Добро пожаловать в Сасквоч-Плэйс

      Фергюс прокручивал в руках чашку с едва теплым кофе и со скучающим видом рассматривал, как на поверхности колыхался крохотный пузырек воздуха, пока двое патрульных избавлялись от своих толстых курток и грубых меховых шапок и, скрипя стульями по рассохшемуся деревянному полу, усаживались. Когда они затихли и выжидательно замерли, Фергюс отставил чашку и, подняв на патрульных взгляд, заговорил:       — Я специальный агент Кобб из Криминального следственного отдела Федерального бюро расследований в городе Шарлотт, Северная Каролина. Я прибыл расследовать гибель Ричарда Уолша. В его теле были найдены фрагменты пули, причиной смерти теперь считается огнестрельное ранение. Дело переквалифицировано в преднамеренное убийство. Но вы это, полагаю, уже и так знаете.       Двое удивительно похожих друг на друга: круглые лица, обильно покрасневшие на морозе, грубые черты и пшеничные волосы — покосились на дверь, за которой, вероятно, притаился шериф, и коротко кивнули. Они были из тех, кого шаблонно воспринимали уроженцами и жителями глуши: неотесанными, глуповатыми, физически развитыми и обветренными. Эти ребята вовсе не были похожими на привычных Фергюсу полицейских. В Шарлотт те вели себя нахально и с вызовом, красноречиво демонстрируя своё презрение к необходимости сотрудничать с федералами, отчетливо транслируя своё недовольство тем, что на их территорию вторгались из Бюро. Патрульным офиса шерифа в боро Нортуэст-Юкон видеть агента и работать с ним, очевидно, было в диковинку. Они терялись и оглядывались на дверь в поисках поддержки и подсказки от начальника.       Между Фергюсом Коббом и двумя патрульными были исцарапанный казенный стол, все Соединенные Штаты: от Аляски и до восточного побережья, — и фундаментальная разница в подготовке. Фергюс отслужил в армии и прошел через Академию ФБР, имел неплохой послужной список в Криминальном отделе и сопутствующие ему годы опыта, а парни Блэйза Харрингтона были просто бестолковыми крепышами, нанятыми шерифом для того, чтобы растягивать драки и усмирять буйных. Убийства — нередко массовые, изощренные и даже серийные — были работой Кобба, от которой он умел ограждаться настолько надежно, что даже некоторые из коллег считали его бесчеловечным подонком. В то время как эти мальцы вряд ли видели мертвых до обнаружения растерзанного трупа Ричарда Уолша. Он отчетливо видел, как они боялись своих воспоминаний о том дне и как напряженно сжимали зубы в присутствии федерала. Такие тонкокожие часто портили место преступления своей рвотой.       Фергюс нахмурился. Ему нужно было выяснить, как много и насколько точно они помнили обстоятельства нахождения тела и последующие действия. Потому начал издалека.       — Как был обнаружен труп? Что был за день недели, какая была погода, где находились вы, когда поступил вызов?       Патрульные переглянулись в недоумении: все эти детали имелись в тонкой папке, лежавшей закрытой перед Коббом.       — Ну… — начал один из полицейских, разведя широкие мозолистые ладони и пожимая плечами. — Был четверг, седьмое сентября, утро. Мы как раз приняли смену от ночного патруля и выехали на осмотр округи. Ну, знаете, кто-то напился и уснул в канаве, кто-то пьяным пытается сесть за руль, кто-то недоволен закрытием бара… Такое всякое по утрам случается.       — Какая была погода?       — Морозно. В сентябре приходят первые холода, и по утрам стоит изморозь. Кажется, даже снег пролетал, — в поисках подсказки патрульный обернулся на напарника и тот активно закивал. — Да, снежило. Мы были на окраине, на Олд-Гленн-Хайвей, когда поступил вызов.       — Который был час?       — Около девяти.       — Точнее!       — Наверное… — патрульные растеряно переглянулись. — По-моему, 8:40 или 8:45.       — Хорошо. Как звучало сообщение? Кто именно его передал?       — Да сами лесники и передали.       Фергюс удивленно вскинул брови, и патрульные в унисон закивали.       — Ну да. У нас с ними есть отдельный радиоканал на случай, если они заметят или поймают браконьеров или ещё кого, чтобы не звонить в участок, а напрямую связываться с нами. Они и сообщили, что нашли… — патрульный шумно вдохнул и скороговоркой выдал: — Обглоданное тело.       — Так и сказали: «обглоданное тело»?       Полицейские в очередной раз покосились друг на друга и, поежившись, одновременно кивнули. Кобб видел снимки тела, сделанные офисом шерифа Харрингтона седьмого сентября, видел снимки и отчет судебного патологоанатома в Анкоридже, и видел ту же документацию, оформленную несколькими днями ранее судмедэкспертом ФБР в Шарлотт. Ричард Уолш не был обглодан, но, конечно, ощутимо — до неузнаваемости — пострадал от диких животных. В отличие от причины смерти эксперты в Аляске и Северной Каролине сошлись на том, что труп мистера Уолша стал пищей для нескольких видов диких животных и даже для птиц. Все видимые участки кожи, включая лицо, шею и руки, были разорваны в кровавые ошметки тканей, плоть под ними была вырвана целыми кусками, в глазницах отсутствовали глаза, а изо рта почти полностью выгрызли язык. Одежда на груди — теперь было очевидно, что к этому участку зверей привлекала просочившаяся из огнестрельного ранения кровь — была разорвана, как и грудь под ней, до оголенных ребер. Этих повреждений в понимании Фергюса Кобба было недостаточно для определения тела «обглоданным».       Но такие лексические разногласия не имели особого значения. Собранные офисом шерифа материалы и оформленная документация по делу о смерти в результате несчастного случая были для Фергюса Кобба совершенно бесполезными. Поскольку теперь речь шла об убийстве — возможно, совершенном по неосторожности или, наоборот, преднамеренном с отягчающими обстоятельствами — предстояло всё делать с самого начала. Фергюсу требовалось вернуться на место обнаружения тела и восстановить его в своей голове по предоставленным ему фотографиям и сведениям патрульных и работников резервата Юкон-Ривер-Кирк. Первые, похоже, помнили достаточно, вторые — судя по ходу стрелок на наручных часах Фергюса — уже должны были ждать прибытия шерифа и агента. Он подхватил со стола не представляющую никакой — кроме макулатурной — ценности папку и встал.       Кобб не принадлежал к числу самых трудолюбивых или максимально ответственных сотрудников, но редко сачковал подолгу, а здесь и вовсе испытывал рьяное желание загрузить себя постоянной — пусть и напрасной — деятельностью. Время имело удивительное свойство замедляться, когда Фергюсу нечего было делать, и он с ужасом представлял себе перспективу бессрочного скучания в морозном и пустынном Сасквоч-Плэйс. Здесь всё и так было слишком неспешным и застрявшим в далеком прошлом какой-то мрачной параллельной реальности.       Пять дней — такой срок установил Фергюс достаточно убедительным, чтобы убраться отсюда восвояси. В четверг днём он сообщит в отдел, что почти неделю пробыл здесь зря, безуспешно исследуя городок и окрестности в поисках зацепок; в пятницу утром вылетит в Анкоридж, а оттуда незамедлительно направится в Шарлотт. Так он окажется дома аккурат к началу выходных, и в понедельник — отдохнувшим и вытеснившим из памяти это несуразное назначение — со спокойной душой сдаст рапорт о проделанной работе и отправит нераскрытое дело в архив. Если кого-то в Бюро это не устроит, думал Фергюс, пусть сам на пару с взбунтовавшейся вдовой Ричарда Уолша отправляется в это проклятое место и роет здешние сугробы в поисках правды.       В конечном итоге, висяки, к громадному разочарованию окружного прокурора и возмущению общественности, не были редкостью в практике полицейского департамента и отделения Федерального бюро в Северной Каролине. Они случались и в карьере самого Кобба. Некоторые из глухарей консервировались или закрывались на этапе следственных мероприятий, когда те оказывались безрезультатным топтанием на месте; некоторые дела закрывал прокурор, не видящий достаточной доказательной базы; иные прекращались в зале суда, откуда под возмущенный гомон толпы и оглушительный топот прессы выводили освобожденного из-под стражи подозреваемого. Правоохранительная и судебная системы были не