Добро пожаловать в Сасквоч-Плэйс

      Фергюс сидел, уныло подперев голову, и ковырялся вилкой в собственной тарелке. В кафе Орлы — низкорослой, но увесистой женщины с очевидной любовью к излишней цветастости — было пусто, а на доске у своеобразной барной стойки мелом и покосившимся почерком было выведено: «блюдо дня — макароны с сыром». Именно это было подано Фергюсу за выбранный им столик у окна и именно это вовсе не вызывало у него аппетита, несмотря на острый голод. Прежде он считал, что макароны с сыром в самой своей концепции были совершенно неподдающимися порче, но стоящая перед ним еда была очевидно отвратительной: одновременно расползшейся в непривлекательные обрывки и жесткие в надежно слипшихся комках макароны; расплавленные подтеки сыра горькие и неприятно вязкие; сама вермишель — пересоленная и переваренная; на дне виднелись плоские твердые обломки пригоревшей корки.       Первые несколько минут, вынеся парующую и обнадеживающую наивного Фергюса тарелку, владелица кафе покачивалась возле его стола, наседая с расспросами, и он пытался из вежливости методично отправлять в рот кусок за куском и, пережевывая их, отвечать. Но затем, к его облегчению, Орла Харрингтон, не к месту заливисто хохочущая и такая же излишне разговорчивая, как и её супруг, удалилась. И вот теперь он просто расковыривал вилкой неудавшийся обед и смотрел в окно. Сасквоч-Плэйс в каждом своём проявлении оказывался настоящим испытанием на прочность, а кафе Орлы — концентратом предельно сложной проверки на устойчивость. Фергюса окружал резкий застойный запах, вероятно, исходящий от разводов на столе, оставленных старой тряпкой. Сами столы были накрыты потрепанной клеенкой в яркий красно-белый квадратный окрас, с загибающимися и замусоленными краями, и с множеством рельефных порезов или округлых следов от слишком горячей посуды. Стены буквально наваливались и погребали под своей безапелляционной тяжестью, наполовину обитые потускневшими деревянными панелями, наполовину окрашенные в ядовитый зеленый цвет, с неравномерным промежутком прерываемый выгоревшими и покосившимися рекламными плакатами газировок и жевательных резинок.       Окно было единственным спасением от макарон и дополняющей их безобразность обстановки. Фергюс рассматривал укрытые снежными шапками строения по другую сторону улицы и надеялся, что это всё какая-то жестокая шутка его подсознания, какой-то удивительно рельефный ночной кошмар, слишком реалистичная галлюцинация. Он отчаянно хотел от этого всего проснуться, просто опустить веки, сосчитать до трех, поднять их и увидеть потолок своей тесной спальни в кондоминиуме на отшибе Шарлотт. Фергюс пробовал зажмуриваться и считать — до трех, семи и даже до двенадцати, — но открывал глаза неизменно в Сасквоч-Плэйс. Необратимость его пребывания здесь вместе с неутолимым местной кулинарией голодом наполняли его злобой, вибрирующей в своей острой потребности выплеснуться наружу. Он отбросил вилку — не хватало ему ещё париться о том, чтобы не обидеть хозяйку заведения — и резко встал.       Кредит-Юнион-Драйв встретила Фергюса порывом острого ветра, ударившего в лицо так сильно, что на короткое мгновение его дыхание сбилось: он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, словно что-то заслонило его нос, сжало горло и сплюснуло легкие. Когда он наконец смог совладать с собой, вдох получился судорожным и каким-то истерично прерывистым, внутри всё похолодело и засаднило; а выдох выплыл изо рта пушистым клубком пара, обжигая губы. Стремительно замерзающими и теряющими чувствительность пальцами Фергюс раскурил сигарету и, пытаясь заслониться от ветра капюшоном, оглянулся.       