовщину свадьбы Гейб аккуратно предложил завести ребенка. То, с каким воодушевлением и восторгом он это говорил, приводило тебя в какую-то апатию. Почему же не возрадовалась, идиотка? Вот же оно — то, о чем ты так мечтала! Любящий тебя больше жизни мужчина хочет довериться и зародить внутри тебя новую жизнь, которую вы родите и воспитаете вместе. Однако одна лишь мысль об этом напоминала тебе о том мальчике с золотисто-карими глазами из твоих снов. — Мама… Его голос снова звучал в голове. Тогда ты проглотила слезы и неуверенно кивнула в ответ, прогоняя дурные мысли. Забыть о плохом нужно как можно скорее. Ведь сейчас ты счастлива и скоро, возможно, будешь еще счастливей. В этот раз все было проще: ты была морально к этому готова и с замиранием сердца ждала двух полосок. Но этого не происходило, и ты злилась, нервничала и ненавидела судьбу за долгое ожидание. Гейб поддерживал тебя и целомудренно целовал в лоб, шепча слова поддержки всякий раз, как ты выходила из туалета, держа в руках еще один отрицательный тест. Тогда это как-то коробило и уничтожало изнутри, заставляя стараться еще лучше и занимаясь любовью с Гейбом все чаще, надеясь наконец забеременеть. Но этого не происходило. И когда после бесконечно долгого обследования врачи объявили о бесплодии, ты не особо удивилась. Аборты для не рожавших женщин без осложнений проходят редко. И ты не исключение. Хотелось даже засмеяться: Сульфус вновь не сдержал обещание, когда говорил тогда, что все пройдет гладко. Опять обманул. Впрочем, пора привыкнуть. Даже уйдя из твоей жизни он все равно продолжает гадить. Но с другой стороны ты, Раф, приходишь к осознанию, что это карма, не иначе. Расплата за совершенную ошибку. За то, что сдалась и отпустила руки, прогнувшись под требования мужа вместо того, чтобы найти в себе силы дать жизнь тому ребенку. Невинному малышу, который не виноват, что его мать оказалась бесчувственной сукой и бесхарактерной идиоткой. В тот момент ты не слышала слова врачей, их утешения и обещания найти подходящее лечение, которое должно помочь. В ушах звенел лишь плач твоего сына, которому уже никогда не суждено сделать свой первый вдох. Только тогда ты поняла, что за все годы, которые проводила с ним во снах, имя ему так и не придумала. Безымянный маленький мальчик, призраком круживший над тобой все эти годы, и так до боли похожий на Сульфуса. Твой сын. Поправочка. Мертвый сын. Делая аборт, ты думала, что так будет лучше. Опыт детдомовских лет подсказывал, что иначе не выживешь, ибо каждый сам за себя. Тем более, что одной с младенцем на руках далеко не уйдешь, а жить в нищите всю жизнь не хотелось — сыта подобным по горло в прошлом. Интересно, как бы все-таки сложилась твоя судьба, откажись ты от аборта, Раф? Какими были бы ощущения от тяжести крохотного младенческого тельца на твоих руках? А какая у него улыбка, смех? Какое первое слово сказал бы твой ребенок? Вопросы, ответ на которые ты никогда не получишь. В такие моменты хочется думать, что херово не только тебе одной. Но ты ведь знаешь, что Сульфусу плевать. Он и в старости лет, сидя перед камином, даже не вспомнит о каком-то там нерожденном ублюдке, которого ты когда-то носила под сердцем. Прогнившем сердцем. Ибо больше от него ничего не осталось. Теперь ты понимаешь, что плевать на все в этом гребанном мире. Хочется закричать во всеуслышание о том, чтобы тебе, мать вашу, отдали твоего ребенка. Думая о нем, ты словно видишь, как его по кусочкам доставали из тебя. Как ему, наверное, было больно и как он, должно быть, хотел жить. Но ведь это чушь, правда? Эмбрионы на таком сроке еще не способны мыслить и чувствовать, как живые люди. По крайней мере, именно так ты себя успокаиваешь. Сегодня Гейб опять найдет тебя в туалете, сидящей у бортика ванной. Ревущей и что-то невнятно бормотающей себе под нос. Возьмет на руки и понесет к кровати. Снимет с тебя это дорогущее платье, длинные каблуки и распустит волосы, заплетенные в идеальную прическу. Ну, хоть что-то из твоих детских фантазий