***
Из года в год Аллен Уолкер повторял один и тот же Рождественский ритуал: сон — сон — сон — магазин — еда — мультфильм «Рождественская История» — еда — фейерверки — сон. Из года в год он покупал пончики в небольшом кафетерии на углу его дома, пил какао и, в общем-то, не покидал пределы своей улицы. Это была его личная традиция, что скорее напоминала только попытку выделить этот день из сотен других. Он любил Рождество и свой день рождения, но с каждым годом всё сложнее было не обращать внимание на одиночество. Хотя это пустяк. Подумаешь, очередной раз его встречает лишь тишина в трубке. Пакеты в руке откликались приятной тяжестью, что пластиком врезалась сквозь перчатку, а пончики еще веяли жаром сквозь термосумку, прижатую второй рукой к груди. Аллен свернул за угол, еще несколько домов, и он оказался возле подъезда, и если проблема «как попасть внутрь?» была решена благодаря так вовремя вышедшей старушке, то абсурдность ситуации всё сильнее давила на него. Рождество — сокровенный праздник в кругу семьи, когда возле ели собираются даже самые дальние родственники, чтобы вместе разделить радость и, конечно же, еду, а он стоит с пакетами у двери, локтем нажимая на звонок. «Наверное, только такой идиот, как я, будет отмечать подобный праздник…» — Стручок? «…с ненавистным преподавателем по латыни». — Аллен. Я Аллен, — он наконец перестал вдавливать кнопку и отстранился от стены, натянув на лицо глупую улыбочку. — Вы ведь не забыли про занятия?***
Студенты бывают разные: послушные, мятежные, глупые, как мокрицы, или же слишком умные, а ещё наглые. Наглые, чтобы врать прямо в глаза, говоря стандартные фразы: «Я просто болел, вот и не выучил», — или вовсе сказки из разряда «мой конспект съела собака». За несколько лет собственной учебы и дальнейшей работы, Канда видел и изучил студентов, как ботаник-заучка препарируемую лягушку — с педантичной, холодной внимательностью, чтобы различить по первому взгляду, кто перед тобой: ядовитая лягушка кокой или обычный подхалим. Но настолько наглый студент ему попадался впервые. — Она мне говорит, что это вредно, — Аллен, уже давно разувшийся и раздевшийся, раскладывал продукты по его полкам и в его холодильник, умудряясь попутно не только чесать языком, но ещё и чистить овощи. — Я ей говорю «почему»? А она говорит: «Там химия», — на последнем слове студент взмахнул ножом так сильно, что Канда предпочёл остаться на своём прежнем месте — опираясь плечом о дверной косяк своей кухни. — Вы представляете? Химия! Да она сама сплошное скопление химии, так что если это так, то я согласен. Это очень вредно! Когда Уолкер, что вел себя настолько уверенно, словно был у себя дома и это вообще Канда припёрся к нему в канун Рождества, перестал размахивать ножом, Канда подошёл к нему. — Стручок, — Канда взглянул на миску, что уже была наполнена разными овощами и даже вяленой рыбой — уж это он точно есть не станет. — Я Аллен, — вполне спокойно ответил тот, отправляя в смесь ещё и майонез, что приравнивало теперь «блюдо» к оружию массового поражения — по мнению Канды так точно. — Да хоть сам Део*! — Канда нахмурился, хватая Уолкера за плечи и поворачивая к себе лицом, смотря в глаза. — Какого ты делаешь в моей квартире? Разве горошку не положено сейчас быть в своей миске вместе с остальным семейным салатом? Если это недоразумение латинского языка вздумало жалеть своего «одинокого, а оттого и злого преподавателя» или, что его хуже, глумиться, то Канда вмиг забудет о постулатах и просто врежет по бледной морде. — Миска разбилась, весь салат разбежался! — Уолкер нахмурился, чувствуя нотки раздражения в собственном голосе, подобные вопросы он