Улица, на которой его высадил шериф, пожелав приятного аппетита и осведомившись, сможет ли он после обеда самостоятельно добраться до участка, была короткой, узкой и относительно оживленной. Справа от кафе Орлы ритмично помигивала неоновой зеленой вывеской аптека, слева — продуктовый магазин с обледенелой и наполовину погруженной в сугроб вывеской «Собственная пекарня. Свежий хлеб каждое утро». Через дорогу — гладкое полотно утрамбованного снега, хранящего черные расползшиеся пятна протекающего масла, — под вывеской «Отправка и выдача посылок. Мгновенные денежные переводы. Лотерея» работало почтовое отделение. Эти функционирующие заведения — несмотря на отсутствие туристов и перевалившую за половину субботу — являлись сосредоточием видимой жизни в Сасквоч-Плэйс, и именно вокруг них происходило движение. Из аптеки с коротким звонком колокольчика вышла торопливо натягивающая варежки женщина. Она двинулась вверх по улице, тяжело и порывисто шагая, и несколько раз в сомнениях оглянувшись на курящего и переступающего с ноги на ногу Фергюса. Во вмещающем продуктовый магазин — и собственную пекарню — здании открылась боковая дверь, ведущая в тесный переулок, и оттуда прямо в мусорный бак один за другим вылетели три объемных черных пакета. На перекресток слева выехал Форд Эксплорер и грузной серебристой глыбой, громко шурша резиной, неспешно покатился вдоль Кредит-Юнион-Драйв. Доехав до следующего перекрестка, увенчанного неработающим и покачивающимся на ветру обледенелым светофором, Форд развернулся обратно и, поравнявшись с почтой, остановился.       Эти проявления привычной человеческой рутинной деятельности немного остудили пылающее внутри Фергюса пламя неприязни к Сасквоч-Плэйс и всем его невидимым — и тем самым добавляющим городку мрачности — жителям. Он опустил окурок в снежный купол, накрывающий урну, и направился к магазину. После длительного вдумчивого перемешивания несъедобных макарон с сыром он испытывал ещё более сильный голод и надеялся хотя бы в продуктовом отыскать что-то, относительно поддающееся перевариванию. Внутри магазин оказался тесно заставленным полками, хаотично заполненными продуктами, и ярко освещенным низко свисающими и монотонно гудящими лампами. В практически лишенном какой-либо систематизации ассортименте Фергюс хаотично выхватывал случайно попадавшиеся продукты, и в конечном итоге в его увесистом пакете собрались несколько упаковок еды мгновенного приготовления вроде макарон с тефтелями и порошкового пюре, несколько банок консервированной пасты и риса с фасолью; жестянка томатного супа и шестизарядная упаковка пива; несколько карманных пакетиков крекера и баночка острого плавленого сыра. Продавец провел его приглашением зайти ещё раз, а затем, как-то резко и нервно хохотнув, добавил, что не зайти не получится, ведь это единственный работающий магазин.       Фергюс предпочел проигнорировать это замечание и поторопился вернуться на Кредит-Юнион-Драйв. По другую сторону улицы у серебристого Эксплорера балансировала на одной ноге, а на колене второй удерживала объемную картонную коробку Шейла Фицпатрик. Кобб узнал её по ничем не покрытой кучерявой копне волос. Она рваными торопливыми движениями обыскивала собственные карманы, вероятно, в безуспешных поисках ключей от машины и сокрушено встряхивала головой.       — Мисс Фицпатрик!       Она обернулась на голос Фергюса, и коробка на её колене, зажатая между ней и задним крылом Форда, устрашающе накренилась.       — Простите, — подходя ближе, исправился Фергюс. — Шейла. Позвольте, я Вам помогу.       