доскональными, и Фергюс Кобб в последнее время предпочитал заслоняться этим объяснением, нежели со слепым энтузиазмом бросаться в заведомо проигранный бой с бюрократией и предвзятостью властей. Кроме того, некоторые преступления оказывались слишком запутанными или исключительно стерильными, а потому раскрыть их возможным не представлялось. Фергюс выбирал профессию, охваченный юношеским максимализмом и неразумной бравадой излишнего патриотизма, он стремился самоотверженно и героично бороться со злом и восстанавливать справедливость; но вот ему было почти сорок, и от начальных мотивов ничего не осталось. Многие агенты — как и полицейские детективы — его возраста постепенно скатывались к тому, что просто отбывали работу и уже мало заботились о конечном результате. Получилось — хорошо, не получилось — ладно.       Кобб вышел из кабинета — за его спиной с неловким скрипом мебели поднимались растерянные патрульные — и в коридоре натолкнулся на Блэйза Харрингтона. Тот, заложив руки за спину, вышагивал вперед-назад и сосредоточено изучал собственные ботинки.       — Шериф, — окликнул его Фергюс. — Ричард Уолш приехал один и пробыл здесь неполных четверо суток; он с кем-то из здешних или из таких же приезжих сдружился? Кто-то заметил его исчезновение ночью накануне обнаружения трупа? Кто-то беспокоился, обращался к Вам? Кто-то интересовался произошедшим после того, как о его смерти стало известно?       Блэйз Харрингтон с внимательным прищуром выслушал череду вопросов, а потом медленно, но категорично покачал головой.       — Нет, насколько я знаю. Нет.       Фергюс недовольно хмыкнул и, не сдержавшись, выпалил:       — А насколько много Вы вообще знаете об этом деле?       Шериф воспринял этот выпад молча, едва пошевелив густыми усами, словно на короткое мгновенье едва не потерял контроль и не взболтнул что-то резкое в ответ, но сдержался. Цепкий взгляд его стальных глаз скатился вниз по фигуре Фергюса Кобба, словно прицениваясь к нему, словно рассуждая, стоило ли вступать в конфликт. Едва просквозившая в выражении шерифа злость быстро исчезла с его лица, и он спросил:       — Готовы ехать?       Неспешной автоколонной из трех массивных автомобилей они двинулись от участка — небольшое двухэтажное здание, обитое окрашенной доской, как и большинство строений по соседству, — к выезду из городка. География селения приобретала в голове Фергюса Кобба первые внятные очертания. Он уже знал, где относительно его нынешнего местонахождения находился отель, в каком направлении от своеобразного делового центра Сасквоч-Плэйс — три пересекающихся улицы с концентрацией закрытых на зиму заведений — уходила ведущая в аэропорт дорога, и понимал, что сейчас вместе с шерифом и сопровождающими их патрульными ехал в противоположную сторону. Окружающие городок ландшафты оставались неизменными — волнующаяся линия горизонта, тянущаяся вверх с острыми заснеженными пиками или проваливающаяся в темную хвойную гущу. Если бы не торчащие из белых равнин деревянные пристани, в просторных лысых опушках нельзя было бы признать замерзшие озера. Горные реки в представлении Фергюса даже зимой должны были оставаться бурными и оглушительно ревущими вокруг скалистых порогов, но под встрявшим в дорогу мостом тянулось белое недвижимое полотно припорошенного снегом ровного льда. У одного из берегов в крепкой морозной хватке застряла покосившаяся и проржавевшая баржа.       В машине стояла наполненная взаимным недовольством и раздражением тишина. Блэйз Харрингтон вглядывался в едва различимую в равномерном снежном покрове дорогу и крепко сжимал руль. Фергюс Кобб смотрел через мутное боковое окно на ослепительно белый пейзаж снаружи и думал. Что ему на данный момент было известно?       