всегда не любил, а потому и предпочитал оставаться дома. — Тот же вопрос могу задать и тебе, Кандидоз**! «Кандидоз» в свою очередь вовсе не обрадовался новой кличке — ладно «Сотона», ладно «Секс на пентаграмме», да даже «Юушечка» в исполнении Мариана куда ещё ни шло по сравнению с этим. — Какая я тебе, нахрен, молочница?! — взбешённо заорал Канда, грозно нависая над будущим пазлом для пьяных травматологов. — Обычная! Беленькая и в комочках, — ехидно проговорил мальчишка, мол, нашей заднице всё ни по чём, да и вообще в прямую кишку можно засунуть бутылку.***
— Бобовое, кухню будешь убирать ты, — якобы сердито пытался проговорить Канда, сдерживая порыв усмехнуться. После небольшой баталии, место действие которой развернулось среди топей кухонной мебели и водопадов чуть не сломанного крана, оба парня были перемазаны белёсой кровью трагично павшей в этой битве банки с майонезом. — Почему это только я должен убираться? — возмутился не в меру наглый студент, не прекращая рассматривать красное пятно кетчупа на белой футболке. «А ведь я её только пару дней назад купил в стоке», — с сожалением мелькнуло в сознании. — Потому что это не я устроил погром в чужом доме, мистер Уолкер, — голосом строгого преподавателя произнес Канда, взглядом утыкаясь туда, куда уже несколько минут смотрел парень — на бордовое пятно в районе солнечного сплетения. — Вот именно, что этот дом не мой, а значит, я гость и, по правилам английского этикета, не могу даже прикасаться к грязной посуде, чтобы не выставить Вас, господин Канда, плохим хозяином, — не менее поучительным тоном протянул Аллен, так и не подняв взгляда на новоиспеченного «Кандидоза». «Интересно, если я назову его так в университете, как скоро эта кличка распространится среди студентов? Скорее, как скоро мне свернут за это шею…» — Аллен оттянул от тела выпачканный кусок ткани, второй рукой включая воду. Поскольку у него с собой был только свитер (настолько колючий, что надеть его на голое тело было сродни сеансу иглоукалывания от мастера болеющего синдромом Паркинсона), то нужно было хотя бы наскоро застирать имеющуюся у него одежду, дабы не встречать Рождество как британский свин. — Ты ведь не собираешься это мочить? — Канда смотрел на действия студента, как если бы тот совершал что-то настолько тупое, что даже бобовое такое не стало бы делать. — Э… Ну… да? — Аллен не совсем понимал претензии в голосе своего преподавателя. Но вот чего он совсем не понимал, так это почему Канда, с совершенно не читаемым выражением лица, подошёл вплотную, пытаясь стащить с него футболку. — Что Вы делаете?! — чуть ли не взвизгнул юноша, чувствуя, как тонкие и холодные пальцы, вцепившись в край его одежды, тянут её вверх, то и дело задевая уже более горячую кожу его тела. — Fabaceae, а на что это похоже? — он ближе придвинулся к Уолкеру, с усмешкой заглядывая в серые, ничего не понимающие глаза. «На срок… за совращение несо… ах да, мне ведь уже есть восемнадцать», — шутливо подкинуло сознание, только вот самому Уолкеру ни черта не было смешно чувствовать холод чужих рук на своей коже и тепло дыхания, к которому почему-то захотелось податься вперед. «А ведь 70% школьного порно начинается именно с сюжета, где ученица и учитель остаются наедине в классе на дополнительное занятие», — откуда у примерного пай-мальчика могла быть такая статистика, оставалось загадкой. Пока Аллен пребывал в состоянии «Земля-Земля, я улетел в космос», с него окончательно стащили футболку, и преподаватель, наклонившись к лицу, щелкнул его по носу. — Не спать, мистер Уолкер, наши занятия только начались, — в тёмно-синих глазах заиграли смешинки, когда Канда отстранился от своего ученика и, взяв со стола лимон, пошёл в ванную отмывать красное пятно с белой ткани. Такой же красный цвет был сейчас на лице Аллена, когда он понял, в какое русло чуть было не отправились его мысли и что он… чёрт подери! Он был совсем не против того, что с него стаскивают футболку и того, что могло произойти после. — Quae est infernum***…***