Перебегая дорогу, — скользкую и неровную — он пытался удержать равновесие и понять, зачем вообще её окликнул. Первый возникший ответ был совершенно нерациональным, но на данном этапе подходил Коббу: владелица отеля «Сасквоч-Плэйс-Инн» во всей своей смуглости и кареглазости выглядела контрастно теплой на фоне белоснежных ландшафтов самого Сасквоч-Плэйс, и что важнее — ощущалась теплее, чем все встречавшиеся Фергюсу местные. Возможно, это было обманчивое первое впечатление, возникшее лишь из-за её внешности и вопреки её отстраненному поведению, но пока Кобб был ему подвержен и не имел ничего против. По правде говоря, он по сути своей был падок на обертку, часто — осознавая возможную цену совершаемой ошибки — не заботясь о содержимом. Вероятно, это был именно такой опрометчивый случай, но когда подобные умозаключения его останавливали?       Фергюс перехватил из рук Шейлы Фицпатрик её ношу, оказавшуюся не только объемной, но и тяжелой, и в его пакете послышался глухой металлический перестук. Шейла благодарно улыбнулась ему и, коротко скосив взгляд на его покупки, заметила:       — Похоже, Вы уже успели побывать у Орлы и отчаяться.       Фергюс горько улыбнулся ей в ответ.       — Я позволил себе глупость прислушаться к Вашей рекомендации.       — Агент Кобб, — она отыскала ключи, и машина приветливо моргнула аварийкой, щелкая открываемыми замками. — Я лишь сказала, что кафе Орлы сейчас единственное открытое, но вовсе не советовала его к посещению. Напротив, я даже пыталась Вас спасти от этой участи, предлагая приготовить включенный в проживание завтрак.       Шейла открыла багажник, и Фергюс пригнулся под медленно поднимающуюся дверцу, торопясь освободить стремительно замерзающие руки от коробки. Выпрямившись, он парировал:       — Что же, больше не буду совершать ошибку и отказываться от Ваших предложений. К слову об этом: мне нужен список постояльцев, проживавших в Вашем отеле с третьего по седьмое сентября; и перечень приезжих сезонных работников, если Вы их нанимаете.       — Не нанимаю, — качнув головой, коротко сообщила она. — В сезон мне помогают ребята из индейской резервации.       — Ладно. Тогда мне нужен их перечень.       Шейла Фицпатрик недовольно прищурилась, закрывая багажник и вглядываясь в лицо Фергюса. Он заметил, как обострились углы её челюсти и как зашевелились под кожей желваки. Она была недовольна и, похоже, боролась с желанием поинтересоваться причиной такого запроса, возмутиться или и вовсе возразить, но ответила иначе:       — Ладно, — повторила она его интонацию и пригласительным жестом махнула на машину. — Тогда нам нужно вернуться в отель.       Фергюс осклабился её передразниванию, но решил не обострять. Вдова Фицпатрик — чем бы она на самом деле ни руководствовалась, избегая своей фамилии — не вызывала у него того безотчетного раздражения, которое провоцировали другие: шериф, его патрульные и его жена, владелец магазина и даже невнятный силуэт прохожей, торопливо удаляющейся от аптеки. А потому не позволил себе ничего, кроме недоброго оскала.       Он молча сел в машину. Та была относительно новой, кожа на сидениях ещё сохраняла эластичность и приятную гладкость, в салоне было чисто и витал едва уловимый травянистый аромат. Шейла повернула ключ зажигания и Форд Эксплорер отозвался тихим урчанием, подсветившиеся стрелки приборов выстрелили на полный диапазон и вернулись в начальное положение, из воздуховодов зашелестел теплый воздух.       — В Сасквоч-Плэйс, конечно, проката автомобилей нет? — без капли надежды спросил Фергюс, рефлекторно подхватив ремень безопасности и отпустив его. Отель находился за поворотом выше по улице в минуте езды.       — Конечно, нет, — подтвердила предположение Шейла Фицпатрик и покосилась на него. — Вам нужна машина?       — Да. Не хочу превращать Вашего шерифа в собственного водителя.       — Могу сдать в аренду автомобиль мужа.       — Если это Вас не затруднит.       — Не затруднит.       