Добро пожаловать в Сасквоч-Плэйс

      Тойота Тундра хмуро смотрела на Фергюса мутным исцарапанным стеклом погашенных фар. Кругляш эмблемы и гордо втиснутый в пыльную радиаторную решетку значок V8 покрылись неравномерным ржавым налетом, по периметру капота тоже проступали красные пятна коррозии. На переднем левом крыле виднелась неаккуратная клякса шпаклевки, а через правый габарит тянулась загрязнившаяся от времени трещина. Но в остальном автомобиль почти двадцатилетней давности выглядел весьма сносно. Фергюс ожидал увидеть спустившие колеса, затянутое паутиной подкапотное пространство и погибший от одиночества и безделья аккумулятор. Но Тойота была на ходу. Счетчик на приборной панели насчитал почти сто девяносто тысяч миль пробега, стрелка спидометра застряла на половине шкалы и почти не сдвигалась с места, а указатель уровня топлива обнадеживающе сигнализировал о наличии бензина в баке.       — Руль постоянно тянет влево, — предупредила, протягивая ключи, Шейла Фицпатрик. Её голос отдался коротким слабым эхом от голых стен и бетонного пола. — Будьте осторожны.       Пикап с потертой и запятнанной тканевой обивкой, треснувшим пластиком приборной панели, застойным пыльным запахом и кривизной руля был максимально далеким от представлений Фергюса о хорошем автомобиле, но мог избавить его от постоянной вынужденной компании шерифа и вездесущего морозного ветра. Кобб сомкнул пальцы вокруг брелка и ответил:       — Спасибо. Включите это в общий счет, пожалуйста.       Шейла коротко улыбнулась ему и кивнула. Они стояли в её просторном гараже, за двумя автоматически поднимающимися воротами которого легко вмещались две массивных машины, несколько захламленных стеллажей и резонирующая эхом пустота. Предоставив Фергюсу запрошенные им списки — постояльцев «Сасквоч-Плэйс-Инн» в начале осени и сезонных работников гостиницы из числа местных индейцев — Шейла Фицпатрик привезла его к своему дому, прячущемуся за частоколом заснеженных сосен в самом конце Маунтейнвью-Драйв, где улица переходила в ведущее к аэропорту шоссе. Здание было одноэтажным, обособленно приютившимся на небольшой опушке соснового бора, обитым голубой доской и поблескивающим разноцветными витражными вставками в окнах. На белой входной двери вензелями потемневшего металла висел номер — 1246, а на торчащем из сугроба почтовом ящике в самом начале подъездной дорожки Фергюс различил затертую надпись «Мистер и Миссис Фицпатрик».       Всё это выглядело вполне обычным и даже достаточно красочным в той мере, в которой Кобб в виду своей некоторой неотесанности мог эту красочность воспринимать, но ощущалось странно, холодно и отчужденно. Голубой дом на окраине хранил не только старый автомобиль, имя и память о погибшем жильце, но и болезненное нежелание вдовы говорить об этом и её мрачное восприятие горожан. Слова Шейлы о способности местных пойти на убийство ради одного из общины засели в голове Фергюса и вращались красным сигнальным огнем. Что она имела в виду: свою крайнюю нелюбовь к этому месту или страх перед здешними жителями? Это была метафора, крайнее преувеличение или выражение подозрения и даже осведомленности о причастности селения к чьей-то смерти?       Когда он, нахмурившись, переспросил Шейлу:       — Что Вы имеете под этим в виду? — она коротко передернула плечами и ответила, что ничего, кроме того, что, собственно, сказала.       — Я лишь пытаюсь Вам объяснить напрасность поисков связи между Колмом и этим убитым мистером…       — Ричардом Уолшем, — подсказал Фергюс, и она, снова поведя плечами, бесцветно повторила:       — Ричардом Уолшем.       Кобб отвлекся от разглядывания предоставленного ему в пользование автомобиля и обернулся. Шейла Фицпатрик стояла, обхватив себя руками, и блуждала рассеянным взглядом по цементному полу.       Фергюс редко вовлекал себя в представления вроде разделения на плохого и хорошего дознавателя, блефа насчет наличия неопровержимых доказательств или получения от подельника чистосердечного признания — эти приемы действительно эффективными оказывались нечасто. Он предпочитал обрушивать на свидетелей или подозреваемых настоящий камнепад вопросов, повторяться, перефразировать и торопить с ответом, путая и загоняя в угол. Так он часто ловил допрашиваемых на лжи, обнаруживал прежде неизвестные детали или нащупывал ранее незамеченные пробелы в сведениях. А ещё чаще подозреваемые, стоило им очутиться в полицейском участке, начинали говорить безо всякого принуждения. Они были напуганы, многие из них искренне сожалели о содеянном, а некоторые — в особенности те, кто перед поимкой успел совершить серию убийств — испытывали извращенную гордость и нездоровый трепет. Последние были особо разговорчивыми. В отличие от тех, кто убивал по неосторожности, не рассчитав собственные силы в пылу гнева или страха, маньяки и серийные убийцы, тщательно планирующие каждое своё действие, получали, казалось, наивысшее удовольствие, признавая свою вину и выплескивая на детективов мельчайшие детали своих преступлений. Нескольких из них Фергюсу даже хотелось заткнуть, будто с каждым словом их скользкое безумие могло перетечь в него самого.       