Уолкер ещё долго бы матерился про себя, если бы не прозвучал треск домофона, который, видимо, не был слышен Канде за шумом воды. Поскольку заходить сейчас в ванную не особо хотелось — ведь наверняка по законам жанра именно сейчас его преподаватель будет стоять обнажённый и мокрый или просто в очень сексуальной позе, и Аллен, не выдержав жара крови в своих жилах, кинется на него, вжимая в меру поджарое тело в холод плитки и… кхм… о чём там? Ах да, заходить в ванную он не хотел, поэтому сейчас в голове Аллена происходила дискуссия на тему «пойти открыть с голым торсом или мучиться в колючем свитере», не прекращающийся трезвон особо не способствовал раздумьям, и мозг решил (мол, хозяин, не только нам мучиться) эту проблему просто — Аллен взял со шкафа черную рубашку японца, наскоро накидывая её на себя и открывая двери, за которыми оказалось рыжее нечто. — Юу! — проревело басом «нечто» — достаточно поддатое как для утра — и навалилось на Аллена, который еле успел застегнуть все пуговицы, чуть было не упав от тяжести туши. Вскоре «нечто» поняло, что не хватает нескольких сантиметров ввысь. — Кнд, ты что, уменшлся? — рыжий мужчина лет тридцати чуть отстранился, но не выпускал из объятий, решив не лишать того возможности наслаждаться прекрасным запахом перегара. — Ага, а ещё побелел и от страха у меня глаза расширились, — не удержался от скептицизма Уолкер — пьяных он никогда не любил. — Првда? — пьяный человек искренне удивился, начиная похлопывать его по голове, впрочем, руку его тут же скинули. — Нет, я шучу, — Аллен вздохнул, понимая, что с этим телом разговаривать бесполезно, и отстранился от незваного гостя. «Или званого, я ведь не знаю, какие были планы у Канды. Быть может, это я им помешал?» — Да-а-а? — как-то туповато протянуло тело, наконец закрывая за собой дверь и опираясь о неё спиной. Глаз — второй был скрыт за ворохом рыжих волос — оценивающе-пьяно прошёлся по фигуре студента, узнавая на нём любимую рубашку своего «собутыльника». — О. Упс, мадам, пнял. Мня звут Кросс. Не знал, что наш Юушечка, — на этом слове гость усмехнулся, — любит такой тип фигуры. — Сэр. — М-м-м? — «Кросс» поднял пьяные… глаз. — Я — сэр. — О-о-о-о, — протянул рыжий с таким выражением лица, словно только что ему открылись все тайны этого мира и «пазл сложился». — Ну, я, кнешно, подозревал, но эт тоже хорошо! Уолкер прижал руку к лицу, тихо выдыхая. Он уже привык к тому, что его постоянно с кем-то шипперили — и учитель латинского языка не был исключением — но сейчас особенно не хотелось различных гейских упоминаний. — Я не… — Мариан, что ты тут забыл? — Канда вышел из ванной, кидая на голову Аллена уже чистую и сухую футболку. — О. Юушка, — рыжий усмехнулся и, пошатываясь, подошёл к брюнету, одной рукой обнимая его за шею, а второй поднимая пакет, в котором что-то звякнуло, на уровень глаз. — Выпьешь со мной? А то весь ректорат уже того… тю-тю. Под столом все! Хлюпики несчастные, — со злобной усмешкой проговорил Кросс, так что от его слов пространство наполнилось парами алкоголя. — Тч, не все способны пить по несколько дней, — он скинул чужую руку со своего плеча. — И как Вы себя ведёте при студенте, — Канда кивнул в сторону возмущенного Уолкера, который стащил со своей головы футболку, — преподаватель гинекологии Мариан Кросс?