осуществилось. Ты, будучи супругой состоятельного мужчины, можешь позволить купить себе все, что угодно и выглядеть элегантно. И плевать, что ради этого пришлось поступиться мечтами о детях и семействе уток, которых ты бы кормила вместе с ними. — Тебе нужно отдохнуть, — как-то устало произнесет Гейб, укрывая твое продрогшее тело одеялом. — Нет, — совсем тихо и почти безжизненно произнесешь в ответ, — мне нужно увидеть его. Дай мне его, пожалуйста! — по щекам вновь покатятся слезы, когда увидишь, как на полу играет призрак твоего сына. — Почему ты не дашь мне его? Почему вы отняли его у меня? Почему?.. Гейб не ничуть не удивился твоим словам и прекрасно понял, о ком идет речь. Сжав губы в тонкую линию, он поднесет тебе стакан со снотворным и просидит с тобой до тех пор, пока ты не уснешь. А сознание не унесет вдаль, навстречу розовому закату и прекрасным облакам. Завтра все обязательно начнется вновь. Та же безвыходная тоска и темно-серое небо над головой, которое утопает в отчаянии. Но ты откроешь глаза, повернешь голову в сторону безмятежно спящего Гейба и, безразлично отвернувшись, встанешь с кровати, накидывая шелковый халат на голое тело. Ты накрасишься и приведешь себя в порядок. А потом съездишь за подарками и организуешь рождественский прием по просьбе мужа. Сегодня к вам в дом придут гости, которые будут притворно улыбаться, рассказывать об успехах своего потомства и желать хороших праздников. И когда после того, как целых полтора часа ты проведешь в бутике, выбирая платье для сегодняшнего вечера, торопливо поспешишь домой, произойдет встреча с призраками прошлого. Нет, ты не о том подумала. Сегодня по расписанию решил наведаться вовсе не твой ребенок. Ты увидишь Сульфуса всего мельком, но этого будет достаточно, чтобы уронить покупки в растаявшую снежную массу на тротуаре. Это будет первая встреча за последние восемь лет. А он ничуть не изменился внешне, продолжая быть все также до боли похожим на вашего нерожденного сына, что приходит к тебе во снах. Ты, Раф, даже на секунду задумаешься: а вспоминал ли Сульфус о том, что сделал и думал ли о малыше? Однако это будет совсем неважно, ведь затем из машины выйдет беременная девушка, которую он будет осторожно держать за руку. И когда в следующую минуту он переведет взгляд на тебя, Сульфус лишь криво улыбнется, заставив снова сгорать. Он, конечно же, узнал тебя, но важно ли это уже? Отныне у каждого свой путь в этой жизни, и вы ничем друг другу не обязаны. Однако внутри все равно что-то болезненно заноет, заставляя думать об этих золотисто-карих глазах, которые не дают тебе покоя все восемь лет. Сульфус кинет на тебя взгляд в последний раз и отвернется, как делал это всегда, уходя с другой женщиной. А ты вновь будешь глотать слезы и ненавидеть его, чувствуя себя маленькой беременной девочкой двадцати лет, которую обманули. Однако внутри тебя пусто настолько, что холод поедает изнутри. Сейчас ты действительно понимаешь, что этот человек сломал твою жизнь. Раздробил на кусочки и выкинул на помойку, где им самое место. И тебе, Раф, не останется ничего иного, как стереть слезы с щек и вернуться назад — к нелюбимому мужчине и чересчур пустующему дому, стены которого душат. Сейчас ты уже не будешь думать о том, какая могла быть твоя жизнь, роди ты того ребенка. Уже неважно, нет. Ты была бы несчастна с Сульфусом в любом случае. Но ты хотя бы имела право его любить, правда? Пройдя до середины комнаты и остановившись напротив красиво украшенной елки, ты заметишь, что камин позади нее занавешен разноцветными носками и валенками. Это вызовет нелепую улыбку на губах и нервный смешок. Все ровно так, как ты хотела, Раф. Радуйся же, ну, давай! Теперь до тебя наконец дойдет, что Рождество желаний не исполняет. В этом нет ничего светлого или сказочного, если внутри ты уже давно мертв. Праздник прогнил так же, как прогнила твоя душа восемь лет назад. Сегодня годовщина того дня, когда ты убила своего ребенка. В самый канун, мать его, праздника. Ну весело же. Улыбнись.