Ричард Грегори Уолш был мужчиной среднего достатка и пожилого возраста, ему было шестьдесят четыре, у него была жена, две взрослых дочери и своеобразный автомобильный бизнес: выдача денег под залог машин, выкуп и продажа подержанных авто. При такой специфике деятельности Рикки Уолш — как в слезах и заламывая руки стонала его вдова — вполне рисковал физически пострадать в родном городке в Северной Каролине, но лишился жизни в далекой Аляске, куда периодически ездил на своеобразный мужской отдых. Порой в компании друзей или брата, порой в одиночестве. Такое хобби — охота на заповедных территориях северного штата — было делом весьма затратным: перелеты с одного побережья на другое, содержание коллекции огнестрельного оружия и разрешений на него, приобретение охотничьей лицензии и прочие очевидные для посвященных, но незнакомые Фергюсу расходы.       Было ли причиной убийства ограбление? При самом Ричарде Уолше — в его разодранной светоотражающей куртке — был обнаружен бумажник со всем содержимым: кредитные карточки, наличные, водительские права. Именно по ним до проведения анализа ДНК была предварительно установлена личность. Рядом с трупом было обнаружено и ружье; его стоимость на черном рынке — плюс имевшиеся в кошельке деньги — не превышала суммы в тысячу или полторы долларов. Миссис Уолш утверждала, что с собой её супруг большого количества наличных не брал, а содержащиеся на банковском счету средства не были тронуты. Также супруга погибшего уверяла, что Ричард Уолш интересовался исключительно охотой и никогда — в массовом экскурсионном туре или самостоятельно — не пытался намывать золото. А раз так — не мог иметь при себе или в своём гостиничном номере каких-либо запасов драгоценного металла. Случайная материальная заинтересованность — без учета далеко идущих стратегических планов вроде уничтожения относительно прибыльного бизнеса — медленно выскальзывала из перечня вероятных мотивов.       Фергюс обернулся к шерифу и заговорил:       — Ричард Уолш приехал в Сасквоч-Плэйс на арендованной в Анкоридже машине. Где это авто?       Блэйз Харрингтон удивленно покосился на него.       — Вечером того же дня, как обнаружили тело, машину вернули в прокат.       — Её перед этим обыскали?       Шериф недовольно наморщил нос, отчего кустистые седые брови почти скрыли под собой глаза.       — В этом не было необходимости, — сообщил он. — Но да, её осмотрели. Там ничего не было, кроме нескольких рекламных брошюр и пустой бутылки из-под воды.       — Угу, — заключил Фергюс и снова уставился в окно. Ограбление как мотив убийства он временно — или насовсем — откинул за пределы своего внимания. Нужно было изменить ракурс. Кобб поежился в расстегнутой куртке и натянул на пальцы рукава. От предположений он перешел к подтвержденным данным. Таких в этом деле было исключительно мало: точное время смерти установить было сложно; было ли место обнаружения трупа фактическим местом совершения преступления, было неизвестно; найденные в теле фрагменты пули не поддавались идентификации или сравнительному анализу, но точно не являлись привычной для охоты картечью. И это была одна из весьма немногочисленных крупиц известной Фергюсу достоверной информации. То, что Ричард Уолш был убит не дробью, а пулей, в теории могло несколько сузить круг подозреваемых. Застрявшие в ребрах осколки металла вовсе не были способны указать на определенного человека, но давали шанс на весомое сокращение перечня возможных убийц. Впрочем, для этого требовался список всех находящихся в городе и округе в начале сен­тября людей: местных, приезжих рабочих и отдыхавших; а вместе с ним и перечень имеющегося у каждого из них оружия.       Кобб протяжно, мелодично присвистнув, вздохнул. Это была чертова куча работы, неподъемная для него одного, способная занять собой все отведенные на пребывание в Сасквоч-Плэйс пять дней. Его рука безотчетно скользнула в карман и нащупала в нём смявшуюся полупустую пачку сигарет. Фергюс покосился на шерифа. Ему почему-то очень не хотелось спрашивать у того разрешения на что бы то ни было, пусть даже такую мелочь, как закурить в машине. То ли сам по себе, то ли как неотъемлемая часть этого расследования, то ли как сочетание этих факторов Блэйз Харрингтон ему не нравился, а вместе с этим Фергюсу была противна сама мысль о том, чтобы просить его о чем-то. Он разжал пальцы, отпуская упаковку, и откинул голову на спинку сидения.