Он рассматривал тонкую фигуру Шейлы Фицпатрик, изучал выражение её лица и приценивался — стоило ли задавать вопросы. Даже если она лгала, — намерено или по незнанию — и связь между гибелью её мужа и смертью Ричарда Уолша всё же имелась, Кобб её не видел, поскольку известно ему было исключительно мало. Таким же бесполезным для расследования было и мнение вдовы Фицпатрик о горожанах — на этом этапе Фергюс не мог ни исключать вероятности того, что убийца был из местных, ни концентрироваться исключительно на жителях городка. На момент смерти мистера Уолша в Сасквоч-Плэйс находилось много приезжих, и именно выяснением их личностей он собирался себя занять.       Получалось так, что объективных причин дольше оставаться в гараже Шейлы Фицпатрик не было, и лишь что-то субъективное, вроде пикантно запавшей под её нижней губой тени, удерживало Фергюса на месте. Это было как минимум несвоевременно, а как максимум — бесперспективно, судя по холодной и решительной отстраненности вдовы. Она очевидно избегала смотреть на него и лишь молча ждала его ухода, а потому он коротко кашлянул, прочищая горло, и спросил:       — Не подскажете, где можно найти владельца отеля «Аляскиан», мистера Мёрдока?       Шейла вскинула голову, на мгновенье уперев прямой взгляд в лицо Фергюсу, а затем повернулась и шагнула к одному из стеллажей.       — Он живет в самом конце Франклин-Стрит, — ответила она, одну за другой подвигая к краю полки несколько картонных коробок и заглядывая в них. — Старый дощатый дом с захламленной верандой. Скорее всего, он там, пьяный в стельку. Или, если повезет, найдете его в ликеро-водочном или на пути туда.       Она отвлеклась от коробок, сделала шаг назад, задумчиво осмотрела стеллаж, а затем, выдав короткое победное:       — Ага! — приподняла крышку с пластикового контейнера и достала оттуда глянцевый флаер. Подойдя обратно к Фергюсу, она протянула находку ему.       — Вот, — добавила она. — Это единственная карта города, которая у меня имеется. Она мелкого масштаба и здесь отмечены туристические места и магазины, но тут есть названия улиц.       Шейла наклонилась вперед, заглядывая в отданную Коббу карту, и он смог уловить сладко-химический аромат средства для стирки, исходящий от её светлого шерстяного свитера.       — Вам нужно… сюда, — она ткнула длинным тонким пальцем в раздваивающуюся извилистую улочку на самой окраине, чуть ниже синего кругляша озера. — Это дом Мёрдока. А вот тут, — показала она в прямоугольник строения в квартале от отеля «Сасквоч-Плэйс-Инн», — ликеро-водочный на Малдоун-Роуд. Если не найдете его ни там, ни там, поднимитесь по Малдоун-Роуд к Шотер-Стрит, там живет сестра Мёрдока. Когда ему становится скучно, он выпивает с её мужем.       Фергюс следил за передвижением её пальца по гладкой цветной поверхности листка. Городок умещался на небольшом рекламном проспекте и был шестью застроенными кварталами, разделенными пересекающимися под прямым углом улицами, и двумя виляющими лентами дорог, расходящимися в противоположные стороны прочь от города. Сасквоч-Плэйс протянулся вдоль огибающей его реки Юкон, втиснувшийся между гор и голубых глазниц трех небольших озер.       — Если доедете до центра и услышите слева от Вас брань и крики — Вам туда. Это сестра Мёрдока выгоняет пьяницу-брата, — договорила Шейла, убрала палец и отступила назад, снова обхватывая себя руками — в гараже даже с опущенными дверями было довольно прохладно. Каждое слово мисс Фицпатрик выплывало из её рта белесым облаком.       — А Вы хорошо знаете Мёрдока, — отметил Фергюс, складывая флаер и отправляя его в карман к смятой стремительно пустеющей пачке сигарет.       — Мы все здесь друг друга хорошо знаем, — ответила она сухо. — Удачи Вам.       — Благодарю.       Он обогнул высокую состарившуюся морду Тойоты и подошел к водительской дверце. Шейла Фицпатрик вскинула руку с зажатым в пальцах пультом, и одна из дверей медленно поползла вверх, впуская внутрь гаража солнечный свет и морозное дуновение.       — И, агент Кобб! — донеслось ему в спину, когда он почти забрался в машину и убирал ногу с проржавелой подножки. — Следите за временем: тут рано вечереет. Снаружи в темноте небезопасно, особенно на окраине города и за его пределами. Дикие животные и всё такое.       Фергюс почти было высунулся обратно из машины, чтобы уточнить, какое всё такое Шейла Фицпатрик имела в виду, но она уже скрылась за стеллажами, и ему ничего не осталось, кроме завести надрывно прокашлявшуюся Тундру и задом выехать из гаража. С трудом развернув габаритный неповоротливый пикап между наметенными по обе стороны от подъездной дорожки сугробами, Кобб вытянул телефон и сверился со временем. Перевалило за два часа дня, и солнце, хоть всё ещё висело ярким диском высоко в ясном небе, уже приближалось к остриям заснеженных горных пиков и грозило в течение нескольких часов за ними скрыться.       Кобб потянулся к пакету с продуктами на соседнем сидении, выудил оттуда пачку крекера и вкинул в рот сразу несколько штук. Утерев с пальцев соленые крошки, он ткнул в кнопку включения затертой магнитолы. Прокручивание шайбы настройки радиоволны лишь изменяло громкость скрежетания помех, но не ловило никаких передач. В старомодном кассетном приемнике — Фергюс не помнил, когда в последний раз сталкивался с такими — оказалось пусто, как и в подлокотнике и бардачке. Никаких кассет и, уж тем более, никаких дисков с музыкой. Так, отправив в рот очередную порцию крекера, под аккомпанемент его мерного хруста между зубов, скрипа снега под колесами и грубого урчания двигателя, Кобб двинулся обратно в город.