Она подкатила Форд к перекрестку и, оглянувшись по сторонам, по широкой дуге неторопливо развернула в обратном направлении. Фергюс рассматривал её профиль: сосредоточено поджатые губы и приподнявшаяся бровь, отчего всё лицо приобретало хитрое выражение. То, как она себя вела, как говорила, как подтрунивала над специальным федеральным агентом, указывало на опыт, знания и обеспечивающие их годы, но выглядела она очень молодо. Даже сидя близко к ней, Фергюс не мог рассмотреть никаких признаков старения, никаких зацепок для определения возраста. Кожа лоснилась здоровым блеском и морозным румянцем, вокруг глаз и рта лишь незначительно обозначились мимические углубления, волосы были равномерно глубокого шоколадного цвета. Руки, обычно выдающие возраст сполна, были гладкими и неуместно в этой глуши утонченными. Кобб одернул себя — он здесь, в этом городке и в этой машине, не за этим — и отвернулся в окно.       — Мне известно о Вашем супруге. Сожалею об утрате.       Он не увидел, но почувствовал, как быстро и твердо в него уперся её удивленный взгляд.       — Вы очень много успели узнать, агент Кобб, за эти полдня.       — Такова моя работа, — развел он руками, и Шейла Фицпатрик резко его оборвала:       — Какое отношение смерть моего мужа имеет к Вашей работе?       — Я приехал сюда расследовать убийство охотника. Ваш супруг также погиб во время охоты. Тут может быть какая-то связь.       Она качнула головой и с напором произнесла:       — Тут не может быть никакой связи. Колма накрыло лавиной, вот и всё. Он был неосторожным.       Что-то в её протесте и рьяном несогласии с предположениями Фергюса активировало его ФДД, и этот детектор ещё неотчетливо, но уже настойчиво сигнализировал о неладном. Связи и в самом деле могло не быть; могло быть так, что он просто совал нос в не касающиеся его дела, а Шейла Фицпатрик и в самом деле — даже по истечению двух лет — скорбела по своему мужу и потому реагировала так остро. А могло быть и не так.       — Почему Вы уверены, что его не убили? — спросил Кобб и, повернувшись, наткнулся на внимательный темный взгляд.       — Зачем кому-то убивать Колма?       — Зачем кому-то убивать Ричарда Уолша? — выдвинул встречный вопрос Фергюс. — Зачем вообще кому-то кого-то убивать?       Шейла отвернулась к дороге и вздохнула.       — Я не знаю Ричарда Уолша. Но я знала Колма. Его бы не тронули. Он погиб в январе два года назад, и тогда здесь были только местные. А они тут за своих горой. Такие суровые условия выживания заставляют их сбиваться в тесное верное друг другу стадо, — она ещё раз протяжно вздохнула и заключила: — Никто из здешних не убил бы Колма. Да и как можно подстроить схождение лавины, чтобы наверняка и прицельно убить?       Фергюс кивнул, потому что тоже не представлял лавину орудием преднамеренного убийства, но привык никогда ничего — даже самого сомнительного и очевидно невозможного — не исключать.       — Вы говорите про местных «они», а не «мы», — заметил он после короткой паузы. — Вы не здешняя?       Шейла подкатила автомобиль к темной глыбе своего отеля и, остановив его, но не заглушив, обернулась к Фергюсу. Кивнув, она ответила:       — Не здешняя. Я родилась и выросла в Колорадо. Мои родители купили эту гостиницу и переехали сюда, когда я была подростком. В пятнадцать сложно стать своей в месте, к которому не принадлежишь.       Она повернула ключ, и в машине разом стало очень тихо. В этой гулкой пустоте приглушенный голос Шейлы зазвучал взволнованно и даже напугано. Фергюс напрягся.       — Это очень тесная община, агент Кобб. Они могут казаться Вам приветливыми, обычными жителями захолустья, но это какая-то особая группа. Они едины. Поверьте, они не могли убить Колма. Но могли бы убить любого извне, угрожающего кому-то из них.